- Сохрани меня боже от веры в мощи папистов! - воскликнул Мержи. - Но, если мне суждено сегодня пасть, я хочу, чтобы она знала, что перед смертью я имел на груди этот залог.
- Какая суетность! - воскликнул капитан, пожимая плечами.
- Вот письмо к матушке, - сказал Мержи, слегка дрожащим голосом.
Жорж взял письмо, ни слова не говоря, и, подойдя к столу, открыл маленькую библию и принялся за чтение, чтобы чем-нибудь наполнить время, покуда брат кончал одеваться и завязывал множество шнурков и ленточек, которые тогда были необходимой принадлежностью одежды.
На первой попавшейся ему на глаза странице он прочел следующие слова, написанные рукою его матери:
"1 мая 1547 года родился у меня сын, названный Бернаром. Наставь его, боже, на путь свой и сохрани его от зла".
Он до боли закусил губу и отбросил книгу. Мержи заметил это движение и подумал, что брату в голову пришла какая-нибудь нечестивая мысль. С серьезным видом вложил он библию обратно в вышитый футляр, и запер в шкаф со всеми знаками величайшего почета.
- Это библия моей матери, - сказал он.
Капитан ходил по комнате, ничего не отвечая.
- Не пора ли уж итти? - спросил Мержи, пристегивая к поясу свою шпагу.
- Нет еще, мы еще успеем позавтракать.
Оба сели за стол, уставленный пирогами разного сорта, между которыми стоял большой серебряный жбан с вином. За едою они, не спеша и с видимым интересом, оценивали качество вина, сравнивая его с другими сортами из капитанского погреба. Этими пустыми разговорами каждый старался укрыть от собеседника подлинные мысли, занимавшие голову.
Капитан поднялся первым.
- Пойдем, - сказал он внезапно потускневшим голосом.
Он надвинул шляпу низко на лоб и стремительно сбежал по лестнице.
Оба сели в лодку и переплыли через Сену. Лодочник, по выражению лиц догадавшийся о причинах поездки в Пре-о-Клер, проявлял большое усердие и, не прекращая энергичной гребли, рассказывал им со всеми подробностями, как в прошлом месяце двое господ, из которых один назвался Коменжем, удостоили его чести найма лодки, чтобы в ней драться спокойно, не боясь помехи. Партнер по дуэли с господином Коменжем, фамилию которого лодочник, к своему сожалению, забыл, упал головою в реку, и лодочнику так и не удалось достать его из воды.
В минуту причала Мержи с братом заметили лодку с двумя пассажирами, пересекавшую реку на сто шагов ниже.
- Вот и они, - сказал капитан, - побудь здесь. - С этими словами он побежал к лодке, в которой ехали Коменж и виконт Бевиль.
- Ах, это ты! - воскликнул последний. - Скажи же, пожалуйста, кого же Коменж сейчас убьет: тебя или твоего брата?
Бевиль обнял Жоржа со смехом. Капитан и Коменж обменялись церемонными приветствиями.
- Сударь, - обратился капитан к Коменжу, освобождаясь от объятии Бевиля, - я считаю, что на мне лежит долг сделать еще попытку предотвратить губительные последствия ссоры, не вызванной поводом, затрагивающим честь; я уверен, что мой друг, - он указал на Бевиля, - присоединит свои усилия к моим.
Бевиль ответил отрицательной ужимкой.
- Мой брат очень молод, - продолжал Жорж. - Он человек без имени и без опыта в деле поединка. Ясно, что отсюда следует некоторое принуждение, в силу которого человек должен высказать себя больше, чем кто-нибудь другой, со стороны способностей известного рода. Вы же, сударь, наоборот, имеете вполне завершенную славу, и ваша честь только выгадает, если вы соблаговолите перед господином Бевилем и мною признать, что только по неосмотрительности…
Коменж прервал его взрывом сильнейшего хохота.
- Да вы что, шутите, что ли, дорогой капитан? Или вы считаете меня способным ни свет ни заря бросить в постели мою любовницу… переплывать реку - и все это для того, чтобы извиниться перед какой-то дрянью?
- Вы забываете, милостивый государь, что лицо, о котором вы говорите, приходится мне братом и что ваши слова оскорбляют…
- Пусть он будет хоть вашим отцом, мне никакого дела нет до этого, равно как и до всей вашей семьи.
- Ну, в таком случае, милостивый государь, с вашего разрешения вам придется иметь дело со всей семьей, и так как я старший, то вы начнете с меня.
- Прошу прощения, господин капитан, по существующим правилам дуэли я обязан биться с тем лицом, которое меня вызвало раньше. Ваш брат имеет право на первенство, неоспоримое право, как говорится в суде, а когда я его прикончу, можете мною располагать.
- Это совершенно правильно, - воскликнул Бевиль, - и я со своей стороны не могу допустить, чтобы было иначе.
Мержи, удивленный, что разговор так затянулся, тихо приблизился. Он подошел как раз вовремя, потому что услышал, как брат осыпает Коменжа всевозможными оскорблениями, вплоть до выкрика: "трус", между тем как Коменж на все отвечал с непоколебимым хладнокровием:
- После вашего брата я займусь вами.
Мержи схватил брата за руку:
- Жорж, - воскликнул он, - так-то ты мне помогаешь: ты хочешь, чтобы я был для тебя тем, чем пришлось тебе быть ради меня! Милостивый государь, - сказал он, оборачиваясь к Коменжу, - я к вашим услугам: мы можем начать, когда вам угодно.
- Я хочу сейчас, - ответил тот.
- Вот это превосходно, дорогой мой! - воскликнул Бевиль, пожимая руку Мержи. - Если я сегодня не зарою тебя в землю с чувством глубокого сожаления, то ты пойдешь далеко, милый малый!
Коменж скинул камзол и развязал ленты на туфлях в знак того, что он не измерен ни на шаг сдвинуться с места. Это была мода профессиональных дуэлистов. Мержи и Бевиль последовали его примеру. Лишь капитан не сбросил даже своего плаща.
- Что же ты, друг Жорж, - спросил Бевиль, - разве ты не знаешь, что тебе придется сцепиться со мной? Мы не из тех секундантов, что, сложа руки, смотрят, как дерутся друзья. Мы применяем андалузские правила.
Капитан пожал плечами.
- Ты что же, думаешь, что я шучу? Клянусь честью, тебе придется со мной драться.
- Ты безумец или дурак, - холодно произнес капитан.
- Чорт возьми, ты отдашь мне отчет за оба словечка или вынудишь меня… - он замахнулся шпагой в ножнах, словно хотел ударить Жоржа.
- Ты этого захотел, - сказал капитан. - Будь по-твоему, - и в мгновение ока скинул свой камзол.
Коменж с совершенно неподражаемой грацией вскинул шпагу в воздух, и ножны слетели с лезвия в мгновение ока, упав в двадцати шагах.
Бевиль хотел сделать то же, но только наполовину скинул ножны, а это считалось не только признаком неловкости, но и дурной приметой.
Братья обнажили свои шпаги с меньшим блеском и отшвырнули ножны руками, так как ножны могли им помешать. Каждый встал в позицию против партнера с обнаженной шпагой в правой руке и с кинжалом в левой.
Четыре клинка одновременно скрестились.
Посредством приема, именовавшегося тогда у итальянских фехтовальщиков "siscio di spada e cavare alia vita" и состоящего в том, чтобы противопоставить слабому материалу сильный и таким образом отвести оружие противника, Жорж с первого удара выбил шпагу из рук Бевиля и приставил острие своей шпаги к его сердцу. Но вместо того, чтобы вонзить ее, он холодно и спокойно отвел оружие.
- Наши силы неравны, - сказал он, - берегись меня разозлить.
Бевиль покрылся бледностью при виде шпаги Жоржа на таком близком расстоянии от своей груди. Немного сконфуженный он протянул ему руку, и оба, воткнувши шпаги в землю, стали заниматься только наблюдением главных действующих лиц этой сцены.
Мержи был храбр и хладнокровен. Он обладал вполне достаточными знаниями фехтовального искусства, и его запас физических сил был больше, чем у Коменжа, на котором, повидимому, сказалось утомление предшествующей ночи. В течение некоторого времени он ограничивался осторожными парадами, отступая, когда Коменж слишком приближался, и не переставая угрожать его лицу концом своей шпаги, одновременно прикрывая собственную грудь кинжальной чашкой. Это неожиданное сопротивление раздражило Коменжа; было заметно, как он покрывался бледностью. У человека столь храброго, как он, бледность могла быть только признаком гнева. Он продолжал нападать с удвоенной яростью. При одном из выпадов он очень ловко отбил шпагу Мержи нижним ударом кверху и, напав с настойчивостью, неминуемо пронзил бы его насквозь, если бы не случайное обстоятельство, похожее на чудо и испортившее этот удар: острие рапиры встретило ладанку из гладкого золота и, скользнув по ней, сделало косой укол; вместо того чтобы вонзиться, шпага проткнула только кожу и, пройдя вдоль пятого ребра, вышла всего лишь на расстоянии двух пальцев от входного отверстия шпаги. Не успел Коменж вынуть свое оружие, как Мержи ударил его в голову кинжалом с такой силой, что сам потерял равновесие и упал наземь. Коменж упал одновременно, так что секунданты сочли их обоих убитыми.
Мержи немедленно вскочил, и первым его движением было поднять шпагу, выскользнувшую из рук во время падения.
Коменж лежал неподвижно.
Бевиль слегка приподнял его. Лицо было залито кровью, и, стерев ее, Бевиль увидел, что кинжал проткнул глаз и что друг его убит наповал, ибо клинок глубоко вошел в мозг.
Мержи глядел на труп застывшим взглядом.
- Ты ранен, Бернар? - сказал капитан, подбегая к нему.
- Ранен? - спросил Мержи. И только теперь он заметил, что вся рубашка у него смочена кровью.
- Это ровно ничего не значит, - сказал капитан. - Это скользящий удар. - Он остановил кровь платком и попросил Бевиля дать его платок, чтобы сделать перевязку. Бевиль опустил на траву тело, которое он держал, и подал Жоржу свой платок и платок Коменжа, вынутый из камзола убитого.
- Бог ты мой, приятель, какой дьявольский кинжальный удар! У тебя бешеная рука. Чорт меня возьми! Что скажут теперь господа утонченные дуэлисты Парижа, если появятся молодцы из провинции вроде вас? Скажите на милость, сколько раз вы дрались на дуэли?
- Увы, - ответил Мержи, - это всего первый раз. Но ради бога, окажите помощь вашему другу.
- Чорта с два! Вы его так ладно пристроили, что он не нуждается ни в какой помощи: клинок в мозгу. Удар такой жесткий и сильный, что… взгляните-ка на эту кровь, на эту щеку: кинжальная рукоятка вошла туда, словно печать в мягкий воск.
Мержи задрожал всем телом, и крупные слезы капля за каплей потекли у него по щекам.
Бевиль поднял кинжал и внимательно стал смотреть на кровь, наполнявшую выемки клинка.
- Вот и инструмент, которому младший брат Коменжа должен поставить толстую свечу: этот прекрасный кинжал сделал его наследником богатейшего состояния.
- Уйдемте отсюда, уведи меня отсюда, - сказал Мержи угасшим голосом, хватая брата за руку.
- Не сокрушайся, - сказал Жорж, помогая брату надеть камзол. - В конце концов человек, которого ты сейчас убил, не слишком уж вызывает сожаление.
- Бедный Коменж! - воскликнул Бевиль. - И сказать только, что убил тебя юнец, дравшийся первый раз в жизни, тебя, дравшегося сотни раз. Бедный Коменж!
Этими словами завершилась надгробная речь Бевиля.
Бросив последний взгляд на друга, Бевиль заметил часы, висевшие согласно обычаю тогдашнего времени у покойного на шее.
- Чорт возьми! - воскликнул он. - Ты уже не интересуешься знать, который теперь час!
Говоря так, он снял часы и спрятал себе в карман, пробормотав, что брат Коменжа и без того будет богат, а ему хочется иметь что-либо на память о друге.
Так как братья собрались уже итти, он крикнул им, торопливо надевая камзол:
- Подождите меня! Эй, господин Мержи, вы забыли свой кинжал. Не потеряйте его, смотрите! - он вытер рубашкой убитого клинок кинжала и побежал вдогонку за молодым дуэлистом.
- Утешьтесь, дорогой мой, - сказал он ему, когда все садились в лодку, - не делайте плачущего лица, послушайте моего совета: вместо того чтобы плакать, отправляйтесь сегодня же к вашей новой любовнице. Ну, перевозчик, греби так усердно, словно ты добиваешься в награду целой пистоли. Вон приближаются к нам люди с алебардами. Эти господа - сержанты из Нельской башни, а нам едва ли нужна встреча с ними!
Глава двенадцатая
БЕЛАЯ МАГИЯ
Сегодня ночью приснились мне дохлая рыба и битые яйца, а от господина Анаксарка я узнал, что битые яйца и дохлая рыба означают несчастье.
Мольер , "Великолепные любовники".
Люди, вооруженные алебардами, были караульщики из военного дозора, всегда находившегося по соседству с Пре-о-Клером, чтобы во всякую минуту быть наготове прервать ссоры, обычно разрешаемые на этой классической земле дуэлей. В силу укоренившейся привычки они двигались очень медленно, чтобы притти к тому моменту, когда дело будет уже закончено. Это было вызвано тем, что их попытки восстановить мир большею частью встречали весьма неблагосклонный прием. И неоднократно бывало так, что непримиримые враги на время мирились - лишь бы соединенными силами отразить вмешательство солдат, стремящихся развести противников. Таким образом, обязанность этих дозорных чаще всего сводилась к тому, что они оказывали помощь раненым и уносили тела убитых. Так и на этот раз обязанности стражи свелись к тому, чтобы выполнить последнюю задачу, которую они по обыкновению довели до конца, то есть опорожнили карманы несчастного Коменжа и поделили между собой его одежду.
- Дорогой мои друг, - сказал Бевиль, оборачиваясь к Мержи, - могу вам дать совет: пусть вас как можно скорее тайно переправят к господину Амвросию Паре; он удивительный человек на случай, если нужно заштопать какую-нибудь рану. Правда, он еретик, вроде самого Кальвина, но его познания пользуются такой славой, что к его помощи прибегают самые завзятые католики. До нынешнего дня лишь одна маркиза Буасьер избрала храбрую смерть, чтобы не обращаться к гугеноту ради спасения жизни. Таким образом, я закладываю десять пистолей за то, что она уже находится в раю.
- Рана - это вздор, - сказал Жорж, - не пройдет и трех дней, как она затянется, но у Коменжа есть в Париже родственники, и я боюсь, как бы они не приняли его смерть слишком близко к сердцу.
- Да, да, у него осталась мать, которая приличия ради почтет своим долгом возбудить против нашего друга судебное преследование. Ба! просите о помиловании через господина Шатильона. Король немедленно согласится: ведь он как воск в руках адмирала.
- Мне хотелось бы, если это возможно, - произнес Мержи слабеющим голосом, - мне хотелось бы, чтобы адмирал ровно ничего об этом не знал.
- Но почему же? Неужели вы думаете, что эта сивая борода рассердится, узнав, как молодецки протестант отправил на тот свет католика.
Мержи ответил только глубоким вздохом.
- Коменж слишком известен при дворе, чтобы смерть его не возбудила толков, - произнес капитан, - но ты исполнил долг дворянина, и во всей этой истории нет ничего такого, что могло бы тебя обесчестить. Я давно не был у старого Шатильона, и вот прекрасный случай возобновить с ним знакомство.
- Так как просидеть под арестом никогда не доставляет удовольствия, даже если это всего лишь несколько часов, - заговорил Бевиль, - то я увезу твоего брата в такой дом, где никому в голову не придет его отыскивать. Там он будет находиться в полном спокойствии, пока его дело не уладится, так как я весьма сомневаюсь в том, чтобы его, как еретика, пустили в какой-нибудь монастырь.
- Благодарю вас за предложение, сударь, - сказал Мержи, - но принять его я не могу. Согласившись на него, я могу поставить вас в неловкое положение.
- Ничуть, ничуть, мои дорогой; к тому же разве нельзя оказать кой-какие услуги своим друзьям? Тот дом, куда я вас намерен поместить, принадлежит одному из моих двоюродных братьев, который в настоящую минуту не проживает в Париже. Дом находится в моем распоряжении. Там даже есть некто, могущий о вас позаботиться: старушка, весьма полезная молодым людям и вполне преданная мне. Она обладает познаниями в магии, медицине и астрономии. Чем только она ни занимается! Но самый лучший ее талант - это талант сводни. Порази меня гром и молния, если она откажется по моей просьбе вручить любовную записку хотя бы самой королеве.