Уинни, пофыркивая, вскинула голову, и Удалец, лежавший на подстилке, тоже приподнял голову и тихо приветливо заржал. Джондалар подошел к животным, расстелил меховые покрывала на земле возле Удальца и хорошенько завернулся в них. В пристройке было не так холодно, как снаружи. Сюда не проникал ледяной ветер. Из очага Мамонта просачивалось немного тепла, да и лошади согревали помещение своим дыханием, которое, кроме того, заглушало другие, так раздражавшие Джондалара звуки. Но даже в этой спокойной обстановке он не спал почти всю ночь, вспоминая томные вздохи и стоны и вновь и вновь мысленно представляя себе все возможные и невозможные картины любовной страсти.
* * *
Эйла проснулась с первыми лучами света, проникшими в жилище сквозь щели вокруг крышки дымохода. Потянувшись, она повернулась к Джондалару и была несколько смущена, обнаружив рядом с собой Ранека. Прежде чем пришло понимание случившегося, она почувствовала сильную головную боль, напомнившую ей о праздничной ночи и количестве выпитой Талутовой бузы. Эйла тихо соскользнула с лежанки, взяла свою одежду, так аккуратно сложенную Ранеком, и поспешно вернулась к себе. Но Джондалара там тоже не было. Ее взгляд пробежал по другим лежанкам очага Мамонта. Заметив на одной из них Диги и Торнека, она подумала, что они, наверное, случайно заснули здесь, разделив Дары Радости. Затем Эйла припомнила, что Уимеза пригласили в очаг Зубра, Трони вчера неважно себя чувствовала. Может быть, Диги и Торнек просто сочли, что здесь им удастся лучше выспаться. В конце концов, это не так важно, но ее беспокоило, куда пропал Джондалар.
Восстановив в памяти события вчерашнего праздника, она поняла, что не видела его примерно с середины вечера. Кто-то сказал, что он лег спать, но тогда где же он сейчас? Ее мысль вновь вернулась к Диги и Торнеку, и она подумала, что, возможно, он тоже спит в каком-то другом очаге. Ей захотелось пойти поискать его, но, похоже, все еще спали, и Эйла решила, что не стоит будить людей раньше времени. Испытывая легкое беспокойство, она натянула на себя меховое покрывало и вскоре вновь погрузилась в сон.
Когда она проснулась в следующий раз, крышка дымового отверстия была уже сдвинута в сторону и в дом проникал яркий дневной свет. Эйла резко села на постели, но тотчас легла обратно и закрыла глаза, почувствовав ужасную пульсирующую головную боль. "То ли я заболела, то ли это последствия Талутовой бузы… - размышляла она. - Почему люди пьют ее, если от нее так болит голова?" Эйла задумалась о том, как прошел вчерашний праздник. Она припомнила, что играла на барабане, танцевала и пела, хотя смутно осознавала, как все это происходило. Она много смеялась, иногда даже над собой, обнаружив, как слабо и неуверенно звучит ее голос во время песен, но совсем не смущалась, хотя постоянно находилась в центре всеобщего внимания. Все это было как-то не похоже на нее. Обычно она предпочитала оставаться в тени, со стороны наблюдая за происходящими событиями, а уж если осваивала какое-то новое занятие, то делала это в уединенном месте. Неужели под влиянием этой бражки изменились ее привычки и склонности и она стала менее осмотрительной? Менее сдержанной и более развязной? Может быть, поэтому люди и пьют ее?
Эйла вновь открыла глаза и, поддерживая голову руками, очень медленно поднялась с лежанки. Она облегчилась - стоявшая около сводчатого дверного проема специальная, туго сплетенная корзина примерно наполовину была заполнена сухим измельченным навозом, который хорошо впитывал жидкость и закрывал фекалии.
Умывшись холодной водой, Эйла развела костер и положила в него кипятильные камни. Натягивая рубаху и штаны, которые она сшила еще в своей пещере, Эйла думала, что теперь это будет ее повседневная одежда, хотя еще не так давно этот наряд казался ей очень необычным и сложным.
Стараясь не делать резких движений, она достала несколько мешочков с травами из своей лекарской сумки и сделала целебный сбор, смешав в определенных пропорциях ивовую кору, тысячелистник, шалфей и ромашку. Эйла налила воды в корзину, в которой обычно заваривала чай, и, опуская в нее раскаленные камни, довела воду до кипения, а затем бросила в нее приготовленный сбор трав. Присев на корточки возле очага, она терпеливо ждала, пока настоится этот целебный напиток. Но вдруг Эйла резко поднялась и, не обращая внимания на усилившуюся головную боль, вновь быстро достала лекарскую сумку.
"Надо же, едва не забыла… - думала она, выуживая оттуда пакет с тайными травами Изы. - Возможно, они помогают моему тотему побеждать дух мужского тотема, как считала Иза, но мне кажется, что они как-то снижают животворную силу мужского органа". В любом случае пока лучше было исключить любую возможность зачатия ребенка. Положение Эйлы еще было не слишком определенным. Ей очень хотелось зачать ребенка от Джондалара, но не сейчас; ожидая, пока настоятся травы, Эйла размышляла, какой ребенок может появиться, если ее дух смешается с духом Ранека: "Возможно, малыш будет похож на него? Или на меня? Или на нас обоих? Скорей всего на нас обоих, как Дарк… и Ридаг. Ведь они тоже дети смешанных духов. Темнокожий ребенок Ранека будет тоже резко отличаться от остальных Мамутои, но при этом, - с оттенком горечи подумала Эйла, - никто не будет называть его отвратительным уродцем или считать, что он животное. Он сможет говорить, и смеяться, и плакать, как любой человек из племени Других".
Помня о том, как высоко оценил Талут ее средство от головной боли, выпив его после предыдущих возлияний, Эйла слила этот целебный настой в большую чашу, решив, что этого количества вполне хватит для исцеления нескольких человек. Затем, выпив свой чай, она отправилась на поиски Джондалара. Выход в пристройку, проделанный в стене очага Мамонта, оказался очень удобным; по какой-то непонятой причине Эйла обрадовалась, что ей не надо сейчас проходить через очаг Лисицы. Лошади уже паслись на свежем воздухе. Эйла с удивлением заметила, что у стены лежат свернутые дорожные покрывала Джондалара, и задумалась о том, зачем он вынес их сюда.
Подняв край тяжелого полога, она вышла из дома и увидела Талута, Уимеза и Мамута, разговаривавших с Джондаларом, который стоял к ней спиной.
- Как твоя голова, Талут? - спросила она, приближаясь к мужчинам.
- Неужели ты хочешь предложить мне свою волшебную настойку от похмелья? - с надеждой спросил он.
- Да, у меня тоже болит голова, поэтому я заварила это лекарство. Чаша с настоем стоит в очаге Мамонта, - сказала Эйла и повернулась к Джондалару; лицо ее озарилось счастливой улыбкой, она обрадовалась, что наконец нашла его.
В первый момент он невольно улыбнулся ей в ответ. Затем лицо его вновь стало мрачным и хмурым, а в глазах появилось незнакомое выражение. Настроение Эйлы тоже мгновенно испортилось.
- Наверное, ты тоже хочешь целебного чая, Джондалар? - смущенно спросила она.
- С чего ты решила, что у меня болит голова? Вчера вечером я выпил не так уж много, хотя ты вряд ли заметила это, - ответил он таким холодным и отстраненным голосом, что она с трудом узнала его.
- Где ты спал? Я искала тебя утром, но тебя не было на нашей лежанке.
- Так же как и тебя, - ответил Джондалар. - Мне кажется, тебя мало волнует, где я ночевал, - добавил он и, резко отвернувшись от нее, пошел к реке. Эйла внимательно посмотрела на оставшихся трех мужчин и заметила смущение на лице Талута. Уимез явно испытывал какое-то беспокойство, но был не слишком огорчен. А взгляд Мамута показался ей очень странным, но она не могла понять, что он означает.
- М-да… Пожалуй, я пойду выпью твоей настойки, - сказал Талут и быстро нырнул в дом.
- Наверное, мне тоже стоит подлечиться, - сказал Уимез и последовал за ним.
"Похоже, я сделала что-то не так", - озабоченно подумала Эйла, чувствуя болезненный укол страха внизу живота. Мамут изучающе посмотрел на нее и сказал:
- По-моему, нам с тобой надо поговорить, Эйла. Попозже, когда мы сможем остаться наедине. Сейчас у нашего очага соберется народ, чтобы попробовать твою настойку. А ты, кстати, не хочешь немного перекусить?
- Я не голодна, - сказала Эйла, с отвращением думая о еде. Она очень огорчилась, ей совсем не хотелось начинать новую жизнь в этом племени с какого-то неблаговидного поступка, и, кроме того, ее беспокоило, почему Джондалар так сердито говорил с ней.
Мамут понял ее состояние и успокаивающе похлопал ее по плечу:
- Все-таки тебе надо съесть что-нибудь горяченькое. От вчерашнего праздника осталось много мамонтового жаркого. Я думаю, Неззи приберегла для тебя лакомый кусочек.
Эйла покорно кивнула. Расстроенная и огорченная, она пошла к центральному входу в жилище, по привычке поискав взглядом лошадей, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Когда она заметила Джондалара, стоявшего рядом с Удальцом, то ее тревога немного уменьшилась. Зачастую, испытывая беспокойство, она находила успокоение рядом с этими животными, и сейчас с какой-то смутной надеждой она подумала, что Уинни и Удалец тоже помогут Джондалару улучшить настроение.
Эйла вошла в кухонный очаг. Ридаг и Руги сидели вместе с Неззи на циновке и завтракали. Несмотря на свои объемистые габариты, Неззи была подвижной и грациозной и, вероятно, очень сильной. Во всяком случае, так казалось Эйле.
- Возьми себе мяса, я отложила для тебя хороший кусочек, пока все не растащили, - сказала Неззи. - А там стоит горячий чай, если хочешь. Я заварила его из огнецвета и мяты.
Эйла села рядом с Неззи и оторвала по кусочку мяса Ридагу и Руги, но сама едва притронулась к еде.
- Что-то случилось, Эйла? - мягко спросила Неззи. Она видела, что Эйла расстроена, и догадывалась, чем это вызвано.
Эйла посмотрела на нее тревожным взглядом:
- Неззи, я была воспитана в Клане и не знаю, как должны вести себя Мамутои. Мне так хочется научиться… Я хочу стать достойной женщиной Мамутои, но, похоже, у меня ничего не получается. Мне кажется, вчера я плохо себя вела.
- С чего ты взяла?
- Когда я вышла из дома, Джондалар очень рассердился. И мне показалось, что Талут расстроен, да и Уимез тоже. Они ушли, даже не поговорив со мной. Ах, Неззи, скажи, в чем моя вина?
- Успокойся, Эйла, ты ни в чем не виновата. Просто так случилось, что тебя любят двое мужчин. Испытывая к женщине сильные чувства, некоторые мужчины хотят, чтобы она принадлежала только им, и не желают делить ее с другими мужчинами. Джондалар, видимо считает, что имеет определенные права на тебя, и он чувствует себя обиженным и сердится из-за того, что ты разделила Дары Радости с Ранеком. И Джондалар далеко не единственный в своем роде. Я думаю, Ранек относится к тому же типу мужчин, и он тоже стал бы проявлять недовольство, если бы имел на это хоть какое-то право. Мне кажется, что Джондалар пытается скрывать свою ревность, но у него это плохо получается. Вероятно, Талута и Уимеза расстроило именно то, что Джондалар не смог сдержать свой гнев, и они быстро удалились, чтобы скрыть смущение.
Иногда мы излишне крикливы и любим подшутить друг над другом. В сущности, мы очень дружелюбны, и наше племя гордится своим гостеприимством. Но у Мамутои не принято выставлять напоказ свои чувства, какими бы сильными они ни были. От этого одни неприятности, поэтому мы стараемся избегать споров и не провоцировать возникновения конфликтных ситуаций. Совет Сестер с большим неодобрением относится к набегам наших молодых мужчин на другие племена и пытается запретить их. Так было, например, в случае с Сангайи. Сестры считают, что такие набеги порождают вражду между племенами и могут привести к смерти многих людей. Они говорят, что лучше торговать, чем воевать. Хотя Совет Братьев имеет несколько иное мнение по этому вопросу. Многие из них в молодости участвовали в таких набегах и считают, что это просто легкое развлечение и хорошая тренировка молодых мускулов.
Вторую половину рассказа Эйла пропустила мимо ушей. Объяснения Неззи не помогли ей понять ситуацию, а, скорее, еще больше озадачили молодую женщину. Неужели Джондалар сердится из-за того, что она удовлетворила желание другого мужчины? Ведь она просто исполнила свою обязанность. Разве это повод для огорчения? Никто из мужчин Клана не выразил бы своего неудовольствия в данном случае. Бруд был единственным мужчиной, который проявлял к ней хоть какой-то интерес и то только потому, что знал, что ей это не понравится. Но большинство мужчин удивлялись, зачем он спаривается с такой уродливой женщиной. Размышляя об этом, Эйла поняла, что повышенное внимание к ней Ранека с самого начала не давало покоя Джондалару.
В сводчатом проеме, ведущем из входного проема, появился Мамут и, с трудом переставляя ноги, направился к Эйле.
- Извини, Неззи, я обещала сделать Мамуту настойку от подагры, - сказала Эйла.
Поднявшись с циновки, она хотела помочь ему дойти до очага Мамонта, но он отклонил ее помощь:
- Ступай вперед, я скоро приду. Просто этот путь займет у меня немного больше времени.
Миновав Львиный очаг, она быстро проскользнула через очаг Лисицы, с облегчением отметив, что в нем никого нет. Разбирая пакеты с травами, она вспомнила, как часто ей приходилось накладывать специальные примочки и компрессы на больные суставы Креба и делать настои, облегчающие боль. Она отлично знала, какие травы помогают от старческой подагры.
Удобно устроившись на лежанке, Мамут потягивал теплый настой; припарки значительно уменьшили ломоту и ноющие боли, которые были особенно мучительными после вчерашнего. Эйла не спешила задавать старику вопросы; процесс лечения принес некоторое облегчение не только больному, но и самой целительнице; ей было приятно, что ее искусство, знания и опыт можно наконец применить на практике. Занимаясь любимым делом, она немного успокоилась и пришла в себя. Однако когда, взяв чашку чая, Эйла села напротив Мамута, то поняла, что не знает, с чего начать разговор.
- Мамут, ты долго жил в Клане? - наконец спросила она.
- Да, поначалу моя рука долго заживала, а потом мне захотелось поближе познакомиться с их жизнью. И поэтому я гостил у них до тех пор, пока они не отправились на Сходбище Клана.
- Значит, тебе известны обычаи Клана?
- Ну да, отчасти.
- Но ты знаешь, какие знаки они используют?
- Да, Эйла, я знаю, какой знак подает мужчина женщине, если хочет обладать ею. - Он помолчал немного, словно размышляя о чем-то, и затем продолжил: - Я расскажу тебе одну историю, которую никому не рассказывал. В Клане жила одна женщина, которая помогала заботиться обо мне, пока заживала моя рука, а после того, как меня посвятили в охотники и я начал охотиться наравне с другими мужчинами, мне сообщили, что она будет удовлетворять все мои нужды и желания. Я понял, какой знак должен подавать ей и что он означает. И я использовал этот знак, хотя поначалу испытывал некоторое смущение. Все-таки она принадлежала к плоскоголовым и казалась мне не слишком привлекательной, особенно если учесть, какие истории я слышал о них в детстве. Но я был молод и здоров, и от меня ожидали, что я буду себя вести как мужчина Клана.
Чем дольше я жил в их пещере, тем больше привязывался к этой женщине, и она стала казаться мне очень милой и привлекательной. Ты не представляешь, Эйла, какие трогательные чувства может пробудить человек, который старается удовлетворить любые твои желания и потребности. И мое отношение к ней совсем не изменилось, когда я узнал, что у нее был муж. Она считалась неполноценной женщиной, ее первый муж умер, и один из охотников взял ее к своему очагу, хотя сделал это не слишком охотно, поскольку она не имела детей. Когда я собрался уходить, мне захотелось взять ее с собой, но я чувствовал, что в моем племени она будет менее счастлива, чем в Клане. Кроме того, у меня не было никакой уверенности в том, как меня примут, если я вернусь с плоскоголовой женщиной. Я часто вспоминаю о ней. Интересно, как сложилась ее жизнь?
Закрыв глаза, Эйла погрузилась в поток воспоминаний. Ей казалось невероятным, что этот мужчина, которого она встретила совсем недавно, рассказывает о событиях, которые произошли в Клане много лет назад. Связав вместе рассказ Мамута и свои знания об истории очага Брана, Эйла наконец сказала:
- У нее никогда не было детей, ее считали неполноценной женщиной, но она всегда жила в Клане. Она умерла во время землетрясения, до того как нашли меня.
Мамут кивнул. Он тоже был рад получить весточку из прошлого и узнать о судьбе дорогого ему человека.
- Мамут, Неззи сказала мне, что Джондалар рассердился из-за того, что Ранек подал мне знак…
- Откуда Ранек мог узнать этот знак Клана? - удивленно спросил Мамут.
- Нет, он подал другой знак. Знак племени Других. Когда Джондалар оказался в моей долине и рассказал мне о ритуале Первой Радости и Дарах Радости, которые посылает своим детям Дони, Великая Земная Мать, то я спросила его, как мужчина дает понять женщине, что хочет обладать ею? Он поцеловал меня в губы и обнял меня. Он сказал, по этим знакам я всегда могу понять, что он хочет разделить со мной Дар Радости. То есть он показал мне этот знак. Вчера вечером Ранек тоже подал мне такой знак. Потом он сказал: "Я хочу разделить с тобой Дар Радости, пойдем на мою лежанку". Ранек подал мне знак. Я должна была подчиниться.
Мамут закатил глаза к потолку и сказал:
- О Великая Мать! - Затем он снова взглянул на смущенную молодую женщину. - Эйла, ты не понимаешь… Ранек, конечно, может подать тебе знак, что хочет разделить с тобой ложе, но ты не обязана ему подчиняться.
В полнейшем изумлении Эйла смотрела на Мамута.
- Я не понимаю…
- Никто не может распоряжаться тобой, Эйла. Твое тело принадлежит тебе, и ты имеешь право выбора. Только ты можешь решать, что ты хочешь делать и с кем ты хочешь быть. Ты можешь разделить ложе с любым понравившимся тебе мужчиной, разумеется, если у него есть такое желание. По-моему, такое поведение вполне естественно. Но ты вовсе не обязана делить Дары Радости с мужчиной, если тебе этого не хочется.
Эйла молча обдумывала его слова.
- Что я должна делать, если Ранек вновь позовет меня на свою лежанку? Он говорил, что надеется провести со мной много ночей.
- Не сомневаюсь, что у него есть такое желание, но он не может командовать тобой. Никто не может распоряжаться тобой, Эйла, и принуждать тебя против твоей воли.
- Даже мужчина, который станет моим спутником? Никогда?
- Не думаю, что в таком случае ваш союз будет долговечным. Но ты права, даже он не может принуждать тебя. Решение всегда остается за тобой.
- Значит, когда Ранек подал мне знак, Мамут, я не обязана была подчиняться ему?
- Правильно. - Он озабоченно посмотрел на нее. - Ты сожалеешь, что разделила с ним ложе?
- Сожалею? - Она отрицательно мотнула головой. - Нет, не сожалею. Ранек… ласковый… Не грубый… как Бруд. Ранек… хотел сделать мне приятное… доставить высшую Радость. Нет. Я не сожалею о Ранеке… Я сожалею о Джондаларе. Сожалею, что Джондалар сердится. Мне приятно было разделить Дары Радости с Ранеком. Но Ранек… не Джондалар.