Побарахтавшись так с полчаса, швыряемый волнами то вперед, то назад, то из стороны в сторону, я наткнулся наконец на большой обломок мачты с нашего "Альберта". Поскольку я уже выбивался из сил, он пришелся как нельзя более кстати. Растянувшись на нем, я крепко заснул, и меня не разбудил бы, наверное, даже пушечный выстрел.
Представьте же мое удивление, когда, открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь не на этом обломке и не в открытом океане, а покоюсь на мягкой свежей траве, в тени каких-то деревьев с огромными листьями длиной больше метра. Не знаю, что это были за деревья, кокосы или что там еще, да это сейчас и не важно.
Я поднялся и сел, думая, что все еще сплю, и тут заметил, что я не один, а окружен тридцатью или сорока голыми туземцами цвета перца и шоколада, голыми, как наш прародитель Адам. Хотя нет, не совсем, поскольку у каждого из них имелось кольцо, продетое в носу, а на голове два или три пера райской птицы. Никакой другой одеждой эти джентльмены не обременяли себя.
Увидя, что я еще жив, они от радости разинули рты, такие огромные и зубастые, что я почувствовал невольное содрогание. Казалось, у каждого из них распахнулось сразу полголовы и показалось два ряда таких отменных зубов, что им позавидовали бы и нильские крокодилы. Они смеялись и ликовали, хлопая себя обеими руками по животу, и терлись друг о друга носами.
Меня колотило, как в лихорадке, и немудрено, я ведь прекрасно знал, что эти так легко одетые и такие веселые господа имеют дурную привычку поедать потерпевших крушение моряков. Мне казалось, что я уже чувствую, как меня бросают в огромную кастрюлю с кипящим зеленым соусом или как сквозь мое тело продевают огромный вертел.
О как я проклинал в этот момент нашего неуклюжего боцмана, единственную причину всех моих несчастий. Ведь если бы этот благословенный крест…
- Остальное мы знаем, папаша Катрам, - прервал капитан. - Оставь в покое крест и продолжай: мне любопытно знать, чем все закончилось.
- Да, да, так на чем я остановился?.. - сказал боцман. -Страх мой длился, однако, недолго. С удивлением я увидел, что эти дикари, которые на первый взгляд показались мне страшными людоедами, с великим почтением относятся ко мне. Одни растирали мне руки и ноги, другие заботливо обмахивали меня опахалами из пальмовых листьев, третьи предлагали мне фрукты или нежно терлись о мой нос в знак дружбы, как принято у островитян Тихого океана.
Заметив, что я успокоился и повеселел, они знаками пригласили меня следовать за ними и привели в большую деревню, население которой с великой радостью сбежалось посмотреть на меня. Там мне возложили на голову корону из перьев, продели мне в нос кольцо и отвели наконец в удобную хижину, дав мне понять, что с этого часа я становлюсь их правителем. "Вот так штука, - подумал я. - Правитель острова! Когда еще так везло простому матросу!"
Однако позднее мне пришлось изменить свое мнение. У меня и сейчас еще мороз продирает по коже, как подумаю об этом. Но не будем отвлекаться.
Вот так я и стал правителем этого острова, по причине все того же несчастного креста. Мои подданные из кожи лезли, чтобы угодить мне, снабжая самыми лакомыми дарами земли и моря. Каждое утро в мою хижину приносили роскошных устриц, омаров и рыбу разных сортов, жареных кур и поросят со всяческими аппетитными приправами, лакомые фрукты, кувшины с пальмовым вином. Представьте себе, мог ли папаша Катрам, который, как, впрочем, и все моряки, был изрядным обжорой, не воспользоваться этим даром небес! Я ел, как волк. Я съедал три завтрака утром, два обеда днем и три или четыре ужина на ночь. В общем, к концу месяца я так растолстел, что пришлось расширить дверь моего королевского жилища, и четыре раза переделывать парадную мантию, поднесенную мне моим народом.
Я стал бы толстым, как слон, или по крайней мере, как носорог, продолжай я такую блаженную жизнь. Но этому не суждено было случиться.
В одно прекрасное утро, или, точнее, в одно ужасное утро, я принимал по обыкновению своих придворных. То были шесть храбрых вождей, но и шесть искусных мастеров гастрономии, как мне вскоре стало известно. Я был в приподнятом настроении, думая, что они пришли поговорить со мной по делам, касающимся моего правления, или, может быть, речь пойдет даже о моем браке с какой-нибудь красавицей шоколадного цвета, чтобы династия не угасла вместе со мной, но они явились ко мне с какими-то подозрительными плотоядными лицами. Приблизившись, они долго с глубоким вниманием осматривали мои руки и ребра. При этом они заинтересованно обсуждали что-то на своем языке, которого я еще хорошенько не знал. Потом они отдали мне глубокий поклон и удалились.
Я остался в сомнении, не зная, что мог означать этот странный визит. В конце концов я остановился и на том, что моих подданных беспокоит мой плохой аппетит и они боятся, что я могу ослабеть, поскольку накануне я съел всего-то три завтрака, четыре обеда и пять ужинов. Но, увы, я ошибся, - и им суждено было стать последними!
Вечером, когда я решил перед сном проглотить еще парочку ужинов, вернулись те же шестеро в сопровождении придворного повара, и вновь подвергли меня еще одному тщательному осмотру. Когда же они с новыми и еще более почтительными поклонами покинули мою хижину, до меня донеслись таинственные слова: "Завтра, как договорились!.."
Тут я всерьез задумался. Зачем приходил придворный повар! Этот человек не входил в число приближенных, и это было грубейшим нарушением этикета. И потом, что они подразумевали под этим "завтра"? Слегка обеспокоившись, я отправился искать своего первого министра.
Я нашел его на кухне, занятого чисткой кастрюли, такой огромной, что там поместился бы целый бык! Можете вообразить себе мое удивление. С каких это пор мой первый министр стал замещать судомойку?
- Кара-Оло! - воскликнул я, сурово нахмурившись. - Что это такое? Это так-то вы занимаетесь государственными делами? Лопни мои глаза! Мой первый министр работает судомойкой! И вам не стыдно, ослиный хвост?
- Ваше величество, - сказал он вкрадчиво. - Я стараюсь, чтобы завтра все было готово к большому банкету. Нельзя ничего упустить.
- Банкету? - воскликнул я. - Что, мой народ собирается угостить меня обедом по национальному обычаю?
На этот раз сам Кара-Оло с удивлением посмотрел на меня.
- Но это же вы сами будете угощать свой народ! - вскричал он.
- Я!..
- Ну да, ваше величество, - наивно ответил мой первый министр. - Вы очень толстый, и я измеряю эту кастрюлю, чтобы убедиться, что вы поместитесь в ней!..
Только тут я все понял! Сожрать своего короля, Катрама Первого! Так вот почему они носили мне столько лакомств, так вот зачем так откармливали меня! Несколько мгновений я стоял, не дыша. Бьюсь об заклад, что в этот миг я был белым, как самая белая чайка, вся моя кровь застыла во мне.
Кое-как добрался я до своих апартаментов, мокрый с ног до головы от холодного пота. Не знаю, сколько часов просидел я обессиленный на своем троне, а когда пришел в себя, ночь уже кончалась, и в деревне царила абсолютная тишина. И тут я принял отчаянное решение.
Я взял черное перо и начертал довольно уверенной рукой на стене моего королевского жилища следующие слова:
"ОТРЕКАЮСЬ ОТ ТРОНА! СЪЕШЬТЕ ВМЕСТО МЕНЯ МОЕГО ПЕРВОГО МИНИСТРА! КАТРАМ ПЕРВЫЙ".
Отшвырнув подальше свою корону, я открыл свой матросский нож, который ревниво хранил как свое личное достояние, проскользнул в дверь, крадучись пересек лес и, добравшись до берега моря, поспешно столкнул в воду найденное здесь каноэ, покинув без сожалений свое островное царство и своих неблагодарных подданных.
Через восемь дней меня подобрало шедшее в Малайзию датское судно. Страх, что меня догонят и посадят в кастрюлю с зеленым соусом, а также строгий пост, которого я придерживался все восемь дней, уменьшили мои габариты очень существенно, доведя их до кожи и костей.
Представляю, как вытянулись бы носы моих подданных, доведись им встретить меня в этот момент.
- Итак, - сказал капитан, - из-за креста Соломона наш папаша Катрам стал правителем. Какая удача, черт побери!..
- Такая удача, - ответил боцман ворчливым тоном, - что я бы с удовольствием ее вам уступил.
- Я бы по крайней мере растолстел.
- Чтобы потом растолстели ваши подданные. Доброй ночи! А я возвращаюсь к себе.
- Одну минуту, Катрам!
- Слушаю вас, капитан.
- Вот тебе мой совет. Если увидишь морской смерч, не полагайся на крест Соломона, который придуман для суеверных глупцов, а вели лучше выпалить ему навстречу холостым зарядом из пушки. Достаточно одного выстрела, уверяю тебя. А теперь доброй ночи, Катрам Первый, он же и последний!
ПРИЗРАКИ СЕВЕРНЫХ МОРЕЙ
На пятый день экс-правитель дикарей не сразу появился на палубе. Он показался только в час обеда, проглотил с аппетитом свою порцию и, видя, что море все еще спокойно, а ветер не переменился, снова исчез, прихватив с собой дюжину сухарей.
Экипаж, который уже вошел во вкус этих ежевечерних рассказов, пусть фантастичных, но занимательных, в урочный час собрался на палубе, оспаривая друг у друга лучшие места вокруг бочонка. Но папаша Катрам не подавал признаков жизни. Заболел он или же опять хватил лишнего - никто ничего на этот счет не знал. Сам же старый медведь никого не предупредил, а юнга, которого мы послали в боцманскую узнать, как дела, вернулся с приличным синяком под глазом.
Мы ждали до девяти, потом до десяти, но все напрасно. Несмотря на суеверный страх, который внушал этот странный старик, и на дурной прием, оказанный юнге, еще двое матросов отважились спуститься в глубь трюма; но не смогли сообщить ничего, кроме того, что старый боцман храпит, как барсук, а вернее, как расстроенный контрабас.
Капитан, который очень любил своего боцмана и нередко закрывал то один, а то и оба глаза на его выходки, велел оставить его на этот вечер в покое.
- У старого хрыча, наверное, язык устал, - сказал он, смеясь. - Шутка ли! Он наговорил за эти вечера больше, чем за всю свою прежнюю жизнь.
Все послушались, но на борту воцарилось дурное настроение, а вахтенные смертельно скучали, привыкнув весело проводить время у бочонка.
На другой день папаша Катрам снова появился на палубе в обеденный час, но и на этот раз сразу же скрылся. Наступил вечер, а он опять не подавал признаков жизни.
- Ах мошенник! - узнав об этом, воскликнул капитан. - Он что, решил, что его наказание кончилось? Эй! Спуститесь в трюм и скажите боцману, что, если он сегодня вечером не развяжет свой язык, я закую его в железо на оставшиеся восемь дней.
Через несколько минут папаша Катрам уже снова восседал на своем бочонке в окружении всей команды, жаждущей услышать пятый рассказ.
Боцман был в дурном настроении. Он явно пришел лишь из страха перед капитаном, и ожидать веселой историйки нам не приходилось: - это читалось в глазах рассказчика.
- Готов ли твой язык? - осведомился капитан властным тоном.
Папаша Катрам сделал утвердительный жест.
- Тогда давай, начинай!
Боцман склонил голову на грудь, чтобы сосредоточиться, и вокруг воцарилось благоговейное молчание. Он пошарил в памяти несколько минут, потом, прикрыв свои маленькие серые глаза, спросил нас:
- Кто-нибудь из вас ходил в полярные рейсы?
Никто не ответил, кроме капитана, который кивнул утвердительно.
- Понимаю, - сказал папаша Катрам. - Ведь нынешние моряки такие неженки. Они боятся холодов, они дрожат перед белым медведем и страшно трусят встретиться один на один с полярными призраками. Полярные призраки!.. Вот название моей пятой истории, а если оно вас не устраивает, то доброй ночи, и я пошел спать.
- Спокойно, папаша Катрам, - остановил его капитан. - Сегодня вечером ты не отправишься спать в свою нору, прежде чем не расскажешь нам пятую историю. Если только ты не предпочитаешь спать в наручниках. Ну а призраки или духи, медведи или волки, нам все равно. Продолжай, мы слушаем тебя. Эй, юнга, налей-ка добрый стаканчик рассказчику да принеси ему из моей каюты дюжину хороших манильских сигар, чтобы он перестал наконец дуться.
Старый боцман, у которого было мрачное настроение, немного приободрился. Он неторопливо опрокинул стаканчик вина и, с видимым удовольствием раскурив одну из превосходных капитанских сигар, начал перед вконец истомленными уже своими слушателями так:
- Северный Ледовитый океан! Кто не ощутит дрожь, приближаясь к этим заснеженным, сверкающим в кровавых отблесках северной зари берегам! Там, в этой ледяной пустыне, где на вечной мерзлоте не растет даже трава, где полярная ночь длится целых шесть месяцев, там, где зимой замерзает даже ртуть в термометрах, там страдания моряков, которых злая судьба забросила в эти широты, не поддаются никакому описанию. Мало того, что они страдают от холода и голода, гибнут от цинги или страшных белых медведей, их там часто преследуют страшные призраки, какие-то гигантские тени, скользящие среди туманов и снегов. Под свист метели, охваченные ужасом моряки слышат жуткие вопли, страшный рев, ужасный треск, который издают какие-то призрачные создания, которые словно охраняют ту таинственную точку, называемую полюсом, стоившую жизни многим морякам, которые спят теперь вечным сном в вечных льдах на груди этого страшного океана.
- Ну и ну! - воскликнул, не выдержав, молодой марсовый. - У меня уже гусиная кожа, папаша Катрам! Какой мрачный рассказ!..
Старый медведь угрожающе рявкнул и нервно взмахнул рукой. Будь марсовый поближе, он бы почувствовал, как она тяжела.
- Осел! - проворчал старик. - Если ты прервешь меня еще хоть раз, я научу тебя уважать старших. Я что, шут для тебя, что ли?.. Брюхо кита! Если…
- Эй, папаша Катрам, хватит! - сказал капитан. - Сегодня вечером ты слишком капризен. Продолжай! А вы… тихо чтоб у меня!..
Нетерпеливый марсовый спрятался за мачту с пристыженным видом, но разгневанный старик ворчал еще добрых две минуты, пока снова наконец не взялся за свой прерванный рассказ.
- Должен вам сказать, что я отправился туда на бригантине, которая должна была исследовать несколько островов Ледовитого океана, чтобы отыскать там останки двух кораблей, погибших несколько лет назад вместе со всей командой и адмиралом, который вел их к полюсу.
- Адмиралом Франклином? - спросил капитан, ставший очень внимательным.
- Да, его звали именно так, - ответил боцман.
- Тогда вы отправились на поиски "Террора" и "Эребуса", не так ли, папаша Катрам?
- Да, да, так они и назывались, - подтвердил боцман, согласно кивая. - Но это не важно, тем более что мы их так и не нашли, вернувшись к себе полумертвые от холода и все до единого больные цингой. Не считая троих, что были унесены призраками полюса.
Услышав о призраках, капитан разразился веселым смехом.
- Смеетесь! - воскликнул папаша Катрам. - Вы что же, никогда не слыхали об этих гигантских призраках? Все моряки, которые побывали в полярных морях, хоть раз да видели их. Да и те, чья нога никогда не ступала за Полярный круг, знают о них, поскольку слышали много рассказов.
- Знаю, - ответил капитан, продолжая смеяться. - Я даже сам видел огромных чудищ, страшных призраков и прочее такое.
- И все-таки не верите?
- Продолжай пока свой рассказ. Послушаем, что говорят матросы об этих пугающих явлениях.
Боцман Катрам покачал головой с выражением сострадания к недоверчивости своего напитана и, затянувшись сигарой, продолжал:
- Отплыв из порта Ливерпуль, мы направились к северу, и ветер был такой благоприятный, что двадцать два спустя уже оказались в очень большом море, которое некоторые географы упорно называют Баффинов залив. Вы только подумайте! Можно ли море называть заливом?.. Ну Бог с ними! Не мне, неученому, их учить…
Не могу точно сказать, где находился наш корабль, когда однажды вечером на море опустился такой густой туман, что с кормы не видно было носа, а на баке не видели, что делается на корме. До сих пор экипаж стойко сопротивлялся холоду и льдам, но в тот вечер какое-то тревожное беспокойство царило на борту. То ли потому, что сами были испуганы, то ли чтобы испытать храбрость молодых, но старые матросы начали рассказывать страшные истории и легенды о таинственных явлениях, которые бывают в полярных морях.
Мало-помалу из-за этих рассказов и зловещего густого тумана, который нас окружал, все больший страх овладевал экипажем. У многих из нас сделалась от них гусиная кожа, как недавно сказал этот марсовый. Однако я, который не очень-то верил во все эти ужасы, оставался спокоен, и думал только о том, как бы согреться добрым стаканчиком джина или бренди, которые всегда имеются на американских парусниках. А туман все сгущался, становился все более плотным, тяжелым, как бы желая раздавить нас среди темной полярной ночи, в этом ледяном море, где на тысячи миль во все стороны не было, кроме нас, ни одной живой души, ни одного корабля. Только слышно было, как завывает ветер среди рей и снастей да время от времени ощущались какие-то глухие удары о корпус нашего корабля. Наверное, это были льды, которые переворачивались, задевая борта, но матросы, страх которых все нарастал, шептались, что это мертвецы с тех двух погибших здесь кораблей хотят завладеть нашим судном.
Признаюсь, что при виде этого тумана, который становился все гуще, слыша эти зловещие удары и странные завывания, я и сам начал испытывать какое-то беспокойство, сердце тоскливо сжималось в груди.
Где-то после полуночи сквозь этот холодный и тяжелый туман вдруг стал пробиваться странный, точно кровавый свет. Он вспыхивал то здесь, то там, становясь то ярче, то вдруг совсем почти исчезая, и красный то сменялся бледно-зеленым, то каким-то мертвенно-голубым. Что это было? Не знаю, ничего не могу об этом сказать. Но хотя наш капитан и уверял нас, что сквозь туман пробивается, должно быть, северное сияние, я и сейчас не очень-то верю в это. Что бы ни говорили господа ученые, я никогда не видел сияния, которое мечется вокруг вас, точно сотни слетевшихся духов.
- Ах папаша Катрам! - воскликнул капитан.
- Погодите, сударь, - ответил боцман очень серьезно. - Хотя этот свет кровавого оттенка и произвел на всех нас неприятное впечатление, он не слишком напугал нас, поскольку зла от него никакого не было. Настоящий страх начался позднее.
Я отправился на корму, чтобы зажечь мою трубку, когда услышал на баке крики и шум, чьи-то голоса, вопившие от ужаса. "Капитан! капитан!.." - кричали одни. "Спасайся, кто может!" - взывали другие. Я побежал на нос и увидел зрелище, которое никогда не забуду, живи я хоть целую вечность.
По скалистому заснеженному берегу, который этот таинственный свет окрасил в красное, двигалось огромное чудище, высотой метров в десять, с огромным хвостом, концом которого оно яростно подметало снег, и с такой огромной пастью, что могло проглотить сразу двух человек. За ним показались другие, такие же страшные и огромные, гигантскими прыжками бежавшие по берегу к нам. Я сосчитал: их было тринадцать. Да, да, именно тринадцать!
У нас волосы поднялись дыбом от страха. Бледные, с выкаченными от ужаса глазами, мы приросли к палубе, не в силах даже бежать. Что это были за чудища? У них был неземной, фантастический вид. Я знал, что за Полярным кругом живут белые медведи, волки, тюлени, моржи, но я не представлял, что тут могут быть такие чудища и такой непомерной величины!..
Боцман взглянул на капитана, какое лицо тот сделает. Мы тоже посмотрели на него, но он лишь спокойно улыбался.