Весть о новом походе кагана облетела степные кочевья со скоростью вихря. Не прошло и двадцати дней, как под рукой Баламбера собралась стотысячная орда. Впрочем, далеко не все ганы рвались на войну, отлично понимая, с какими трудностями им придется столкнуться. Особенно усердствовал ган Буняк, который успел объединить вокруг себя десятка полтора угорских и булгарских ганов, недовольных всевластием Баламбера. К удивлению многих, каган не обратил на происки Буняка никакого внимания. Конечно, ган Буняк особой родовитостью не отличался, зато он славился непомерным самомнением и дерзостью. Прихвастнуть он тоже любил. Многих ганов распотешил рассказ о том, как Буняк с сотней верных людей напал на сорокатысячный готский стан и убил не кого-нибудь, а самого епископа Вульфилу, коего гунны почитали едва ли не самым могущественным колдуном в окрестных землях. Ган Буняк призывал в свидетели всех своих предков до седьмого колена, но ему все равно не верили. Правда, по слухам, гулявшим по степи, Вульфила действительно сгинул где-то в районе Донца, но в его смерти повинны были русколанские волхвы, наславшие порчу на высокомерного гота, презиравшего не только чужих, но и своих богов и поклонявшегося могущественнейшему существу по прозванию Христос. Кто он такой, этот Христос, степные ганы понятия не имели, но слепо верили, что сила, даруемая им, способна разрушать в прах целые города и обращать в рабство племена и народы. Никто из гуннских богов на такое не отважился бы, чтобы там не говорили племенные и родовые шаманы. Ган Буняк ссылался в своих рассказах на римского вождя, невесть какими путями попавшего на Дон, но этим только подрывал веру в свои слова даже у самых неискушенных слушателей. Где тот Рим, а где мы. Язвительные насмешки до того вывели Буняка из себя, что он едва не обнажил меч в присутствии кагана. На помощь расходившемуся угорскому гану пришел антский княжич Белорев, прежде в симпатиях к Буняку не замеченный. Он подтвердил, что римский патрикий Руфин действительно приезжал в Тану семь лет назад и настолько сдружился с русколанами, что принял участие в их таинствах, посвященных могущественному Яриле. Недоверчивым ганам ничего другого не оставалось, как только руками развести.
- Я так понимаю, ган Буняк, - насмешливо произнес Баламбер, - что Христос и его шаманы тебя не испугают?
- Ты правильно понимаешь, каган, - отозвался Буняк и обвел высокомерным взглядом собравшихся вождей.
- В таком случае я поручаю тебе, ган, и княжичу Белореву разрушить Тану и христианский храм, построенный там Вульфилой, - спокойно произнес Белорев. - Такому удальцу любая задача по плечу.
В толпе ганов, собравшихся в шатре кагана, прошелестел смешок, но тут же стих под грозным взглядом Баламбера. С одной стороны, поручение кагана можно было расценивать как величайшую честь и неслыханное возвышение, ибо едва ли не впервые беком головного отряда назначался не гунн, а угр, но, с другой стороны, никто из ганов не сомневался, что Буняк непременно обломает зубы о стены аланской столицы. Ибо никогда прежде гуннам не удавалось брать штурмом хорошо укрепленные города, а надеяться на то, что Тана сдастся на милость, не приходилось. Все ждали, что новоявленный бек откажется от поручения кагана и навлечет на себя бурю презрительных насмешек, но Буняк вызов принял и произнес твердым как кремень голосом:
- Воля кагана для меня закон. Тана будет взята и разрушена, если ты, великий Баламбер, выделишь мне орду в двадцать тысяч копий.
Ганы ахнули. Все-таки этот угр редкостный наглец. Требовать под свою руку столько народу не решился бы даже природный гунн, а тут, извольте видеть, какой-то угорский ган, не водивший прежде за собой и тысячи соплеменников, вознамерился отхватить едва ли не пятую часть подвластной кагану орды. Справедливости ради следует отметить, что прежде Баламбер не ставил таких трудных задач перед своими беками.
- Ты получишь все, что просишь, Буняк, - отозвался на слова надменного угра каган, - но и отвечать тебе в случае неудачи придется головой.
Ганы встретили эти слова Баламбера злорадными усмешками, многие уже мысленно распрощались с новоявленным беком. Правда, были среди вождей и такие, которые осудили кагана Баламбера за столь неразумный приказ. И дело здесь было не в хвастливом угре, о его смерти никто скорбеть не собирался, а в рядовых степняках. Никому не хотелось отдавать своих людей на верную гибель. В конце концов, двадцать тысяч степных коршунов - это слишком высокая цена за устранение угорского гана, пусть и досаждающего Баламберу своей болтовней, но все же не представляющего никакой опасности для его власти. Неужели каган действительно считает, что Буняку удастся взять Тану? А что в это время будут делать все остальные? Не лучше ли навалиться на город всем скопом и разделаться с Таной раньше, чем готы Германареха подойдут на помощь князю Оману?
- Остальные будут ждать, - твердо произнес каган Баламбер. - И выступят в поход только по моему приказу.
Ропот, поднявшийся среди ганов, Баламбер словно бы не заметил. Взмахом руки он отпустил встревоженных вождей, а сам, в сопровождении княжича Пласкини и его венедов, скрылся за тяжелой завесой. Ганам ничего другого не оставалось, как разойтись по своим шатрам и уже там за чашкой кумыса обсудить создавшееся положение. Многим было важно, что скажет по поводу слов и действий надменного Баламбера ган Эллак, один из самых родовитых гуннских вождей. И надо отдать должное уважаемому Эллаку, он не обманул ожидания людей, собравшихся для дружеской беседы.
- Многие хотели и хотят войны, ганы. И это правильно. Война - это добыча. Война - это скот и красивые женщины. Война - это слава. Но никто не жаждет поражения и смерти. И это тоже правильно, ганы. Ибо позорная смерть - это забвение. А поражение гуннов - это обида для наших богов. Каган наконец осмелился бросить вызов готам - это хорошо. Но каган не спросил совета у наших мудрых старцев - это плохо. Он не спросил совета опытных беков - это плохо. Его советчиками стали люди молодые, люди чуждой гуннам крови, даже не угры или булгары, а венеды - это плохо. Если каган одержит победу - это хорошо. Для всех нас. И тогда мы все, и в первую очередь я сам, скажем - Баламбер поступил мудро, он лучший среди нас. Но если каган потерпит поражение, то это будет только его виной. Тяжкой виной. И тогда мы вправе будем спросить с него полной мерой. Но только тогда, а не раньше, мы вправе будем объявить всем окрестным племенам и родам - Баламбер худший среди нас, и он не должен быть каганом. Боги отвернулись от него, и люди обязаны последовать их примеру. Я, ган Эллак, сказал.
Все собравшиеся в шатре Эллака ганы дружно закивали. Каган вправе объявлять войну, но и лучшие мужи подвластных ему племен вправе спросить с Баламбера за поражение. И покарать его если не смертью, то изгнанием. Никто из простых смертных никогда не сможет оспорить то, что провозгласили мудрые боги. В том числе и Баламбер, ибо оплошавшему кагану нет места ни на небе, ни на земле.
- Можно ли считать поражение бека Буняка и темника Белорева под Таной поражением кагана Баламбера? - уточнил существенное ган Хулагу.
- Можно, - важно кивнул Эллак.
- Должны ли мы ждать, пока Баламбер погубит все наши тумены, или вправе возвысить свой голос раньше?
- Мы не будем ждать слишком долго, - покачал головой Эллак. - Сила гуннов не должна иссякнуть из-за глупости одного человека, как бы высоко он ни был вознесен.
- Я понял тебя, уважаемый ган, - склонил голову Хулагу. - Мы все будем готовы и к победе, и к поражению. Но сильные мужи должны уметь даже поражение превращать в победу.
- Хорошо сказал, ган, - поклонился сметливому Хулагу уважаемый Эллак. - Боги не оставят нас, пока в сердцах наших не угасла гуннская доблесть.
Бек Буняк, вознесенный волею кагана на огромную высоту, пребывал в некоторой растерянности. Одно дело пробуждать зависть и злобу в сердцах ганов хвастливыми речами и совсем другое - взять укрепленный город, в котором находится пятитысячный отряд хорошо вооруженных воинов, готовых стоять насмерть. В конце концов, Буняк хоть и снес голову Вульфиле, но убил-то его совсем другой человек. И скорее всего, именно к этому человеку перешла сила и удача, которой раньше владел готский колдун. Наверное, Буняку следовало рассказать об этом кагану Баламберу раньше, еще до того, как тот возложил на его плечи неподъемный груз. К сожалению, теперь уже поздно было оправдываться, оставалось только пить купленное в той же Тане вино и сверлить глазами княжича Белорева, который явился в шатер бека за указаниями. Под началом у Буняка было два тумена, один угорский, другой венедский. Угры были лучшими наездниками, чем венеды, зато последние превосходили их в стойкости. При штурме городских стен многое зависело именно от венедов, умевших сражаться не только на коне, но и пешими.
- Когда выступаем? - спросил Белорев у захмелевшего угра.
- Завтра, - процедил тот сквозь зубы.
- Это правильно, - кивнул ант, - чем раньше мы окажемся под стенами Таны, тем лучше.
- Ты что, торопишься умереть, княжич? - криво усмехнулся Буняк.
- Я собираюсь жить очень долго, бек, дольше, чем Герман Амал.
- Баламбер знает, какую участь готовят ему ганы в случае нашего поражения?
- Каган знает все, - твердо сказал ант. - Даже час нашей смерти, если мы с тобой не выполним приказ.
- Я не собираюсь бежать, княжич.
- Тем лучше, бек, - улыбнулся Белорев. - Но, тем не менее, хочу тебя предупредить, что каган предусмотрел все, в том числе и твою измену. К тебе ведь приходили люди Эллака?
У бека Буняка появилось горячее желание швырнуть чашу с вином в улыбающуюся рожу анта, но он сумел сдержать и свой гнев, и свою руку. Княжич Белорев успел заслужить среди степняков славу непревзойденного бойца, и Буняку не хотелось вступать с ним в драку. К тому же смерть анта ничего бы не изменила в его судьбе, зато добавила бы массу хлопот, коих у угра и без того хватало.
- У меня был ган Хулагу, - не стал отрицать Буняк.
- Который пообещал тебе мешок золота в обмен на предательство.
- Можно сказать и так, княжич, - криво усмехнулся бек. - Правда, я попросил два. И один из них готов предложить тебе.
- Я расцениваю твое предложение как шутку, Буняк, иначе мне пришлось бы убить тебя на месте.
- Ты мне угрожаешь? - удивился бек.
- Нет, предупреждаю. Каган приставил к тебе своих людей. Ты их не знаешь. Но именно они убьют тебя раньше, чем ты успеешь изготовиться к бегству. Мне очень жаль, бек Буняк, но тебе придется стать первым среди угров человеком, взявшим на щит укрепленный город. Слава о тебе будет греметь в веках.
- Издеваешься? - прямо спросил бек.
- Нет, - ответил ант. - Просто я уверен в победе.
- Ты безумен, княжич, - покачал головой Буняк.
- И это говорит человек, напавший с сотней головорезов на готский стан.
- А вдруг я солгал, чтобы подзадорить ганов?
- Нет, бек, в этот раз ты сказал правду. Я собственными ушами слышал рассказ о твоем налете от воеводы Валии. С тобою были патрикий Руфин и боярин Гвидон, у которых в стане готов были союзники. Эти союзники и позаботились о том, чтобы твои угры беспрепятственно приблизились к спящему стану.
- А зачем ты мне об этом рассказываешь? - насторожился Буняк.
- Догадайся сам, - криво усмехнулся ант.
Буняк соображал быстро, и в этом ему даже выпитое вино не было помехой. А ведь он поначалу вообразил, что каган Баламбер решил принести его в жертву. Более того, уже почти согласился помочь гану Эллаку свалить ненавистного Баламбера. Для этого требовалось всего ничего. Напасть с уграми на спящих венедов, а потом уйти на Дон, в Русколанию, словом, куда угодно, лишь бы не мозолить глаза новому кагану Эллаку, который обещал не преследовать гана. Конечно, при этом пострадало бы доброе имя Буняка, но зато голова сохранилась бы в целости и сохранности.
- Значит, мы возьмем город, княжич Белорев?
- Мы не просто захватим Тану, бек Буняк, мы еще отвлечем на себя основные силы Германа Амала, и вот тогда участь Готии будет решена.
- Каким образом? - удивился Буняк.
- Это тайна, бек, которую я открою тебе в Кремнике города Таны, за чаркой доброго аланского вина. Дай срок, и мы с тобой будем пировать в Риме. Весь мир будет лежать у наших ног, слышишь, Буняк. Вот цель, достойная настоящих мужчин.
Князь Оман узнал о появлении гуннской орды сразу же, как только она переправилась через Дон. К сожалению, дозорным не удалось установить ее численность. Но в любом случае речь шла об очень серьезной силе, в десять-пятнадцать тысяч человек. Возможно, это был всего лишь передовой отряд, посланный для того, чтобы обеспечить беспрепятственную переправу основных сил Баламбера. С осадой Таны гунны не торопились и тем самым только подтверждали самые мрачные предположения аланского князя. Он успел отправить гонца к рексу Германареху, и теперь ему оставалось только ждать и надеяться, что верховный вождь готов не оставит его в беде. Гунны, верные своей тактике, рассыпались по степи и стали разорять окрестные села и станы, угоняя скот. К сожалению, князь Оман не мог им в этом помешать. Имея под рукой две тысячи конных алан и четыре тысячи пеших готов, он мог только в бессилии скрипеть зубами да слать проклятья на головы своих врагов. Справедливости ради надо сказать, Герман Амал не забывал о своем союзнике и буквально за два дня до нашествия готов прислал князю Оману пятьсот пехотинцев во главе с рексом Ведомиром. Ведомир проделал по степи немалый путь, но это никак не отразилось на его самочувствии. Своим цветущим видом он мог поспорить с любым из ближников Омана.
- Так ведь в телегах ехали, а не пешком шли, - усмехнулся рекс Ведомир в ответ на немой вопрос.
Именно от рекса Ведомира князь Оман узнал, что от Германа Амала не ускользнули приготовления кагана Баламбера и он уже принял необходимые меры, чтобы предотвратить возможное нашествие. Верховный вождь Готии призвал под свою руку вестготов Оттона Балта, древингов Придияра Гаста и герулов рекса Гула. О времени их выступления рекс Ведомир не знал, но нисколько не сомневался, что Германа Амал двинет свое войско к Дону в ближайшие дни. Кроме обычного в таком случае устного послания, рекс Ведомир привез еще и письмо епископа Викентия настоятелю Танского храма отцу Константину. И именно к Константину князь Оман, как добрый христианин, обратился за советом. Убеленный сединами пастырь с удивлением глянул на озабоченного.
- Ты не доверяешь рексу Ведомиру?
- Мне кажется, что я где-то видел этого человека, хотя, по его словам, он впервые в наших краях.
- Ты мог видеть его в Готии, - пожал плечами Константин, - ты ведь бывал в тамошних городах.
- Рекс Ведомир не гот, а древинг, - вздохнул Оман. - А его люди - венеды.
- К стыду своему должен сказать, князь, что я не различаю вестготов и древингов, да и так ли уж велика разница между ними? Одно могу сказать тебе твердо - рекс Ведомир истинный христианин, что он и доказал, преклонив колена в нашем храме.
- А что пишет епископ Викентий?
- Он пишет, что Герман Амал уже полностью оправился от раны и чувствует себя весьма бодро для своего возраста. Он вновь твердо взял в свои руки власть и теперь собирает силы для отпора Баламберу.
Сведения, содержавшиеся в письме епископа Викентия, ничем практически не расходились со славами рекса Ведомира, но, тем не менее, князь Оман приказал своим ближникам присматривать за венедами и не пускать их в Кремник. Трудно сказать, заметил рекс Ведомир слежку или нет, но, во всяком случае, никаких претензий князю Оману он не предъявлял. Что же касается его людей, то они пару раз подрались с готами в кабаках, но службу несли исправно, а потому и спрашивать с них было не за что. Впрочем, очень скоро князю Оману стало не до венедов и их вождя. Несколько его дозорных, посланных на разведку, сгинули без следа, а гунны все чаще стали появляться под стенами города. Последний обоз с продовольствием проскользнул в Тану десять дней тому назад, а потом как обрезало. Из чего князь Оман заключил, что основные силы гуннов, скорее всего, уже успели переправиться через Дон и взяли под свой контроль все подъездные пути к городу. Пока что трудно было сказать, начнут ли гунны долгую осаду или все-таки решатся пойти на штурм. Штурма князь Оман почти не боялся, людей у него было достаточно, а гунны не умели пользоваться осадными орудиями. Дабы успокоить встревоженных людей, князь приказал выдать всем желающим оружие. Этот шаг позволил ему увеличить количество обороняющихся еще на тысячу с лишним человек. Но главные свои надежды аланский князь все-таки связывал с Германом Амалом, который наверняка придет к нему на помощь.
Глава 2 Поверженный город
Бек Буняк подошел к городу темной, практически безлунной ночью. Дабы не привлечь раньше времени внимание осажденных, он приказал обмотать тряпками копыта коней. Для стремительной атаки бек отобрал лучших людей - именно они должны были ворваться в город через ворота, открытые княжичем Белоревом, и не позволить аланам и готам изготовиться к обороне. Пока в Тане все было тихо, и лишь время от времени слышались голоса часовых, перекликавшихся на стенах. Конечно, Буняк понимал опасность предпринятой затеи. Белорева могли раскрыть и уничтожить за те две седмицы, что он и его люди провели в городе. Но бек очень надеялся, что хитрый ант сумел обвести вокруг пальца простодушного Омана. В конце концов, рекс Ведомир действительно был послан Германом Амалом в Тану, и в том, что он до города не добрался, вины древинга не было. Просто на свою беду он повстречался в чистом поле с удачливым беком Буняком, и под его именем к аланскому князю отправился другой человек.