6
Возвратясь с добычей, охотники узнали, что "Лебедя" флагманский галион обнаружил утром на следующий день после выхода на поиски. Судно… лежало в дрейфе!
- Та-ак! - процедил сквозь мелкие треугольные зубы Дрейк. Ребята утверждали, что он аж присвистывал от ярости. - Та-ак, значит, они не торопятся. А нос у "Лебедя" куда смотрит? Ведь не вперед, к цели, а назад, к дому. Верно?
Это было действительно так, но… Но, по правде говоря, это ни о чем не говорило, разве о том, что ночь была спокойной, а с вечера ветер здесь дул с северо-востока или с севера. Приличный моряк всегда швартуется носом к ветру, а мистер Джон Честер был приличным моряком. Да и если бы "Лебедь" действительно дезертировал - он бы мчался на всех парусах, не теряя ни часа. Потому что каждый на его борту, от капитана до арестанта, знал, что за моряк мистер. Фрэнсис Дрейк. И что надо делать, если… Если он - временно! - махнет рукой на свою великую цель и ринется искать беглецов, - что и случилось. А в таком случае не то чтобы наверняка уйти от этого "дракона", а чтобы заиметь хоть маленький шанс это сделать, надо днем и ночью, и в бурю, и в штиль идти…
А "Лебедь" стоял со спущенными марселями и зарифленными нижними парусами. То есть в положении, из которого возможно перейти на полный ход в течение как минимум часа!
Но на сей раз Дрейком руководила, похоже, не нависшая реальная опасность - а возможность смертельной опасности. Ведь если Томас Доути доберется до Лондона - он неминуемо оговорит Дрейка! А что тогда ждет адмирала на родине после возвращения из плавания, долженствующего сделать его одновременно богатым и великим? Заметим, что одно из этих условий Дрейка не устроило бы. Оба - и враз! Потому что просто богачом ему быть скучно. А знаменитым, но бедняком - глупо. Посмертная слава его не заинтересовала бы без прижизненной. Так что - подайте оба горшка на одну ложку - и не иначе!
А после оговора Доути его ведь ждут даже не цепи, как Колумба в 1500 году, а плаха - в лучшем случае, и позорнейшая петля - в худшем! Если очень повезет - Тауэр, бессрочно. Последнее только тем и лучше эшафота, что можно каждый час, каждый день, каждый год надеяться на помилование. Или, скорее, это тем и хуже эшафота, что можно каждый час, каждый день, каждый год надеяться…
…Встретив "Лебедя", Дрейк воспользовался тем, что беглый (отставший?) барк лежал в дрейфе, и подошел к его борту вплотную. Пушки "Пеликана" были заряжены и готовы к бою, только не выкачены так, чтобы стволы торчали из распахнутых портов на фут-два. Но фитили тлели в ящичках с песком, и ядра выкачены из ларей и сложены пирамидками у лафетов…
Вильям Хоукинз-третий, юнга с флагмана, когда ему пришлось перетаскивать тяжеленькие, восемнадцатифунтовые ядра, спросил, почему бы не держать ядра постоянно в пирамидках у орудий. Дрейк, услышавши это, объяснил:
- Потому, молодой человек, что море не всегда бывает спокойным, а ядра - круглые. При малейшем волнении они из пирамидок начнут раскатываться по всей палубе и переламывать ноги канонирам!
Дрейк - это Дрейк. Поэтому никто из команды "Пеликана" не удивился необычному приказу: подойти к "Лебедю" вплотную и встать борт к борту, как для абордажа. Никто ж точно не мог знать - взбунтовался ли "Лебедь", или просто отбился от стаи?
Сорокадвухфутовый "Лебедь" нес двенадцать орудий калибра не крупнее кулеврины. Поэтому встречный залп был опасен. И как будто б не бортом подставляться, верно? Но Дрейк приказал приготовить "книпели" - ядра, распиленные пополам и плоскостями - "щечками" - насаженные на железную штангу. Вообще-то книпели предназначаются для разрушения снастей, а не кузовов кораблей неприятеля - но при стрельбе в упор, как предположил Дрейк, и в чем канониры "Пеликана" согласились со своим адмиралом, - они просто разнесут в щепы борт "Лебедя", изрядно уже потрепанного штормами…
Но капитан "Лебедя" Джон Честер, правильно поняв смысл маневра флагмана, поспешил доложить:
- Адмирал! Пленник на месте! Только я посчитал бесчеловечным заточить его в тесной, душной каютке - и разрешил ему один раз в сутки, вечером, часовую прогулку по палубе.
- Прогулки, вот как? И что, мистер Доути был доволен? - со зловещей иронией обратился Дрейк к земляку (Честер ведь был, как помните, из мелкопоместных девонширских сквайров - бывших вассалов угасшего рода Куртене - нормандских графов Девоншира).
Тот иронии то ли не расслышал, то ли предпочел не расслышать - и серьезно, ровно отвечал:
- О, весьма! Но он попытался обращаться к команде с разного рода речами и призывами. Тогда я распорядился на время его прогулки зарифлять, а при свежем ветре вообще спускать паруса - дабы палубной команде нечего было делать во время этих прогулок, - и загонял всех в кубрик на час…
- Вот потому-то вы и отстали? - зло спросил Дрейк.
- Так точно, адмирал! - с готовностью и даже с облегчением ответил Честер;
- Врет и не краснеет! - мрачно сказал Дрейк. - Уцепился за аргумент, который я ему сам только что подбросил. - И заорал:
- А чем тогда вы изволите объяснить, сударь, что прогуливался ваш арестант - да-да, не благородный пленник, а паршивый арестант - и вы были извещены об этом его статусе заблаговременно, капитан Честер! - прогуливался этот паршивый арестант по вечерам, как вы изволили мне доложить, - а сейчас почти уже полдень и ваши паруса не подняты доныне? Или вы решили стоять на месте до второго пришествия? А-а, понял. Арестант загулялся - и вы, дабы дать ему спокойно догулять, не выпускаете команду на палубу, и потому не можете выйти в море и догнать суда экспедиции? Ведь так, капитан Джон Честер?
- Но, адмирал!
- Вас озаботило, что арестант еще не был осужден. Так я вас обрадую. Вскоре мы достигнем бухты Святого Юлиана - вы знаете, той самой, где Магеллан пятьдесят девять лет назад судил и казнил изменников и заговорщиков. Ну так вот, в вышепоименованной бухте я предъявлю неоспоримые - слышите вы, капитан Джон Честер? - неоспоримые полномочия судить и казнить людей во время этого плавания. И в означенной бухте я буду судить, изменника и его пособников!
Ну все, разговоры окончены. Поднимайте паруса, капитан Джон Честер, - и вперед без промедления! Курс - зюйд-вест. Следовать в кильватере "Пеликана", дистанция - четыре кабельтова. Или нет, даже лучше- три. Один час на сборы - и вперед.
С этого разговора Дрейк уверовал, что Честер и вся команда "Лебедя" (во всяком случае, часть ее), как сказали бы мы языком нашего века, "распропагандирована" изменником Доути. На чем была основана эта уверенность? Бог весть. Разве что на том, что изменнику позволили гулять - и даже обращаться к команде. Раз или два всего - но немного ведь и нужно для того, чтобы люди, смущенные неслыханностью всего предприятия и неочевидностью успеха, поддались смутьяну. Тем более, что мистер Доути красноречив и опытен в интригах…
7
Экспедиция шла вперед - даже когда она шла назад! Вообще-то целью ее в те майские дни был проход в Тихий океан, открытый великим Магелланом и лежащий к юго-юго-западу от залива Святого Мэтью. Или нет, даже еще на целый румб южнее. Но, выбираясь из этого залива, Дрейк повел свои корабли… на северо-восток. По цвету воды было очевидно, что "кратчайшая дорога ведет в преисподнюю!" - как невесело пошутил мистер да Силва.
По мере того, как приближались к Магелланову проливу, погода улучшалась. Яркое солнце - "светит, да не греет!", и очень даже прохладные отгонные норд-весты… Прямо-таки девонширская осень, а не зима в Новом Свете…
Голубые воды южной Атлантики, чуть налетит редкое облачко, немедля приобретали так хорошо Федору по Балтике знакомый серо-зеленый оттенок…
3 июня 1579 года достигли бухты Святого Юлиана. Мрачная, треугольная бухта, никак не защищенная от восточных ветров… Впрочем, никто, кажется, из побывавших здесь ранее восточных ветров здесь и не заметил ни разу. А вот от шквалистых норд-вестов прикрывает плосковершинный хребтик. Пресноводных источников не видно. Есть одно озерко, но воды в нем ни капли. Оно целиком заполнено кубическими кристаллами соли! Земля под ногами необычная: похожа на известь, перемешанную с мелким гравием, сыпучая, но мало почему-то пылящая.
Живности в тех поганых местах было так мало, точно ее специально люди истребили. Как в окрестностях большого города. Зато на удивление много медленно летающих кусачих мух. "Непонятно: чьею же кровью они питаются?" - записал об этих насекомых португалец да Силва.
На островке близ берега, среди безлесной сухой степи, где трава перемежалась каменными россыпями, высилась воздвигнутая еще первопроходцем Магелланом виселица. Сделана она была из корабельного леса - а за пятьдесят девять лет, что она простояла, ничем не укрытая от непогоды, дерево и вовсе почернело. Магеллан в этой бухте зимовал. Сейчас зима и была. Наверное, не один Федор то и дело цепенел, глядя зачарованно на черную "букву" и представляя в лицах, как это было - и как это будет вскоре…
До входа в Магелланов пролив оставалось чуть более каких-то двухсот миль. Дни стояли короткие, ночи длинные: тут же сейчас самая зима - а сорок девятый градус - это уж вовсе не тропики!
В заливе Святого Юлиана Томаса Доути перевели на "Пеликана" и надели на него кандалы. Адмирал (с нелегкой руки капитана Честера теперь никто Дрейка иначе и не называл - а он не возражал) начал готовить суд по всей форме… Во всяком случае, не без формальностей. На кораблях назначили выборы присяжных - по одному от каждых шести нижних чинов и по одному от каждых трех офицеров и приравненных к ним лиц. Всего - получилось сорок человек.
А тем временем совет офицеров освидетельствовал "Лебедя" - и нашел, что к дальнему переходу корабль не годен. Решено было его уничтожить. Возглавить работы по уничтожению "Лебедя" было поручено Тому Муни.
С обреченного корабля сняли все металлические части, раздав их боцманам. Груз распределили по остающимся кораблям. Такелаж перебрали, отсортировав новый и неистертый. Так же внимательно перебрали рангоутные бревна. Боцмана разбирали: какое бревно лучше, чем на его судне, какое годится на материал для починок, а какое сжечь лучше. Им помогали парусные мастера и корабельные плотники.
Когда эта работа была закончена - "Лебедя" подпалили сразу с нескольких концов. Выдержанные, почти мореные шпангоуты из глостерширского дуба и многократно просмоленная обшивка кузова разгорались трудно, но горели долго, невысоким пламенем с неожиданными всполохами и отсветами то желтого, а то вдруг синего цвета, разбрасывая фейерверки искр. Они шипели и превесело трещали. Так что со стороны это, пожалуй, больше походило не на похороны, а на праздник…
8
Покуда избранные присяжные и назначенные судьи, с помощью преподобного Флетчера, припоминали обычай и порядок отечественного судопроизводства, а Том Муни с добровольными помощниками уничтожал "Лебедя", Дрейк позвал мистера Худа и Федора поохотиться на тюленей - в отличие от бесплодной суши, прибрежные воды просто кишели жизнью, тюлени грелись на каждой скале, торчащей из воды, а птицы даже иногда на тюленях сидели оттого, что более места не было, от товарок свободного!
- Идемте, джентльмены. Время пока есть. Свежее мясо раздобудем - побольше, чтоб засолить впрок. Я не хочу, чтобы мои люди, подобно Магеллановым, продавали друг другу за золото корабельных крыс и варили подошвы от сапог во время перехода через океан. Тюленина, конечно, не самое лучшее мясо в мире, но для разнообразия, между соленой свининой и вяленым свиным мясом, вперебивку, так сказать, очень даже годится!
Худ отказался, сославшись на усталость, и тогда Дрейк скомандовал первому встреченному матросу с "Пеликана", чтобы сопровождал его.
Охота была короткой и малоинтересной. То есть мяса-то они добыли вдоволь - но что толку бить не сопротивляющихся и даже удирать не пытающихся зверей? Тягость на душе. Так и тянет заорать: "Да прыгай в воду, дурачина! Вот же, три ярда на пузе сполз и нырнул - и все, нам тебя не достать!" Нет, лежат, смотрят строго и недоуменно в глаза, ревут, когда ранишь - а соседи ни с места! Тоже "охота"! Так, не сходя с места, их можно два десятка набить.
Устав бить их, Федор стал вглядываться. До смешного похожие на толстых, ленивых, вислоусых мужиков, за что-то на весь мир божий сердитых и разобиженных, тюлени мычали по коровьи (этот раскатистый тоскливый звук сопровождал англичан еще с Ла-Платы). Когда стрела вонзалась, тюлений мык делался громче, но ненамного. Что Федора удивило - то, что раненые тюлени старались отползти от лежбища, - будто для того, чтобы не расстраивать остальных зрелищем своих мук и смерти.
Федор потрогал убитого тюленя. Короткая, в три четверти дюйма, не более, жесткая и густая - палец сквозь нее к коже не приставить! - шерсть…
- Ну, господа охотники, как мы теперь утащим до кораблей свою добычу? - язвительно спросил Дрейк, усевшись на медленно остывающий труп тюленя.
- Я не знаю. Разве что столкнуть их в воду и по воде отбуксировать? Конечно не по одному, а в связке, - сказал Федор. Второй матрос молчал: он как-то не привык запросто с адмиралами разговаривать, Федору-то было не в первой, да он и сам вроде полуофицер, а тому, ясное дело, неловко.
- Попробуем. Берег тут почти везде, по-моему, проходимый, - сказал Дрейк. Попробовали - и за полтора часа, что они пробурлачили, чайки успели верхним в связке тюленям глаза выклевать! Добравшись до кораблей, они узнали, что группа матросов ушла поохотиться на птиц да яйца пособирать, если до гнездовий будет не так сложно добраться, - и поспешили их догонять: там-то повеселее будет, чем с тюленями. Том Муни собрал всех проштрафившихся по мелочи за последнюю неделю, но еще не наказанных, и поставил их на разделку тюленей.
А Дрейк с Тэдом-Федором ушли вслед - и настигли своих как раз вовремя: с запада, из скал, появились туземцы - судя по виду, те самые, из-за кого Магеллан наименовал вею эту страну "Патагонией" - "страной большеногих". Самый низенький среди туземцев был подросток, да еще безусый, шести футов росту - а остальные и до семи! Голоса у них были зычные, слышимые Издалека. Одеты в куртки с капюшоном из белого кудлатого меха гуанако. Островерхие капюшоны делали их еще выше. В волосах украшения из обломков раковин, птичьих перьев и цветных камешков, хитро обвязанных веревочкой. У двоих на голове укреплены звериные черепа…
Держались индейцы дружественно и похоже было, что нынче на кораблях будут гости… Но тут один канонир из команды "Елизаветы" хвастливо заявил:
- Сейчас я покажу этим цветнокожим, как метко стреляют Девонширские ребята! Вон видите ту пеструю птицу на буке?
Поскольку корявый бук - в ширину более, чем в длину - был единственным на милю вокруг, а листвы на нем почитай что не было вовсе, разглядеть птицу было несложно. Парень выпалил из мушкета - но не только птицу не убил, а умудрился попасть в индейца - они стояли невдалеке, но поодаль от бука!
Индейцы ответили немедленно. Канонир был убит на месте, стрелой в глаз (тем самым патагонцы наглядно показали, кто лучше стреляет), а матросу Джонсону стрела пробила плечо. И англичане подрастерялись. Тогда Дрейк вырвал у одного из матросов мушкет и выстрелил в ближайшего патагонца. Пуля разворотила живот бедняге, и он завопил, глядя на свои кишки, кольцами вываливающиеся на землю, "как десять быков сразу". Остальные туземцы бросились наутек - и в своей деревне рассказали, что встретились с демонами, выглядящими совсем как белые люди! И эти демоны обладают такой силой, что могут вспороть человеку брюхо на расстоянии!
Канонира англичане закопали, а Джонсона отнесли на корабль. Стрелы у патагонцев, видимо, были отравленными, так как вокруг раны все воспалилось, потом потемнело - и окаймленная огненно-горячим на ощупь алым пояском сине-багровая темнота расползлась по телу, вытягиваясь мысками вдоль вен… Через два дня скончался в бреду и он.