Глава 14. "Альпинисты"
Избитое выражение – "рояль в кустах", но, как говорят в Одессе – "Я вам скажу из жизни".Cамое странное, что этот пресловутый рояль и в самом деле оказывался (почти всегда) в нужном месте и в нужное время в наиболее критические моменты моей не бедной на не скучные события жизни. Первое, что пришло в голову, после заявления старшины о том, что он предлагает штурмовать отвесные скалы Медвежьего крыла, это вопрос – "Как?" Можно на автомате ответить – "Каком к верху" и это таки будет ответ, но ответ не серьёзный и не по делу. Дело же у нас было серьёзней некуда, поскольку речь шла о наших родных и любимых морских задницах, а они нам "были дороги, как память".
Старшина Семён Анатольевич и наш общий друг Бронислав Устинович, призвав в помощники мою незаменимую персону, все мы вместе направились в "Закрома Родины" – легендарную каптёрку под полубаком(носовой надстройкой) Это была каптёрка боцмана Друзя. Об этом скромном складском помещении на судне ходили легенды. Кроме пошлого "Закрома Родины". его так же называли "Пещерой Али Бабы". Между тем на этом маленьком складе никогда не было ничего лишнего, было лишь то, что могло вдруг срочно понадобится причём случайным и самым непредсказуемым образом.
Это был какой то мистический промысел(извините за каламбур) Ну по какому скажите странному совпадению заядлый альпинист старшина Толяныч перед самым отходом в рейс за громкую игру на гитаре был изгнан сварливой хозяйкой из съёмной квартиры вместе со старым рюкзаком и двумя пятидесяти килограммовыми баулами с новым альпинистским снаряжением, купленным буквально за сутки до этого. Снаряжение было заграничным и баснословно дорогим. Толяныч заказал его ещё год назад у одного крутого фарцовщика с крутыми же связями на чёрном рынке. По слухам старшина отдал за него стоимость половины Жигулей популярной тогда пятой модели в экспортной комплектации.
И ещё страннее, что боцман согласился взять на хранение эти, вообще то не отражённые ни в каких накладных вещи альпиниста, попавшие в Союз не всегда ясным путём. Судно объект режимный и даже не собираясь в загран. рейс постоянно осматривается на стоянке соответствующими службами, например пограничными нарядами. Тут могут возникнуть неприятные вопросы. К тому же, побывав под следствием по делу о мнимой растрате казённого имущества, Устиныч стал в таких делах, что называется пуганной вороной, которая как известно дует на воду.
Боже мой, чего там только не было в этих баулах. У Семёна азартно заблестели глаза, когда он принялся разбирать все эти веревки, обвязки, жумары, карабины. Подошли ещё двое ребят, товарищей Толяныча по альпинистским походам. Они заговорили непонятное – френд, маятник, шлямбур, Гри-гри, репшнур, оттяжка, восьмёрка, закладка, зацеп, кошки, такелажная плата. Всё это заграничное великолепие сверкало и переливалось праздничными цветами новогодних ёлочных игрушек.
Альпинисты принялись споро и деловито вооружать всю эту абракадабру – обвязку, привязь, спусковик. Но самое-самое невыносимо романтическое, неизгладимое впечатление произвели на меня роскошные жёлтые швейцарские ботинки фирмы Монблан.
В джинсах Монтана, размечтался я, замшевой куртке и в этих щикарных кедах да под ручку с моей норвежской принцессой. Я бы смотрелся истинным Аленом Делоном. Как говорится кто о чём..
Между тем не прошло и пары часов, как Семён начал свой подъём на скалы, под горячо-сочувственными и кровно заинтересованными взглядами всего экипажа, высыпавшего на открытую часть каменистого берега, справа от нависающего над гротом каменного козырька. Медвежье крыло представляло собой сложное скалистое образование с множеством участков, порой с отрицательным углом восхождения. Скалолазание здесь могло быть под силу только очень опытному спортсмену. Порой встречались места, которые проще было бы обойти, однако времени для этого просто не было.
Семён сноровисто забивал крючья и(или) вставлял закладки, в которые в свою очередь, вставлялся карабин. Один из стоящих внизу матросов, товарищей Толяныча по альпинистским походам, страховал его внизу на скальном причале, удерживая страховочный трос. Несколько раз Семён, вбивая крюк альпинистским молотком, или вставляя очередную закладку зависал вниз головой словно огромная летучая мышь в зелёной пластиковой каске.
Второй из друзей Семёна по скалолазанию, решив сменить страхующего, который несмотря на прохладную погоду успел изрядно взмокнуть от нервного напряжения, по ходу дела задал непонятный, видимо профессиональный вопрос. – "Как думаешь, по норвежской классификации не меньше семерки плюс будет?" – "Да тут вся восьмёрка плюс, если не девятка". – ответил первый. В этот момент, Толяныч, видимо подскользнувшись на влажном камне, сорвался и с криком – "Держи!", полетел со скал спиной вниз. Оба стоящих внизу альпиниста среагировали молниеносно, повиснув двойным весом на страховочном тросе, удерживая товарища от дальнейшего падения. Падавший тем временем успел мгновенно сгруппироваться и на лету зацепится правой рукой за выступающий из скалы камень.
Стоявшая внизу толпа в два десятка зрителей в начале падения Семёна синхронно-судорожно вздохнула – "А-А-Х!!" и через три секунды, после его благополучного зацепа за счастливый камень так же синхронно, но уже с явным облегчением выдохнула – "У-У-Х!!"
Спустившегося со скал старшину подменили двое его товарищей и уже сравнительно быстро по проложенному пути поднялись на скалы и продолжили восхождение вплоть до самых верхних уступов на высоте не менее ста метров. Здесь покорители Медвежьего крыла поднялись и выпрямились во весь рост. – "Справа и слева вершины метров по 400. Главную вершину видно, далеко совсем на северо-восток, тридцать- сорок километров. В трёх километрах узкая низина между скал. Сарай деревянный ближе к берегу, лодка перевёрнута. Рядом дед какой-то, сети чинит". – "Хорош парни". – ответил Сёмен. "Давайте вниз, не светитесь, не надо. чтоб вас видели".Мы с боцманом, рядом, как два разновозрастных неразлучника стояли подле старшины Семёна, упакованного в первязи альпинистского снаряжения. Стояли, готовясь принять на себя страховку спускающихся вниз скалолазов. – "Хреново, сказал Семён вполголоса. Походу нет здесь никаких "мышкиных норок", не в Туапсе чай. Думать надо".
Неожиданно вскрикнул один из спускающихся альпинистов. Из под посверкивающей металлом подошвы его ботинка вывернулся огромный валун и полетел вниз, грузно ударяясь о встречные уступы скалы, выламывая массивные куски гранита. – "Обвал! В строну!" – Зычно крикнул старшина и кинулся прочь, увлекая нас за собой, на ходу подхватывая конец страховочной веревки, которую боцман впрочем не собирался выпускать из рук, так же помня о своём долге страхующего.
Овал был неслабый, поскольку в полминуты его буйства все ощутили толчки отдачи от падения огромных кусков гранита, словно толчки землетрясения средней силы. Однако стоящим внизу он вреда не причинил, поскольку основная масса камней рухнула на нависающий над нашим скрытным причалом козырёк – огромный скальный выступ.
Когда альпинисты, спускаясь почти достигли этого выступа, находящегося метрах в двадцати от земли, то оба дуэтом, словно гоголевские Бобчинский и Добчинский, развлекающиеся на досуге экстремальным видом спорта, оба вдруг в унисон заорали – "Ни хрена себе норки!!"
Наши покорители скал. издав дуэтом радостный вопль- "Ни хрена себе норки!!" спустились на широкий, нависающим над нами каменный козырёк, под которым находилась наша стоянка. Это было что-то вроде глубоко врезанного в скалы каменного грота в котором полностью помещался наш траулер. С правой стороны каменный навес обрывался и находился довольно большой участок каменистой суши, откуда наши скалолазы и начинали подъём и откуда оставшиеся внизу могли наблюдать за всеми их действиями. Однако значительная часть скал над каменным козырьком была скрыта для обзора снизу. Эта часть находилась на высоте примерно 20-30 метров над нами и именно там на козырьке находились спустившиеся вниз скалолазы.
– "Здесь норка метра полтора в диаметре, не для мышки, для мишки норка" – громко, чтобы услышали внизу объяснял один из них. – "По бокам, слева внизу и метрах в 7 справа дыры поменьше по полметра в диаметре" – добавил другой. – "Внутри темень, фонари нужны". – "Парни, мы вот, что сделаем, ответил снизу Семён. Погодите спускаться, есть мысль. Устиныч, у тебя запасной шторм-трап есть? Если два вместе связать, то удобная дорога получится". – "Ну, вздохнул боцман, раз пошла такая пьянка… Есть три по двадцать метров. Один новый и два бэушные, но крепкие, манильские". – "Ну боцман, рассмеялся старшина. Был бы ты девкой, я бы"… – "Чего ты бы, король морской – осерчал старый. – Женился бы на тебе, усатый, смеясь заключил, позвякивая альпинистской сбруей Анатолич". – "Ну, ежели законным браком, "тоды ой", принимая шутку- юмора смягчился Устиныч. В кормовой малярке, под брезентом ещё два по 15 метров. Пользуй приданное женишок".
Я вместе с другими оставшимися внизу матросами организовали быструю доставку верёвочных лестниц. К месту действия подошёл и капитан Владлен Георгиевич со своей штурманской свитой. – "Ну что Анатолич, обратился он к старшине. Хорошее начало – половина дела. Информация наша, как цветные стёклышки потихоньку складывается в красивый витраж. Сейчас поглядим, что за мишкина норка там приоткрылась".Он покрутил пальцем cпираль по направлению к каменному навесу.
Через час наверх уже вела удобная, привычная для моряков дорожка, состоящая из трёх связанных вместе шторм-трапов. Капитан, не смотря на тучность, ловко и быстро вскарабкался по ним. За ним последовали Семён, старпом Савва Кондратьевичь и боцман. Оставшиеся внизу матросы, среди которых находился и я стеснялись недолго. Я подхватил два тяжелых переносных фонаря с аккумуляторной зарядкой и перебросив их на ремнях за спину, вместе с другими, сгорающими от любопытства и нетерпения моряками по одному отправились к свежеоткрытым мишкиным норкам
Мы поднялись на довольно обширное скальное плато, сплошь усыпанное битым щебнем и камнями различной величины, последствиями недавнего обвала. Здесь мне пришлось совершить неприятное для моей мнительной персоны открытие. Взглянув вниз я поперхнулся воздухом и с ужасом понял – у меня была подлая и мерзкая акрофобия – страх высоты.
Никогда прежде я не чувствовал подобного, поистине животного страха за свою шкуру. Я бывал в детстве и позже на крышах пяти и десятиэтажек вместе с другими мальчишками, было страшновато. но такого ужаса я не испытывал никогда. Захотелось лечь животом на острый битый камень, не шевелится и по возможности не дышать. а главное не смотреть, не смотреть вниз. Если бы был под рукой смертельный яд, то лучше бы принять его и умереть мгновенно, но только не ощущать этого мерзкого, удавьева чувства, ужаса выкручивающего душу словно уборщица половую тряпку.
Меня выручили злость и стыд. Стыд и злость иногда весьма полезны. – "Стоять, ССука! – заорал я на себя беззвучно. Любимец принцесс, мля!" Для пущего эффекта я двинул себя кулаком под кадык, закашлялся до слёз и под оторопелыми взорами товарищей стал понемногу приходить в себя. Тут я поймал пристальный взгляд старшины Семёна. Он улыбнулся мне понимающей и одобряющей улыбкой.
Мишкина норка и впрямь более напоминала вход в немаленькую пещеру, в которую можно было войти, правда с приличным поклоном. Две другие дыры так же были приличных размеров. но походили скорее на округлые отдушины и для прохода и даже прополза были маловаты. Я сбросил на камни, изрядно оттянувшие плечи тяжелые аккумуляторные фонари. Один из них при соприкосновении с большим плоским обломком ржавого цвета издал глухой, но отчётливый звук удара металла о металл. Я поднял этот обломок размером смою ладонь и потер о брезентовые штаны. Сквозь осыпавшийся слой ржавчины проступили рельефные латинские буквы – S NAV.
US NAVY, мысленно восстановил я надпись. Это был осколок американской авиабомбы.
Глава 15. "Пещера"
Зажав свою находку в мокрой от пережитого ладони я поспешил к группе моряков совещавшихся у пещеры. "Цемент, к бабке не ходи, бетонный раствор, причём разводили лохи, хреновый получился раствор, песка много". – толковал Устиныч, растирая пальцами тёмно-серый порошок, который за минуту до этого соскоблил пальцами с лежащего возле пещеры большого валуна, весом килограмм в двадцать. – "Может ты, Бронислав скажешь когда пещерку то нашу замуровали, хотя бы примерно – плюс, минус?" – осведомился капитан, прищурившись, что твой Ильич на картине "Ходоки у Ленина".
Боцман задумчиво пошевелил пышными усами:"Трудно сказать, потому, как замуровывали нору эту не раз, а как минимум дважды. Впервые давненько, лет двадцать, тридцать назад, потом кто-то частично разрушил кладку и восстановили её совсем недавно меньше трех, пяти лет назад. Причём восстановили не профессионально, раз достаточно было невеликого камнепада, чтобы все три кладки разом обвалились". Мне не терпелось заявить о своей, как я был убеждён, важной находке и я отважно пренебрегая субординацией влез в беседу старших.
– "Осколок вот нашёл от бомбы штатовской", – смущаясь выдал я, мучимый приступом врождённой деликатности. – "Опаньки!" – бурно обрадовался капитан, выхватывая у меня из руки теплую и влажную, потемневшую от пребывания в моей потной ладони железку. "Что и требовалось доказать. Ещё одно крупное цветное стёклышко в нашу ценную мозаику" – заявил он непонятное, пристально вглядываясь в ставшие вполне отчётливыми четыре латинские буквы "US NAVY" – догадался он без моего эрудированного участия. "А ведь пещера эта скорее след сил человеческих, а не природных. Пробоина это в скале от бомбы американской".
– "Так, теперь уже кое-что начинает прояснятся" – растягивая слова, произнес Устиныч. – "Во время войны в этих широтах не один союзный конвой с лендлизом прошёл. Американцы с англичанами в Мурманск оружие поставляли – танки, самолёты, орудия, боеприпасы. Продовольствия много везли, одной американской тушенкой все фронта считай обеспечивали. Наши её ещё "второй фронт" называли. Язвили, значит. Мы мол в войне с Гитлером кровью и жизнями участвуем, а союзнички, мол тушёнкой".
Да и тушёнка та была не очень. Пол банки всего мяса, остальное жир. Только и союзники своё получали от немца. Из тех конвоев, почитай дай бог половина до Мурманска доходила. Остальные люфтваффе – ассы немецкие топили, да кригсмарине, в основном подводники германские, что в тайных местах базировались и в Норвегии и поговаривают в нашей Арктике. На Новой земле, вроде тоже в пещере, скелет нашли в мундире германском и бочки из под солярки со свастикой, где то там в гротах тайных немецкие подлодки и хоронились.
Тогда союзники решили конвои в полярный день не пускать, а дождались полярной ночи и аккурат 31 декабря 42 года здесь, чуток южнее острова нашего Медвежьего в Баренцевом море британец с германцем "Новогоднюю баталию" устроили. Немцами адмирал Редер командовал, а у англичан капраз(капитан первого ранга) Шербруг. Он в том бою глаз потерял, как адмирал Нельсон. Ну и порядком надавали фрицам. Конвой все танспорты целёхонькими в Мурманск привёл, а Редера того, говорят, Гитлер, чуть было самолично челюстями своими вставными не загрыз, когда бился в падучей.
– "Так-то оно так, только почему бомбу эту американскую на остров сбросили?" – поддержал разговор Семён "И когда cбросили?" "Полярной ночью особо не разлетаешься по тем временам. У немцев хотя бы аэродромы на материке были, а у союзников где? Да и далековато это от места того боя новогоднего. Кроме того конвой то был английский и с чего бы англичанам американскими бомбами кидаться".
– "Всему своё время, парни. Придёт время, всё прояснится и время это не за горами," – загадочно и не без патетики закруглил затянувшийся исторический диспут капитан. "Фонари давай", – протянул он ко мне руку. – "Владлен Георгиевич" – обратился к нему Семён. – "Разрешите нам с ребятами вначале разведать. Незнакомые пещеры вещь опасная, а нам оно как-то привычнее".Освещая себе дорогу жёлтым лучом громоздкого фонаря, старшина осторожно двинулся вперёд. Двое его друзей, тихо позвякивая альпинистском снаряжением направились за ним.
Через каких-то полминуты, всё ещё видимая нами, недалеко ушедшая группа остановилась и послышался, отчётливый и словно усиленный мегафоном голос Семёна. – Здесь обрыв глубокий, темно, дна не видно, луч не достаёт. Давайте ещё фонари, света больше надо. Я бросился с оставшимися двумя фонарями вперёд. Скалолазы включили принесённые мной аккумуляторные фонари и скрестив три луча принялись сканировать светом этого мини прожектора, находящееся перед ними неизвестное тёмное пространство.
Мощности трёх фонарей явно не доставало, так что ни дна ни противоположной стороны их свет не достигал. Мы видели только ближние скалистые стены и метров пятнадцать в глубину отвесной пропасти. Луч света выхватил участок каменной стены, мелькнул ряд тёмных, параллельно расположенных полос. Прямо под нами находилась лестница из железных вбитых в гранит скоб.
– "Когда долго везёт, надо остановится и подумать – Не везёт ли это везение в ад". – изрёк китайскую мудрость, стоящий у нас за спинами боцман. Он тоже увидел лестницу из скоб, ведущую в темноту и это обстоятельство вдохновило его на конфуцианскую велеречивость. Капитан стоял рядом и успел оценить обстановку:"Вот что, мой мудрый боцман. Все идут вниз, обратно на борт и во главе с менее мудрым капитаном будут думать свои скромные думы. Заодно протянем сюда электро кабель и поднимем малый прожектор с мостика. Вы же с вашим учеником, юнгой-философом останетесь в уютной тьме на вахте у этого трапа, мотнул он бородой в сторону пропасти. Пофилософствуйте здесь пару часов.
И смотрите, чтобы здесь никакие приведения не шныряли. а то чего доброго напакостят тут, а нам расхлёбывай. Вот тебе оружие на всякий пожарный". Он достал из кармана необъятной куртки ракетницу и протянул Устинычу. Тот принял её со вздохом безысходности и уселся у каменной стены, напротив провала. Я последовал его примеру и примостился рядом.
Сидение в тёмной сырой пещере, да к тому же на острове откуда не так уж и далеко до Северного полюса, занятие не из приятных. Тот факт, что над этим суровым местом висит 24 часа в сутки полярное Солнце рядом с бледной Луной как-то тоже особого тепла не прибавляет. Утешала немного мысль, что зимой было бы куда неприятнее. Рассказ боцмана о его Гренландской эпопее в силу места действия тоже особо не грел. Устиныч остановился на том пафосном моменте, когда его новый приятель Миник пригласил на настоящую гренландскую охоту, которая по местным обычаям должна была не больше не меньше, как сделать побратимами вообщем то случайных знакомцев.
Однако чего в жизни не бывает и как сказал всё тот же рыжий Гена, возвратившись в родном порту на судно c огромным фингалом под левым глазом, будучи побитым и обобранным мурманскими ментами:"Всякий развлекается по своему".