Противники кинулись было на него, но парижанин на этот раз сохранял спокойствие, хотя и говорил резко. Выйти из себя сейчас означало для него верную гибель.
- Назад, - скомандовал он, и голос его звучал столь повелительно, что они остановились и разинули рты. - Назад, или ему конец!
И он слегка коснулся груди молодого человека острием своей шпаги.
Они в страхе посмотрели на вдову, ожидая ее распоряжений. Ей пришлось вытянуть шею, чтобы лучше разглядеть происходящее, и улыбка исчезла. Минуту назад она улыбалась, видя явные признаки страха на лице мадемуазель; теперь мадемуазель могла бы считать себя отомщенной. Но внимание девушки было поглощено тем маневром, которым Гарнаш добился хотя бы временного преимущества.
Она во все глаза смотрела на этого неустрашимого человека, опустившего ногу на шею Мариуса: все это напоминало ей известную аллегорию - святой Георгий, попирающий ногой побежденного дракона. Она еще крепче прижала руки к своей груди, и глаза ее странно сверкнули.
Гарнаш не сводил глаз с лица вдовы. Он прочитал на нем сильный страх и принял это к сведению, зная, что теперь все зависит от того, в какой степени он сможет играть на чувствах маркизы.
- Вы только что улыбались, мадам, несмотря на то, что на ваших глазах собирались убить человека. Я вижу, вы больше не улыбаетесь, глядя на первый из подвигов, которые я обещал вам.
- Отпустите его, - проговорила она. Ее голос дрожал. - Отпустите его, месье, если вы хотите спасти вашу собственную жизнь.
- Пожалуй, однако поверьте, такая плата слишком высока. Но вы высоко цените жизнь сына, а я владею ею, поэтому простите мне, если я похож на вымогателя.
- Освободите его, ради Бога, и отправляйтесь своей дорогой. Никто не остановит вас, - пообещала она ему.
Он улыбнулся.
- Для этого мне нужны гарантии. Я не стану более верить вам на слово, мадам де Кондильяк.
- Какие гарантии я могу вам дать? - вскричала она, ломая руки и устремив глаза на ту пепельно-бледную от страха и ярости часть лица юноши, которая виднелась из-под тяжелого сапога Гарнаша.
- Прикажите одному из ваших лакеев позвать моего слугу. Он ждет меня во дворе.
Приказ был отдан, и один из головорезов отправился его выполнять.
Установилась напряженная тишина.
Прошло всего несколько мгновений, и в зале появился напуганный Рабек. Гарнаш приказал ему разоружить лакеев.
- И если кто-нибудь откажется или будет сопротивляться, - добавил он, - ваш хозяин заплатит за это своей жизнью.
Вдова с тревожной готовностью повторила его команду. Ничего не понимая, Рабек переходил от человека к человеку, забирая оружие. Собрав его в кучу, он отнес оружие на кресло около окна, в дальнем углу зала, как ему велел хозяин. В противоположном конце зала Гарнаш приказал обезоруженным людям выстроиться. Когда это было сделано, убрал ногу с шеи своей жертвы.
- Встать! - приказал он, и Мариус с готовностью подчинился.
Гарнаш встал за спиной юноши.
- Мадам, - обратился он к маркизе, - ничто не будет угрожать вашему сыну, если он будет благоразумен. - И тут же обратился к Валери: - Мадемуазель, вы желаете сопровождать меня в Париж?
- Да, месье, - бесстрашно ответила она, и ее глаза засверкали.
- Тогда встаньте рядом с месье де Кондильяком. Рабек, за мной. Вперед, месье де Кондильяк. Будьте так любезны, проводите нас к нашим лошадям во дворе.
Эта процессия выглядела странно, они выходили из зала под угрюмыми взглядами обезоруженных головорезов-лакеев и их хозяйки. На пороге Гарнаш помедлил и, обернувшись, посмотрел на маркизу через плечо.
- Вы довольны, мадам? Хватит ли вам подвигов для одного дня? - спросил он ее, рассмеявшись. Но, сжав побелевшие от досады губы, она не ответила ему.
Гарнаш предусмотрительно запер дверь за собой, затем они пересекли приемную и проследовали вниз по темному коридору, ведущему во двор. Мариус вздохнул с облегчением: с десяток человек из гарнизона замка, более или менее вооруженных, окружали лошадей Гарнаша. Удивленные видом процессии, появившейся во дворе, эти негодяи подозрительно разглядывали ее, особенно обнаженную шпагу парижанина… Ситуация определенно изменится, подумал Мариус, когда Гарнаш и его слуга станут садиться на лошадей и будут к тому же связаны присутствием Валери. Однако Гарнаш не хуже его распознал эту опасность и немедленно отреагировал:
- Запомни, - пригрозил он господину де Кондильяку, - если кто-нибудь из твоих людей покажет зубы, отвечать за это будешь ты. - Они остановились у дверей во двор. - Будь добр приказать им удалиться прочь через эту дверь, на другом конце двора.
Мариус немного помешкал.
- А если я откажусь? - опрометчиво спросил он, не поворачиваясь к Гарнашу. Солдаты забеспокоились. Обрывки фраз, в которых смешались удивление и гнев, достигли слуха парижанина.
- Ты не откажешься, - с тихой уверенностью сказал он.
- Я думаю, вы слишком самоуверенны, - ответил Мариус с коротким смешком.
- Месье де Кондильяк, я становлюсь опасным человеком, - ответил Гарнаш, - когда попадаю в отчаянную ситуацию. Каждая секунда промедления укорачивает мое терпение. Если вы надеетесь, выиграв время, получить преимущество передо мной, то вы напрасно думаете, что я позволю вам это сделать. Месье, вы сейчас же прикажете этим людям покинуть двор, или я даю вам слово чести, что заколю вас на том месте, где вы стоите.
- Это самоубийство для вас, - сказал Мариус, стараясь держаться как можно более уверенно.
- Приказывайте, месье, или я прикончу вас, - ответил ему Гарнаш.
Вдруг Мариус услышал характерный звук за своей спиной и догадался, что парижанин отступил на шаг, приготовившись к выпаду. Он увидел также, что Валери, стоящая с ним, повернув голову, наблюдает за Гарнашем через плечо, и в глазах ее было удивление, но не испуг. Секунду Мариус оценивал, сумеет ли он ускользнуть от Гарнаша, внезапно рванувшись к своим людям. Но последствия неудачной попытки были бы слишком печальны.
Он пожал плечами и отдал наемникам требуемый приказ. Те мгновение помедлили, а затем нехотя побрели прочь в указанном направлении. На ходу они о чем-то тихо переговаривались и часто оборачивались, глядя на Мариуса и его спутников.
- Прикажи им двигаться поживее, - рявкнул Гарнаш.
Мариус повиновался; наемники заторопились и исчезли во мраке под аркой. "В конце концов, - размышлял господин де Кондильяк, - им не требуется идти дальше входа, наверняка они уже успели понять, что тут произошло". Он был уверен, что у них хватит ума наброситься на Гарнаша в тот момент, когда он будет садиться на коня.
Но следующая команда Гарнаша лишила его и этой последней надежды.
- Рабек, - не поворачивая головы, сказал он, - пойди и запри их.
Гарнаш еще раньше заметил ключ, торчавший в двери, поэтому и приказал солдатам идти именно туда.
- Месье де Кондильяк, - обратился он к Мариусу, - прикажите своим людям не мешать моему слуге. Если он окажется в опасности, я буду действовать точно так же, как если бы сам оказался под угрозой.
Сердце Мариуса упало камнем. Он понял то, что чуть раньше поняла его мать; Гарнаш - противник, не оставляющий им никаких шансов. Голосом, глухим от мучительной ярости бессилия, он отдал приказание, на котором настаивал суровый капитан. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком тяжелых сапог Рабека, пока он пересекал вымощенный камнем двор, повинуясь своему господину. Скрипнула дверь, завизжал ключ, поворачиваясь в замке, Рабек вернулся к Гарнашу в тот самый миг, когда тот похлопал по плечу Мариуса.
- Сюда, месье де Кондильяк, будьте любезны, - произнес он, и, когда Мариус наконец повернулся к нему, парижанин посторонился и помахал левой рукой в направлении двери, из которой они все недавно вышли. Мгновение юноша стоял, глядя на своего сурового победителя, кулаки его сжались до белизны суставов, и кровь прилила к лицу. Тщетно он искал слова, чтобы дать выход злобной досаде, терзавшей его душу. Отчаявшись, он пожал плечами и, что-то неразборчиво пробормотав, устремился прочь, повинуясь сильному человеку, как повинуется дворняжка, поджав хвост и оскалив зубы.
С грохотом Гарнаш захлопнул за ним дверь и, обернувшись к Валери, удовлетворенно улыбнулся.
- Думаю, мы выиграли, мадемуазель, - сказал он с простительным в этом смысле довольством. - Остальное просто, хотя вы и можете испытать легкий дискомфорт на пути в Гренобль.
В ответ она улыбнулась бледной, робкой улыбкой, напоминавшей слабый отблеск солнца в зимний день.
- Это не имеет значения, - пытаясь заставить свой голос звучать храбро, заверила она его.
Надо было торопиться, и Гарнаш не стал рассыпаться в комплиментах, он не преуспевал в них и в более спокойные дни. Валери почувствовала, что ее схватили за запястье, несколько грубо, как ей впоследствии вспоминалось, и они заторопились по булыжному двору к стоящим на привязи лошадям, около которых уже хлопотал Рабек. Гарнаш закинул ногу в стремя и поднялся в седло. Затем он подал ей руку, приказал встать на его ногу и, выругавшись, позвал Рабека помочь ей. Секундой позже она уже сидела впереди Гарнаша, почти на самой холке лошади. Копыта застучали по камням, прогрохотали по доскам подъемного моста, и вот они уже выехали из замка и галопом устремились вниз по белой дороге, ведущей к мосту через реку. За ними трясся в седле Рабек с громкой бранью, путаясь в стременах.
Они пересекли мост, перекинутый через Изер, и помчались по дороге к Греноблю, лишь изредка оглядываясь на серые башни Кондильяка. Валери чувствовала, что готова зарыдать от радости, но она не могла определить, вызваны ли эти странные чувства происшедшими событиями или возбуждением от этой сумасшедшей скачки. Однако она сохраняла контроль над собой. Робкий взгляд на суровое, застывшее лицо человека, чья рука, крепко обхватив, держала ее, подействовал на нее отрезвляюще. Их глаза встретились, и он улыбнулся дружеской, ободряющей улыбкой, какой отец мог бы подбодрить свою дочь.
- На этот раз меня вряд ли обвинят в ошибке, - сказал он.
- Обвинят вас в ошибке? - откликнулась она, и выделение голосом местоимения могло бы польстить ему, но он подумал, что ей трудно понять, о чем он говорит. Тут она вспомнила, что не поблагодарила его, а долг был велик. Он пришел на помощь в час, когда, казалось, умерла всякая надежда. Он явился за ней один, не считая своего слуги Рабека, и в манере, достойной эпических поэм, увез ее из Кондильяка от опекунши-злодейки и ее головорезов. Воспоминание о них заставило Валери содрогнуться.
- Вам холодно? - заботливо спросил он, придерживая лошадь, чтобы ветер меньше хлестал ее.
- Нет-нет, - вскричала девушка, и, когда она вспомнила об обитателях замка, тревога вновь проснулась в ней. - Скорей, вперед, вперед! Mon Dieu! Они могут выслать погоню!
Он бросил взгляд через плечо. На добрые полмили не было видно ни души.
- Вам не стоит беспокоиться, - улыбнулся он. - Нас не преследуют. Они, наверное, поняли, что это бесполезно. Мужайтесь, мадемуазель. Вскоре мы будем в Гренобле, а там вам уже нечего будет бояться.
- Вы в этом уверены? - с сомнением в голосе спросила она.
Он опять ободряюще улыбнулся.
- Господин сенешал снабдит нас эскортом, - уверенно пообещал он ей.
- Я надеюсь все же, что мы не задержимся там, месье.
- Не дольше, чем будет необходимо, чтобы найти экипаж для вас.
- Это хорошо, - сказала она. - Я успокоюсь лишь тогда, когда мы отъедем от Гренобля не менее чем на десять лье. Маркиза и ее сын слишком влиятельны в округе.
- И все же их влияние не превышает могущества королевы, - ответил он.
Сейчас они опять неслись во весь опор, и она пробовала выразить свою благодарность, сначала робко, а затем, обретая уверенность, все с большей горячностью. Но он остановил ее, не позволив зайти в этих проявлениях слишком далеко.
- Мадемуазель де Ла Воврэ, - сказал он, - вы переоцениваете случившееся и мою заслугу в этом. - Его тон был холоден, и она почувствовала в нем упрек. - Я не более чем посланник ее величества, и благодарить вам надо только ее.
- О нет, месье, - продолжила она свой натиск. - Мне есть за что благодарить также и вас. Что бы на вашем месте сделал кто-нибудь другой?
- Не знаю, и меня это мало беспокоит, - ответил он, беспечно рассмеявшись, и эта нарочитая беспечность ее уязвила. - Я исполнял свой долг и спас бы любого, оказавшегося на вашем месте. В этом деле я был всего лишь инструментом, мадемуазель.
Он оказал ей то, что думал, ибо и в самом деле был уверен, что благодарить она должна прежде всего королеву-регентшу.
Но, не слишком разбираясь в женской логике, он допустил оплошность, ранив ее своим отказом.
Некоторое время они ехали молча, а затем Гарнаш высказал вслух мысли, возникшие у него как следствие произнесенных ею слов.
- Кстати, насчет благодарности, - сказал он, и когда она подняла на него глаза, то опять увидела его улыбающимся почти нежно, - если между нами и возможен разговор о каком-то долге, то только о долге перед вами.
- Вашем долге передо мной? - удивленно спросила она.
- Именно, - ответил он - если бы вы не встали между мной и людьми вдовы, в этом замке Кондильяк мне пришел бы конец.
Ее карие глаза на мгновение округлились, затем сузились, и улыбка приобрела насмешливый оттенок.
- Месье де Гарнаш, - произнесла она с деланной холодностью, чуть копируя его недавнюю манеру, - вы тоже переоцениваете случившееся. Я исполняла свой долг и спасла бы любого, оказавшегося на вашем месте. В этом деле я была всего лишь инструментом, месье.
Его брови поползли вверх. Мгновение он ошарашенно смотрел на нее, пытаясь расшифровать ее насмешливо-лукавый взгляд. Затем с неподдельным изумлением рассмеялся.
- Верно, - сказал он, - вы были инструментом, но инструментом небес, в то время как во мне вы видите лишь орудие земной власти. Так что мы не совсем квиты.
Но она чувствовала, что сумела расквитаться с ним за отвергнутое проявление благодарности, и это чувство помогло преодолеть пропасть отчуждения, которая, как ей казалось, могла возникнуть между ними. Она радовалась этому, хотя и не понимала причин своей радости.
Глава VI. ГАРНАШ СОХРАНЯЕТ СПОКОЙСТВИЕ
Настала ночь. Начинало моросить, когда Гарнаш и Валери добрались до Гренобля. В город они вошли пешком, парижанин не хотел привлекать внимания горожан видом дамы на холке своей лошади.
Заботясь о ней, Гарнаш снял с себя тяжелый плащ для верховой езды и настоял, чтобы она надела его, закутав в него и голову. Таким образом, она была укрыта не только от дождя, но и от слишком любопытных взглядов.
Так они и шли под мелким дождем по улицам, скользким от грязи и освещаемым лишь светом, падавшим из дверей и окон домов, а Рабек, ведя лошадей в поводу, следовал в двух шагах позади. Гарнаш направился в гостиницу, где он остановился - "Сосущий Теленок", расположенную прямо напротив дворца сенешала. Они поручили лошадей заботам конюха, и хозяин гостиницы проводил их в комнату, предоставленную мадемуазель и расположенную на самом верхнем этаже. После этого Гарнаш оставил Рабека на страже и принялся готовиться к предстоящему путешествию. Он начал с того, что, на его взгляд, было самым необходимым: отправился во дворец сенешала и потребовал немедленной аудиенции у господина де Трессана.
Войдя к сенешалу, он с порога заявил, что вернулся из Кондильяка с мадемуазель де Ла Воврэ и что им потребуется эскорт, который сопровождал бы их в Париж.
- Поскольку я не имею ни малейшего желания узнать, на какие крайности могут пойти эта тигрица из Кондильяка и ее щенок, чтобы вернуть свою жертву, - с мрачной улыбкой пояснил он.
Сенешал, нервно поглаживая свою бороду, то протирал глаза, то надувал свои пухлые щеки. Он не знал, что и думать. Он мог надеяться только на то, что на этот раз посланник королевы был обманут более успешно.
- Итак, - сказал он, скрывая свои истинные мысли, - вы, как я понимаю, освободили даму либо силой, либо хитростью.
- И тем и другим, месье, - последовал краткий ответ.
Продолжая поглаживать бороду, Трессан обдумывал происшедшее. "Что ж, - размышлял он, - все складывается как нельзя лучше. Я угодил и нашим и вашим, и ни одна сторона не могла обвинить меня в отсутствии лояльности". Уважение, испытываемое им к господину де Гарнашу, стало еще больше и граничило теперь с обожанием. Когда парижанин покинул его, чтобы отправиться в Кондильяк, Трессан не слишком надеялся вновь увидеть его живым. И тем не менее вот он стоит здесь, как всегда собранный и спокойный, заявляя, что в одиночку осуществил то, на что другой не решился бы, имея в своем распоряжении целый полк солдат.
Любопытство подталкивало Трессана расспросить о деталях этого чуда, и Гарнаш доставил ему удовольствие своим кратким рассказом о происшедшем. Выслушав его и поняв, что парижанин действительно перехитрил их, сенешал восхитился еще более.
- Однако еще не все трудности позади, - вскричал Гарнаш. - Вот почему мне и нужен эскорт.
Трессан почувствовал себя неловко.
- Сколько человек вам потребуется? - спросил он, полагая, что от него потребуют, по меньшей мере, половину гарнизона.
- С полдюжины и сержанта, чтобы командовать ими.
Вся неловкость Трессана улетучилась, он почувствовал, что куда больше презирает парижанина за его опрометчивость в выборе столь малого эскорта, чем уважает за недавно проявленные мужество и смелость. Обрадовавшись скромности просьбы, он не стал намекать, что этих сил может оказаться недостаточно. Попроси Гарнаш больше людей, сенешал был бы вынужден либо отказать ему, либо порвать с маркизой и ее сыном. Но шесть человек! Тьфу! Это же почти что ничего. Поэтому он с готовностью согласился и спросил, когда именно они потребуются Гарнашу.
- Немедленно, - последовал его ответ. - Сегодня вечером, не позднее, чем через час, я покидаю Гренобль. Я остановился в гостинице напротив и жду солдат.
Радуясь возможности избавиться наконец от него, Трессан поднялся, отдал необходимые распоряжения, и через десять минут Гарнаш вернулся в гостиницу "Сосущий Теленок" в сопровождении шести солдат и сержанта. Они оставили своих лошадей в конюшне сенешала. Гарнаш приказал им до отъезда оставаться на часах в общей комнате гостиницы.
Потом он велел хозяину принести им выпить и определил в начальники солдатам своего слугу Рабека. Ему нужно было на какое-то время отлучиться в поисках подходящего экипажа; "Сосущий Теленок" не был почтовой станцией, другое дело гостиница "Франция", расположенная на восточной окраине города, около Савойских ворот. Но он не мог оставлять Валери без охраны.
Завернувшись в плащ, он отправился в гостиницу, быстро шагая под проливным дождем.