- Да, можешь, - наконец произнесла она, стараясь говорить ровным тоном. - Ты мог бы помочь мне учить Удальца… пока ты здесь. Я не могу уделять ему столько времени, сколько следует. - И тут она решилась повернуться к нему.
Мог ли он подумать - она совсем бледная и вся дрожит?
- Не знаю, сколько я здесь пробуду, - ответил он, - но сделаю все, что в моих силах. - Он хотел сказать ей больше: о том, как он ее любит, о том, что он уходит, потому что она заслуживает человека, который любил бы ее безоговорочно, - такого, как Ранек. Он опустил глаза, подыскивая подходящие слова.
Эйла боялась, что больше не сможет сдерживать слезы. Она повернулась к кобыле и стала снова чистить ее, потом, прыгнув на лошадь, помчалась во весь опор. Удалец и волчонок устремились следом за ней. Джондалар стоял пораженный, пока они не скрылись из виду, потом повернулся и пошел назад к дому.
* * *
В ночь перед Весенним праздником радостное волнение достигло такой силы, что никто не мог уснуть. И дети и взрослые - все бодрствовали допоздна. Лэти была особенно возбуждена, нетерпеливо ожидая завтрашней краткой церемонии, означающей, что она уже достигла женской зрелости и может начать готовиться к ритуалу Посвящения.
Физически она уже созрела, но ее женское достоинство не будет полным до этой церемонии; главная ее часть - ритуал Первой Радости, когда один из мужчин отворит ее лоно, чтобы оплодотворяющий дух Великой Матери вошел в него. Только став способной к материнству, она будет признана женщиной в полном смысле слова, сможет завести свой очаг и заключить союз с мужчиной. А до тех пор она будет учиться всяким познаниям о женской жизни, материнстве и мужчинах от старших женщин, от Тех, Кто Служит Великой Матери.
Все мужчины, кроме Мамута, были удалены из Мамонтового очага. Женщины собрались здесь - они наблюдали, как учат Лэти перед завтрашней церемонией, и сами давали ей советы, поддерживали ее словом. Эйла, хоть и была куда старше, тоже почерпнула для себя много нового.
- От тебя не так уж много потребуется завтрашней ночью, Лэти, - объяснил Мамут. - Потом придется научиться большему, но пока что просто примечай. Талут объявит о твоем совершеннолетии, а потом я дам тебе мут. Храни ее как следует, пока не заведешь свой очаг.
Лэти, сидевшая напротив старика, казалась немного напуганной, но всеобщее внимание, скорее, доставляло ей удовольствие.
- Видишь ли, после завтрашней церемонии ты не должна оставаться наедине с мужчиной, даже разговаривать с мужчиной один на один.
- Даже с Данугом и Друвецом? - спросила Лэти.
- Да, даже с ними, - ответил старый шаман и объяснил, что это переходное время, когда она лишена защиты и охранительных духов детства, и полной силы женственности, она особенно подвержена разного рода зловредным воздействиям.
- А как насчет Бринана? И Ридага? - спросила юная женщина.
- Они еще дети, - объяснил Мамут. - Дети всегда защищены. Духи не оставляют их своим попечением. Потому-то тебя сейчас и надо оберегать. Духи детства покидают тебя, чтобы уступить место жизненной силе, силе Великой Матери.
- Но Талут или Уимез не причинят мне вреда. Почему я не могу оставаться с ними наедине?
- Мужские духи тянутся к жизненной силе, точь-в-точь как мужчины будут, ты увидишь, тянуться к тебе. Некоторые из мужских духов ревнуют к силе Матери. Они могут попытаться отнять ее у тебя сейчас, когда ты беззащитна. Если не принять мер предосторожности, мужской дух может войти, и, даже если он не хочет похитить твою жизненную силу, он может повредить ее или злоупотребить ею. Тогда у тебя не будет детей - или твои желания извратятся, и ты захочешь делить Наслаждение с женщинами.
Глаза Лэти округлились. Она не знала, что это так опасно.
- Я буду осторожна, но, Мамут…
- Что, Лэти?
- А как же ты, Мамут? Ты ведь мужчина.
Некоторые женщины прыснули, и Лэти покраснела. Наверное, это глупый вопрос.
- Хороший вопрос! - ответил Мамут. - Я - мужчина, но я также Служу Ей. Думаю, что со мной ты время от времени можешь говорить, ничего не опасаясь, и, конечно, во время ритуалов ты можешь говорить со мной наедине, Лэти.
Лэти кивнула, серьезно наморщив лобик. Она начала понимать, что теперь ее отношения с теми, кого она любила всю жизнь, сложатся совсем иначе, чем прежде.
- А что случится, если мужской дух похитит жизненную силу? - спросила Эйла. Она была очень заинтересована: в поверьях Мамутои было кое-что общее с верованиями Клана, и все же они сильно различались.
- Тогда ты станешь могучим шаманом, - ответила Тули.
- Или злым колдуном, - добавила Крози.
- Это правда, Мамут? - спросила Эйла.
Старый шаман собрался с мыслями, стараясь ответить на этот вопрос как можно осторожнее.
- Мы всего лишь Ее дети, - начал он. - Не нам судить, почему Мут, Великая Мать, избирает нас для Своих целей. Мы только знаем, что у Нее есть на то причины. Может быть, Ей нужен кто-то, чтобы показать на нем пример Своей силы. Некоторые люди с рождения наделены определенными дарами. К другим избрание приходит позже, но никто не бывает избран без Ее ведома.
Взгляды нескольких Женщин обратились на Эйлу; она сделала вид, что не заметила этого.
- Она - Мать всего сущего, - продолжал шаман. - Никто не знает Ее в совершенстве, не ведает всех Ее ликов, поэтому Ее подлинное лицо сокрыто. - Мамут обратился к старейшей женщине в лагере: - Что такое зло, Крози?
- Зло - это предумышленный вред, порча. Зло - это смерть, - ответила старуха, подумав.
- Лицо Великой Матери - в рождении весны, в щедрости лета, но также и в малой смерти, которую приносит зима. Ей принадлежит сила жизни, но другое лицо жизни - это смерть. Разве мертвые не возвращаются к Ней, чтобы родиться снова? Без смерти не было бы жизни. Предумышленно вредить кому-то - значит ли это совершать зло? Может быть, и так, но и тот, кто творит зло, действует по Ее воле. Зло - тоже в Ее власти, оно тоже служит Ее предначертаниям. Это всего лишь еще один лик Матери.
- Но что, если мужской дух похищает жизненную силу у женщины? - спросила Лэти. Ей не нравились все эти философские рассуждения: она просто хотела знать.
Мамут задумчиво поглядел на нее. Она вправе знать.
- Она умрет, Лэти. Девочка вздрогнула.
- Но немного силы все равно останется - ровно столько, чтобы она могла дать новую жизнь. В женщине жизненной силы столько, что она может и не узнать о порче, пока не станет рожать. Если женщина умирает в родах, это всегда значит, что жизненная сила похищена у нее прежде, чем ее лоно отворили.
- А те мужские духи, что похитили жизненную силу, они кто? - спросила Фрали, слегка поглаживая ребенка.
- Это злые колдуны, - предположила Крози.
- Нет, - ответил Мамут, качая головой. - Не совсем так. Мужская сила просто вожделеет к женской жизненной силе. Тут ничего не поделаешь. Мужчина часто не знает, что его мужская сила похитила жизненную силу молодой женщины, пока вдруг не заметит, что его больше не тянет к женщинам, что он предпочитает общество других мужчин. Мужчин это уязвляет. Они не хотят отличаться от других, не хотят, чтобы кто-нибудь узнал, что их мужская сила может принести вред женщине. Часто они страшно стыдятся этого и скорее будут скрывать свои сложности, чем придут в Мамонтовый очаг. Мужская и женская сила в одном теле - это очень могуче. Если эту мощь неправильно направить, она может извратиться, стать зловредной и принести многие несчастья и бедствия, даже смерть. Но если правильно направить ее, из такого мужчины может выйти могучий шаман, равно как из Женщины, соединившей в себе мужскую и женскую силу. И часто мужчины используют свою силу осторожнее, внимательнее следят, чтобы она служила только благим целям.
- А если тот человек - мужчина или женщина - не хочет быть шаманом? - спросила Эйла. Ей казалось, что ее против воли втягивают во что-то.
- Никто их не принуждает, - ответил Мамут. - Но им легче найти себе подобных среди Тех, Кто Служит Матери.
- Помнишь сангайских путешественников, которых мы встретили много лет назад, Мамут? - спросила Неззи.
- Да, сейчас вспоминаю… Мы вместе возвращались с Летнего Схода, когда встретили их. В конце концов мы устроили дружеский обед у костра… Некоторые из женщин Мамутои были смущены: один из сангаев захотел последовать за ними на женскую половину. Мы не сразу поняли, что очаг, который, как нам казалось, состоял из женщины и ее двух мужчин, на самом деле состоял из мужчины и его двух наложниц, причем одна из них была женщиной, а вторая - мужчиной. Сангайцы говорили о нем "она". Он носил бороду, но одевался в женское платье, и, хотя у него не было грудей, он был "матерью" одного из детей. И он впрямь вел себя как мать этого ребенка. Не знаю, кто на самом деле родил этого ребенка - женщина из его очага или другая женщина, но мне сказали, что он ощущал признаки беременности и родовые боли.
- Может быть, он просто очень хотел быть женщиной, - возразила Неззи. - Может, он и не похищал никакой женской силы. Просто родился не в том теле.
- А боли в животе каждый лунный оборот у него бывали? - спросила Диги. - Вот вернейший признак женщины.
Все засмеялись.
- У тебя болит живот во время месячных? - спросила Эйла. - Я могу дать тебе специальный настой, если хочешь.
- В следующий раз - попрошу.
- Когда ты родишь, Диги, это станет полегче, - сказала Трони.
Мамут умел в любую минуту стать незаметным, так что женщины забыли о его присутствии и свободно беседовали на темы, которые никогда не затронули бы при другом мужчине. Эйла, однако, видела, как он тихонько сидит в углу и наблюдает за ними. Наконец разговор мало-помалу затих, и он снова обратился к Лэти:
- Однажды тебе придется найти место для личного общения с Мут. Обращай внимание на свои сны. Они помогут тебе найти верное место. Ты должна поститься и очищать себя, всегда помнить четыре стороны света, и нижний мир, и небесный, и приносить Ей особые жертвы, если ты хочешь от Нее помощи и благословения. Это особенно важно, когда тебе придет время рожать дитя, Лэти, или когда ты решишь, что ты готова к этому. Тогда ты должна отправиться в свое личное святилище и сжечь перед ней жертву. С дымом костра она поднимется к Ней.
- А как я узнаю, что пожертвовать Ей? - спросила Лэти.
- Что-то, что ты найдешь или сделаешь сама. Ты сама поймешь что.
- А когда захочешь какого-то определенного мужчину, тоже обратись к Ней, - сказала Диги с доверительной улыбкой. - Я уж не скажу, сколько раз я просила о Бранаге.
- Столькому еще надо учиться! - вздохнула Лэти.
- Твоя мать поможет тебе, и Тули тоже, - ответил Мамут.
* * *
Эйла потянулась к большому сосуду с водой, свисавшему на кожаной тесемке с вбитого в один из опорных столбов колышка. Он был сделан из сложенного в несколько слоев желудка огромного оленя. Наполнялся он через низко расположенное отверстие, которое закрывалось складкой кожи. В коротком куске берцовой кости с естественным отверстием посередине был прорезан желобок. Кожа, окружавшая отверстие в оленьем желудке, привязывалась к кости прочными сухожилиями, закрепленными в желобке.
Эйла приподняла клапан и налила воды в особую чашку, из которой она по утрам пила свой травяной отвар, и затем снова закрыла отверстие. Она опустила в воду раскаленный докрасна камень - и тот зашипел. Дождалась, пока камень, сколько возможно, согреет воду, потом извлекла его оттуда с помощью двух палочек и снова положила в огонь. Затем подцепила другой камень и опустила его в воду. Когда вода закипела, она, точно отмерив, бросила в нее смесь из сухих листьев, коры и побегов целебного растения - подобия виноградной лозы - и оставила напиток настаиваться.
Она старалась не забывать секрет этого снадобья Изы. Она надеялась, что оно будет служить ей так же хорошо, как Изе. Ей не хотелось сейчас детей. Она была слишком не уверена в завтрашнем дне.
Одевшись, Эйла налила напиток в свою чашку, села на подстилку у огня и попробовала терпкий горьковатый напиток. Она уже привыкла к этому вкусу по утрам. Настало время вставать, а это питье уже стало частью утренней рутины. Потягивая его, она думала о том, что предстоит сегодня, в день Весеннего праздника.
Внезапно перед ней возникла та ужасная ночь, когда не стало Изы.
"Ты не из Клана, Эйла, - сказала ей Иза. - Ты родилась среди Других, ты принадлежишь к ним. Иди на север, Эйла. Найди свое племя, своего мужчину".
Найти своего мужчину… Она задумалась. Когда-то она думала, что это Джондалар, но теперь он уходит, уходит к себе домой без нее. Джондалар ее не хочет… А Ранек хочет. А ведь она не молодеет. Если она хочет родить - надо торопиться. Может, и впрямь соединиться с Ранеком? Поселиться с ним, родить детей его очага. Будут ли это красивые смуглые дети с темными глазами и курчавыми темными волосами? Или светловолосые вроде нее? Может быть и так, и так.
Если она останется здесь и соединится с Ранеком, она будет жить не так уж далеко от Клана. Она сможет пойти за Дарком и забрать его к себе. Ранек всегда был добр к Ридагу, и он не будет возражать против ребенка-полукровки в своем очаге. Может, она по всей форме усыновит Дарка, и он станет Мамутои.
Мысль о том, что можно будет на самом деле взять к себе сына, наполнила ее радостным нетерпением. Может, и правильно, что Джондалар уйдет без нее. В противном случае ей уже никогда не увидеть сына. Но если он уйдет без нее, ей уже не увидеть Джондалара.
Она сделала свой выбор. Она остается. Она соединится с Ранеком. Она перебирала в уме все положительные стороны такого решения, убеждая себя, что так будет лучше. Ранек хороший человек, он любит ее, хочет ее. И ей он не противен. Жизнь с ним будет не так уж ужасна. Она сможет завести детей. Сможет найти Дарка и привести его сюда. Да она и мечтать о таком не могла!
"Я скажу ему, - думала она… - Я скажу Ранеку, что он может сделать мне сегодня предложение". Но стоило ей двинуться к очагу Лисицы, ее сознание наполнила одна единственная мысль: Джондалар уходит без нее. Она никогда больше не увидит Джондалара.
- Талут! Неззи! - Ранек выбежал из дома. Он был так возбужден, что едва мог говорить. - Она согласилась! Она согласилась!
Он даже не заметил Джондалара, а если бы и заметил, это не имело бы для него никакого значения. Ранек не мог думать ни о чем, кроме одного: женщина, которую он любил, женщина, которую он хотел больше всего на свете, согласилась принадлежать ему. Но Неззи видела, как Джондалар пошатнулся, как он ухватился за служивший дверным косяком мамонтовый бивень, чтобы удержаться на ногах, видела боль в его лице. Наконец он отпустил бивень и двинулся к реке. На сердце у Неззи было неспокойно. Река бурная, полноводная. Легко нырнуть - и больше не вынырнуть.
- Мама, я не знаю, как я это выдержу. Я не могу собраться с мыслями, - хныкала Лэти, тревожась о предстоящей церемонии, которая должна подтвердить ее новое положение.
- Погоди, дай-ка посмотреть, - оборвала ее Неззи, бросая последний взгляд на реку. Джондалара не было видно.
Глава 28
Джондалар проходил все утро вдоль реки, охваченный смятением. Он не мог забыть радостные слова Ранека. Эйла согласилась. Они обменяются сегодня Обещаниями. Он продолжал убеждать себя, что этого давно следовало ожидать, но понял, что не готов к этому. Это оказалось еще тяжелее, чем он думал. Как Тонолан, потерявший Джетамио, он хотел сейчас умереть.
Страхи Неззи были небезосновательны. Джондалар пошел к реке без какой-то особой цели. Он случайно избрал именно такое направление; но, подойдя к бурлящему потоку, ощутил в нем что-то странно манящее, что может принести мир, утишить боль и смятение, но он лишь стоял и смотрел на воду. Что-то удерживало его. В отличие от Джетамио Эйла не умерла, а значит, маленький проблеск надежды все еще оставался. Но была и еще одна причина: он боялся за Эйлу.
Он нашел участок, отгороженный от воды кустами и поваленными стволами деревьев, и уселся там, стараясь подготовиться к предстоящим сегодня испытаниям. Он говорил себе, что это еще не значит, что она действительно соединится сегодня вечером с Ранеком. Она лишь пообещает ему разделить с ним очаг когда-нибудь в будущем, и он пообещает ей тоже. Джондалар заверил Мамута, что не уйдет до Весеннего праздника, но не это удерживало его. Хотя он и не знал, что может произойти, не знал, чем он сможет помочь, но не мог уйти, зная, что Эйле грозит какая-то неизвестная опасность. Даже если это означало быть свидетелем ее обмена Обещаниями с Ранеком. Если Мамут, знающий пути духов, сказал, что опасность есть, - ожидать следовало худшего.
* * *
Около полудня Эйла сообщила Мамуту, что она начала подготовку к ритуалу с магическим корнем. Они в деталях повторили все несколько раз, пока она не убедилась, что не забыла ничего важного. Она надела чистую одежду, мягкую, впитывающую влагу оленью кожу, но отправилась не в конскую пристройку, а в кухонный очаг. Она и хотела повидаться с Джондаларом, и боялась встречи с ним, и, когда в мастерской увидела лишь Уимеза, это и разочаровало, и успокоило ее. Он сообщил ей, что не видел Джондалара с самого утра, но будет рад подарить ей кремневую заготовку, которую она просила.
Дойдя до реки, она долго шла по течению в поисках подходящего места. Там, где небольшой ручей впадает в реку, она остановилась. Струйка воды огибала гряду камней на противоположном берегу, преграждавшую доступ ветру. Только что распустившиеся кусты и деревца со всех сторон плотной стеной окружали этот участок; здесь скопилось немало высохших древесных стволов и веток, занесенных еще предыдущим паводком.
* * *
Джондалар смотрел на реку из своего укрытия, но он был так погружен в себя, что ему было не до бурной, стремительной, мутной воды. Он даже не заметил, как уменьшились тени, когда солнце высоко поднялось на горизонте, внезапно он резко обернулся на звук чьих-то шагов. У него не было настроения разговаривать с кем бы то ни было, поддерживая любезную беседу; он спрятался за куст, чтобы переждать незамеченным, пока этот человек пройдет. Когда он увидел Эйлу и понял, что она собирается остаться здесь, он растерялся. Ему хотелось ускользнуть отсюда, но Эйла - хорошая охотница. Она наверняка его заметила бы. Тогда он подумал о том, чтобы выйти из кустов, притворившись, что он облегчался, и пойти своей дорогой, - но так ничего и не предпринял.
Стараясь не обнаружить себя, он сидел затаившись и ждал. Она готовилась к какому-то ритуалу, считая, что она здесь одна. Он был заворожен. Как будто ему зачем-то надо было видеть это.