Взяв чемоданчик, Лисин пошел вслед за хозяином. Старик миновал веранду, потом просторные сенцы и остановился в прихожей.
- Раздевайтесь, сейчас самовар поставлю. Старухе неможется, а молодая ушла с сыном в церковь.
Через четверть часа Лисин сидел за столом, застланным узорчатой клеенкой, и пил со стариком крепко заваренный чай. Поставив лошадей, к ним присоединился возница.
- Как вас по батюшке? - прихлебывая из блюдца, спросил Ванюшин.
- Петр Митрофанович.
- Пасеки обследовать, значит, станете? С какой же целью?
- Чтобы установить, почему в последнее время снизился медосбор.
- Так это ясно, охладели люди за войну к хозяйству, ведут его спустя рукава. А пчеле нужно внимание, ох какое внимание!
- Да, пчела - капризное существо. Вы что - имеете пасеку?
- Какое там, - махнул рукой старик. - Пять ульев осталось.
- А было?
- Десятка три.
- Кто же у вас пчеловодством серьезно занимается?
- Да хозяев семь, не больше.
- Мне надо с ними познакомиться. Поможете?
- Чего ж. А что дальше?
- Совет дадим пчеловодам, продуктивных пчел поможем приобрести.
- Это хорошо. Пошлю внучонка, приглашу сюда мужиков.
- Пасеки-то далеко располагаются?
- Да все по заимкам. Самая дальняя у Фрола Антипина - тридцать верст отсюда.
- Дорога туда хорошая?
- Ничего, сухой проселок.
- Не шалят нынче у вас?
Старик как-то по-особому взглянул на Лисина.
- Опасаетесь?
- Известное дело.
- Меня не трогают, за других не скажу. Расскажите, товарищ хороший, какие нынче дела в мире творятся?
- Интересуетесь?
- Без свежих новостей задубеешь в глуши.
- Ладно, пока мужики соберутся, кое-что могу сообщить...
Пришло человек десять. Все это были по обличию зажиточные крестьяне. Свой разговор с Лисиным они сразу начали с жалоб на притеснения различных уполномоченных.
- Ездиют тут всякие, зорят хозяйства. Налоги на пасеки такие определили, что хоть уничтожай пчел.
- Я не представитель власти, - прервал их сетования Лисин. - Меня интересует другая сторона дела. Какие у вас перспективы для развития пчеловодства?
Мужики смекнули, что с ученым плакаться не резон, и быстро заговорили о сокровенных заботах, связанных с пасечным делом. Беседа продолжалась до позднего вечера. Договорились, что Лисин сначала побывает на местах, а потом уж примет нужные решения.
Рано утром Петр Митрофанович выехал на пасеку Фрола Антипина. Вез его туда сам хозяин, кряжистый шестидесятилетний старик, заросший до самых ушей смолевой бородой. Лисин заметил, как Фрол положил в телегу берданку, затрусив ее сеном.
- Ну, Петр Митрофанович, тронемся с богом, - сказал он Лисину, молодо вскакивая на ходок.
Дорогой они разговорились.
- Вот вы, Петр Митрофанович, интересуетесь, почему пасек стало мало. А где пчеле взяток брать? Клевера нынче сеют мало, луга чертополохом заросли. На чемерицу пчелы накинулись. А она ядовита. Болеют с нее пчелы, дохнут. Да и для людей такой мед вреден. Надо наперед природу в порядок привесть.
- Это верно, Фрол Сергеевич, - соглашался Лисин. - А что мешает этому?
- Да ничего, почитай, не мешает, лень наша вековая за спиной стоит. Крестьянству сейчас все права дают, только работай.
- Кто живет у вас на пасеке?
- Сын с женой, батраков не держим.
- Тяжеловато для двоих. Небось, скотина какая есть.
- Как не бывать, имеется. Две коровы, телка да лошадь.
День был жаркий, высоко в воздухе носились жаворонки, в придорожных кустах резвились воробьи, Дорогу то и дело перебегали суслики, заметив подводу, становились на задние лапки. К сердцу Петра подкралась непрошеная радость. Заметив на губах Лисина улыбку, Фрол сказал:
- Ишь как соскучился в своем городу по раздолью, словно дитя малое лыбишься. Вот гору перевалим, а там лошади отдых устроим, и сами вздремнем часок. Там с речки Быстрянки ветерком обдувает.
На привале Фрол снял с ходка мешок, не спеша развязал его. Выложил буханку ржаного хлеба, кусок сала, вяленое мясо, лук.
- Лучшей еды, Митрофаныч, чем на вольном воздухе, нет, - говорил, нарезая хлеб, Антипин. - На нем запросто подошву съешь.
- Берданку-то для чего взял, Фрол Сергеевич?
- Берданку? Для охоты. Вот сейчас в лесок заедем, косачей встретим, куропаток. На ужин дичинка будет.
- А не балуются тут у вас?
Фрол так же, как в прошлый раз старик Ванюшин, испытующе посмотрел на Лисина.
- Да нет, вроде бы не слыхать. Уже года два как спокойно. Разогнали банды и вздохнули легко.
- С Волкодавом приходилось встречаться?
- С ним - нет, а вот с его помощником Сопиным - было дело. Суровый мужик. Вон за тем оврагом десятерых чоновцев порубал шашками. Кровушки крестьянской не жалел. Сам, вишь, под амнистию попал, жизнь свою сберег. Ну, давай потрапезничаем да на боковую. Ехать-то еще верст пятнадцать.
Заимка Антипина располагалась у края большого лесного массива, круто подымавшегося вверх по хребту. Слева от заимки до блестевшего вдали озера шли луга, покрытые пестрым разнотравьем. Почти у самого дома шумел ключ. Кроме дома заимка включала в себя большой, из плах, амбар и баньку. Все это было огорожено жердями.
- Вот и приехали, слава богу, - сказал, перекрестившись, Фрол. - Эй, Иван!
Но ему никто не ответил.
- В лес, верно, ушли, - заключил старик. - Пойдем в дом, Петр Митрофанович, молока холодного выпьем и за дело.
В доме стояла прохладная тишина. Остро пахло конской сбруей. Единственная большая комната чисто прибрана, печь занавешена цветной холстиной.
- Щи настаиваются, - заглянув за нее, сказал старик, - значит, недалеко ушли.
Потом полез в подпол, достал крынку холодного молока.
- Пей помедленнее, - предупредил он Лисина, - а то простудишься.
Взяв со стола глиняную кружку, Лисин вдруг снова ощутил на себе острый взгляд Антипина. Ему даже показалось, что старик недобро усмехнулся.
- Хорошая у вас заимка, крепкая.
- Молодой был, когда строил. Где миром, а где собственными силами. Настоящему крестьянину без заимки нельзя. Тут у него и живность всякая, и сенокос. Дровишки впрок заготавливаем, а потом в город везем. Охота бывает хорошая. В прошлом году с сыном Иваном трех сохатых положили да глухарей набили десятка два. Дальше нас зимовье охотника Капашинова, так он на этом промысле всю жизнь держится. Ну что ж, Митрофаныч, поехали на пасеку.
- Далеко?
- Версты три будет.
Вернулись на заимку поздно вечером. Дома их встречали сын и сноха старика. Поздоровались сдержанно.
- Где пропадали? - спросил Фрол.
- Покос ходили смотреть. Придется нынче косить в Егоршином логу.
- Пошто так?
- Там пырея много.
Иван, высокий широкоплечий парень с сильными крестьянскими руками, хмуро посматривая на Лисина, отвечал отцу сдержанно, как бы нехотя. Молодуха тоже не отличалась словоохотливостью. Разговор явно не клеился. После ужина старик надолго отлучился куда-то с сыном. Лисин ходил по комнате, мельком осматривал двери, окна, лестницу, ведущую изнутри на чердак. В сердце его закрадывалась тревога.
Спать Лисин напросился в сенной сарай, сказав старику, что в доме слишком душно. Тот не возражал.
Забылся Лисин не скоро. Мешала духота, не покидала и мысль об опасности. Вооружен он был пистолетом с четырьмя обоймами и несколькими маленькими гранатами. Этого достаточно, чтобы отбиться от небольшой группы бандитов, но если их будет человек двадцать, тридцать, тогда - пиши пропало.
Лисина разбудили приглушенные голоса и конский храп. Он вскочил на ноги, приник к щели в сарае. Когда глаза привыкли к темноте, Петр стал различать тени всадников, сгрудившихся у ворот заимки.
- Как, говоришь, его фамилия?
- Лисин, - услышал Петр голос своего хозяина.
- Откуда тебе известно, что он ученый-пчеловод?
- Документы показывал.
- Я тебе, Фрол, десятки таких документов представлю.
- Дюже знает про свое дело. Меня не обманешь.
- А, может, это мильтон?
- Нет, не похож. Тех сразу примечаешь, а этот тихий.
- Смотри, Фрол, ошибешься, тебе удавку на шею и в озеро. Понял?
- Понял.
- Чуть что - сообщи нам через Ивана. Он знает, где нас найти.
Послышался цокот копыт, через минуту стихнувший в лесу.
Наступал рассвет. На верхнюю часть хребта легла широкая светлая полоса. Лисин продолжал стоять у стены, размышляя, как ему поступить. Арестовать хозяина и допросить? В этом не было большого смысла, так как Фрол мог начисто все отрицать. В крайнем случае у него есть возможность отговориться нападением банды и призвать в свидетели самого Лисина, Припереть к стене его сына Ивана? А что, если?..
Лисин проверил на двери сарая щеколду и снова лег на сено.
Глава пятая
Жизнь в номерах "Парижа" начиналась рано. Уже в семь часов приходили горничные и официантки, появлялись первые клиенты. Евстигней Капустин сам регистрировал жильцов, доверяя иногда эту операцию только собственной жене Лукерье, высокой дородной женщине, на красивом лице которой предательски поселилась большая бородавка. На кухне уже с рассвета слышалось шипенье жарившегося мяса, оттуда несло запахом лука и лаврового листа. Ресторанчик при гостинице открывался в восемь утра, а закрывался в два часа ночи. Но оживление начиналось где-то часов в шесть вечера, а уж после в "Париже" шел дым коромыслом.
...В этот ранний час к стойке, за которой сидел владелец номеров, подошел невысокого роста кудрявый парень, в поношенном костюме и стоптанных ботинках. На вид лет двадцати с небольшим. Евстигней подозрительно оглядел его, заметил в рыжих вихрах соломинку и усмехнулся.
- Что надо?
- У вас для меня никакой работы не найдется, Евстигней Васильевич? - широко улыбнулся парень.
- Кто ты таков?
- Обыкновенно, человек...
- Проваливай.
- Зачем же так грубо? Я к вам от Сергея Ивановича...
- Не ори, - оглянувшись по сторонам, прошипел Капустин. - Пойдем в конторку.
Скупщика краденого Кошелева, орудовавшего в губернском городе, Евстигней Васильевич знал хорошо. Незадолго перед этим его упекли на десять лет в тюрьму.
Только заперев двери конторы, Евстигней продолжил разговор.
- Где он?
- Далеко, в стране Иркутской, - засмеялся парень, - отдыхает.
- Ты оттуда? - расспрашивал Евстигней веселого парня.
- Оттуда. Не бойсь, дядя, по чистой отпущен.
- Ладно. Кем же тебя пристроить? Вот что, поработаешь вышибалой, а там посмотрим. Давай документ.
Парень подал справку об освобождении.
- Так, Григорий Лебедев, значит. А других свидетельств у тебя нет?
- Почему? Есть, - ответил парень, подавая паспорт на имя Бориса Шубина.
- Вот Шубиным и будешь, - сказал, забирая паспорт, владелец заведения. - Сейчас с дворником пойдешь устраиваться на квартиру, а потом явишься ко мне. Обижен не будешь.
- Хорошо, Евстигней Васильевич. А задаток?
- Какой еще задаток? На трешницу - и катись.
Появление парня встревожило Евстигнея. Он имел с Кошелевым некоторые дела и теперь, после его ареста, боялся разоблачений со стороны "партнера". Ему неясно было, почему именно к нему направил Кошелев Шубина. "Надо приглядеться к молодцу, - размышлял Капустин, провожая глазами кошелевского посланца. - Чуть что - продам его милиции, а то сплавлю куда-нибудь". Капустину было чего опасаться. В "Париже" оседало немало денег, добытых преступным путем. Евстигней знал, что милиции кое-что известно о его деяниях. Он был уверен, что в конце концов там подберут к нему ключи. "От Боровкова не уйдешь, - говорил он жене. - В лучшем случае конфискуют заведение, в худшем - отправят на отсидку". Много уже раз Капустин думал продать свои номера, но все откладывал. Им владела та жадность к деньгам, которая притупляет у преступников всякое чувство осторожности.
Подошла заспанная Лукерья. Зевнув, спросила:
- Кто это?
- Швейцар новый.
- А-а-а. Я схожу к портнихе.
- Валяй. Смотри, на людях больно не шикуй. Невелика барыня. Милиция и так глаза пялит на нас.
- Уезжать надо, Евстигней, в Самару или Москву.
- Знаю. К осени подадимся.
Оставшись один, Евстигней раскрыл амбарную книгу. В нее он заносил свои легальные расходы и доходы. Вел книгу аккуратно, не допуская никаких помарок и исправлений. Каждый месяц в книге появлялась отметка финансового инспектора. Заглядывали в нее не только сотрудники налогового ведомства. Книга интересовала и работников милиции. Но у Капустина были и другие гроссбухи, о которых знали только он да Лукерья. Они хранились в тайнике, оборудованном в буфетной. В них отражались операции по незаконной продаже золота, драгоценностей, дефицитных лекарств, наркотиков. Если бы сотрудники милиции смогли заглянуть в нее и расшифровать внесенные туда записи, то они бы встретились со многими из тех лиц, которых тщетно разыскивали.
Но уездная милиция только набиралась опыта борьбы с уголовщиной. Не до всего доходили руки. Однако преступный мир уже чувствовал ее влияние. Меньше стало появляться в уезде заезжих гастролеров, распадались местные шайки. Евстигней, связанный крепкими узами с уголовными элементами, чувствовал, что не сегодня-завтра наступит его конец. Поэтому стремился любыми средствами увеличить свой капитал, с которым хотел удрать куда-нибудь подальше.
Шубин вернулся в гостиницу под хмельком.
- Ну-с, дядя, я готов к исполнению своих обязанностей.
Капустин посмотрел на него сквозь очки.
- У нас на работе не принято выпивать.
- Так я ж немного.
- Нисколько. На первый раз прощаю, в следующий раз явишься под мухой - выгоню.
- Понятно, - осклабился парень. - Что делать сейчас мне?
- Иди помогай официантам. Потом станешь в дверях.
Насвистывая, парень пошел от Капустина.
- Постой! - крикнул ему Евстигней. - Возьми у кастелянши пиджак и ботинки, потом высчитаю с тебя.
В семь часов, когда в ресторанчик стали собираться завсегдатаи, Капустин появился в зале, считавшемся парадным. Здесь играл оркестр. Сейчас музыканты только рассаживались, настраивали инструменты.
Хлопали пробки, звенели стаканы.
Евстигней любил такие обходы, они льстили его честолюбию. Капустина приветствовали, приглашали к столикам. Но он делал серьезный вид и важно отказывался.
Подозвав старшего по залу, Евстигней сказал ему:
- Шпану сегодня не пускать. Будут почетные гости.
- Кого-с ожидаете, Евстигней Васильевич? - наклонив голову с пробором, почтительно спросил тот.
- Членов губернской железнодорожной комиссии. Из исполкома просили, чтоб все было как следует.
- Будет исполнено.
- И еще. Я нанял нового швейцара, вместо Сидоренко, который лежит в больнице. Проследи, как работает, и доложи.
- Слушаюсь.
Поулыбавшись посетителям, поприветствовав ручкой знакомых, Капустин прошел затем во второй зал, где имелись задрапированные кабины для конфиденциальных и интимных встреч. Здесь между нэпманами велись деловые разговоры, заключались сделки. В зале царил полумрак. За столиками тихо разговаривали. Вдруг хозяина "Парижа" окликнули.
- Пройдите, Евстигней Васильевич, к нам... Вот сюда, сюда.
Из-за портьеры боковой кабины выглядывал усатый толстомордый мужчина. Евстигней вошел. За столом сидели двое. Их Капустин видел у себя впервые.
- Садитесь, хозяин, - пригласил его невысокий, плечистый, могучего телосложения мужчина с маленькими глазками.
- Не могу, дорогие граждане, - Евстигней скрестил на груди руки, - на работе не пью.
- А нам вот можно, - засмеялся сидевший напротив усатый. - Ну, рюмочку, Евстигней Васильевич.
- Ладно, - остановил его плечистый, - тебе, хозяин, привет от Волкодава.
В глазах у Капустина потемнело, сердце куда-то провалилось.
- От Волкодава? - с трудом переспросил он.
- Ну да, - подтвердил усатый. - Будто не знаешь?
- А он что - освободился?
- Как же, освободят. Ушел... Сам.
С Волкодавом Евстигнея судьба свела в начале 1920 года в губернском городе через несколько месяцев после его освобождения от колчаковцев. Капустина задержали за спекуляцию. В то время за нее полагалось суровое наказание, вплоть до расстрела.
В камере Евстигней познакомился с Луковиным. Бывший царский офицер, он после октября 1917 года подался к анархистам. Потом от них сбежал к белым, участвовал в карательных экспедициях, грабил и убивал мирных жителей. А когда наступил крах Колчака, ушел и от него. Организовал банду, совершал налеты. Во время одной из облав в городе Луковина задержали. Однако его не опознали, и он сидел в ожидании допроса.
Лукерья почти каждый день приносила Капустину передачи. Опытный Евстигней охотно делился снедью со своими соседями по камере.
- Добрая у тебя душа, Капустин, - говорил ему Луковин, - да вытряхнут ее из тебя.
- Как вытряхнут?
- А вот так: придет день, когда поведет тебя дядя с винтовкой, поставит к стенке и - бабах.
- Что же делать?
- Бежать надо.
- Как?
- Я придумал. Только никому ни слова, тут все мелкая шпана, продадут сразу. Ты накажи своей Лукерье, чтобы самогону принесла.
- Не пропустят.
- Пусть взятку даст дежурному. Там есть один толстомордый, видно, падок на подачки. Перед самой прогулкой мы угостим шпану, во дворе подымем шум. Только это надо сделать вблизи сарая, где дрова хранятся. Там легко вскочить на стену. А за ней, брат, - улица.
- Убьют, Демьян Прокопьевич, - с сомнением сказал Капустин.
- Конечно, могут, - согласился Луковин. - А как же иначе, Евстигней? Но и здесь тоже голову оторвут.
- Ладно, сделаю, как советуешь...
На прогулке между шпаной возникли счеты, началась драка. К ним бросились милиционеры. Воспользовавшись суматохой, Луковин и Евстигней юркнули за сарай. Через несколько минут они уже были за стеной. Капустин привел Луковина к своему дружку. Там они переоделись, отдохнули.
- Айда со мной, - пригласил Луковин Евстигнея.
- Это куда же?
- Гулять на вольную волюшку, глухарей стрелять.
- Нет, - отрицательно покачал головой Капустин. - Это не по мне. Лучше по зернышку клевать.
- Что ж, ладно, клюй свои зернышки. Но только помни: мы теперь с тобой неразлучные товарищи и обязаны помогать друг другу. Услышишь что о Волкодаве - это буду я. Такая у меня кличка...