III
Яковлев был подрядчик-золотопромышленник, приобретший колоссальное состояние не только удачливой добычей золота в Сибири, но и огромными поставками, которые он делал в казну во время роскошного царствования Екатерины II и завоеваний Потемкина. Однако легко нажитые деньги он так же легко и тратил, не желая уступать в роскоши настоящим барам. А роскошь была умопомрачительная, привлекавшая к нему на балы и празднества все петербургское общество.
Близких знакомств, кроме определенных прихлебателей, у Яковлева не было, и запросто к нему никто не ездил, но балы, маскарады и другие празднества его были многолюдны.
Зачастую гости даже не знали хозяина в лицо и говорили, что с Яковлевым случился анекдот, когда у него на балу кто-то из зевавших гостей обратился к нему со словами:
- Какая скука!
- Вам-то хорошо! - ответил Яковлев. - Вы тут гость и можете уехать, когда вам угодно, а я здесь хозяин и волей-неволей должен терпеть эту скуку.
Маскарад у него, на который Рузя позвала Чигиринского, был, как и все яковлевские званые вечера, чрезвычайно пышен и не в меру обилен всевозможными излишествами. Перед входом в большой зал с многочисленными толстыми колоннами бил фонтан из духов для распространения приятного запаха и вместе с тем для того, чтобы гости могли душить свои платки. В зале буфетные столы, поставленные вдоль стен, ломились от всевозможных яств, прохладительных напитков и сластей. Тут были и яблочный квас, и северная морошка, и варенье из имбиря, привезенное с дальнего юга. Кондитерские произведения представляли собой целые марципановые сооружения в виде замков, мостов и башен. В круглой форме желе горела восковая свечка, так что желе освещалось изнутри.
Несмотря на зимний холод, стоявший на дворе, повсюду были цветы из собственных оранжерей Яковлева, выставленные главным образом с расчетом, чтобы они были видны и заметны. В большинстве комнат от расставленных в них растений в кадках образовался сплошной зимний сад со случайными беседками и закоулками в тени.
В столовой, в порядочной величины бассейне, бил другой фонтан - шипучего вина, которое можно было черпать прямо из бассейна серебряными ковшами, находившимися тут же. В большом зале под главной люстрой висел серебряный вызолоченный шар с часами на нем, игравшими четверти и половины. Этот шар был подражанием, потому что такой же висел когда-то на люстре у князя Потемкина на его знаменитом празднестве, данном им в честь Екатерины Великой, в Таврическом дворце.
Чигиринский в своем голубом костюме поляка с белым бантом на плече ждал Рузю у фонтана с духами, делая вид, что любуется тем, как переливается пахучая светлая жидкость, играя отражением огней. Гости в масках и разнообразных костюмах прибывали и проходили мимо в зал.
Чигиринский, внимательно всматривавшийся в их толпу, увидел голубое приземистое домино и рядом с ним в голубом же костюме польку с белым бантом на плече. Несомненно, это были пани Юзефа и Рузя.
Чигиринский ждал их с двойным нетерпением, потому чтоб кроме свидания с Рузей он должен был выяснить загадочные слова Рикса к Крамеру, что тот будто бы был на балу у Троекурова.
Рузя, увидев его, сказала матери несколько громко, что он мог слышать:
- Вот господин Крамер! Можно мне пойти с ним? Домино поглядело на Чигиринского и, кивнув головой, ответило:
- Мы отлично можем пойти все втроем! Рузя остановилась.
- Мамочка, - сказала она, - но это же будет смешно, на нас станут показывать пальцами. В маскараде всегда ходят парами, а вдруг мы на смех пойдем тройкой!
- Ну, хорошо, - согласилась пани Юзефа. - Я сяду вот там у стола в большом зале. Ты все-таки подходи ко мне время от времени.
- Да, конечно! - подтвердила Рузя. - Там, кстати, и паштет ваш любимый, и марципаны!
Пани Юзефа, любившая покушать, направилась к паштету и марципанам, а Рузя смело взяла под руку поляка и проговорила:
- Ну что, поляк, ты ждал свою польку?
- Конечно, ждал! - сказал Чигиринский, прижимая к себе локтем ее руку.
- А у тебя какой пароль?
- Пароль у меня - "Нева"… А у тебя лозунг?
- А мой лозунг - "краковяк".
- Скажи, пожалуйста, почему ты назвала меня своей матушке - это ведь она в домино? - какой-то немецкой фамилией?
- Ах, это моя маленькая хитрость! Прошлый раз за нами следил, как я тебе говорила, дядя и видел, что мы слишком ходили вместе и танцевали. После вечера он стал у меня допытываться, кто это был со мной, и я ему солгала, что это господин Крамер.
- Крамер? Это тот немец, с которым ты была тогда на катке?
- Ну да, и которого очень поощряет дядя. Я знала, что он ничего не будет иметь против, если я буду ходить с этим несносным человеком.
Сомнения Чигиринского сразу объяснились, и вполне благополучно; на этот раз не оказалось никакой для него опасности, но все-таки он почувствовал, что это было ему словно предостережением судьбы. Однако что было делать! Уж слишком ему хотелось повидаться с Рузей.
- Разве этот Крамер несносный? - спросил он, продолжая разговор. - Ведь вы же хотели приручить его!
- Но он все знает, и это просто невыносимо! Шагу нельзя ступить! Я боюсь, что он узнает о нашем сегодняшнем свидании. Разве это не несносно? - ответила она.
- Вот что, Рузя, мы должны на некоторое время перестать видеться. Теперь нам надобно ненадолго отдалиться, а потом я дам тебе о себе знать.
- Нет, вы не смейте переходить со мной на "ты", когда называете Рузей!.. Разговаривая со мной как с маскарадной полькой - другое дело! Так принято обычаями маскарада, что маски говорят друг другу "ты". А если вы называете меня моим именем, тогда не смейте!
- Ну хорошо, будь по-вашему!
Они прошли уже большой зал и были теперь в следующей за залом комнате, украшенной беседками из зелени.
- Посмотрите, - остановила Рузя Чигиринского, - прямо перед нами, вот там, стоит такая же точно пара, как я с вами: голубая полька с голубым поляком и по банту у них на плече.
Чигиринский знал, что это Елена и Проворов, одетые так по его просьбе и разыгрывавшие роль, относительно которой он с ними условился.
Он условился с ними на случай, если бы его проделка с переодеванием в Крамера была действительно открыта, как это можно было, казалось, заключить из намека Рикса.
Теперь он знал простое объяснение этого намека, и помощь Проворова должна была служить разве только для мистификации Рузи.
- Да нет! - сказал он ей. - Это не пара живых людей, просто мы видим свое отражение в зеркале.
- Какое же это зеркало, когда они двигаются по-иному, чем мы, то есть, вернее, они стоят неподвижно, а мы двигаемся! - заспорила Рузя. - Я знаю, чьи это штуки! Наверное, это переодетый Крамер. Только кто это с ним и кого он одел в такой же костюм, как у меня?
- Ну, это нетрудно было ему сделать! Он мог попросить любую из его знакомых. Хотите, подойдем к нему и спросим!
- Нет, ни за что! Ну его совсем! Пойдемте от него подальше! - И она круто повернула назад в зал, увлекая за собой Чигиринского.
IV
- Почему же мы должны перестать с вами видеться? - спросила Рузя, когда они очутились опять в большом зале.
- Позвольте мне этого не объяснять! - ответил Чигиринский лишь после того, как сделал несколько шагов молча и, оглянувшись, удостоверился, что кругом все заняты своими разговорами и никто не прислушивается к тому, о чем он говорит с Рузей.
- А если мне все-таки интересно? - настаивала она.
- В свое время вы обо всем узнаете, а теперь дайте мне срок! Сейчас я рассказать ничего не могу, потому что дело не касается меня лично; да и вообще, это не личное дело и говорить о нем я не имею права! Я вам говорю, выждемте несколько дней, самое большее - неделю, и тогда я вам снова дам знать о себе, и мы опять найдем возможность видеться. А сегодня вечер наш и постараемся провести его как можно веселее.
Рузя не возражала - она и сама рада была повеселиться.
Они пошли и оглядели все блестящие комнаты, отведали угощения и выпили шипучего вина, зачерпнув его ковшиком из бассейна с фонтаном.
У Яковлева тоже был зимний сад, но без уютных гротов, скорее похожий просто на оранжерею. Вместо прохладной тишины там гремел хор цыган на устроенном для него помосте.
Рузя и Чигиринский послушали цыган, потом танцевали и не заметили, как пролетело время. Они опомнились, только заслышав, что висевший под люстрой шар с часами проиграл одиннадцать часов.
- Батюшки, уже одиннадцать часов, - воскликнула Рузя, - а я ни разу не подошла к мамаше!
- Да, уже поздно! - согласился Чигиринский. - Мне надо собираться.
Они напоследок еще раз обошли гостиные и простились в уголке за группой растений. Рузя проводила Клавдия до вестибюля и там издали увидела стоявшую в ожидании одинаковую с ними пару.
- Опять этот Крамер! - сказала Рузя и, оставив руку Чигиринского, одна направилась обратно в зал.
Он посмотрел ей вслед и, убедившись, что она ушла, поспешно направился к Проворову и Елене, стоявшим в вестибюле, как бы показывая этим, что пора и честь знать.
- Что, устали? - спросил их Чигиринский, подходя.
- Да это, брат, тоска! И нелепая безвкусица, и эта пышность со свечами в желе! Кому это может понравиться? - скороговоркой произнес очень недовольный Прово-ров.
- Я отвыкла от этой сутолоки! А что касается веселья, то, право, в детской гораздо веселее, - заметила Елена.
- Ну ничего, милушка! Зато мне помогла! - воскликнул Чигиринский. - Большое вам спасибо обоим. Вы в течение вечера ничего не заметили?
- Да нет, кажется, ничего!
- И никто к вам не подходил?
- Кроме какого-то капуцина - никто!
- Да, он обратился к Елене и по-польски сказал: "Не пепшь вепша пепшем, бо пшепепшишь вепша пепшем".
Это была шутливая поговорка, которая звучала: "Не перчи кабана перцем, потому что переперчишь кабана перцем".
- А ко мне он, - продолжал Проворов, - обратился на немецком языке, пожелав от всего сердца успеха.
- Когда это было? Давно?
- Нет, только что, когда мы шли сюда. По-видимому, этот капуцин только что приехал.
- Ну, хорошо! Спасибо еще раз. А что же вы на это?
- Мы, как было условленно на случай, если к нам будут обращаться: Елена молча наклонила голову и поднесла палец к губам, а я произнес значительно немецкое: "О, я! " - и затем мы немедленно юркнули в сторону.
- Ну, поезжайте теперь домой, вышло даже лучше, чем я ожидал, - сказал Чигиринский и, простившись с сестрой и зятем, отправился из вестибюля опять в зал.
Он не сомневался, что этот капуцин был не кто иной, как сам Рикс, пожелавший проверить, действительно ли его племянница ходит с немцем.
У Рузи была привычка необыкновенно грациозно при разных соответствующих случаях подымать палец к губам и опускать голову. Потому он и научил Елену поступить так же на случай, если к ней обратятся, не вступая ни в какие разговоры.
Он нашел Рузю возле ее матери в зале, все у того же стола с марципанами, где пани Юзефа сначала покушала, а потом вздремнула, убаюканная однообразным движением маскарада.
Они собирались уже домой, как вдруг Рузя, обернувшись, увидела почтительно склоненную в ее сторону фигуру в голубом камзоле с белым бантом на плече. Она не дала этому человеку подойти к ним, а сама быстро направилась к нему и проговорила с нескрываемой досадой:
- Это вы, господин Крамер?
- К вашим услугам! - сказал Чигиринский голосом Крамера и с его акцентом.
- Я так и знала. Мы сейчас собираемся с мамашей домой.
- Это значит, что, нагулявшись с одним голубым поляком, вы хотите поскорее отделаться от другого?
Рузя, испугавшись, что Крамер, заговорив с ее матерью, может выдать, что она не с ним ходила целый вечер, нетерпеливо тряхнула головой.
- Ах, да я вовсе не хочу от вас отделаться! Дайте вашу руку и пойдемте! - И она обернулась к голубому домино. - Мамочка, еще один тур! - сказала она в полной уверенности, что идет теперь с Крамером.
Расчет ее состоял в том, чтобы, пройдя с Крамером по комнатам, отвести его подальше от матери и, оставив, вернуться к ней одной и поскорее уехать. К тому же теперь она могла заверить честным словом или клятвой, что действительно ходила на балу у Яковлева с Крамером.
V
Вскоре они заметили в толпе пробиравшегося издали прямо по направлению к ним капуцина.
- Внимание! - сказал Чигиринский своей даме. - Этот капуцин - ваш дядя Рикс!
- Не может быть! - возразила Рузя. - Сегодня его нет с нами, мы здесь одни, а он остался дома.
- Нет, на этот раз вы не уйдете от меня! - настойчиво произнес подошедший Рикс в костюме капуцина. - Теперь я вас не отпущу, потому что сейчас вы очень нужны, господин Крамер!.. Пойдемте скорее, вас сестра зовет.
При слове "сестра" Чигиринский вздрогнул. В первый миг ему представилось, что Рикс говорит ему о его, Чигиринского, сестре Елене, которая зовет его, то есть, другими словами, значит, Риксу опять известна проделанная с переодеванием Проворовых махинация. Но сейчас же выяснилось, что здесь он опять впал в недоразумение, потому что Рикс повел их по направлению к голубому домино, то есть к своей собственной сестре, пани Юзефе. Это могло бы быть истолковано Чигиринским как новое предупредительное указание судьбы, но он не обратил на него никакого внимания.
Возле пани Юзефы в ее голубом домино стояло другое, черное, обшитое массой дорогих, настоящих кружев. У черного домино был приколот, очевидно напоказ, желтый бантик, рядом же с ним Чигиринский с Рузей узнали под маской Кутайсову, в том самом ее костюме, в котором они видели ее в гроте зимнего сада у князя Троекурова.
- Господин Крамер, - приседая и размахивая руками, плавно заговорила пани Юзефа, - вот Ольга Александровна хочет говорить с вами.
- Я - Жеребцова, - сказала черное домино. Крамер поклонился и почтительно проговорил:
- Я и без пояснений знал, что это вы! Иначе я никуда не годился бы как отгадчик! Этот титул, кажется, вы уже установили за мной.
- Однако не слишком ли уж много вы берете на себя? - с несколько даже брезгливой насмешкой заметила Жеребцова. - Конечно, после того как пани Юзефа назвала меня Ольгой Александровной, а я сама сказала свою фамилию, вам нетрудно говорить теперь, что вы меня узнали, но если уж вы действительно можете так, без всяких приготовлений, с первого взгляда узнавать даже замаскированных, так скажите, пожалуйста, кто рядом со мной под маской?
- Если бы я был представлен графине, то спросил бы позволения назвать ее, но теперь, раз я незнаком, я исполняю ваше приказание и говорю, что рядом с вами молодая графиня Кутайсова.
Произнесено это было Крамером необычайно спокойно и так просто, как будто он не видел тут решительно ничего особенного, но все, не исключая и Рузи, невольно ахнули.
Чигиринский, разумеется, отлично сознавал, что такое счастливое стечение обстоятельств едва ли когда-либо опять представится, и если Жеребцова или кто-либо из присутствующих сейчас будут заставлять его делать то же самое, то он с позором должен будет сложить оружие, но он действовал на "ура", пользуясь минутой и не заботясь о будущем. Сколько раз в его подобных же поступках, сделанных с отчаянной смелостью, выручала его впоследствии та же смелость. Главное же, в этот момент впечатление было огромное, а пока это только и требовалось.
- Нет, это чудовищно! - воскликнула Жеребцова. - Это необъяснимо чудовищно!
- Да, это не может не поразить! - подтвердил со своей стороны Рикс тоном знатока, понимающего толк в этих вещах.
Пани Юзефа как открыла рот под своей маской, пораженная, слегка присев и растопырив руки, так и осталась.
- Скажите, пожалуйста, что случилось с моим братом? Отчего его нет здесь? - поспешно, с беспокойством стала спрашивать Жеребцова у Крамера. - Он должен быть тут непременно, я жду его. С ним что-нибудь случилось?
Тогда Чигиринскому стало все ясно.
Очевидно, молодая Кутайсова стала проситься на этот маскарад Яковлева; зачем ей это нужно было, Чигиринский знал, но дома графиню не захотели пустить снова в маскарад - это показалось слишком часто, и Ольга Александровна Жеребцова вызвалась шапронировать молодую графиню, то есть повезти ее с собой и смотреть за ней.
С такой важной почетной дамой, разумеется, Кутайсова могла ехать, а Жеребцова приколола свой желтый показной бант к своему домино с тем, чтобы их мог узнать замаскированный Зубов, который, по ее настоянию, должен был приехать.