С высоты нашей скалы Патч сумел разглядеть маяк на острове Метресс-Иль, стоящий на высоте в 31 фут над уровнем моря во время прилива. Теперь Патч смог сориентироваться. Наша скала находилась на севере Минкис, почти на милю в глубь скал Пипетт-Рокс. Он вычислил, что "Мэри Дир" должна быть почти строго на юге от нас. Сверившись с картой, я убедился в его правоте. Однако три мили, отделяющие нас от цели, представляли собой сплошное нагромождение рифов. В тот момент мы не оценили и в полной мере не осознали, как невероятно коварно может измениться обстановка во время отлива.
Дул свежий ветер, и длинная зыбь, идущая через рифы на восток, постепенно стала превращаться в волнение. Белые, пенящиеся водовороты крутились над затопленными скалами. Вероятно, нам следовало бы быть поосторожнее, но тут вдруг мы увидели Хиггинса.
Он стоял на большой скале примерно в полумиле к востоку от нас. Возможно, это был Большой Васселин, потому что там был установлен черно-белый знак. Когда Патч указал мне на Хиггинса, тот уже спускался к своей лодке, привязанной у основания скалы.
Скользя и поминутно падая, мы тоже заторопились к лодке, забрались в нее и оттолкнулись, не успев спланировать свой путь через рифы. Мы знали одно: восточный прилив благоприятствует Хиггинсу, и нам надо как можно скорее преодолеть эти проклятые три мили и укрыться на спасательном судне.
Разумеется, с нашей стороны было большой неосторожностью показываться ему на вершине скалы. Нам следовало подумать о том, что, как только туман рассеется, он обязательно объявится, чтобы найти нас. Не то чтобы мы забыли о нем. Невозможно забыть человека, преследовавшего вас всю ночь с одной целью: убить!
Думаю, туман сыграл с нами злую шутку: он так надоел нам, что при первой же возможности мы рванулись наверх, чтобы взглянуть на мир. Мы действовали чисто инстинктивно, потому что разум обоих был притуплён холодом и усталостью.
Хорошо еще, что у нас хватило ума надеть спасательные жилеты, прежде чем покинуть скалу, служившую нам насестом почти двенадцать часов. Патч направил лодку сквозь прилив на юго-запад.
Отплыв от нашего убежища, мы сразу же почувствовали силу западного ветра, поднимавшего приличные волны. Мне показалось, что начинает меняться давление. Солнечный свет пробивался сквозь длинные языки бледных облаков, мчавшихся по небу.
Прилив еще не был сильным, но он неумолимо нес нас к самой плотной гряде обсохших рифов. Эту гряду прорезало два канала, которые мы не заметили сразу, и потому Патч некоторое время греб против прилива на восток, чтобы выйти в открытое море. Но вдруг он внезапно изменил курс. В это время Я зюйдвесткой вычерпывал воду со дна лодки и вопросительно поднял взгляд. Я подумал, что прилив слишком силен или лодка чересчур тяжела из-за набравшейся в нее воды, но он кивнул за корму:
– Хиггинс!
Обернувшись, я увидел голубую лодку, выползающую из-за гряды скал. Она шла не более чем в двух кабельтовых от нас.
Наконец по широкому каналу, отделявшему внешнюю стену рифов от основного скопления скал, мы вышли в открытое море. Здесь не было места, чтобы укрыться, а волны постоянно захлестывали лодку, так что я не переставая вычерпывал воду своей зюйдвесткой.
Патч греб, тяжело дыша. Каждый раз, когда я бросал взгляд за корму, мне казалось, что Хиггинс нагоняет нас, а его большая лодка с высокими бортами идет легче, чем наша. Он держался немного восточнее, пытаясь прижать нас к внешним скалам главного рифа и не пустить в открытое море.
– Придется повернуть против ветра! – крикнул я. Патч бросил взгляд через плечо и кивнул. Стена скал
высотой футов двадцать была уже совсем близко. Но всякий раз, когда Патч пробовал повернуть, слева по носу нас ударяла волна и вода заливала лодку, грозя потопить нас. Оставалось держаться прежнего курса, направляться к скалам и надеяться на лучшее.
И тут нам помог прилив, благодаря которому мы скользнули к западу, вдоль передней гряды рифов, попав в заливчик, где зыбь поднималась на высоту четы-рех-пяти футов и разбивалась об отдаленные уступы скал белой пеной. С каждым ударом весел мы уносились все дальше в этот заливчик, и избежать этого было практически невозможно.
– Мы никогда отсюда не выберемся! – закричал я Патчу.
Он не ответил, у него просто не было сил говорить. Я взглянул за корму и увидел лодку Хиггинса не более чем в двухстах ярдах за нами. Патч по-прежнему продолжал грести. Внезапно, взглянув через плечо, я заметил просвет среди скал, а за ними открытое море.
– Смотрите! – показал я Патчу.
Патч тут же увидел щель и направил туда нашу лодку. Это был первый из двух каналов. Ветер дул нам в спину, и суденышко мерно поднималось и опускалось на крутых волнах; вода реже перехлестывала через борта, так что я успевал ее вычерпывать, и лодка шла легко и свободно.
– Теперь мы доберемся! – донесся до меня сквозь шум ветра и волн уверенный голос Патча. На его утомленном лице появилась улыбка, и он заработал веслами с прежней энергией.
Кончив возиться с водой, я пересел к нему и стал грести другим веслом. Мы не разговаривали, а лишь следили за Хиггинсом, по-прежнему преследующим нас. Мир улыбался нам блеском пенящейся воды, и даже скалы больше не выглядели такими угрожающими, как раньше.
Так мы доплыли до самого узкого места канала, преграждаемого большой скалой. Сразу же за ней нам открылось широкое водное пространство с массой рифов впереди. Это пространство каким-то непостижимым образом было защищено от ветра, и по воде шла только мелкая зыбь. Но как только мы попали в этот клочок открытого моря, здесь стало происходить что-то невообразимое. Первым признаком того, что творится что-то неладное, была волна, поднявшаяся за кормой и чуть не перевернувшая нас. Патч крикнул, что лодка наткнулась на риф, и мы отгребли от него подальше. На том месте все время поднималась зыбь и разбивалась обо что-то белой пеной. Оглядевшись, мы заметили, что то же самое происходит и во многих других местах этой уютной заводи.
– Прилив! – заорал мне Патч. – Гребите же! Гребите! Это прилив!
Меня не нужно было подгонять. Я бы вырвал из суставов обе руки, лишь бы выбраться из этого проклятого места. Вокруг нас теперь везде пенилась вода, образуя хороводы белых бурунов. То, что еще несколько минут назад казалось открытым морем, вдруг превратилось в бурлящий, шумный котел беснующейся воды, а прилив, словно водяной столб, поднимался, обрушиваясь на скалы.
Открыв от удивления рот, я наблюдал за разбушевавшейся стихией, и в этот момент внезапная волна подняла нас и ударила о скалу. Всей спиной до самого основания черепа я ощутил толчок. Вокруг нас кипела вода, сверкая, словно мыльная пена. На мгновение показались скалы и валуны, снова исчезнувшие в зеленой волне, поднявшей нас и швырнувшей вниз. В момент, когда мы были на ее гребне, я бросил взгляд на окружающую нас панораму: черные рифы, сгрудившиеся вокруг, кипящая белая пена и островки галечного морского дна. Все это проплыло перед моими глазами; лодку крутило, пока она не ударилась о серый камень. Это место было оазисом в центре хаоса, но и оно быстро исчезло под прокатившейся волной.
Спотыкаясь, мы вышли из лодки по колено в бурлящем потоке, а когда волна отступила, опрокинули лодку, чтобы вылить воду. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: лодка повреждена так, что отремонтировать ее здесь невозможно. Две доски дна были проломлены по всей длине.
– Не важно! – крикнул Патч. – В любом случае нам пришлось бы ее бросить. Идемте! – Он наклонился и вынул из коробки ручной компас. Это было все, что он взял. – Идемте же! – повторил он. – Остальную часть пути мы пройдем пешком или проплывем!
Я стоял, уставившись на него. Уж не вообразил ли он себя Христом, способным пройти по этому ковру пенящейся воды? Но он не сошел с ума. Он был моряком, и его мысль работала быстрее моей.
Картина уже изменилась, вода спадала, показались доселе скрытые камни и участки голого дна. В двухстах ярдах от нас Хиггинс с трудом продвигался по воде, доходящей ему до колен, и тянул за собой веселенькую голубую лодку.
Я наклонился, чтобы поднять фалинь, но понял, что это бесполезно.
– Идемте же! – снова произнес Патч. – Мы должны выбраться отсюда до следующего прилива.
Он уверенно двинулся на юг, а я последовал за ним, спотыкаясь о затопленные валуны, барахтаясь в выбоинах, промокший, ошеломленный и усталый.
Шум моря откатился назад и вскоре превратился в отдаленный шепот. Казалось невероятным, что эта спокойная лагуна только что была бушующим вертепом. На поверхности не вздымалось ни одной волны.
Небольшие находящиеся на возвышении влажные отмели блестели на солнце, а от моря остались лишь лужи.
Ощущение изолированности, одиночества и удаленности от мира пугало. Это чувство становилось сильнее оттого, что Хиггинс неотступно следовал за нами. Оглянувшись, я увидел, как он, подойдя к нашей лодке, поднял ее обеими руками и швырнул о камень. Раздался треск, и последняя связь с "Морской ведьмой" была беспощадно разорвана.
Таща свою лодку по мелководью, Хиггинс не упускал нас из виду. Еще долго нас сопровождал стук ее днища о валуны, пока мы, спотыкаясь, брели по открытым участкам дна, а когда и плыли там, где вода была достаточно глубока. И все это время меня не покидала мысль, что мы находимся в двадцати милях от французского берега, там, куда осмеливаются заходить лишь немногие из местных рыбаков. Пройдет каких-то шесть часов, и эти торчащие скалы окажутся на глубине тридцати футов, погребенными под миллионами тонн воды. Меня заставляла идти вперед только мысль о спасательном судне, находящемся теперь всего в двух-трех милях от нас. А там будет и койка, и сухая одежда, и горячий суп!
Споткнувшись, Патч упал, но быстро поднялся и, шатаясь, побрел дальше. Мы прошли уже полпути к южному бастиону рифов, возвышающемуся черными зазубренными остриями скал. Силы были на исходе, и оба мы поминутно падали, когда ноги ступали на осклизшие камни. Промокшая одежда затрудняла движение.
Облака становились все гуще, и солнце постепенно исчезало. Пот застилал мне глаза, и я не видел неба. Взгляд мой был устремлен только вниз, только на гальку и камни, серые, однообразные и мрачные. Начался мелкий дождичек, снова послышался шум моря, но к этому времени мы уже ползли среди огромных каменных плит, составлявших основу скального бастиона.
Мы уже давно перестали оглядываться на Хиггинса. Шум моря и стук пульсирующей крови в висках заглушали иные звуки, и мы больше не слышали скрежета его лодки. Вскарабкавшись по заросшему водорослями склону, я увидел Патча, стоящего на вершине скалы. Он смотрел на юг.
– Вы видите корабль? – почти не дыша, спросил я.
– Нет, – покачал он головой.
Я поднялся на вершину и встал рядом с ним. Перед нами была все та же Минкис, но ландшафт несколько изменился. Скал стало меньше, и они располагались довольно далеко друг от друга. Перед нами простиралось открытое море, затуманенное мелким дождичком.
– Я его не вижу, – произнес я, переведя дух.
– Он где-то здесь, – вяло и утомленно ответил Патч. Черные, влажные волосы падали ему на глаза, по рукам и лицу текли струйки крови из ссадин. Кровь, грязь и промокшие лохмотья! Он взял меня за руку: – Вы в порядке?
– Да, да: я в порядке.
Патч пристально посмотрел на меня, и я впервые заметил в его глазах тревогу. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и, отвернувшись, шепнул:
– Простите! – И все.
– Сколько еще до судна?
– Примерно миля.
Проплыть милю! Справимся ли мы с этим? Патч снова взял меня за руку и показал да плотное скопление скал, гораздо выше остальных.
– По-моему, это Клыкастый Грюн!
Скала была довольно далеко, и разглядеть ее из-за усилившегося дождя стало почти невозможно. Где-то за этой скалой и лежит "Мэри Дир".
А прилив уже жадно заливал пляжи. Он пришел с северо-запада, усиленный ветром и южным течением. Вместе с ним появился и Хиггинс. Медленно и легко он подгреб к ближайшей скале, привязал лодку и стал наблюдать за нами, как охотник, выследивший добычу. Он мог позволить себе подождать, потому что прилив неумолимо уменьшал высоту нашей скалы.
В расщелине мы нашли укрытие от ветра и дождя и, хотя оттуда нам не был виден Хиггинс, уселись там, тесно прижавшись друг к другу. Вода все поднималась. Стало совсем темно. Наверное, нам было бы легче, если бы мы могли видеть "Мэри Дир", но мы ничего не видели и не слышали, кроме ударов волн о стену рифов. Что с нами будет, когда прилив достигнет высшей точки? Волны могут добраться и до нашего укрытия! Но к тому времени нужно уйти отсюда. Мы решили за час до отлива соскользнуть в воду и плыть к Клыкастому Грюну. Южное течение, проходящее через главное скопление рифов, подхватит нас и вынесет к скале. Потерять ее из виду просто невозможно: к югу от нас это единственная скала, которая не бывает затоплена приливом.
Приняв решение, мы больше ничем не стали обременять наш ум. Вот тут-то я впервые почувствовал голодные спазмы в желудке. Но меня мучила не только боль, а еще и ощущение, что во мне совсем не осталось тепла, словно дождь и жестокий холод забрали из меня все жизненные силы. В состоянии, близком к коме, я увидел, что скала, около которой пришвартовался Хиггинс, уходит под воду. Отвязав лодку, он стал грести к другой скале, но течение относило его все дальше от нас. Как ни странно, но я испытал удовольствие. Пока он добирался до следующей скалы, прилив усилился: его сносило все дальше и дальше. Спустилась ночь, и я совсем потерял его из виду.
Разумеется, это означало, что больше не надо беспокоиться о нем. Скоро мы покинем нашу скалу и двинемся в путь, но, когда тебе предстоит долго плыть в холодной воде и ты не знаешь, выдержишь ли ты, вопрос о том, встретится ли тебе лодка противника или нет, кажется не таким уж и важным. И вообще, мне все стало безразлично, я почти уже потерял сознание и ничего не чувствовал.
Пробудила меня вода. Она была теплее воздуха и плескалась о мои ноги, будто в теплой ванне. Потом она добралась и до лица. Тут сознание вернулось ко мне, и я почувствовал/как зашевелился Патч.
– Боже правый! – прошептал он. – Наверное, начался прилив!
Мы с трудом поднялись, разминая одеревеневшие суставы.
– Полно воды! Прилив уже начался!
Мой отупевший мозг не мог оценить важность происходящего.
Дождь прекратился. На небе сияли звезды и плыли облака. Лунный свет отражался в черной воде.
– Ну что, идем? Который час? – Голос Патча был похож на глухое ворчание. – Ради Бога, скажите, который час? Мои часы остановились!
Мои остановились тоже. Теперь мы не можем узнать время прилива и отлива. С внезапным страхом я осознал, что альтернативы нет.
Если мы останемся на этой скале, то умрем под напором стихии, завтра, послезавтра, но умрем. У нас уже не будет сил проплыть эту милю. А вода теплая – теплее, чем наша одежда, облегающая иззябшие тела, теплее ветра и проливного дождя, который вот-вот начнется. Кроме того, у нас есть спасательные жилеты, а уж если не повезет, всегда можно найти скалу, чтобы на ней умереть!
– Готовы? – спросил я. – Патч заколебался, и я увидел, что он не так уверен в себе. Он был моряком, но привык к судам, а не к самому морю, в котором можно существовать и на поверхности которого можно отдыхать. – Пошли! Мы уходим! Держитесь ближе ко мне и не разговаривайте!
Мы надули наши жилеты и вместе сошли с уступа скалы в воду. Перевернувшись на спину, мы медленно поплыли на юг, ориентируясь по Полярной звезде, время от времени появляющейся среди облаков.
Мы держались рядом на расстоянии руки и плыли равномерно и неспешно. Вскоре скалы остались позади.
– Надвигается шторм, – прошептал Патч.
Ветер стих, и вода, словно вздыхая, колыхалась под нами. И все же я был уверен в правоте Патча. Хотя ветер был слабым, облака быстро бежали по небу, а издалека доносился зловещий шум моря. Вдруг откуда ни возьмись набежала волна, захлестнула нас и отбросила друг от друга. На мгновение я ощутил под ногами камень. Затем все успокоилось, и мы снова поплыли рядом, миновав похожие на часовых скалы, которые были видны во время отлива.
Скала, на которой мы провели половину ночи, постепенно исчезала позади. Значит, мы плыли правильно. Начинался прилив. Патч почти перестал работать руками, просто двигался по течению.
– Не-вижу Клыкастого Грюна, – произнес он, стуча зубами. – По-моему, надо повернуть западнее.
Ориентиром служили Полярная звезда и Большая Медведица, находившаяся от нас слева. Меня неотступно мучил вопрос: как долго мы сумеем продержаться? У меня тоже стучали зубы, а море уже не казалось таким теплым, как вначале. Мы оба давно не ели, и нашим телам явно не хватало притока энергии. Вскоре одного из нас схватит судорога, и это будет конец.
Промокшая одежда не грела, а сковывала нас. Надутые жилеты делали нас неуклюжими. Чтобы двигаться по воде, каждый гребок должен быть достаточно сильным, а откуда взяться силе без запасов энергии? Одному Богу известно, как долго мы плыли в ту ночь, казалось, это длилось целую вечность. И каждый гребок был чуть слабее предыдущего. Я невольно вспоминал, как хорошо плыть в легком костюме с ластами на ногах. В такой амуниции я не плавал уже много лет! Мною овладели безразличие, усталость и отчаяние, а перед глазами мелькали картины наших погружений к старому танкеру в водах Средиземноморья. Белый песок, блестящие косяки рыб и я, сильный, беззаботный, спокойный, свободно дышащий через трубку!
– Джон! Джон!
Я открыл глаза. Меня окружала черная ночь. Сначала мне показалось, что мы глубоко под водой, почти на дне. Но вот я увидел звезду и снова услышал голос из темноты:
– Джон!
– Я здесь! В чем дело?
– Скала! Я вижу ее! – Странно, ведь раньше он никогда не звал меня Джоном. – Вы меня напутали! Я не мог докричаться до вас! Уже решил, что вы утонули!
Меня растрогало такое проявление заботы.
– Простите. Просто заснул, вот и все. Так где же ваша скала?
Я повернулся и не более чем в ста ярдах от себя увидел темный силуэт скалы, о которую разбивались волны. За скалой была кромешная тьма, но волны и там бились обо что-то массивное.
Если на "Мэри Дир" работает спасательная компания, то там должны быть огни. Каждый раз, когда волны поднимали нас, я вглядывался в темноту, но нигде не видел даже слабого мерцания. Вероятно, операция проводится в обстановке строгой секретности и огни не зажигают. А может быть, судно уже стащили с мели и увели на буксире? Меня охватил озноб, и я почувствовал, как левую ногу сводит судорога.
– За этой скалой что-то есть! – прохрипел Патч. – Плывем туда!
– Ладно, – согласился я. Уж лучше утонуть, чем умереть от голода на покинутой Богом скале!
Я снова лег на спИну, слабо перебирая ногами в ледяной воде, и машинально поплыл. Все мои мысли сосредоточились на огнях.
Они же обязательно должны там быть. Если бы нас не отнесло в центр рифов, мы бы с самого начала увидели их!
– Там должны быть огни! – пробормотал я.
– Огни? Да, должны быть огни! – слабо, немного испуганно согласился Патч и, помолчав, добавил: – Скажите им, чтобы они включали прожектор! – У него начался бред: он снова был на своем судне. – Включите прожектор, слышите? – И вдруг позвал слабым голосом: – Джон!
– Да?