Здесь было сыро и холодно, в воздухе летали брызги, и все звуки шторма усиливались, как в резонаторе, но все-таки мы выбрали его убежищем, потому что он располагался высоко на корме, а именно кормовая часть "Мэри Дир" была более надежна.
Долгое время мы ощущали какое-то движение, судна, стены салона словно поднимались и опускались в момент, совпадающий с пистолетными выстрелами волн, Разбивающихся о корпус. Это движение сопровождалось скрежетом киля, царапающего по гравию дна, но этот скрежет скорее чувствовался, чем слышался, потому что Все звуки заглушались ревом шторма.
Вдруг иллюминатор с треском распахнулся: "Мэри Дир" тронулась со дна и повернулась носом к ветру.
Я выглянул наружу. Клыкастый Грюн остался по правому борту. "Мэри Дир" была на плаву. Она повернулась носом к волнам, а приподнятая корма сыграла роль паруса. Волны взрывались огромными облаками брызг, и вода омывала мостик, проникая во все отверстия. Клыкастый Грюн скрывался, и его очертания постепенно размывались.
Я крикнул Патчу, что мы спасены. Он же, выйдя из салона, смотрел, как плывет эта развалина с утопленной под водой носовой частью.
– Мы спасены! – кричал я. – Если мы благополучно минуем Ле-Соваж, все будет в порядке!
Он посмотрел на меня. Наверное, он раздумывал, не лучше ли утаить правду. Но потом все-таки произнес:
– Прилив все усиливается…
– Вот именно! – радостно подхватил я и вдруг понял: в течение добрых шести часов после прилива будет северный отлив, и нас понесет обратно на Минкис, когда все скалы выйдут наружу! – Боже Всевышний! – выдохнул я, вернулся в салон и лег на койку.
Самое ужасное заключалось в том, что мы ничем не могли себе помочь.
В сумерках мы оказались в водовороте белой воды, где не было ни одной скалы. Не знаю; спал ли я или просто лежал и дремал, но от резкого удара меня сбросило на пол. Наверху, где-то спереди, раздался страшный треск, а потом медленный скрип сжимаемого металла.
Шум моря стал вдруг громче и страшнее.
Я тихо лежал там, где упал, ожидая, что волны в любой момент поглотят нас. Но ничего не произошло, только облако брызг коснулось моего лица. Скрипящий, выворачивающий внутренности звук усилился и слился с шумом моря.
Я поднялся, но в это время пол салона ушел из-под ног и меня выкинуло в дверь. Я стукнулся о переборку больной рукой, и у меня перехватило дыхание. Однако, увидев происходящее, я забыл о боли. "Мэри Дир" накренилась, капитанский мостик превратился в груду обломков, труба исчезла, мачта, переломленная пополам, висела в путанице тросов, упав на стрелу крана, а волны перекатывались по носу.
Патч лежал на спине у входа в рубку. Преодолевая спазм в горле, я крикнул ему:
– Она утонет? -Да.
– Когда?
– Бог ее знает.
Больше мы не говорили и не двигались с места, следя за появляющимися из пены зазубринами скал. Наступали сумерки. Мы слышали, как в агонии истязаемого металла где-то за мостиком разрывается палуба. Вероятно, отламывался нос.
Внезапно раздался последний ужасный треск, и то, что осталось от судна, слегка поднялось и с диким стоном и скрежетом полетело к скалам. Теперь мы увидели черный клин полуоторванного носа. Он еще волочился за нами, а из развороченного трюма вываливались кипы хлопка и огромные ящики. Волны относили их к рифам и разбивали вдребезги.
Патч схватил меня за руку:.
– Смотрите!
Один из ящиков прибило к борту, и он раскрылся. Содержимое повалилось в море. Одному Богу известно, что там было, но.уж точно, что не авиационные двигатели.
Патч возбужденно кричал:
– Вы видели?
Поглощенные разглядыванием ящиков, мы на некоторое время отвлеклись от самого судна, а оно между тем продолжало разваливаться. Раздался сильнейший треск по всей ширине судна, трап, ведущий на колодезную палубу, оторвался и медленно повернулся, словно его сжала невидимая рука. Повсюду слышались звуки вылетающих заклепок и треск рвущихся стальных плит. Палуба кормы дала трещину, которая постепенно расширялась.
Наступила ночь. Начался отлив, скалы обнажились, и между ними стояла наша развалина.
Мы вернулись в салон и улеглись под промокшие одеяла. Говорить было не о чем. Может быть, мы спали, не помню. Я вообще не помню ту ночь. Она осталась белым пятном в моей памяти. Помню лишь бесконечный рев моря, свист ветра, скрежет рвущихся плит и лязг металла. Ни страха, ни холода, по-моему, я уже не ощущал. Была только физическая и моральная усталость, притупившая все эмоции.
Однако рассвет я помню хорошо. Он нес с собой что-то странное. Я ощущал прерывистую бортовую качку и легкий плеск воды.
Треска и рева волн, разбивающихся о рифы, не было, и в этой тишине кто-то звал меня. Солнечный свет ударил в глаза, и надо мной склонилось потное, раскрасневшееся лицо, заросшее седой щетиной, запавшими глазами и туго натянутой кожей на лбу и скулах.
– Мы плывем! – сказал Патч. Его потрескавшиеся губы растянулись к широкой улыбке. – Идите посмотрите!
Пошатываясь, я подошел к двери и увидел странную картину. Вставало солнце, освещая чистую воду без малейших признаков рифов или скал. Вся носовая часть "Мэри Дир" исчезла, но Патч сказал правду: кормовая часть плыла!
Я почувствовал, как дрожит тело Патча, когда он прикоснулся ко мне, но это не была дрожь возбуждения. Это была лихорадка. К полудню он уже настолько ослаб, что не мог двигаться. Глаза его блестели, лицо неестественно разрумянилось, и со лба струйками стекал пот. Он был слишком изнежен длительным пребыванием на Востоке, чтобы безнаказанно провести ночь на открытом воздухе в промокшей одежде и без еды. Ближе к вечеру у него начался бред. Многого я не разбирал, но из того, что мне удалось понять, стало ясно, что он снова плывет по Бискайскому заливу, приказывает, разговаривает с Райсом… Бессвязные отрывки речей с пугающей откровенностью показывали, какому нечеловеческому напряжению он подвергался.
К вечеру над нами пролетел маленький самолетик. Я видел, как он, блестя крыльями, удаляется к северо-западу. Как выяснилось потом, он искал нас на Минкис. Спустилась ночь, а мы все плыли и плыли на своей низко погруженной в воду скорлупке. На ясном небе, среди ярких звезд, висела молодая луна, и лунная дорожка пролегла по безмятежному морю, тихо вздыхавшему, как уснувший великан.
Той ночью я был слишком слаб, чтобы двигаться, а Патч вообще лежал трупом. Время от времени он вздрагивал, лоб его горел, а бессмысленные глаза были широко открыты. Один раз он вскочил, схватил меня за руку и что-то бессвязно проговорил. Этот внезапный бред длился недолго, силы его иссякали, и он снова лежал неподвижно. Я прижимался к нему всю оставшуюся часть ночи, но так и не согрел его. Утром он был уже совсем плох.
Как только взошло солнце, я снова увидел Минкис. Отмель виднелась на горизонте маленькими зазубренными вершинами рифов. Немного позже послышался звук пролетающего самолета. Я вытащил Патча на палубу, на солнышко, но он был без сознания. Самолет пролетел над нами. Я даже заметил на воде его тень, а потом следил за ним затуманенными, словно засыпанными песком глазами. Он развернулся и возвратился, летя очень низко над водой. Я схватился за фальшборт и стал махать одеялом, а самолет резко взмыл прямо над моей головой и полетел в сторону Минкис.
Прошло много времени, прежде чем послышался ро-крт мотора и зазвучали чьи-то голоса. К этому моменту я уже и сам лежал на теплой палубе в полубессознательном состоянии.
К нам подошла спасательная моторка из Питер-Порта. Дружелюбные голоса, сильные руки, которые помогли мне перелезть через фальшборт, вставили в рот зажженную сигарету. С нас стянули промокшую, просоленную одежду, закутали нас в сухие одеяла, и ко мне пришел удивительный, теплый, глубокий сон.
Но я помню, что перед тем, как погрузиться в него, я услышал:
– Хотите в последний раз взглянуть на свое судно?
Чьи-то руки подняли меня, и я никогда не забуду, как в последний раз увидел останки "Мэри Дир". Она стояла к нам кормой, так низко уйдя под воду, что салон, в котором мы провели две ночи, напоминал курятник, плавающий по волнам. Сквозь воду я увидел надпись на корме: "Мэри Дир. Саутгемптон".
Для меня история гибели "Мэри Дир" закончилась там, на краю Минкис. С Патчем все обстояло иначе. В этом деле он был замешан непосредственно, о чем мне напомнили, как только я проснулся в госпитале Питер-Порта. Я не знал, что проспал более двадцати часов кряду, зато был страшно голоден. Но сестра принесла мне лишь небольшую порцию отварной рыбы и сказала, что кое-кто добивается встречи со мной. Я решил, что это Майк, но, когда дверь открылась, в палату вошла девушка.
– Кто вы? – спросил я. Шторы были задернуты, и в палате стоял полумрак.
– Я Дженнет Таггарт.
Девушка подошла к моей постели, и я узнал ее, хотя выглядела она очень усталой и огромные глаза были окружены синевой.
– Я должна была первой повидаться с вами! – произнесла она.
Я спросил ее, как она сюда попала. Оказалось, что, прочтя о нашем спасении в газетах, она тотчас же приехала в Питер-Порт.
– Выслушайте меня, мистер Сэндз! Пожалуйста, выслушайте! Меня пропустили очень ненадолго! Я должна была увидеть вас, прежде чем вы начнете с кем-либо говорить! – Голос ее дрожал.
– Ну так в чем же дело? – пытался сосредоточиться я. Голова еще была тяжелой и соображала туго.
– Скоро придут из полиции снять с вас показания… – Она замолчала, словно не решаясь высказать то, за чем пришла. – Ведь Гидеон однажды спас вам жизнь?
– Гидеон?
Она, конечно, имела в виду Патча.
– Да, было такое дело, кстати, как он?
– Вам разве не сказали, что у него пневмония?
Я смутно вспомнил, как доктор говорил мне об этом, когда осматривал мое плечо.
– Он был болен, но вчера ночью кризис миновал. Теперь, надеюсь, все будет хорошо. Вы с ним были все время?
– Да, я добилась разрешения. Это было необходимо на тот случай, если он заговорит… Мистер Сэндз, этот Деллимар… Вы знаете, что с ним произошло, да?
Я кивнул. Значит, он ей рассказал и об этом!
– Теперь это никому не надо знать, – пробормотал я, почувствовав слабость. – Вся передняя часть судна разбилась о риф.
– Да, мне сказали. Поэтому мне надо было увидеться с вами, пока вы не сделали никакого заявления. Пожалуйста, никому не говорите об этом! Прошу вас! Он и так достаточно настрадался.
– Конечно! Я никому ничего не скажу, – кивнул я, – но ведь еще есть Майк! Он тоже знает.
– Майк Дункан? Я его видела. Он еще ничего не сказал – ни прессе, ни полиции. Он пообещал, что ничего не станет предпринимать, не увидевшись с вами. Он будет гбворить то же, что и вы!
– Вы виделись с Майком? – Я даже подскочил на постели. – Как он? У него все в порядке?
– Да, он в Питер-Порте. – Она снова склонилась надо мной: – Могу я передать ему, что вы готовы забыть то, о чем вам рассказал Гидеон? Могу я сказать ему, что вы хотите, чтобы и он молчал об этом?
– Да, да, конечно! Какой смысл теперь рассказывать? Все'уже кончено!
Я поинтересовался, не знает ли она, как нашли Майка.
– Рыбак из Сент-Элье перед штормом нашел моторку. На ней был Майк и человек, назвавшийся Берроу-зом. Он был тяжело ранен, но рассказал полиции про Хиггинса. А теперь мне пора. Надо увидеться с мистером Дунканом, а потом я должна быть с Гидеоном, когда он очнется: проследить, чтобы не наговорил лишнего. Он вполне способен сделать такую глупость! – Дженнет устало улыбнулась. – Я вам очень благодарна!
– Передайте Майку, чтобы он зашел ко мне, а Гидеону скажите, что ему не о чем беспокоиться… вовсе не о чем!
Она улыбнулась, и внезапно все ее лицо осветилось. Она снова была той девушкой с фотографии!
Дверь закрылась, и я опять заснул. Проснулся я только утром, шторы были отдернуты, и всю палату заливало солнце. Пришли из полиции, и я сделал свое заявление. Мне показалось, что один из полицейских был переодетым сыщиком из Саутгемптона, но он особо не распространялся, сказав только, что не имеет указаний о чьем-либо аресте. Потом навалились репортеры, а после них пришел Майк. Полиция не позволила ему видеть меня, пока я не дам показаний.
Он принес ворох новостей. Остатки "Мэри Дир" выбросило на берег острова Чоузи. Он показал мне фотографию из газеты. Судно лежало на скалах во время отлива, завалившись на бок. Накануне в Питер-Порте был Снеттертон. Он во главе спасательной бригады на рыболовецком судне отправился на остров Чоузи.
– А ещё я побывал в нашей страховой компании, – сообщил Майк. – Она полностью принимает наш иск, так что у нас будет достаточно средств, чтобы построить судно по своему проекту, если мы захотим.
– Но ведь тогда мы потеряем целый сезон! – ужаснулся я.
Майк широко улыбнулся:
– Вообще-то здесь, в Питер-Порте, продается катер,, который нам подойдет. Вчера вечером я посмотрел его. Конечно, он не так хорош, как "Морская ведьма"…
Майк был полон планов – он один из тех неугомонных людей, которые, если их сбивают с ног, вскакивают сразу. Он был именно тем стимулятором, который требовался мне! Хотя на разбитой челюсти у него еще кра^ совался пластырь, не было похоже, что этот человек провел тридцать часов на полузатопленной моторной лодке.
На следующий день меня выписали из госпиталя. Зайдя за мной, Майк прихватил кипу лондонских газет.
– У тебя неплохая пресса! – весело сказал он, вываливая газеты на мою постель. – А сегодня утром прилетел газетчик, предлагающий неплохие деньги за рассказ о случившемся из первых уст. Он сейчас в отеле.
Позже мы отправились взглянуть на катер. Он был крепким и, главное, дешевым. Мы тут же оформили покупку.
Ночью в отеле появился Снеттертон, такой же аккуратный, в щегольском костюме с иголочки, хотя бизнесмен и пробыл в нем двое суток на острове Чоузи. Во время отлива они проникли в четвертый трюм и вскрыли три ящика. В них вместо моторов оказались бетонные чушки.
– Удовлетворительный результат, мистер Сэндз! В высшей степени .удовлетворительный! Я послал отчет в Скотленд-Ярд!
– Но вашим людям из Сан-Франциско все же придется уплатить страховку? – спросил я.
– О да! Но деньги пойдут из средств компании Дел-лимара. По счастью, на их счету в Сингапурском банке лежит большая сумма, вырученная от продажи "Торре Аннунциаты" и ее груза. Мы сумели заморозить счет на время расследования. Думаю, – задумчиво произнес он, – следует посоветовать мистеру Гундерсену перепродавать авиационные моторы через других посредников! – Он улыбнулся, потягивая херес: – Хотя идея была неглупая. Очень неглупая! И провалилась она только из-за мистера Патча и вас, сэр! – Он поглядел на меня через стакан. – Я навел кое-какие справки… Ну что ж, поживем – увидим!
Я не смог повидаться с Патчем в Питер-Порте, но мы увиделись с ним через три недели, когда давали показания перед новой следственной комиссией. Он был еще очень слаб. Обвинения против него уже были сняты, Гун-дерсен улизнул из Англии, а Берроуз и другие члены экипажа теперь охотно рассказывали правду, обвиняя во всем Хиггинса, запугавшего их. Судом было установлено, что "Мэри Дир" погибла в результате заговора владельцев с целью получения страховки. С Патча были сняты все обвинения, и дело передано в полицию.
Дело это тогда получило большую огласку, в результате чего Патчу предоставили место капитана на судне "Вакомо". Это был грузовой пароход водоизмещением 10 ООО тонн. Они с Дженнет поженились, но нам не -удалось присутствовать на свадьбе из-за работ по подъему танкера. Встретились мы только в сентябре следующего года. Мы с Майком готовились в Эйвонмуте к подъему очередной развалины со дна Бристольского канала, а "Вакомо" пришел из Сингапура и пришвартовался невдалеке от нас. Вечером мы обедали с Патчем на борту его парохода.
Я едва узнал его. Морщины исчезли, и, хотя он по-прежнему сутулился и виски его поседели, он выглядел молодым и уверенным в красивой форме с золотыми нашивками. На столе у него стояла та же фотография в серебряной рамке, но внизу Дженнет теперь написала: "Моему мужу – Bon voyage!"
На стене, вставленное в рамку, висело письмо от корпорации из Сан-Франциско.
Это письмо было свадебным подарком Снеттертона, а к нему прилагался чек на 5000 фунтов стерлингов за участие новобрачного в разоблачении мошенничества. Просто какая-то фатальная цифра!
Когда мы с Майком, работал и над подъемом судна в Голландской излучине, на наше имя пришло письмо от той же корпорации с чеком на 2500 фунтов. Как было написано в письме, это "материальная компенсация за потерю вашего судна".
Тело Альфреда Хиггинса так и не было обнаружено, но в августе в расщелине скалы в южной части Олдер-ни нашли расплющенную лодку с остатками голубой краски.
И напоследок – запись в вахтенном журнале "Морской ведьмы И" от 8 сентября, сделанная как раз после того, как мы подняли судно в Бристольском канале. Она гласит: "11.48. Грузовой пароход "Вакомо" прошел мимо, отправляясь в Сингапур и Гонконг. Получен сигнал: "Привет от капитана Патча, который на этот раз не собирается таранить вас! Успехов в вашем благородном деле!" Было дано три гудка, на которые мы ответили".
Через месяц "Морская ведьма II" была поставлена на зиму в док, а я засел за свои записки о гибели "Мэри Дир".