Два брата - Понсон дю Террайль 3 стр.


в море, когда я, цепляясь за обломки, боролся со смертью. У меня нет ничего, кроме моего резца, другой будущности, кроме славы, которой я постараюсь достигнуть, и тогда вы будете моей женой: я сумею вас защитить и заставить весь мир смотреть на вас с уважением. Но, - продолжал молодой человек после минутного молчания, - для того, чтобы я мог защитить вас, я должен знать вашу тайну. Неужели вы опять скажете, как во Флоренции: "Уедемте, не спрашивайте меня!"? Кто этот ужасный человек, преследующий вас? Разве вы думаете, что я не достаточно силен, чтобы защитить вас от него?

Марта сидела бледная, дрожа всем телом и опустив глаза в землю.

- Послушай, моя возлюбленная, - продолжал Арман грустным и ласковым голосом, - разве ты думаешь, что, каково бы ни было это терзающее тебя прошлое, оно может уменьшить мою любовь?

Марта гордо подняла голову.

- О! - сказала она. - Если только любовь не преступление, то мне нечего краснеть за свое прошлое. Я любила горячо, свято, с доверием восемнадцатилетней девушки человека с подлым сердцем, грязной и низкой душой, но которого я считала добрым и честным. Этот человек соблазнил меня, вырвал из родительского дома: этот человек был моим палачом, но Бог свидетель, что я бежала от него, как только узнала его.

- Расскажи же мне, - прошептал он, - расскажи мне все, и я сумею защитить тебя, я убью этого негодяя!

- Ну хорошо, - отвечала она, - так слушайте же.

И, вполне доверяя этому сиявшему любовью взгляду, которым французский художник смотрел на нее, она начала.

- Я родилась в Блоа. Отец мой был честный негоциант, а мать принадлежала к мелкому дворянству нашей провинции. Матери я лишилась десяти лет и до семнадцати прожила в стенах монастыря, в Туре. Вскоре, не выходя оттуда, я познакомилась с моим обольстителем. Отец мой оставил торговые дела, составив себе небольшое, но честно нажитое состояние, и купил в шести лье от Блоа маленькое поместье, куда и привез меня из Тура.

На расстоянии часовой езды от Марньера, так называлось наше поместье, находилось большое имение Го-Куан, принадлежавшее дивизионному генералу графу Фелипоне.

Граф обыкновенно проводил лето вместе с женою и сыном, виконтом Андреа, в своем замке.

Генерал Фелипоне был отвратительный человек; он мучил свою жену и довел несчастную женщину до того, что она состарилась преждевременно и была постоянно больна.

Когда я приехала в Марньер, у моего отца возникли с Фелипоне какие-то недоразумения относительно леса, что и заставило его познакомиться с графом. Меня тоже представили ему.

Виконта Андреа тогда не было, и его ожидали только в конце месяца.

Графиня от души полюбила меня, и мы скоро сошлись с ней душа в душу.

Вскоре приехал и виконт - красивый и надменный молодой человек, и с приездом его здоровье графини, как мне казалось, заметно ухудшилось, и она не раз говорила мне:

- Я чувствую, что скоро умру…

И действительно, через несколько времени после этого, как-то ночью, меня разбудили: из Го-Куана был прислан человек с просьбой, чтобы я приехала к графине, которая умирает и желала бы перед своей смертью повидаться со мной.

Мы застали ее в постели и при последних минутах - священник читал уже отходную; вокруг нее стояла на коленях ее прислуга и горько плакала. Но ни графа, ни виконта не было дома. Мы напрасно искали их.

- Они на охоте, - прошептала больная… - Я их не увижу уж более…

И действительно, они были где-то в лесу, так что чужая рука закрыла ей глаза.

Она умерла ровно в десять часов утра, и последними ее словами было: "Андреа… неблагодарный сын!.."

И я слышала, как старый лакей, стоявший в углу, добавил при этом:

- Это виконт убил свою мать!

Но, представьте себе, мой милый друг, я уже находилась под влиянием этого человека и даже любила его, и он также признался мне в своей страсти ко мне. Не знаю, как это произошло… но не больше как через три месяца после смерти его матери наступила такая минута, когда я верила ему, как богу… когда он произвел на меня какое-то особое, потрясающее действие и приковал к себе.

Тогда-то однажды он сказал мне:

- Марта, клянусь тебе, что ты будешь моей женой, но так как мой отец никогда не согласится на этот брак, то уедем отсюда в Италию, там мы обвенчаемся, а со временем будем надеяться, что отец примирится с нами.

- Ну, а мой? - спросила я в испуге.

- Твой приедет к нам!..

- Но зачем же нам теперь скрываться от него?

- Твой отец замечательно честен, так что ежели мы откроемся ему теперь, то он немедленно отправится к моему отцу и сообщит ему все, и тогда мы должны будем расстаться.

Я верила этому человеку - уступила и последовала за ним.

Темною ночью, на почтовых лошадях, мы уехали с Андреа в Италию в окрестности Милана. Перед отъездом я написала своему отцу письмо, которое и оставила на столе в своей комнате.

В Милане Андреа нанял большой дом, познакомил меня, под видом своей жены, со всей знатью и начал вести веселую жизнь.

Несколько раз я просила его написать моему отцу, чтобы тот приехал к нам, но он всякий раз говорил мне, что имеет известие о том, что мой и его отцы так сердиты, что не захотят видеть нас, и при этом всегда добавлял:

- Погоди!.. Время все изменит!

Я писала сама несколько раз, но все письма мои оставались всегда без ответа; впоследствии я узнала, что людям было строго приказано не относить их на почту, а доставлять их Андреа. Так продолжалось несколько месяцев. У Андреа были лошади и множество знакомых; он веселился, и, пожалуй, можно было бы даже подумать, что я одна из самых счастливых женщин… так, по крайней мере, могло казаться по виду.

На все мои вопросы и напоминания о женитьбе он обыкновенно сердился и нетерпеливо отделывался от меня какими-нибудь пустыми отговорками. Однажды на мое новое напоминание о данном им слове он резко заметил:

- Погоди… когда отец умрет, тогда я женюсь на тебе.

И при виде моего удивления он вынул из кармана листок почтовой бумаги и предложил мне прочесть написанное на нем.

Это было письмо от его отца, я читала его и чувствовала, как я бледнею. В нем было сказано:

"Мой милый сын! Я не вижу ничего дурного в том, что вы обольщаете девушек из наших окрестностей, но я вполне уверен, что вы не сделаете глупости и не женитесь ни на одной из них, так как у меня уже есть для вас подходящая богатая невеста…"

Это письмо выпало у меня из рук, и я с испугом посмотрела на Андреа.

- Что же вы намерены делать? - прошептала я.

- Ждать, - ответил холодно он, - я знаю своего отца… Он способен лишить меня наследства, если я не исполню его желания.

- Но чего же ждать?

- Его смерти, - ответил он, напевая какую-то арию.

С этой минуты я начала его понимать… Он хотел сделать из меня содержанку… я заболела: со мной сделалось что-то вроде горячки. Я молилась, призывала Бога, просила прощения у своего отца. Я валялась в ногах у Андреа, умоляя его возвратить мне мое счастье. Андреа фразировал и насмехался надо мной.

Когда я совершенно поправилась, то обратилась к одному старому священнику и спросила его совета, что мне делать.

- Поезжай, мое дитя, к своему отцу, - сказал он, - Бог милосерден и простит тебя и заставит этого человека исправить свою ошибку перед тобой…

Мой отец!

Я решилась последовать его словам и просить Андреа отпустить меня.

Как-то утром я сообщила ему о моем отъезде.

- Куда же ты поедешь? - спросил он меня. - К отцу, - ответила я.

Ну, если так, то я должен, наконец, сообщить тебе всю истину, - сказал он и подал мне траурное письмо, извещавшее о смерти моего бедного отца.

- Мой отец умер от горя… и я была его убийцей…

- Бедная Марта! - прошептал скульптор, беря за руку молодую женщину.

Марта вытерла глаза и продолжала:

- Мой отец умер, я осталась одна. В первые дни траура он был особенно внимателен ко мне, но скоро все вошло в свою колею, и он по-прежнему стал смотреть на меня как на свою игрушку. Может быть, он и любил меня, но так, как любят статую, собаку, лошадь…

Тогда я решилась бежать от этого человека. Но куда бежать?.. Куда идти?..

Однажды вечером, в театре, Андреа поссорился с одним молодым австрийским офицером, вызвал его на дуэль, которая должна была состояться на другой день.

Оружием были выбраны пистолеты; согласно условию, противники должны были приближаться друг к другу и стрелять по желанию.

Офицер стрелял первый и сделал промах, тогда Андреа продолжал наступать на него.

- Стреляйте же! - кричали ему секунданты.

- Нет, еще не время, - ответил виконт и подошел так близко к своему противнику, что пистолет коснулся его груди.

Офицер не пошевелился и стоял самым спокойным образом.

Другого бы подобная смелость обезоружила, но негодяй не признавал жалости.

- По правде, - сказал он, улыбаясь, - вы еще так молоды, что для вашей матери будет большим горем узнать о вашей смерти.

И при этих словах он выстрелил.

- Презренный, - прошептал с отвращением Арман.

- Это еще не все, - продолжала Марта, вздохнув. -

Андреа был игрок, по счастью, ему так везло, что он несколько месяцев подряд выигрывал громадные суммы… Наш дом превратился в игорный, где разорилось множество молодых людей из лучших миланских фамилий. Но наконец и его счастье отвернулось от него.

Однажды ночью, когда они играли в садовой беседке, Андреа проиграл громадные суммы. Все уже разъехались, и виконт играл только вдвоем с бароном Сполетти, который и был его счастливым партнером этой ночи.

Андреа был бледен и взволнован, и его бледность увеличивалась по мере того, как его банковые билеты переходили на сторону барона.

Сполетти играл совершенно хладнокровно, как вообще все люди, которые верят в свое счастье. Около него лежал портфель, туго набитый банковыми билетами, и он отвечал на все суммы, какие только ни назначал Андреа.

Наконец дело дошло до последнего билета в тысячу франков, и он был проигран.

Тогда Андреа дошел до того, что предложил Сполетти играть в долг.

- У меня, - сказал он, - нет здесь больше денег, но мой отец имеет триста тысяч ливров годового дохода.

Я ставлю на слово сто тысяч экю.

Барон подумал и согласился.

- Хорошо, - ответил он, - я принимаю ваши сто тысяч экю, - на пять пуан.

Андреа был бледен и заметно взволнован; он лихорадочно стасовал карты и принял предложенное условие.

Ужасно было видеть эту партию и этих игроков, из которых для одного проигрыш составлял полное разорение, а для другого только потерю того, что им было выиграно.

Барон был спокоен и играл с полной уверенностью в своем счастье.

В две сдачи Андреа записал четыре очка и сразу оживился, но радость его была непродолжительна, в следующую сдачу он проиграл, затем еще раз, и барон, в свою очередь, записал четыре очка.

Партнеры переглянулись.

- Я откладываю партию, - сказал Андреа. Барон колебался.

- Нет, - наконец ответил он, - к чему? И он сдал и открыл карту.

- Король, я выиграл, - добавил Сполетти, - вы мне должны сто тысяч экю.

- Я их удваиваю, - пробормотал Андреа задыхающимся голосом.

Но барон холодно встал.

- Мой дорогой, - сказал он, - у меня принцип - не

играть более одной игры на слово. Уже - светло, и я

смертельно хочу спать. Прощайте.

Несколько мгновений Андреа оставался неподвижен и жадным взором следил за тем, как барон укладывал в портфель золото и банковые билеты.

Барон пожелал мне спокойной ночи и вышел из беседки.

Андреа встал тоже и пошел его провожать.

У нас в доме уже спали.

Я была тоже расстроена проигрышем виконта и задумчиво стояла у порога беседки.

Прошло несколько минут. Вдруг я услышала крик…-один только крик… а затем я увидела перед собой бледное лицо Андреа. Глаза его горели каким-то особенным блеском, вся одежда его была в беспорядке; в одной руке он держал маленький окровавленный кинжал, а в другой - портфель барона Сполетти. Вся рубашка его была в брызгах крови…

Теперь, в свою очередь, я вскрикнула и бросилась бежать - он не удерживал меня.

Я побежала через сад, наткнулась дорогой на что-то мягкое - это был труп Сполетти, и, уже не помня себя, выбежала из дома и побежала через город до той самой церкви, где ты нашел меня…

- А! Мой ангел, - прошептал Арман, - теперь я понимаю, почему ты постоянно опасаешься этого человека.

- Вы не знаете еще всего, - ответила тихо Марта. - Этот человек отыскал нас во Флоренции и прислал мне следующую записку;, "Возвратись немедленно ко мне, иначе твой новый любовник умрет". Вы понимаете теперь, отчего я настаивала уехать из Флоренции. Этот человек был бы вашим убийцей… К чему нам оставаться в Риме, когда он открыл уже нас.

И Марта бросилась в объятия молодого человека и страстно прижала его к своему сердцу.

- Бежим, - говорила она с особенной нежностью, - бежим, мой милый друг, бежим от убийцы.

- Нет, - ответил с особенной живостью Арман, - мы не уедем отсюда, мое дитя, но если бы этот человек осмелился только прийти сюда, то я бы его убил.

Марта дрожала так, как дрожат осенью листья на деревьях во время сильного ветра. Арман посмотрел на часы.

- Я дойду только до своей мастерской, - сказал он, - и вернусь через час. Мне нужно захватить пистолеты. Моя милая Марта, я проведу ночь у порога этой комнаты, и горе изменнику Андреа, ежели он только осмелится показаться сюда.

И, сказав это, скульптор вышел. В дверях он встретился со старой служанкой Форнариной.

- Я видел твою хозяйку, - сказал он, - она ожидает тебя. Запри дверь на два поворота ключа и ни за что не отпирай никому. У меня есть свой ключ…

- Слушаю, синьор, - ответила почтительно старая служанка и низко поклонилась.

Но едва только Арман отошел от дома, как она слегка свистнула, и вместо того, чтобы запереть дверь, оставила ее полуоткрытой.

На улице было темно и пусто. Когда Форнарина свистнула, то на противоположной стороне улицы показалась какая-то тень, которая медленно отделилась от перил набережной и направилась к домику, где жила Марта; через несколько минут после этого дверь домика полуотворилась, и чей-то голос тихо шепнул:

- Форнарина?

- Я, господин. Это вы, ваше сиятельство?

- Да.

- Хозяин ушел, но он должен скоро вернуться.

- Хорошо, мы будем иметь достаточно времени, - пробормотала тень, и затем незнакомец сунул в руку старой итальянки кошелек, полный золота.

- Возьми и ступай, - приказал он.

- Да спасет вас само небо, - пробормотала старуха, вешая на ладони золото.

А между тем незнакомец вошел в дом и, поднявшись по лестнице, остановился перед комнатой Марты и постучал три раза в дверь.

Молодая девушка задрожала. Это не мог быть Арман, который ушел в свою мастерскую; это не была тоже и Форнарина, входившая всегда без шума.

А покуда она обдумывала это, дверь отворилась, и на пороге показался человек.

При виде его Марта вскрикнула и в испуге отступила назад.

- Это я, - проговорил вошедший и, сбросив с себя плащ, подошел к молодой девушке.

- Андреа!.. - прошептала она, задыхаясь.

- Ну да! Андреа. Неужели тебя удивляет эта случайность?

Марта не отвечала и отступила от него.

- Моя милочка, - продолжал холодно Андреа, - вы оставили меня из-за связи… Но вы должны бы были подумать, что я не позволю вам бежать от меня безнаказанно.

- Послушайте!

- Неужели вы предполагали, что виконт Андреа позволит увезти у себя свою содержанку, и притом еще какому-то скульптору без имени и без состояния.

Виконт сопровождал эти слова насмешливой улыбкой.

Марта опустилась в изнеможении на диван.

- Ну-с, пойдемте, дорогой ангел, - проговорил он с предательской нежностью.

И при этом он сделал несколько шагов вперед и взял ее за руку.

Марта вскрикнула.

- Нет! Нет!.. Уйдите, - шептала она.

- Я так и сделаю, - ответил спокойно Андреа, - но я надеюсь, что вы последуете за мной?

И адская улыбка показалась на его губах.

- Так как, - продолжал он, - я приехал, собственно, за вами. Посмотрите, в конце этой улицы нас ожидают носилки, а на другой стороне Тибра приготовлен почтовый экипаж, который и доставит нас прямо в Неаполь. Я нанял отель в Ишиа… и, собственно, для тебя, дорогой друг.

- Никогда… никогда… - шептала, потерявшись, Марта. - Я вас презираю.

- Может быть, но я тебя люблю, - перебил Андреа. - Я тебя разлюбил в то время… но теперь я все еще тебя люблю. Ты меня презираешь и ненавидишь - это основание для того, чтобы я похитил тебя… Ну, поскорей, моя милочка, накинь на себя какую-нибудь мантилью и следуй за мной… Нам нужно торопиться.

И, говоря это, Андреа схватил молодую женщину на руки.

- Ко мне! Ко мне! Арман! Форнарина! - кричала Марта, тщетно стараясь освободиться из сильных рук

виконта.

Форнарина не отвечала, но на улице раздались чьи-то торопливые шаги. Марта узнала их - это шел скульптор. Арман не дошел до своей мастерской и, мучимый особенным предчувствием, вернулся с дороги. Проходя по улице, он купил у одного гражданина кинжал и спешил к своей Марте.

- Арман! Арман! Помоги! - кричала молодая женщина.

- Арман не получит тебя, - нагло ответил Андреа и, вскинув ее на плечи, начал сходить с лестницы.

Марта продолжала бороться.

Арман услышал ее, и в ту минуту, когда Андреа сошел с последней ступени, на пороге показался скульптор.

- Дорогу! - крикнул Андреа.

- Назад, разбойник! - ответил Арман, хватаясь за свой кинжал.

А! А! - улыбнулся со злостью виконт. - Значит, нужно поиграть ножом.

И, подвинувшись назад, он бросил Марту на пол.

Затем он выхватил свой кинжал, и с минуту соперники оглядывали друг друга.

Комната, в которой они находились, полуосвещалась маленькой лампой, но ее света было вполне достаточно, чтобы молодые люди могли рассмотреть друг друга.

Так это вы, Андреа? - спросил, наконец, скульптор.

- А это вас называют Арман? - задал, в свою очередь, вопрос виконт самым насмешливым тоном.

- Презренный! - крикнул Арман. - Прочь отсюда, негодяй! Пошел вон сейчас же!

- В таком случае отдай мне мою содержанку. Я беру свое… отдай мне ее, и я сейчас же уйду.

- Тварь! - пробормотал Арман, подходя к виконту.

Но Андреа сделал скачок назад и размахнулся своим кинжалом.

- Мне кажется, - заметил он, - что мы собираемся поиграть с этой бедной Мартой.

- Это будет игра смерти для тебя, - ответил ему Арман и бросился на него.

Но Андреа продолжал отступать, как делают это обыкновенно тигры для того, чтобы собраться с силами и вернее напасть.

И действительно, он наконец бросился на скульптора, но его кинжал ударился о кольчугу, которую скульптор имел на себе, и, не сделав ему вреда, соскользнул.

Тогда враги сцепились, нанося друг другу массу ран.

Это была ужасная, ожесточенная драка…

Бились на жизнь и смерть…

Назад Дальше