Топоча сапогами, все повалили из ходовой рубки на ботдек. Загромыхала лебедка. Стрелы вынесли шлюпку за борт. Запели тросы. Шлюпка шлепнулась днищем о волну и высоко подпрыгнула. Капитан поглядел с крыла мостика, как люди спускались по штормтрапу и спрыгивали в нее. Боцман подхватывал парней, что-то говорил им. У двигателя склонился механик; Василий Васильевич стоял на корме. "Черти, быстрее же поднимайте гаки!" - ругнулся про себя капитан. Железные захваты-крюки раскачивались над головами людей. Ну вот! Чуть не шарахнуло хирурга… Боцман поймал железяку, отпихнул ее. Шлюпка отвалила от борта судна и, проваливаясь между волнами, пошла к берегу.
- Пожевать бы чего, а, Рекс? - сказал Валька.
Живот подтянуло под самые ребра. Хоть бы ягодку какую! Хотя какие могут быть ягодки? Весна. Вот кролика бы! Зверьки то и дело вышмыгивали из многочисленных нор, и Валька швырнул палку, пытаясь подбить одного из них.
- Рекс, возьми кроля, возьми! - несколько раз просил Валька, но собака не понимала, чего хотел человек, а может, считала шустрых зверьков несерьезной добычей.
Поселок китобоев остался позади, и уже не видно его было, если поглядеть назад, но дорожка, выложенная неровными каменными плитами, не кончалась, и Валька подумал, что, может быть, она выведет его в бухту Морбиан. Но тут его внимание привлекло нечто странное, показавшееся впереди: лес не лес, а искривленные, отшлифованные ветрами и дождями стволы стояли в долине у подножия скал. Ни веточки на стволах, ни сучочка. Валька прибавил шагу. Не лес это был, а кладбище китобоев, не стволы - белые ребра китов, вкопанные в землю вместо крестов… Сколько же моряков приняла в свои недра эта земля! "Джим Кабот" - было грубо вырублено на одном из костяных стволов, "Генрих Уотсон" - на другом. "Ганс Мюллер" - на третьем… А это? "Иван Козлов", к/п "Ольга"… Валька остановился, погладил ладонью холодную, с зеленым налетом китовую кость.
…Гром наката нарастал. Василий Васильевич с тревогой всматривался в берег: в бухте - и такая волна… Ветер не стихал. Шлюпка то взметалась на вершину волны и некоторое время мчалась вместе с ней, то проваливалась между двумя водяными холмами, и все скрывалось из виду: берег, танкер… Вот она вновь взлетела на волну. Боцман, сидящий на носу шлюпки, закричал что-то и резко махнул рукой влево. Василий Васильевич круто положил руль на правый борт, и шлюпка проскочила мимо скалы, высунувшей из воды свою скользкую, обросшую бурыми водорослями макушку. Ч-черт… пронесло…
Уа-аа-а-ах-хх!.. Ударилась волна о берег и раскатилась, рассыпалась пенными языками. Оставалось еще два-три десятка метров, каких-то несколько минут… Главное - уловить момент и скорость, попасть на гребень волны и уже вместе с ней катиться на пляж! Если не угонишься за волной, уйдет она вперед, поднырнув под киль шлюпки, плохи тогда дела: следующая волна выгнется горбом, обрушится прямо на шлюпку.
Ну вот она, волна! В пене, плеске воды и реве ветра шлюпка понеслась к берегу и вдруг вся содрогнулась от удара. Кажется, с самого неба в накренившуюся шлюпку рухнули десятки тонн резко пахнущей глубинами воды…
Все смешалось: где верх, где низ? Ноги ударились о грунт. Чувствуя, как воздух разрывает легкие, Василий Васильевич вынырнул и, отплевываясь, кашляя, огляделся. Кто-то из ребят уже брел по пояс в воде, выбираясь на пляж, кто-то полз… Рядом показалась голова боцмана.
- Кха-а-а!.. - откашлялся он и крикнул: - Где… кха-а… док?..
- А-а-а-ай-а!.. - донеслось из-за гребня очередной волны.
Боцман развернулся и поплыл ей навстречу, нырнул в зеленую толщу воды и пропал из глаз…
Устланная каменными плитами дорожка кончилась. Валька миновал кладбище китобоев. Идти стало тяжело: долина была покрыта мелкими буграми, в основаниях которых находились кроличьи норы. Валька то прыгал с бугра на бугор, то проваливался в глубокие ямы. Устал! Ноги дрожали. Валька все чаще спотыкался и подолгу сидел на какой-нибудь из кочек, и так не хотелось вставать… Лечь бы лицом в приятно пахнущую траву и заснуть… Но почва между кочками была водянистой, да и ночь приближалась. Время от времени до Валькиного слуха доносился собачий лай. Заснешь тут!.. Заслышав голоса собак, Рекс поднимал уши торчком, как бы отвечал на лай и порой даже бросался к скалам, в сторону собачьих голосов, но потом возвращался к человеку.
Усталость валила с ног. Сколько он уже отмахал с утра? На судне-то хоть и на ногах целыми днями, но все же не та нагрузка. Ох, выбраться бы побыстрее к людям! И - на танкер к товарищам, друзьям.
Как-то там Дмитрий Петрович? Валька представил себе вечно озабоченное лицо повара и улыбнулся. Кок был невероятно ворчлив, он был готов ворчать на Вальку неделями, если тот заявится на камбуз в недостаточно чистом халате или пересолит картошку. Кок был забывчивым человеком; казалось, он способен забыть собственное имя, но только за пределами камбуза. Зато на камбузе память его работала четко, и здесь он был богом. Еще бы! Ведь несколько лет назад Дмитрий Петрович работал шеф-поваром самого большого в городе ресторана "Океан". Так бы и доныне работал, но что-то случилось в его личной жизни, и уговорил его капитан танкера Фаддей Фаддеевич пойти с ним в рейс. В море отогрелась душа Дмитрия Петровича, появился интерес к своему ремеслу, так нужному людям. Вот уже третий год, как не покидает повар танкера.
Валька улыбнулся, вспомнив, как повар учил его чистить картошку. "Разве так чистят этот благородный продукт?, - накричал он как-то на Шубина. - Ты что мне ее строгаешь? Кожурку снимать надо, раздевать надо картошечку, а ты? Гляди". Кок схватил большущую картофелину, прижал к ее боку лезвие ножа и закрутил ее в руках. И всю шкурку снял одним движением. Валька ахнул: цирк!.. Теперь и он умеет так. Пришел после первого рейса домой, маме показал и отцу. Мама ахнула, а отец, сняв очки, внимательно оглядел картофелину и вздохнул: "Здорово, Валюха, но разве для этого на твоих плечах растет голова?" Отец хотел бы видеть Вальку крупным физиком, ученым-атомщиком. Не получился физик, получился камбузный матрос!
Шубин нахмурился, вспомнив, как отец плакал в ванной комнате, плакал, узнав, что, забрав документы из приемной комиссии университета, его сын поступил на поварские курсы. "Я этого не понимаю! - выкрикивал он. - Не понимаю!" А Валька ходил взад-вперед по коридору и объяснял: "Папа, ты же знаешь, я всегда мечтал о море. И не люблю физику! Папа, я счастлив, что сделал решительный шаг: решил, кем мне быть в этой жизни, решил по совести, от сердца, а не по расчету! Папочка, потом я буду учиться и стану капитаном, но на это нужно время, а мне хочется побыстрее в море!.." Да… Вот такие были сложные обстоятельства…
Вновь послышались голоса собак, и песик ответил им. Тяжелые капли упали с низкого неба. Дождь? Этого еще недоставало. Ночь впереди, где он проведет ее? Валька споткнулся, огляделся. Горы как бы сдвинулись, холодный сырой ветер невидимым потоком катился навстречу. Б-ррр… В каюту бы сейчас, к Василию Васильевичу… Был Василий Васильевич в прошлом капитаном, да состарился и сам попросился на вахту третьего помощника, вахту, которую моряки шутя называют пенсионерской. Великий знаток был Василий Васильевич морских легенд и песен! Придет к нему Валька в гости. Волгин достает из рундука гитару и начинает петь: "Если девушка вам изменила, не изменит вам океан. Не теряйся в часы опасности, выше голову, капитан!" Случалось, и сам капитан Фаддей Фаддеевич заглянет в каюту, устроится в углу, окутается дымом сигареты. Когда-то Фаддей ходил в учениках у Волгина, учился у него премудростям морского дела. Приходил на океанские вечеринки и строгий боцман Михалыч. Буркнет Вальке: "Подвинься, поварешка", скрестит на широкой мускулистой груди свои железные ручищи, задумается, слушая песни Волгина. Кого из моряков ни спросишь про боцмана, все его знают! Лет уже ему за пятьдесят, а крепок, силен, с утра и до ночи на ногах.
Физика… Атомщики… Валентин усмехнулся. Нет-нет, он поступил правильно. Он поступил решительно, по-мужски. Учиться надо лишь тому делу, которое по-настоящему любишь. Камбуз - лишь переходный период, главное он сделал: вошел в жизнь, о которой мечтал. Он стал моряком и будет им всегда!..
… - Уже дышит! Только! Толик, ты меня слышишь?
- Давите ему на живот, еще давите!
- Кто тебя просил привязывать к ремню саквояж с инструментом, кто?.. - Боцман держал хирурга, положив его животом себе на колено. - В нем же, в этом саквояже, пуд железа!
- Да отпусти ты меня, Михалыч… Утонул бы мой саквояж, что бы я делал?..
Покачиваясь, Ковалев встал на ослабевшие, будто ватные ноги и, тут же наклонившись, выплюнул еще одну, последнюю наверное, струю горькой воды. Голова кружилась, все тело сотрясала мелкая, противная дрожь, и зубы колотились друг о друга. Ковалев стиснул челюсти и осмотрелся. Шлюпка валялась на пляже, один борт ее был слегка помят. Ревели какие-то диковинные звери. Боцман, Василий Васильевич и матросы, такие же мокрые, как и он, толпились вокруг него. Тут же стояло несколько незнакомых людей в красных нейлоновых куртках и брюках. Один из них, бородатый парень в свитере и потрепанных джинсах, поймав взгляд Ковалева, протянул ему руку и, старательно выговаривая русские слова, сказал:
- Губернатор острова Кергелен Мишель Дебре. Как вы себя чувствуете?
- Где больной? - отчего-то злясь, выкрикнул Ковалев. - Идемте же быстрее! Что мы тут делаем?
- Тебя, обормота, спасали! - рассердился боцман. - А потом откачивали.
- Прости, Михалыч… - пробормотал Ковалев и ухватился за его плечо. Голова закружилась, и тошнота опять подступила к горлу. - Ну ладно, пойдемте в поселок.
Через полчаса, переодетый в сухое белье, выпив чашку крепчайшего горячего кофе, Ковалев вошел в комнату одного из домов поселка Порт-о-Франс. Мосье Легран, который должен был ему ассистировать, раскладывал на столе хирургические инструменты. Пилот открыл глаза, посмотрел в лицо русского. Тот положил ему на холодный, потный лоб жесткую ладонь и, улыбнувшись, сказал:
- Все будет хорошо, старина. Запляшешь, как школьник…
Дождь пошел. Вначале редкий, порывами, покапал, покапал и вроде бы кончился, но потом хлынуло. "Ну, Валька, все ты испытаешь в этом своем путешествии. Ничего, все надо познать, все!" - так говорил его ворчливый, добрый кок Дмитрий Петрович, бинтуя Вальке обваренную руку и дуя на нее, чтобы унять боль. Б-р-р-р! Ну и холодина! На камбуз бы сейчас, к пышущей жаром электроплите, какао бы горяченького сейчас плеснуть в себя стаканчик…
- Эй, Рекс, куда мы идем?
Валька натолкнулся на остановившегося Рекса. Подавшись всем телом вперед, пес пытался уловить какие-то звуки, а может, запахи? Зарычал, бросился вперед. Остановился, поглядел на Вальку, снова ринулся вперед, будто звал человека, торопил: быстрее, беги же, беги за мной!
Плескалась и чавкала под ногами вода. Грунт в долине был жидкий, вязкий. Ноги проваливались в раскисшую землю по щиколотку, а тут еще эти чертовы бугры да норы…
- Постой!.. - позвал Валька пса. - Куда ты?
"Ва-вау!.." - отозвался Рекс и, вынырнув из стены дождя, куснул его за колено и вновь зашлепал лапами, как бы растворяясь в потоках воды, льющихся с неба.
Потом ливень прекратился. Из вечернего сумрака проступили фиолетовые очертания стиснувших долину гор. Шумно дыша, Валька опустился на мокрую, резиново осевшую под ним кочку и почувствовал, как его охватывает отчаяние. Ночь!..
Но что это? Показалось, будто кто-то позвал Рекса. Валька поднялся, прислушался. Пес стоял рядом и тоже смотрел в пространство… "Ре-ее-екс!" - донес порыв ветра. Пес поглядел на Вальку, взвизгнув, опять куснул его за ногу и понесся на зов. Остановился как вкопанный, поглядел на Вальку: ну что же ты?
- Сейчас, сейчас, - пробормотал Валька, еще не веря: что, неужели?.. Я сейчас… Ого-го-о!
Валька побежал вслед за Рексом навстречу голосу. Там вдруг огонек вспыхнул, маленький, подрагивающий светлячок, и Валька, хрипло дыша открытым ртом, бежал, бежал что было сил…
- Итак, наш вездеход уже к утру будет вот тут, в бухте Северных Ветров, - сказал Мишель Дебре Василию Васильевичу и прочертил пальцем по карте. - Тут имеется домик орнитологов. В долине Альбатросов, которая выходит к бухте, находится большая колония странствующих альбатросов. Странствовать-то они странствуют, бывает, во время странствий облетают вокруг Земли, но к весне возвращаются на Кергелен…
Мишель хлебнул из чашечки черного кофе и другую чашечку пододвинул Василию Васильевичу. И тот тоже хлебнул. Очень хотелось есть, но об ужине губернатор пока не заикался, а попросить было неудобно.
- Так вот, домик обитаем: живет там один орнитолог, изучает повадки альбатросов… Итак, дальше вездеход, минуя долину Альбатросов, пойдет в сторону поселка китобоев, а оттуда через другую долину - Рыжих Псов…
- Рыжих Псов? - переспросил Василий Васильевич, потянув в себя горький кофе. - Что еще за псы?
- О, это интереснейшая тема: псы острова Кергелен! - воскликнул губернатор. - Видите ли, лет двести назад, когда на острове появились норвежские китобои, они, как практичные люди, привезли с собой кроликов и баранов: травы на острове много, сильных холодов не бывает, отчего бы не расплодиться зверюшкам?.. Ну, кролики и расплодились. Да так, что съели всю траву. Мор среди зверья начался, чуть все не вымерли… "Что бы предпринять?" - задумались норвежцы и придумали: привезли на остров с десяток крупных собак. Псы тоже быстро расплодились: ловили кроликов, баранов. И в конце концов на острове образовалось своеобразное, искусственно возникшее биологическое равновесие. Теперь тут живет совершенно определенное количество кроликов, баранов и собак. Псы уничтожают "лишних" кроликов и баранов. Травы хватает всем, и опасности перенаселения острова травоядными животными не возникает…
- Говорят, что французы умеют очень вкусно приготовлять кроликов… - задумчиво произнес Василий Васильевич. - Или это только так говорят?
- Но вот что любопытно! - воскликнул тут Мишель Дебре. - Вы можете задать вопрос: а что же собаки? Не может ли возникнуть перенаселение острова собаками?
- Да-да… Не может?
- Вот именно: не может! Тут много любопытного… Ну, во-первых, весь остров как бы разделен на семь районов, семь маленьких собачьих государств, семь суверенных территорий, и каждой владеет одна стая. Мы обратили внимание: порой между стаями разгораются самые настоящие сражения. Битвы, после которых на поле боя остаются десятки убитых собак. Так вот, эти схватки возникают как раз тогда, когда в той или иной стае появляется значительно больше особей, чем должно быть, чтобы не разрушилось то биологическое равновесие, которое возникло на острове. Понимаете?
- Да-да. Конечно, понимаю. Однако вернемся к нашему вездеходу…
- Простите, заболтался. Видите ли, я биолог… Вот живу на острове, пишу научный труд о собаках Кергелена… Итак, вездеход пройдет по долине Рыжих Псов в бухту Хофпул. Ребята осмотрят там все ее уголки. И уж если к утру мы не найдем вашего парня, то отправимся вот сюда. На юг острова.
В дверь постучали. В кабинет Мишеля Дебре вошел Анатолий Ковалев. В прихожей толпились матросы, виднелась бронзовая лысина боцмана. Василий Васильевич потянул носом воздух: пахло жарким. Да-да, где-то жарили кролика! Или барана!
- Все в порядке… - сказал Ковалев, потирая ладони. - Даю гарантию: ваш отчаянный пилот будет прыгать… гм, как кролик!
- Мосье русские моряки! Приглашаю всех к обеду, - поднявшись из-за стола, произнес губернатор, - Мосье штурман интересовался, умеем ли мы, французы, приготовлять жаркое из кроликов. Надеюсь, что через полчаса вы по достоинству оцените французскую кухню…
Валька побежал медленнее, потом побрел. Рекс носился возле него, яростно лаял и бросался на него, ласково кусал за ноги: не стой же, иди, заблудимся в темноте!
- Ре-екс! - доносил ветер крики человека.
- Не могу, - прохрипел Валька, - устал.
Он все же пошел быстрее и вдруг увидел, что навстречу ему бегут какие-то крупные птицы. Шумно хлопая крыльями, птицы бежали по земле, высоко подпрыгивая, подлетали и вновь опускались на землю. Одна из птиц ударила его клювом в ногу, а потом с такой силой хлестнула жесткими крыльями, что Валька чуть не упал. Взвизгнув, Рекс метнулся в одну сторону, в другую, за ним гналась одна из птиц. Увертываясь от птицы, отбиваясь палкой, Валька, плохо соображая, что происходит, шел навстречу огню. Кажется, он приближался. Или это только казалось? Что-то белело на одной из кочек. Валька присмотрелся. Лежали там четыре крупных яйца. "Это альбатросы, - подумал он. - Я попал в колонию альбатросов".
- Эге-гей!
Подняв над головой фонарь, держа в другой руке карабин, к нему шла молодая женщина. Валька был так измучен, что даже не удивился.
- Привет, - пробормотал он. - Меня звать Валька, а вас?
Старший повар Дмитрий Петрович постучал своим жестким кулаком в дверь каюты начальника радиостанции и открыл ее. Владимир Наумович, взглянув на кока, покачал головой: нет, пока о Вальке никаких вестей нет.
Дмитрий Петрович молча вышел, спустился в свою каюту, запер ее на ключ и, распахнув иллюминатор, подставил лицо холодному, пахнущему землей ветру. Что с Валькой? Где он?.. Дмитрий Петрович сморщился и почувствовал, как по щекам покатились слезы.
А в это время незнакомая француженка, весело покрикивая, как на ребенка, стаскивала с Вальки тельняшку. На полу уже валялись рубаха и брюки.
- Позвольте, позвольте… - вяло сопротивлялся "путешественник". - Не могу же я… остаться без ничего. Ну что же вы делаете? Позвольте же!..
Теперь Валька остался в одних длинных, чуть не до колен, мокрых футбольных трусах. До чего же он, наверное, потешно в них выглядел! Засмеявшись, женщина шлепнула его ладошкой по щеке и протянула что-то легкое, кружевное. Валька быстро переоделся. Женщина повернулась и захохотала. Ей было так смешно, что она обхватила себя руками и села на стул.
- Позвольте, в чем дело? - спросил Валька и осмотрел себя. Проклятые трусы слиняли, весь живот и ноги чуть ли не до колен были синими. Валька тоже засмеялся. - О, это краска!
Успокоившись и что-то строго проговорив, женщина потрогала его лоб и приказала ему помыться в тазу. Она поливала из кувшина, а Валька, фыркая, с удовольствием плескался горячей водой.
- Мон ном э Мари, - сказала женщина, ткнув себя в грудь пальцем.
- Мон ном э Валентин, - назвал себя Шубин. - Валька.
- О, Валика? - засмеялась Мари. - Сэ бьен.
- Да-да, это хорошо, - засмеялся и Шубин. - Мерси за все. Лимите… да? Дружба.
- Ламитье, - поправила его Мари. - Дружба. Ла пе!
- Мир? Да-да, же компран.
Потом, одетый в теплый махровый халат, он сидел за столом и ел. Как он ел! Мари пододвигала ему то тарелку с разогретым консервированным мясом, то масло, то хлеб, а Валька, благодарно урча: "Мерси, мадам, мерси!" - наворачивал за обе щеки.
- Дружба… ламитье! - выкрикивал Валька. - Мы за этот… за ла пе!
- Ла пэ, ла пэ, - смеялась Мари. - Мир, мир!
Она отвела его в соседнюю комнату, Шубин закрыл глаза и повалился на подушку.