- Tres, - сказал El Matarife. Он отступил далеко, чтобы позволить французу встать. Военнопленный, казалось, вот-вот потеряет сознание. Ему было больно. Его рука была сломана, и каждый рывок цепи теперь был мукой. Пленный посмотрел на своего мучителя и внезапно нанес удар ножом, рывком поднимаясь с коленей, но El Matarife просто засмеялся и двинул рукой с ножом быстрее, чем мог уследить глаз.
- Cuatro.
Кровь выступила на тыльной стороне руки француза.
Шарп посмотрел на стоящего рядом проводника.
- Как долго это продолжается?
- По крайней мере тридцать ударов, англичанин. Иногда сто. Вам не нравится это, а? - Человек рассмеялся.
Шарп не отвечал. Медленно, очень медленно, так, чтобы никто не мог видеть, что он делает, он наклонился вперед и нашел правой рукой замок винтовки, вложенной в седельную кобуру. Спокойно и медленно он отводил курок назад, пока не почувствовал, что тот взведен полностью.
Француз теперь стоял на ногах. Он знал, что с ним играют, что его противник - мастер в этом виде борьбы, что удары последуют снова и снова, пока все его тело не будет пронизано болью, пока он не истечет кровью. Он напал на Палача, размахивая ножом налево и направо, пытаясь уколоть его в припадке безумного отчаяния, а El Matarife, который, несмотря на его большой вес, двигался легко и быстро, казалось, танцевал, уклоняясь от каждого нападения. Он смеялся, не пользуясь своим ножом, а затем, когда безумие француза иссякло, нож ринулся вперед.
Толпа приветствовала его. Нож, с отвратительной точностью выколол один глаз военнопленного. Человек кричал, раскачиваясь, но нож так же точно достал его другой глаз.
- Seis, - смеялся El Matarife.
- Bis! - кричали его люди.
Испанец, стоявший возле Шарпа, посмотрел на стрелка.
- Теперь удовольствие только начинается, англичанин.
Но Шарп вытащил винтовку из кобуры, вскинул к плечу и потянул спусковой крючок.
Пуля вошла между ослепленными глазами, отбросив мертвого француза на землю, залитую его кровью.
Наступила тишина.
Шарп убрал ружье назад в кобуру и пришпорил Карабина. Ангел сжался от страха. С дюжину партизан вокруг площадки взвели курки своих мушкетов, в то время как дым от винтовки рассеивался над трупом.
Шарп остановил коня возле разозленного бородача. Он поклонился ему, сидя в седле.
- Теперь я могу рассказывать, что я дрался с французами вместе с великим Matarife.
El Matarife смерил взглядом англичанина, который испортил ему развлечение. Он знал, почему англичанин стрелял в пленного - потому что англичанин брезглив; но сделав это, англичанин бросил вызов El Matarife перед лицом его собственных людей. Теперь, тем не менее, этот майор Вонн предложил спасительную формулу.
El Matarife засмеялся.
- Вы слышали это? - Он отвязал цепь, и помахал своим подчиненным. - Он говорит, что он дрался вместе со мной, а? - Его люди смеялись, а El Matarife смерил англичанина взглядом. - Итак, почему вы здесь?
- Чтобы передать вам наилучшие пожелания от Generalissimo.
- Он слышал обо мне? - El Matarife положил на плечо секиру.
- Кто не слышал об El Matarife?
Напряженность спала. Шарп знал, что он провалил одно испытание, отказываясь наблюдать за пытками ослепленного человека, но убив француза, он заработал себе некоторое уважение. И был удостоен выпивки. Его привели в таверну, приказали подать вино, и они сидели, обмениваясь тостами, пышными и лживыми, но необходимыми в качестве предисловия к предстоящему делу.
Они пили в течение двух часов в главной комнате таверны, где становилось все более дымно по мере того, как тянулся вечер. Была предложена и еда: ломоть козлиного мяса в жирном соусе, которое Шарп поглотил с жадностью. Именно после ужина El Matarife, закутанный в плащ из волчьего меха, снова спросил, зачем англичанин приехал.
Шарп слепил историю, наполовину основанную на правде, - историю о том, что британская армия наступает на Бургос и погонит французов обратно по Главной дороге. Он приехал, объяснил Шарп, потому что Generalissimo хотел иметь гарантию, что каждый партизан будет на этой дороге, чтобы отвлекать отступающих и помогать убивать французов.
- Каждый партизан, англичанин?
- Но особенно El Matarife.
El Matarife кивнул: в том, что сказал Шарп, не было ничего, что вызвало бы подозрения. Его мужчины были взволнованы мыслью о сражении, предстоящем на Главной дороге, и о добыче, которую можно будет взять у отставших во время марша французов. Палач палочкой ковырялся в зубах.
- Когда придут британцы?
- Они уже идут. Солдаты заливают равнины как наводнение. Французы убегают. Они бегут к Витории. - Это было едва ли верно. Шарп видел только, что французы отступили к Бургосу, и если кампания этого года будет похожа на предыдущую, то они займут оборону в городе-крепости. Однако эта ложь убедила El Matarife.
- Вы скажете вашему генералу, что мои люди помогут ему. - El Matarife величественно обвел рукой комнату.
- Он будет удовлетворен. - Шарп вежливо передал бурдюк с вином. - Все же ему будет интересно узнать об одной вещи.
- Спрашивайте.
- В этих горах нет никаких французов, и все же вы здесь.
- Я скрываюсь от них, я позволяю им думать, что я ушел, и когда они празднуют мой уход, я возвращаюсь! - Он засмеялся.
Шарп засмеялся вместе с ним.
- Вы - умный человек.
- Скажите вашему генералу это, англичанин.
- Я скажу ему это. - Шарп чувствовал, что его глаза слезятся от густого табачного дыма. Он посмотрел на Ангела. - Мы должны идти.
- Уже? - El Matarife нахмурился. Он был более чем убежден, что англичанин пришел не за женщиной, и он наслаждался лестью, которая произвела впечатление на его людей. - Вы уже уходите?
- Спать. Завтра я должен ехать к своему генералу с этими новостями. Ему не терпится услышать о вас. - Шарп сделал паузу, откинувшись на спинку стула и вытащив из кармана клочок бумаги. Это был приказ от полковника Лероя о починке походных котелков, но никто в этой комнате не догадается об этом. Он прочитал это, нахмурился, затем обратился к Палачу. - Я чуть не забыл! Вы охраняете La Puta Dorada? - Он заметил вновь возникшую напряженность по внезапно наступившей в ответ на его слова тишине. Шарп пожал плечами. - Это не важно, но мой генерал спросил меня, и я спрашиваю вас.
- Что о ней?
Шарп свернул листок бумаги и бросил его в огонь.
- Мы слышали, что ее привезли сюда.
- Вы слышали?
- Все, что делает El Matarife, важно для нас. - Шарп улыбнулся. - Понимаете, мы хотели бы поговорить с нею. Она должна знать о французской армии многое, что помогло бы нам. Generalissimo полон восхищения, что вы захватили столь важного шпиона.
Выказанное уважение, казалось, успокоило подозрительного бородача. Медленно, очень медленно El Matarife кивнул.
- Вы хотите поговорить с ней, англичанин?
- Один час.
- Только поговорить? - В комнате раздался довольный смех.
Шарп улыбнулся.
- Только поговорить. Один час, не больше. Она находится в женском монастыре?
El Matarife был все еще убежден, что миссия Шарпа состояла в том, чтобы обеспечить его помощь в летней кампании. Было неприятно, что англичане узнали о присутствии женщины в горах, но он поверил англичанину, когда тот сказал, что он хочет просто поговорить. Кроме того, как могли один англичанин и мальчишка-испанец отбить ее у такого количества партизан? El Matarife улыбнулся, зная, что он должен удовлетворить просьбу майора Вонна. Просто отрицать, что маркиза в этих горах, означало бы рисковать тем, что англичанин будет искать ее сам. Он махнул одному из его людей, который вышел из прокуренной комнаты таверны, и обернулся к Шарпу.
- Вы встречали ее прежде, майор Вонн?
- Нет.
- Вам она понравится. - Палач рассмеялся. - Но она не в женском монастыре.
- Нет?
Еще больше вина было предложено Шарпу. Палач довольно улыбался.
- Она здесь.
- Здесь?
- Я услышал, что вы едете, англичанин, и я подумал, что я помогу вашему генералу, если позволю вам поговорить с нею. У нее есть много что сказать вам о вашем противнике. Я хотел подождать, спросите ли вы о ней, и если бы вы не спросили, тогда я удивил бы вас!
Шарп улыбнулся.
- Я скажу моему генералу о вашей помощи. Он захочет вознаградить вас. - Он изо всех сил пытался не выказать своего волнения и испуга. Мысль об Элен во власти этого животного была ужасна, мысль о том, что он может забрать ее отсюда, обнадеживала, но он не осмеливался показать это. К тому же к нему постоянно возвращалась пугающая мысль, что она ничего не знает, что для нее смерть ее мужа такая же тайна, как для Шарпа, и все же, если надеялся восстановить свое звания и спасти свою карьеру, он должен задать ей эти вопросы. - Вы приведете ее в эту комнату?
- Я дам вам комнату, чтобы поговорить с ней, англичанин.
- Я благодарен вам, Matarife.
- Отдельная комната, майор! - El Matarife засмеялся и сделал непристойный жест. - Возможно, когда вы увидите ее, вам захочется чего-то большего, чем поговорить?
Приступ смеха El Matarife был прерван криком снаружи таверны и звуком шагов. Дверь черного хода распахнулась, и кто-то кричал, что El Matarife должен выйти как можно быстрее.
Палач направился к двери, Шарп следом за ним, комната была полна мужчин, кричащих, чтобы принесли факел, Шарп выглянул и увидела свет у сломанного навеса, который использовался как конюшня. Мужчины бежали к навесу с факелами, и Шарп пошел с ними. Он протолкался через толпу и остановился в дверном проеме. Его чуть не вырвало, столь внезапен был шок, и его следующим побуждением было выхватить палаш и вырезать эти животных, которые толпились в маленьком дворике вокруг него.
Девушка висела под навесом. Она была обнажена. Ее тело было испещрено узором из мерцающих ручейков крови, крови достаточно свежей, чтобы еще блестеть, и все же не настолько свежей, чтобы продолжать течь.
Она повернулась на веревке, которая стягивала ее шею.
El Matarife выругался. Он ударил человека, который утверждал, что девушка совершила самоубийство.
Тело замерло, тонкое и белое. На бедрах и на животе между ручьями крови темнели синяки, которая спускались к ее лодыжкам. Ее руки были тонкими и белыми, ногти сломаны, но все еще со следами красной краски. В волосах была солома.
Люди кричали все разом. Они заперли девушку здесь, и она, должно быть, нашла веревку. Голос El Matarife перекрыл другие голоса, он проклинал их - проклинал за их глупость, за их небрежности. Он обернулся к высокому англичанину.
- Они - дураки, señor. Я накажу их.
Шарп заметил, что впервые Палач назвал его señor. Он смерил взглядом лицо, которое когда-то было прекрасно.
- Накажите их хорошенько.
- Я накажу! Я накажу!
Шарп отвернулся.
- И похороните ее по-христиански!
- Да, señor. - Палач пристально вглядывался в англичанина. - Она была красива, да?
- Она была красива.
- Золотая Шлюха. - El Matarife медленно выговорил эти слова, как если бы произнес эпитафию. - Вы не сможете поговорить с нею теперь, señor.
Шарп посмотрел на висящее тело. На грудях были царапины. Он кивнул и сказал как можно спокойнее.
- Я поеду на юг этой ночью.
Он отвернулся. Он знал, что люди El Matarife наблюдают за ним, но он не покажет виду. Он крикнул Ангел, чтобы тот вывел лошадей.
Он остановился за милю от маленькой деревни. Память о повешенном, поворачивающемся теле была болезненна. Он думал о своей мертвой жене, о крови на ее горле. Он думал о пытках, которые вынесла мертвая женщина в конюшне, о последних ужасных минутах ее жизни. Он закрыл глаза, чувствуя дрожь во всем теле.
- Мы возвращаемся теперь, señor? - Шарп услышал печаль в голосе Ангела из-за того, что их миссия обернулась неудачей.
- Нет.
- Нет?
- Мы идем в женский монастырь. - Они видели монастырь перед закатом - это здание, казалось, висевшее на краю плато. - Мы поднимаемся туда сегодня вечером.
Он открыл глаза, обернулся в седле и посмотрел назад. Никто не следовал за ними от таверны.
- Мы идем в женский монастырь? Но она мертва!
- Они называли шлюху золотой. - Голос Шарпа был злобным. - Золотой из-за ее волос, Ангел, а не из-за денег. Кем бы ни была та девушка, она не была маркизой.
Но кем бы ни была девушка с черными волосами, та, чье тело висело, окровавленное и бледное, в конюшне, она была мертва - и недавно мертва, и Шарп знал, что девушка умерла, потому что он спросил о маркизе. Она умерла для того, чтобы Шарп уехал из этой долины спокойный, убежденной, что маркиза мертва. Он ударил каблуками, разворачивая Карабина, и поехал к темной горе. Он чувствовал комок в горле, потому что неизвестная девушка была мертва, и он обещал ее духу, что всюду, где только можно, будет мстить за нее. Он ехал в гневе, он поднимался к женскому монастырю Поднебесье и планировал спасение и битву.
Глава 11
Словно наступила зима - так холодно и туманно было на плато. На такой высоте туман превращается в низкое облако, грозящее дождем. Только мокрые листья немногих чахлых берез доказывали, что лето не совсем чуждо этому возвышенному, странному, пугающему месту.
Шарп не спал. Он планировал сражение, которое, он понимал, будет неизбежно, как только El Matarife обнаружит, что он не миновал стражей у двух мостов. На рассвете он разведал край плато, рассматривая сквозь туман крутые склоны горы.
Шарп не велел Ангелу идти с ним до самой плоской вершины горы. Он оставил мальчишку в тылу - с обеими винтовками и тщательно продуманными инструкциями.
Ангел был взволнован.
- Это - святое место, señor.
- Доверься мне, Ангел, просто доверься мне.
Шарп поднялся на плато с двумя лошадями, опасаясь, что ужасное, отчаянное предприятие, которое он запланировал, может оказаться бесполезным. Он будет драться с партизанами, он оскорбит церковь - и все ради женщины, у которой нет ответов, которые спасут его карьеру и откроют тайну Хогану.
Ангел пожелал ему удачи, но мальчишка был обеспокоен.
- Мы должны драться с ними, сеньор?
Он говорил о партизанах.
- Чтобы победить Францию - да.
Это была ложь - или, по крайней мере, Шарп не знал, была ли это правда. И все же Ангел, который доверял англичанам, поверил ему.
Теперь, когда в сумраке рассвета стала видна мокрая трава на плато и серые облака, цепляющиеся за чахлые деревья, Шарп скакал к женскому монастырю. Он был один на этом плоскогорье.
Женский монастырь Поднебесье заслужил свое название. Он было построен на самой высокой точке этой горной гряды, и казалось, что здание лишь каким-то чудом удерживается на краю пропасти. Монастырь был построен в те дни, когда мусульмане гнали христиан на север, когда молитвы христиан должны были возноситься на возвышенных местах, которые могли быть защищены христианскими мечами. Стены женского монастыря не имели окон. Они были серыми как скалы, залитые дождем, - настоящая крепость для женщин. В ее похожих на тюремные стенах была только одна дверь.
Шарп постучал и пождал. Он постучал снова, затем стал барабанить в дверь камнем, выбивая искры из железных гвоздей с квадратными шляпками, которыми были сколочены толстые доски. Он слышал, как стук разносится по всему зданию, но никто не откликался.
Он ждал. Туман плыл вдоль плато. Лошади, привязанные к большому камню, наблюдали за ним. Капли дождя блестели на седлах, словно бисер.
Он пнул дверь, выругался, затем нашел камень побольше, которым он грохотал по дереву, словно батарея полевой артиллерии в бою. Раздался щелчок.
В одном из двух полотнищ двери был маленький ставень, защищенный ржавой железной решеткой, и этот ставень отодвинулся в сторону. Он увидел глаз, уставившиеся на него. Он улыбнулся и сказал самым вежливым тоном.
- Я приехал, чтобы увидеть маркизу де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба.
Глаз мигнул, ставень скользнул на место, и больше ничего не произошло. Он ждал.
Внутри большого здания стояла тишина. Ни грохота отодвигаемых засовов на дверях, ни шагов или голосов, звучащих вдалеке. На мгновение он усомнился не был ли глаз за ставнем видением, столь тихим было серое здание. Оно, казалось, спало здесь в течение тысячи ничем не отмеченных лет, и его стук был преступлением против Вечности.
Он нашел еще больший обломок скалы, который ему пришлось держать двумя руками, он принес его к двери, аккуратно размахнулся и ударил в то место, где сходились два полотнища. Он молотил им снова и снова, видя как от левого полотнища отлетают щепки с каждым ударом, и звук ударов был ужасен, отдаваясь эхом по всему монастырю, и он задавался вопросом, что подумает Патрик Харпер, если узнает, что его друг ломился в женский монастырь. Шарп почти слышал, как тот говорит с ольстерским акцентом: "Боже, храни Ирландию!"
Камень ударил снова, дверь дернулась назад, и он увидел железный засов, который был согнут, но все еще держал. Он бил снова, ругаясь при каждом ударе, и несмотря на холодное утро пот выступил у него по всему телу, и он бил огромным камнем со всей силы в слабое место на двери, и полотнище наконец развалилось, железный брус сломался, и он мог проникнуть в женский монастырь.