Глава четырнадцатая
Сообщение Якова Семенова взволновало Шатрова. Они встретились у железнодорожного вокзала.
- Зачем им нужен Евстигней? - недоумевал заместитель начальника угрозыска.
- Может, свести с ним счеты? - предположил Семенов.
Увольнение Якова из милиции было организовано самым серьезным образом. Издали приказ, в котором внимание всех сотрудников обращалось на самовольные действия милиционера Семенова, повлекшие за собой серьезные последствия. Встречаясь со знакомыми, Яков жаловался на проявленную к нему несправедливость. Ему сочувствовали. Зато среди базарных торговок его увольнение вызвало настоящее ликование, для них Яков был бельмом на глазу.
- Счеты? - переспросил Шатров. - Он же отец-благодетель уголовников. Кто, как не Евстигней, в трудную минуту приходит им на выручку: прячет по малинам, кредитует, снабжает наркотиками?
- Но и дерет он с них дай боже, - усмехнулся Яков.
- Да, "услуги" его дороговато стоят, - задумчиво постукивая костяшками пальцев, подтвердил Шатров. - Вот что, Яков, ты побудь здесь, а я живо смотаюсь к Трегубову. На какое время намечена операция?
- В два часа ночи.
- Время у нас еще есть...
Парфена Шатров застал за странным занятием. Трегубов перекладывал с места на место истрепанные фотографии.
- Ты что это, Парфен, колдуешь?
Почесав затылок, тот ответил:
- Да тут Боровков задачу подкинул...
Утром, вызвав Трегубова, начальник милиции показал ему фотографию и спросил:
- Ты с этим человеком никогда не встречался?
С карточки на Парфена смотрел бравый колчаковский офицер в парадной форме.
- Вроде бы лицо знакомое, а кто - не могу вспомнить, - ответил заместитель.
- Н-да, - протянул Боровков. - Ты понимаешь, лицом больно смахивает на нашего начальника секретной части Перфильича.
- Перфильича? - удивился Трегубов. - Вроде что-то есть... Хотя, погоди: Перфильичу-то уже за сорок, а этому - не более тридцати. Притом Перфильич пришел к нам из ЧК...
Эту фотографию Трегубов и показывал сейчас Шатрову. Георгий долго рассматривал бравого колчаковца.
- Нет, Парфен, ничего не могу сказать.
- Ты понимаешь, Боровкову и мне сдается, что этот офицерик похож на нашего начальника секретной части Гришина. Но колчаковцу, судя по карточке, не больше тридцати, а Гришину за сорок.
- Н-да, - протянул Шатров. - А откуда она у вас?
- Вчера умерла старуха в Заречье, одинокая. При описи имущества у нее нашли альбом. Ничего интересного в нем нет, семейные фотографии домочадцев: дедушки, бабушки, внуки. А эта особняком была приклеена. Тюрин, который составлял акт, первый обратил внимание, что офицер похож на нашего Перфильича. Боровков приказал ему держать язык за зубами, а мне вот подсунул для изучения.
- А эти фотографии самого Гришина? - кивнул Шатров на другие снимки.
- Его. Я их из старого личного дела взял, которое нам из ЧК передали.
- Вообще-то похож. Только на этих фотографиях он действительно выглядит старее.
- Может, у него брат колчаковец?
- А что? Помнишь, Боровков рассказывал, как отряд чоновцев погиб, когда гонялись за бандой Мозжухина? Кто-то тогда бандитов предупредил. Не Гришин ли? И за Луковиным сколько бегаем?..
- Круто забираешь, - остановил его Трегубов. - Все это пока догадки. Но если насчет Гришина - правда, тогда он нам здорово повредит при операции против Луковина и Елизова. Надо его изолировать на время. Пошлем в командировку в губернский центр.
- Правильно.
Взглянув на Шатрова, начальник уголовного розыска спросил:
- Так что у тебя?
Георгий коротко рассказал о сообщении Семенова. Трегубов слушал, скосив глаза на окно, выходившее во двор милиции: там двое милиционеров седлали коней.
- И что ты думаешь по этому поводу? - поинтересовался он.
- Здесь может быть две версии...
- Ишь ты, куда загнул, - засмеялся Парфен. - Версии! Ну, давай, валяй.
- Арест Евстигнея задуман, может быть, для того, чтобы проверить самого Семенова. Это во-первых. А во-вторых, возможно, с целью вымогательства.
- Так, так, - поддакнул Трегубов. - А третьей версии у тебя нет?
- Пока нет, - признался Шатров.
- Н-да. И что же ты намерен делать?
- Надо проследить, куда Яков с "помощниками" доставит Капустина, и там арестовать всю головку.
- Думаешь застать Луковина с Елизовым?
- Не исключено, что и они тоже там будут.
- Нет, Георгий, - возразил Парфен. - Ход твоих мыслей не совсем верный. Ну зачем же им для проверки Семенова красть Капустина, куда-то увозить его? Для этого достаточно более рядовой фигуры. Так что твоя первая версия, будем считать, отпала. А вот арест Евстигнея с целью вымогательства... Тут надо крепко подумать. Помнишь, мы говорили с Боровковым и с тобой, для чего стекаются сюда бежавшие бандиты? Тогда в двадцатом-двадцать первом им только зубы повыбили, а корешки остались. Большая часть из того, что награблено, осела в уезде. Может, у того же Савичева или Капустина.. Луковину и Елизову нужны деньги, деньги и еще раз деньги. За ними они сюда и явились. Кое-что им, конечно, удастся взять у своих сообщников. Но всего не отдадут, никак не отдадут. Вот тут-то бывшие вожаки и попытаются взять реванш. Ну, а приемы у них остались прежние. Пойдут налеты на кассы, грабежи населения, в том числе и богатых нэпманов. Без убийств не обойдется. Поэтому они будут действовать дерзко, решительно и, главное, - быстро. А там ищи ветра в поле. Вот этот момент нам и надо упредить.
- Если бы только нэпманов трясли, еще полбеды, - заметил Шатров. - Я бы сам с удовольствием помог.
- Ишь, какой у. меня, недальновидный помощник, оказывается, - засмеялся, Парфен. - Нэп - это ленинская политика, и мы обязаны неуклонно проводить ее в жизнь. Вот и получается, что сотрудники милиции, то есть мы, обязаны жизнь нэпманов так же охранять.
- Умом я это понимаю, - признался с горечью Шатров, - а сердцем - не могу.
- Ничего. Сердце у тебя хорошее, доброе к людям. А что до нэпманов... Вот покончим с разрухой, понастроим больших заводов и фабрик, тогда им непременно придет конец. Не выдержат конкуренции с социалистическим государством.
- Может, уйти мне из милиции? - уныло произнес Георгий.
- Обиделся? - удивился Трегубов. - Вот чудак! Да разве я сам не переживаю. Представь, мой дружок детства сейчас тысячами ворочает. Думаешь, легко его ухмылки переносить? То-то же! Теперь давай о деле. Подумаем-ка за Луковина, как он намерен осуществить свои планы. Мужик головастый и рисковый...
Глава пятнадцатая
Шубин околачивался на кухне, заигрывал с поварихами, подтрунивал над официантами. В полуденный час для вышибалы никакой работы не было.
Разбитной парень пришелся по нраву женскому персоналу номеров. Не один раз он ловил на себе игривые взгляды горничных и подавальщиц. Особенно симпатизировала ему Клаша из верхних номеров, где останавливался солидный народ. Это была красивая женщина с копной каштановых волос. Болтали про нее всякое, однако она умела держать себя с достоинством.
Как-то, столкнувшись в коридоре с Шубиным, Клаша сказала ему:
- Хорош ты парень, да не ко двору попал.
- Аль не подошел? - дерзко засмеялся он.
- У тебя вид блатной, а душой ты хороший человек.
- Ишь ты! Полюбила, что ль?
- А если б и полюбила?
- Ты ягодка не для моего лукошка.
Она прошла мимо, презрительно улыбаясь.
Вторая встреча у них произошла при необычайных обстоятельствах. В одном из верхних номеров забуянил приезжий нэпман. Унять его позвали Шубина. Когда он поднялся, то увидел бежавшую по коридору Клашу. Лицо ее было в крови.
- Что он с тобой сделал? - крикнул Шубин.
Клаша лишь махнула рукой.
Открыв дверь номера, он нос к носу столкнулся с толстым рыхлым мужчиной. Тот свирепо посмотрел на парня и угрожающе поднял над головой пустую бутылку. Шубин молниеносно обхватил его ниже пояса, бросил на кровать.
- Ты что, псих, ошалел? - крикнул он мужчине.
Тот несколько минут лежал без движения. Потом негромко и спокойно сказал:
- Обчистила она меня, все деньги взяла...
- Потерял, небось, или пропил.
- Еще вчера вечером были.
- Ладно, разберемся. Только женщин нехорошо трогать.
- Воровок можно.
- Да откуда тебе известно, что она воровка? - разозлился Шубин.
- По глазам вижу.
- Ладно, одевайся, дядя. Умыться тебе надо...
Разделавшись с нэпманом, он спустился вниз. В коридоре увидел Клашу, которая, прислонившись к стене, плакала.
- Что с тобой? - спросил Шубин.
- Уйду я отсюда, моченьки моей больше нет.
- Да куда ж ты уйдешь?
- В деревню уеду.
- Вот дура! Успокойся, иди наверх. Евстигней будет ругаться...
Вдруг Клаша резко притянула его к себе и взволнованно зашептала:
- Хочешь, скажу, кто обокрал жильца? Андрей! Они вчера у него пили в номере.
- Вон оно что, - задумчиво протянул Шубин. - За это Евстигнея могут и в милицию...
- Он не видел, как Андрей зашел в номер с дружками.
- Ты, Клаша, помалкивай, а то они тебе житья не дадут.
- Я только тебе сказала, - благодарно взглянув на него, сказала та. - Хочется кому-то пожаловаться...
С того дня Клаша стала все больше привязываться к нему. Она все чаще попадалась на глаза, останавливая то ласковым словом, то многозначительной улыбкой. Тянуло и Шубина к ней. Но однажды старший официант сказал ему с грубой откровенностью:
- Ты это брось. Дойдет до Евстигнея, накостыляет он тебе. Ведь Клашка - его.
- Да ну? - удивился Борис.
- Вот тебе и ну.
После этого Шубин резко изменил свое отношение к горничной. Напрасно она искала с ним встреч: парень был непоколебим...
Вот и сегодня Клаша уже четыре раза забегала на кухню, торопя поваров с обедами для своих жильцов. Она то игриво, то грустно поглядывала на Бориса, но он упорно избегал ее взгляда. Наконец он отправился в зал. В это время мимо метеором пробежала Клаша. На миг она прижалась к нему. Шубин ощутил в руке клочок бумаги. Осторожно оглянувшись, он вышел во двор, где поленницами лежали дрова, грудились пустые ящики, бочки. Прислонившись к каретному сараю, прочитал:
"Мне надо что-то сказать тебе важное. Приходи ровно в два часа на квартиру Евстигнея. Он уйдет с Лукерьей в гости к владельцу лесопилки".
"Вот прилипчивая баба, - вздохнул Шубин. - Все дело испортит. А может, у нее действительно что-нибудь важное?"
Порвав записку, он бросил клочки под ноги, затоптал в навоз. До назначенной встречи осталось полчаса. Послонявшись по залу, он прошел наверх. Клаши не было. Тогда снова спустился вниз, прошел на кухню. Его встретили обычными шутками. Побалагурив с кухонными работницами, Шубин проскользнул на хозяйскую половину. Там царил полумрак.
- Это ты, Борис? - послышался шепот Клаши.
- Я, - и тотчас почувствовал на своих плечах женские руки.
"Ну вот, начинается", - с досадой подумал он.
- Боренька, касатик ты мой ненаглядный, люблю я тебя, - лихорадочно твердила горничная, прижимаясь к парню. - Давай убежим отсюда. Убьют нас здесь или посадят в тюрьму.
Оторвав ее руки, Шубин грубо бросил:
- А куда побежишь, дура? С работой везде трудно, а денег у нас с тобой нет.
- Есть, Боренька, - как в полузабытьи шептала Клаша. - Много денег есть, на всю жизнь хватит, и детям нашим...
- Где? - резко спросил Шубин.
- Пойдем, покажу тебе, где Евстигней золотишко свое прячет. Подсмотрела я за ним.
- Сейчас же день! Увидят нас...
- Евстигней бежать собрался. Может, сегодня уйдет. Он с Лукерьей все подготовил. Идем, никто не обратит на нас внимания. У меня в городе есть знакомая женщина, она нас укроет на время.
- Куда идти? - спросил Борис.
- За баню. Там под деревом зарыто.
- Хорошо, иди вперед. Я за тобой.
Когда горничная скрылась, Шубин решительно подошел к телефону:
- Барышня, десять-пять... Кто? Это - Леонтий. Я нашел, где хозяин прячет сапоги... Немедленно к соляному складу пролетку.
Глава шестнадцатая
Лисина подобрали в трех верстах от Кучумовки. Он лежал без сознания в придорожной канаве. Неподалеку пасся оседланный конь. Когда раненого привезли в сельсовет, он открыл глаза и еле внятно произнес:
- Передайте Боровкову... что послезавтра будет налет... на потребительские общества и коммунарские кассы... Луковина здесь нет... Еще... в милиции работает осведомитель Волкодава...
Потом снова впал в забытье. Председатель сельсовета вызвал начальника поста.
- Гони в город, - приказал он ему. - Надо немедленно оповестить Боровкова.
Прибывший фельдшер осмотрел раненого.
- Нужно везти в больницу. Без операции умрет.
- Будешь сопровождать, - распорядился председатель.
До совещания у Боровкова оставалось полтора часа. Шатров решил немного прогуляться по городу. Проходя мимо дома, где жила Галина Кузовлева, он вдруг повернул к ее воротам. Георгий сам не отдавал себе отчета в своих действиях. Просто ему захотелось еще раз поговорить с милой приятной женщиной. В тот вечер их беседа была сугубо официальной. Тогда он впервые обратил внимание на красоту артистки. Нет, ему и раньше приходилось видеть ее. Однако в заведении, где работала, она выглядела совсем другой. В чем была разница, Шатров понять не мог. Видимо, ее лицо сильно портила косметика. И еще - кафешантанные жесты и движения.
Теперь ему хотелось увидеть артистку в домашней обстановке.
Шатров был холост. На его жизненных перекрестках не так уж много встречалось женщин. Мешала природная застенчивость, да и времени не было для длительных ухаживаний. Провожая в тот вечер Галину Кузовлеву, Шатров робко взял ее под руку, ощутив в сердце предательское покалывание. При сильных волнениях давала себя знать давняя контузия.
- Вы, как гимназист, - засмеялась тогда артистка.
"Будешь тут им, когда ни дня ни ночи покоя", - с горечью подумал Шатров.
И вот ноги снова несли его к ней. Повертев щеколду, Георгий услышал злобный лай собаки. Прошло несколько минут.
- Кто? - спросил знакомый голос.
- Это я, Шатров, - ответил он.
- А, очень рада.
В проеме калитки появилась улыбающаяся Кузовлева. На плечи ее была накинута легкая шаль-паутинка.
- Я к вам... ненадолго, - сказал Шатров.
- Пожалуйста...
Георгию показалось, что в ее глазах мелькнула растерянность. "Стесняется, что ли, меня?" - подумал он, шагая за ней в дом.
- Только у меня, Георгий Иванович, не прибрано. Встала поздно.
В комнате, куда артистка завела Шатрова, все говорило о быте незамужней женщины. На комоде стоял трельяж, возле которого грудились флаконы с духами, коробки с пудрой, шкатулки. Всюду были вышивки, кружева, фотографии. Над кроватью висел гобелен, изображающий охоту на оленя.
- Садитесь, - пригласила Галина, пододвигая венский стул. - Хотите чаю?
- Нет, спасибо, я ненадолго. Вот пришел посмотреть, как вы живете.
- Да как живу? Одиноко, скучно. Работа - не в счет. Там я устаю.
- Хозяйка-то где?
- Уехала к сыну. Он у нее в губернском городе живет.
- А где ваши родные?
Галина вздохнула.
- Потеряла во время гражданской войны. Здесь вот зацепилась и живу.
- Вам бы учиться!
- Да вы что? Еле-еле на жизнь хватает.
- Тогда надо мужа богатого искать, - пошутил Шатров.
- Кто из порядочных мужчин возьмет трактирную певичку? А за плохого не хочется идти.
- Да, - неопределенно протянул Георгий и мысленно выругал себя: "Тянет тебя за язык. Женщине и так горько". Помолчав, спросил: - Когда вы, Галя, с Савичевой познакомились?
- Когда? Уже не помню точно. Как будто зимой прошлого года. Да, да. Она тогда нарядная пришла в "Париж" и сразу бросилась всем в глаза. Потом снова появилась. Как-то пригласила меня к своему столу. Тогда мы и познакомились.
- Она с мужем приходила?
- Все больше одна или с подругой.
- А кто ее подруга?
- Знаю, что зовут Раисой, а больше мне о ней ничего не известно. Да что-то ее уже не видно в "Париже".
- Бывали с Екатериной другие мужчины?
- Как-то неудобно сплетничать.
Галина отвечала немногословно, со слабой улыбкой. "Боится, - подумал он, - или устала. Работа у нее утомительная".
- Ну, а с Елизовым давно знакома Савичева?
- Не знаю...
"Пора идти", - решил наконец Шатров. Однако уходить ему не хотелось. В обществе красивой скромной женщины было хорошо, уютно.
Вставая, он вдруг заметил на подоконнике у края шторы пепельницу с окурком. "Так вот почему она сдержанна, - промелькнуло в голове у Шатрова. - У нее бывают мужчины". Что-то вроде ревности шевельнулось в его груди. Заметив его взгляд, Кузовлева зябко повела плечами, зевнула. Георгий стал прощаться, извиняясь за беспокойство.
Когда он ушел, из соседней комнаты недовольный мужской голос спросил:
- Кто там еще к тебе приходил?
Рассматривая себя в трельяж, Кузовлева лениво ответила:
- Шатров, мой дорогой, Шатров, заместитель начальника угрозыска.
- Что, втрескался?
- Не знаю... Может быть.
Глава семнадцатая
Боровков и Трегубов чувствовали, что обстановка накаляется, но у них еще не было цельного представления о размахе событий. Суммируя отрывистые сведения, они сделали вывод, что Луковин "петляет", старается запутать сотрудников милиции. Это требовалось ему для того, чтобы выиграть время, собрать, сгруппировать свои силы, а потом серией неожиданных ударов ошеломить город и уезд, дезорганизовать общественную жизнь, вызвать панику и скрыться.
По городу ползли самые различные слухи. Уверяли, что ночью на улицах появляются на ходулях люди в саванах. Они пугают запоздавших прохожих до обмороков, а затем грабят. Рассказывали о зарытых кладах, которые разыскивают теперь бывшие их хозяева. Кто-то настойчиво внушал обывателям мысль, что милиция будет арестовывать всех городских коммерсантов. В распространении сплетен чувствовалась опытная рука.
- Нутром чую: спешит Волкодав, - говорил Боровков Парфену. - Догадывается, что мы обкладываем его со всех сторон. Он здесь, в городе, это подтверждает и Лисин. А вот насчет Елизова я стал в последнее время сомневаться.
Они сидели в кабинете Парфена, в который уж раз перебирая все варианты ликвидации банды Луковица.
- Почему, Иван Федорович? - удивился Трегубов. - Его ж видела артистка из варьете.