А ведь выжившие воины Этельхельма, прижатые к воротам с той стороны, были их союзниками, всего-то и оставалось, что пересилить и выдавить наружу дюжину воинов Гербрухта, но вместо этого враги пали. Отряд Финана, обрушившийся на перепуганного врага, никого не оставил в живых. Каменистые ступени залило потоками крови, и увидевший это побоище Гербрухт вывел своих людей из арки ворот и ринулся вверх по холму. К тому времени как я добрался до Верхних ворот, воинов моего кузена уже перебили или взяли в плен.
- Нам нужны пленники? - прокричал мне Финан.
На коленях стояли человек тридцать, все подняли руки, показывая, что у них нет оружия. Человек пятнадцать умирали или лежали мертвыми после жестокой атаки Финана. Никто из его воинов не получил ни царапины, насколько я понял.
Мне не нужны были пленные, но я и не хотел убивать этих людей, по большей части юнцов. Многие наверняка сыновья арендаторов Беббанбурга или внуки людей, которых я знал в детстве. Если я одержу победу, они станут служить мне, станут моими арендаторами, даже моими воинами, но не успел я выкрикнуть ответ, как раздались удары в ворота.
- Гербрухт! - гаркнул я. - Вернись на боевую площадку!
- Да, господин!
- Гербрухт! Ты молодец!
Из-за Морских ворот донесся голос:
- Сжальтесь! Впустите нас!
Человек снова заколотил по воротам. Я подозревал, что это один из уцелевших воинов Этельхельма, из тех, что остались оборонять корабли и были перерезаны скоттами и норвежцами Эйнара. Мне, как и Финану, тоже было их жаль. Их привели на это неприветливое побережье и кинули в безжалостную битву против диких северян.
Было бы милосердно открыть ворота и впустить выживших, а некоторые саксы даже могли бы сражаться на моей стороне, но я не хотел рисковать. Морские ворота останутся закрытыми, а это значит, что воины Этельхельма окажутся в ловушке за стеной и погибнут, а те, что попали к нам в плен, останутся в крепости.
- Финан, - позвал я, - раздень пленных догола! А их оружие перебрось через стену!
Я бы предпочел выгнать пленных из крепости, но это обрекло бы их на смерть. Достаточно их раздеть и разоружить. Так они станут беззащитными.
Стук в ворота прекратился, и я услышал яростный рев, когда Гербрухт швырнул с крепостной стены камень. Человек выкрикивал проклятья на норвежском, а значит, теперь за Морскими воротами остались только люди Эйнара и скотты. И те, и другие - враги моего кузена.
- Хорошенько за ними присматривай! - крикнул я Гербрухту.
- Они не проникнут внутрь, господин! - отозвался он.
И я ему верил.
- Отец, - мой сын протолкнулся сквозь сгрудившихся у Верхних ворот воинов и прикоснулся к моей руке, - тебе лучше на это посмотреть.
Я последовал за ним через Верхние ворота и увидел, что в центре крепости формируется стена из щитов. Она начиналась у подножия высокого утеса, где стояла церковь и главный дом, и простиралась до самой крепостной стены, выходящей к морю. Над центром строя развевался флаг, мой флаг с волчьей головой, а под ним стоял мой кузен, наконец собравший свои силы. Его воины колотили мечами по щитам и топали ногами. У церкви формировалась стена из щитов поменьше, и обе стены находились выше нас.
- Сколько их? - спросил я.
- У нижней скалы - сто восемьдесят, - ответил сын, - и тридцать у церкви.
- Значит, силы почти равны.
- Хорошо, что ты не умеешь считать, - сказал мой сын, причем куда веселей, чем следовало бы, - а кроме того, эти ублюдки еще подходят, - он показал на большой отряд, влившийся в центр стены из щитов моего кузена - воины разошлись, чтобы дать место.
Я решил, что это гарнизон Верхних ворот, и мой кузен вызвал этих воинов, посчитав, что стража Нижних ворот отразит любую атаку скоттов. Теперь я мог лучше рассмотреть кузена. Он был верхом, в сопровождении трех всадников со знаменем, в центре большой стены из щитов у нижней скалы.
- Он разжирел, - заметил я.
- Разжирел?
- Мой кузен.
Он и впрямь выглядел тяжеловатым на крупном скакуне. Кузен находился слишком далеко, чтобы рассмотреть лицо под шлемом, но я видел, что он уставился на нас, пока его воины молотят мечами по щитам.
- Сначала разделаемся с ним, - мстительно произнес я. - Убьем ублюдка и посмотрим, останется ли у кого-нибудь из его людей желание драться.
Некоторое время мой сын молчал. Потом я заметил, что он смотрит на вершину Беббанбурга.
- Ох, Боже милосердный! - воскликнул он.
Потому что прыгающий олень пробрался в Беббанбург.
- Боже, как они проникли внутрь? - спросил сын, теперь уже безрадостным тоном, просто ошеломленно, потому что на самом высоком утесе крепости появились воины в красных плащах - люди Этельхельма.
Они носили кольчуги и строились в новую стену из щитов, а увидев, как нас мало, радостно завопили. Воины Финана, стоящие внизу, у Морских ворот, еще не попали в их поле зрения, и люди Этельхельма, наверное, решили, что нас меньше сотни.
- Боже святый, как они сюда проникли? - повторил сын.
У меня не было ответа, и я промолчал. Я пересчитал воинов в красных плащах и понял, что их не меньше шестидесяти, а с южной стороны крепости подходили всё новые, присоединяясь к стене из щитов моего кузена. Сам он, приободренный появлением союзника, кричал что-то своим людям, как и два священника, что обращались к растущей стене щитов, наверняка заверяя воинов в том, что пригвожденный бог желает нам смерти. А на самом верху стоял Этельхельм в темном плаще и сверкающей кольчуге. Рядом с ним тоже был священник, он шел вдоль стены из щитов и благословлял воинов, готовых нас убивать.
Полные мести норвежцы поджидали нас за воротами, а внутри смерть уже строила две стены из щитов. Мне уже приходилось вести людей в безнадежные атаки, а потом в панике отступать. Но хуже всего, что я дал врагу время оправиться от неожиданности и выстроить свои силы, хотя, увидев поджидающего нас врага, я почувствовал, что ожил. Меня ранили в правое бедро - тот копьеносец с воплями умер в переулке. Я дотронулся до раны и увидел на пальцах кровь. Я растер кровь по нащечникам и поднял ладонь к небу.
- Тебе, Тор! Тебе!
- Ты ранен, - сказал Утред-младший.
- Пустяки, - отмахнулся я и засмеялся.
Я до сих пор помню тот смех, и как мой сын озадаченно нахмурился. Но лучше всего я запомнил внезапную уверенность, что боги со мной, что они будут сражаться на моей стороне, а мой меч будет их мечом.
- Мы победим, - сказал я.
Я почувствовал прикосновение Одина или Тора. Я никогда не чувствовал себя бодрее и увереннее. Я знал, что это не ошибка и не грезы.
Я пришел в Беббанбург, и Беббанбург станет моим.
- Рорик! - позвал я. - Рог при тебе?
- Да, господин.
Я протиснулся сквозь толпящихся воинов обратно к Верхним воротам. Финан привел пятьдесят человек вниз по ступеням на подмогу маленькому отряду Гербрухта, и они по-прежнему оставались там - перебрасывали оружие, кольчуги и одежду пленников через высокую каменную стену.
И тут я понял: люди часто видят то, что хотят увидеть. Мой кузен видел сотню врагов, толпящихся у северных ворот, и ему наверняка показалось, что мы отступаем и теперь зажаты между его превосходящими силами и злобными норвежцами снаружи. Он видел победу.
Этельхельм видел то же самое. Он умел считать и понимал, что нас куда меньше и мы стоим ниже по склону. Он видел, что мы в ловушке, и когда солнце скрылось за западными холмами, он с ликованием уверился в том, что отомстит.
Но я очнулся от грез и внезапно осознал, как в этот день будут сражаться мои волки.
- Финан, - крикнул я, - пока не услышишь рог, держи своих людей вне поля зрения. А тогда оставь шестерых в помощь Гербрухту и приводи к нам остальных. Будешь замыкать строй!
Нужды еще что-либо объяснять не было. Когда Финан выведет свой отряд, он сам поймет, чего я от него хочу. Он кивнул, и почти в то же мгновение церковный колокол, трезвонивший с тех пор как мы ворвались в крепость, умолк, и воины моего кузена проревели боевой клич.
- Что происходит? - спросил Финан.
- Этельхельм как-то пробрался внутрь. У него человек шестьдесят или семьдесят. Теперь нас меньше.
- Намного?
- Намного.
Финану, наверное, передалось мое настроение, потому что он широко улыбнулся. А может, он просто пытался приободрить своих людей, которые всё слышали.
- Так эта сволочь Этельхельм все-таки там, - сказал он. - Нас меньше, а они стоят на холме. Это значит, что мы атакуем?
- Ну конечно! - прокричал я в ответ. - Дождись, пока дважды протрубит рог, и выступай!
- Мы придем! - отозвался он и повернулся, чтобы поторопить своих людей, сгоняющих голых пленников к овражку между скалой и внешней стеной.
Протрубил рог. Не мой, а из центра крепости. Он звучал долго и на печальной ноте, и я решил, что кузен двинулся к нам, но когда я вернулся через Верхние ворота, то увидел, что он послал в нашу сторону всего одного всадника. Копыта крупного жеребца громко цокали по камням. Всадник был еще далеко и двигался медленно, его лицо скрывали нащечники. На мгновение я понадеялся, что это мой кузен, но тот остался рядом со стеной из щитов, как и Этельхельм среди своих алых плащей на возвышенности. Значит, это поединщик решил нас подразнить.
Я повернулся к нему спиной и посмотрел на сына.
- У скольких твоих воинов копья? - спросил я.
- Может, у десяти. Не слишком много.
Я обругал себя за то, что не подумал о копьях раньше, потому что люди Финана наверняка выбросили кучу копий через стену, но и десяти хватит.
- Когда атакуем, - сказал я сыну, - поставь копьеносцев во второй ряд. Щиты им не понадобятся.
Я не стал ждать ответа и пошел навстречу всаднику.
Это оказался Вальдере, прибывший с Этельхельмом, но сразу же по прибытии присоединившийся к моему кузену. Он остановил лошадь в десяти шагах от моей стены из щитов и откинул нащечники, чтобы я мог разглядеть его лицо. Он был в том же плаще из медвежьей шкуры, что и в день появления Эйнара. Наверное, он вспотел в этом тяжелом одеянии, но в плаще он казался крупнее, в особенности верхом. Его суровое лицо обрамлял поцарапанный в битвах шлем с навершием в виде когтистой орлиной лапы, а на руках сверкали золотые браслеты, как и у меня. Воин во всем блеске свой славы, и он смотрел, как я приближаюсь, а потом выковырял что-то из желтых зубов и щелчком отправил в мою сторону.
- Лорд Утред, - сказал он, имея в виду моего кузена, - дает тебе возможность сдаться.
- А что же он сам не осмелился это сказать? - поинтересовался я.
- Лорд Утред не говорит с ничтожествами.
- Но с тобой-то он говорит.
Почему-то это невинное оскорбление его разъярило. Я заметил, как он скривился, и услышал в голосе затаенную злобу.
- Хочешь, чтобы я убил тебя прямо сейчас? - проревел он.
- Да, будь добр.
Он осклабился и помотал головой.
- Я бы с удовольствием тебя прикончил, но лорд Утред и лорд Этельхельм хотят взять тебя живым. Твоя смерть развлечет их вечером в пиршественном зале.
- Слезай с коня и дерись! - ответил я. - Потому что твоя смерть развлечет моих воинов.
- Если сдашься сейчас, - продолжал он, не обращая внимания на мой вызов, - то умрешь быстро.
Я засмеялся.
- Что, боишься сразиться со мной, Вальдере?
Вместо ответа он просто в меня плюнул.
Я повернулся к нему спиной.
- Это Вальдере, - крикнул я своим воинам, - и он слишком напуган, чтобы со мной драться! Я предложил, но он отказался. Он трус!
- Тогда пусть дерется со мной! - выступил вперед мой сын.
По правде говоря, я не хотел, чтобы кто-нибудь из нас дрался с Вальдере, не потому что я боялся его мастерства, а потому что хотел напасть на врага до того, как тот соберется с духом. Люди напротив нас, что колотили мечами о щиты, не трусы, но любой человек должен набраться смелости, прежде чем двинуться навстречу смерти. Мы все боимся стены из щитов, лишь глупец будет уверять в обратном, но мои воины готовы к встрече со страхом, а людям моего кузена еще нужно свыкнуться с мыслью, что в этот вечер им придется сражаться.
Звон церковного колокола вызвал у них панику. Они собирались провести очередной скучный вечер, а вместо этого встретятся со смертью, и нужно время, чтобы подготовиться к этой встрече. А кроме того, они знали, кто я такой, знали мою репутацию. Священники и предводители говорят им, что они победят, но страх убеждает, что я не проигрываю, и я хотел атаковать, пока эти страхи пожирают их мужество. Вальдере же отсрочил атаку. Для этого-то он и поскакал к нам. Он прекрасно знал, что я откажусь сдаться, но просто хотел дать обороняющимся время собраться с духом. И то, что он отправился один мне навстречу, показывало его воинам, что он нас не боится. Это всё - часть танца смерти и всегда предшествует битве.
- А ты кто такой? - спросил он моего сына.
- Утред Беббанбургский, - ответил тот.
- Я не дерусь с щенками, - хмыкнул Вальдере. Его прекрасный серый жеребец вдруг вскинул голову и дернулся вбок. Вальдере успокоил коня. - Если сдашься, - обратился он ко мне, но достаточно громко, чтобы слышали мои воины, - то твоим людям сохранят жизнь. - Он повторил предложение еще громче, чтобы уж точно все расслышали: - Сложите оружие! Бросайте щиты, и будете жить! Вы сможете уйти на юг! Бросайте щиты, и будете жить!
За моей спиной стукнул брошенный на камни щит. Я пораженно оглянулся и увидел, что из строя вышел высокий воин в темно-синем плаще и дорогом серебряном шлеме. Нащечники были закрыты, лица не разглядеть. Он бросил щит и направился к Вальдере. Финан чуть раньше уже сказал мне, что это Кеттил, молодой и утонченный датчанин.
- Кеттил! - рявкнул я.
- Да, господин? - ответил Кеттил сзади. Я повернулся, нахмурившись, и увидел Кеттила в стальном шлеме и без плаща. - Господин? - озадаченно спросил он.
Я снова посмотрел на высокого воина. Его шлем, как я сейчас заметил, украшал узор из смыкающихся христианских крестов, а на груди висел золотой крест. Кеттил был язычником и не стал бы носить такое. Я уже собрался рявкнуть, чтобы этот трус подобрал проклятый щит и занял свое место в стене из щитов, но не успел я открыть рот, как он вытащил длинный меч и ткнул им в сторону Вальдере.
- Этот щенок будет с тобой драться, - сказал он. Свой щит он бросил не в знак того, что сдается, а чтобы драться на равных, поскольку Вальдере был без щита. - Если тебе хватит смелости со мной сразиться, в чем я сомневаюсь.
- Нет! - крикнул я.
Вальдере взглянул на меня, озадаченный моей реакцией на вызов высокого воина.
- Испугался, что я прибью твоего щенка? - хмыкнул он.
- Дерись со мной! - почти молил я. - Со мной! Не с ним!
Он засмеялся. Вальдере не понимал, с чего вдруг я так забеспокоился, но видел, что я не желаю, чтобы он дрался с тем, кто бросил ему вызов, а потому он, конечно же, этот вызов принял.
- Ну давай, щенок, - сказал он и спрыгнул с седла. Он отстегнул застежку плаща и сбросил его, чтобы одежда не мешала руке с мечом.
Я схватил высокого воина за руку.
- Нет! Я запрещаю!
Темные глаза из-под шлема спокойно встретились с моим взглядом.
- Я твой принц, - сказал он, - и не тебе мне приказывать.
- Что ты здесь делаешь? - спросил я.
- Собираюсь прикончить наглеца, конечно же, - ответил Этельстан.
Я услышал свист меча Вальдере, выходящего из ножен, и крепче сжал руку Этельстана.
- Ты не можешь так поступить!
Он мягко убрал мою руку.
- Ты командуешь воинами, лорд Утред, командуешь армиями, но не командуешь принцами. Я подчиняюсь Господу и своему отцу, но больше не подчиняюсь тебе. Это ты должен мне подчиняться, так что дай мне исполнить свой долг. Ты ведь хочешь поскорей победить в этой битве? Так зачем терять время? - Он легонько толкнул меня в сторону и шагнул к Вальдере. - Я Этельстан, - сказал он, - принц Уэссекский, сложи оружие и присягни мне в верности.
- Я вспорю тебе брюхо, тощий щенок, - огрызнулся Вальдере и быстро атаковал в надежде закончить за мгновение и целясь повыше, потому что Этельстан низко опустил меч.
Вальдере был крупным, широкогрудым и мускулистым. Этельстан - одного с ним роста, но худым, как и его дед Альфред. Рядом с Вальдере он выглядел хрупким, хотя я знал, что это обманчивое впечатление. Принц был жилистым и проворным. Вальдере ткнул мечом Этельстану в глотку, и удар был быстрым. Зрителям показалось, что Этельстану снесут голову, но он лишь слегка качнулся в сторону, почти что с презрением, и даже не потрудился поднять клинок, когда меч Вальдере прошелестел рядом с шеей и задел кольчугу, хотя и не повредил ее.
- Ну что, готов начать? - поддразнил он Вальдере.
Вместо ответа тот снова бросился в атаку. Он хотел раздавить Этельстана своим весом. Вальдере быстро занес меч, но Этельстан так и не поднял свой. Вальдере взревел, как бык на случке, и, схватив меч обеими руками, ткнул Этельстана в живот, одновременно с этим шагнув к нему, рассчитывая проткнуть принца и сбить с ног, а потом вспороть ему кишки. Весил он, пожалуй, раза в два больше, и уже видел, что клинок попал в цель, и рев превратился в победный вопль, но вдруг его меч отскочил, когда Этельстан отразил удар левой рукой. Это движение могло бы страшно искалечить ему руку, даже отсечь пальцы, но на ней была кожаная перчатка с вшитыми стальными пластинами. "Этому трюку меня научил Стеапа", - как-то объяснил он мне. А когда меч Вальдере вспорол лишь воздух, Этельстан ткнул соперника рукоятью меча в лицо. "А этому трюку научил меня ты", - объяснил он мне позже.
Он ударил со всей силы. Я услышал удар и увидел, как из сломанного носа Вальдере хлынула кровь. Он покачнулся, не потому что потерял равновесие, а потому что ничего не видел. Навершие рукояти попало ему прямо в левый глаз и выбило его, а боль лишила остатков зрения. Вальдере развернулся и снова занес меч, но удар вышел слабым, и Этельстан отбил его и с собственным победным воплем нанес свой единственный удар, с хрустом воткнув меч в шею врага. Я видел, как поморщился от усилия Этельстан, вытаскивая меч и взрезая кольчугу, кожу и мышцы, порвав артерии и перерубив позвонки. Поток крови оросил дорогой шлем Этельстана, а наблюдавшие со стороны крепости воины наверняка разглядели кровавую пелену. И видели, как пал их поединщик.
Стук мечей о щиты стал тише, а потом и вовсе прекратился, когда Вальдере, шатаясь, попятился. Гигант выронил меч и рухнул на колени. На мгновение он удивленно уставился на Этельстана, а потом завалился ничком и в последний раз дернулся на своем брошенном плаще. Мои воины радостно взревели, а Этельстан подошел к лошади мертвеца и вскочил в седло. Он поскакал в сторону врага, хвастаясь победой, а потом вытер клинок о гриву серого жеребца.
- Пора! - крикнул я. - Копьеносцы во втором ряду! За мной!
Мы не стали терять время. Нам предстоит битва, нам предстоит завоевать крепость, и я знал, как это сделать.
И мы атаковали.
Я мог атаковать двумя способами. Двигаться прямо на вспомогательную стену из щитов моего кузена или воспользоваться длинной и неровной насыпью, ведущей к главному дому, тем же путем, что мы проникли в крепость. На вершине насыпи мы напали бы на воинов Этельхельма, поджидающих у крутого подъема. Это то еще дельце. Атаковать вверх по склону всегда неприятно, а чем круче склон, тем хуже.