Каин смотрел на чужаков, окаменевших от удивления, высоких, жилистых, черноволосых, как он сам, с такими же раскосыми очами. Благородного облика, с изящными украшениями, в дорогих одеждах прекрасного покроя, совсем не похожих на те, что он когда-либо видел.
И в этих чужеземцах он узнавал что-то родное, домашнее. Первородное – то, что он искал в стае дикого народа. И тут Каин догадался, почему должен был убить Сатану.
А дальше случилось то, о чем племенам кочевников предстояло веками слагать сказания: Бек Нети и сопровождавшие его воины пали на колени перед Каином и головы склонили к земле, словно не выдержали его вида.
Теперь не только ощущение пространства, но и чувство времени изменило Каину. Сознание ирреальности происходящего оказалось так сильно, что он сжал руки, чтобы не поддаться желанию бежать, и как можно дальше. "Ева, – подумал он, – мама, куда мне бежать?!"
Мучительную неловкость разрешил Эмер, буркнув почти грубо:
– Давайте вести себя как взрослые.
Бек Нети поднялся, смущенно поклонился и подумал: "Мы его напутали".
– Извини нас, – произнес он срывающимся голосом. – Но сходство твое с великими царями Нода застало нас врасплох.
Окончательно рассеять общее замешательство удалось самому Каину: внезапно он откинул голову и расхохотался, отметая напавшую на всех оторопь и благоговейный трепет перед происходящим, – это был здоровый, веселый мальчишеский смех. И, как свойственно смеху, он заразил весельем оцепеневших было воинов северного царства.
Потом Каин подошел к ним и сделал то, чему его учили, – протянул руку для пожатия каждому из мужчин по очереди.
Такое поведение мало приличествовало наследнику престола, но Бек Нети отметил, что поступок Каин исполнен простого и серьезного достоинства. Воины повели себя правильно: никто не поцеловал протянутую руку, словно они мгновенно поняли, что с новым наследником явятся и новые обычаи.
То, что перед ними стоял наследник, ни у кого уже не вызывало сомнений, и теперь они поняли, что так неотступно гнало на юг их предводителя все последние дни. Когда взаимные приветствия закончились, Каин повернулся к Бек Нети:
– Нам надо поговорить наедине, только ты и я.
И в сопровождении военачальника направился к самому отдаленному, своему шатру. Увидев удивление Бек Нети, он опять рассмеялся:
– Ничто не имеет столь длинных ушей как тонкие стены здешних шатров.
Бек Нети тоже рассмеялся и подумал: "Этот малый находчив и остроумен". И только теперь в голове военачальника оформилась мысль, не дававшая ему покоя с первого мгновения их встречи: в юноше нет ничего от царственного безумия, никакого помутнения рассудка, являвшегося страшной и дорогой ценой за божественную кровь.
В нем есть воля и сила, и, если этот мальчик не захочет отправиться на север, чтобы возложить на свои плечи тяжелую ответственность за царство, его никому не удастся переубедить. Бек Нети почувствовал страх: сейчас многое зависело от того, удастся ли ему найти верные слова, чтобы рассказать о своей стране, ее нравах, ее богах и бедах.
И тут Каин прервал размышления Бек Нети:
– Я хочу услышать твое предложение, но знай: богатство и власть не заманят меня.
"Сказанное не совсем правда, – подумал Каин и вспомнил, каким притягательным показалось ему ощущение власти однажды вечером. И в следующий миг в голове мелькнуло: – Я быстро учусь лгать. Скоро я буду похож на других, мама".
Бек Нети кивнул, подумал о ларчике с ядом, зная уже, что смертоносное зелье не найдет применения: этого мальчика он никогда не сможет убить.
Итак, он начал рассказывать о нодах, народе звезд, пришедшем на юг много тысяч лет назад. Во главе его стоял божественный царь Алу Лим. Ноды спустились с гор на краю света, таких высоких, что самый младший сын Вечерней звезды сумел сойти туда, собрать народ и благословить его союзом со звездой.
– Тысячу лет жил Алу Лим, – сказал Бек Нети и, к своей радости, увидел, что Каин слушает с напряженным вниманием, захваченный рассказом.
Божественный царь повел свой народ к большой реке на равнине. Там они построили город и башню. Там Алу Лим установил вечные законы и заверил людей, что, пока они будут жить по этим законам, никакое зло не содеется над ними.
– Но было еще одно условие, – уточнил Бек Нети. – Потомки бога должны править страной, сила будет исходить от царя к народу через союз со звездой. Но священная кровь царей может смешиваться лишь с мужской кровью жрецов Луны или с женской кровью жриц, служивших священной Инанне, доброй Матери Земли.
Бек Нети посвятил много времени рассказу о том, как государство росло, как были распаханы огромные участки степи у реки, как устраивались поля, никогда не пересыхавшие и никогда не разрушавшиеся наводнениями ибо боги научили людей, как отводить речную воду в каналы. Тут Каин так загорелся, что Бек Нети не пожалел времени на подробные разъяснения, а юноша слушал, спрашивал, желая знать все больше и больше.
– Какие злаки? Как они строили свои хлебные амбары? А хватало ли напора воды для орошения в засушливое лето?
"Он земледелец, конечно", – подумал Бек Нети и наконец признался, что не в состоянии ответить на все вопросы.
– Сам я принадлежу к касте воинов, – проговорил он, извиняясь. – Но надеюсь, что ты последуешь за нами на север и сам утолишь свою любознательность.
Однако Каин увильнул от ответа.
Бек Нети рассказал и о великой башне, на вершине которой наследники бога каждое утро зажигают огонь нового дня, о постройках и залах, храмах и постоялых дворах, жрецах и художниках. И об огромном войске, охраняющем страну, о войнах с соседними народами. "Он не должен уличить меня во лжи, – подумал Бек Нети. – Я ничего не буду скрывать".
Каин тем временем задал вопрос о разведении племенного скота, быков, овец. Бек Нети вновь признался, что его знаний не хватает.
– Но вы же известны своим искусством в разведении скота, – заметил Каин.
Тогда Бек Нети повел речь о лошадях и вновь раздул в юноше огонек любопытства.
– С лошадьми дело обстоит так же, как и с царским родом, – изрек военачальник. – Первую белую лошадь нодов принес с собой со звезды Алу Лим, и все лошади Нода – ее потомки.
"Возможно, это и правда", – подумал Каин, вспомнив этих гигантских животных, статных верховых лошадей, которых ноды выпустили пастись за стойбищем. Отмеченных почти неземной красотой.
Потом Бек Нети подошел к рассказу о царице, последней наследнице бога на престоле нодов, о ее четырех детях, уже умерших, о ее братьях, погибших в войнах.
– Она уже старая. И мы во всем замечаем, что божественная сила изменяет нашей стране, – тяжело признал Бек Нети. – Возможно, ты теперь понимаешь, как мы были взволнованы, когда услышали разговоры о царской дочери, твоей бабушке, о ее детях и внуках от союза с шаманом, обосновавшихся в этих краях.
Каин подумал о своей матери, сильной и умной Еве. Неужели ее сила не земного происхождения?…
Она первая, смеясь, отклонила бы эту мысль.
– Твоя мать никогда тебе не рассказывала о священной крови? – осторожно спросил Бек Нети.
Каин рассмеялся, настолько удивительным показалось ему одно предположение об этом.
– Нет, она бы с презрением приняла твою историю. Для нее нет людей божественной природы.
Как и Эмер чуть раньше в тот же день, Бек Нети подумал: "Хорошо, что ее здесь нет и она не может повлиять на мальчика". Потом спросил:
– А ты сам как думаешь?
Наступило долгое молчание: Каин размышлял, разрываясь между старыми истинами, с которыми вырос, и всем тем новым, что нынче услышал.
"Он рассудителен и правдив, – подумал Бек Нети. – Это хорошо, он не спешит".
Наконец Каин сказал:
– Я держусь того же мнения, что и мама. Ваши речи о божественной крови и силе – выдумки, сказки, образ, с которым вы свыклись и с которым живете. Он, конечно, может дать силы, но это миф…
– Я должен предостеречь тебя, – возразил Бек Нети. – Подобные речи могут стоить тебе жизни по нашим законам.
Каин долго смотрел на Бек Нети, потом улыбнулся:
– Это не прибавляет достоверности вашим мифам. Скорее наоборот: что это за истина, которая так хрупка, что ее надо утверждать подобными средствами?
"О Син, – подумал Бек Нети, – он прав". А еще он вспомнил, что та же языческая мысль когда-то блуждала в его голове, но он запретил ей появляться, изгнал.
Потом Каин сказал нечто чрезвычайно удивительное:
– Впрочем, это не имеет большого значения. Я уже понял, что все человеческие миры строятся на мифах того или иного рода. Конечно, я могу поиграть в ваши мечты, в ваши миражи.
Облегчение Бек Нети было столь велико, что ему даже пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, прежде чем произнести:
– Значит, ты идешь с нами.
– Да, – ответил Каин. – Я всегда чувствовал себя чужаком на этой земле – и здесь, и дома. Возможно, я найду понимание и отклик в вашем государстве.
Бек Нети еле удержался, чтобы не броситься на колени.
– Когда? – лишь спросил он смиренно.
– Завтра, если хочешь. Мы должны договориться с Эмером. Он сообщит обо всем моим близким. Свободному народу земледельцев вы пошлете за меня выкуп – там, в горах, нуждаются в помощи.
– Конечно, – ответил Бек Нети. – Богатые дары твоей матери и твоей… жене. – Он запнулся на последнем слове: ему не хотелось везти с собой дочь кочевого племени.
– Богатые дары… – Каин вновь рассмеялся, попытавшись представить, как Ева увешивает себя тяжелыми золотыми украшениями.
– Золото отдай Лете, – распорядился он. – И то, что может потребовать Эмер за откуп от нее.
И разговор закончился его короткой фразой:
– Я голоден, пойдем к вечерней трапезе. На этот раз рассмеялся Бек Нети, раскатисто, с легким сердцем.
Выйдя из шатра, они увидели лошадь, самую большую и красивую, – она отделилась от табуна и поджидала своего господина.
Бек Нети остановился, потрепал ее гриву, приговаривая ласковые слова. А Каин подумал: "Какое божественное животное – лошадь. Может, все это и правда?"
И, глядя в умные, почти человеческие глаза, он вновь почувствовал странное чувство родства.
"Божественная кровь, – подумал он. – Неужели это правда? Неужели это сделало меня чужаком на моей земле, чужаком самому себе и всем остальным?"
Глава четырнадцатая
Второй раз за этот день вождь нарушил обычаи кочевого племени, ужиная в своем шатре с двумя гостями, Каином и Бек Нети. Но в большой палатке, где трапезничали все остальные, об этом думали мало. Там имелось все, чтобы хорошенько угостить славных воинов Нода. Все самое лучшее, чем располагало племя, и еда и внимание. При этом каждое слово, каждый поступок бережно упрятывались в тайники памяти для будущих дней, когда новые великие песни о нынешних событиях будут слагаться в стойбище Эмера.
А в шатре предводителя велись переговоры, продвигавшиеся с необычайной легкостью. Эмер затеял было торг, но Бек Нети не занимала торговля.
– Тысячу хорошо отчеканенных монет земли Нод чистого золота, – отрезал Эмер.
Бек Нети кивнул.
Это заставило Эмера слегка устыдиться: столько еще никогда не платили в степях за дочь кочевника.
– Лета вправе найти себе нового мужа, – объявил Эмер.
Каин кивнул.
– Права на ребенка, который родился, отходят Адаму и Еве. А Нод обязуется не притязать на него.
Бек Нети кивнул.
– Две лошади, жеребец и кобыла, для стойбища, – закинул крючок Эмер.
Бек Нети засомневался. Ноды не хотели, чтобы обычай использовать лошадей широко распространился.
– Одну лошадь для Евы, царской дочери. Этого достаточно, – изрек он. – И лучше всего, если Эмер сам доставит подарок матери Каина.
Конечно же, Эмер был согласен. Он посетит народ земледельцев и сообщит им, что произошло с Каином.
– Украшения для Леты.
Новый кивок.
– Если военачальник имеет подарки для женщин стойбища Эмера, то они будут приняты, – выпалил Эмер, уже кусавший губы – от стыда и разгулявшейся алчности.
Бек Нети кивнул.
– Наконец, договор с моим племенем о защите и вооруженной помощи в случае угрозы, – молвил Эмер.
На сей раз Бек Нети покачал головой. Такой союз мог доставить затруднения. Военачальник смерил вождя изучающим взглядом и подумал: "А тебе не дает покоя слава завоевателя, старый лис". Потом отомкнул уста:
– Заключать военные союзы с другими народами не в моей власти. Предложение будет передано царице, а я обещаю, что замолвлю слово.
С этим Эмер согласился.
– Земледельцев в помощь Адаму Каин сам выберет в Ноде, как только прибудет в страну. И быков, и орудия труда, и все остальное, что может быть полезным для них.
Каин почти не участвовал в разговоре. Он сидел, отстраненный, печалясь о Лете и мальчике, которого больше никогда не увидит. Это чувство его удивляло.
Когда мужчины закончили разговор, он пошел рядом с Эмером и очень тихо шепнул ему:
– Скажи им, что у меня не было выбора.
Эмер взглянул на него с удивлением, но обещал.
Возвращаясь в свой шатер, Каин думал о том, что ложь может быть благом для всех. Лгать можно и для того, чтобы сотворить благо, понял он.
Глава пятнадцатая
Перед тем как уснуть, Каин надеялся на долгий внутренний разговор с Евой, чтобы осмыслить все неожиданные события этого странного дня и попросить совета – прежде всего, о том, как защититься от неизбежных упреков.
Но ничего не получилось.
Едва он положил голову на подушку, как сон захватил его в свои объятия – быстрее, чем беспамятство после удара кувалдой.
Он падает с головокружительной быстротой и в этой жуткой бездонной бездне кричит и слышит эхо, отражающееся от черных, едва угадывающихся скал. Его охватывает леденящий ужас, он все падает и падает.
Потом появляется свет, он видит уступы по сторонам преисподней и знает, что убьется, если попробует остановить падение. И все же он пытается, его руки жжет огнем, когда он хватается за выступающее дерево и повисает на нем.
У дерева стоит мужчина, и Каин знает: это Авель. И знает также, что тот не поможет, не протянет руки. И он продолжает свое падение ко дну преисподней, а там его ждет Сатана. Этот жаждет божественной крови. Каин будет съеден заживо, ему предстоит медленная смерть. В следующее мгновение он уже на дне ущелья и видит дикого человека, поднимающего нож. Он всматривается в глаза Сатаны, они печальны.
"Как в Эдеме", – думает Каин, и невыносимый ужас выталкивает его из тяжелого сна. Руки его жестко стискивают фаллос, и в то мгновение, когда он переходит границу сна, семя струей бьет из него. Он поворачивается на бок, подтягивает к телу руки и ноги, словно плод в чреве матери, тихо плачет. Вновь возникают черные мысли, он осознает, что преследователи – мучения – вновь добрались до него. "О преисподняя, – думает он, а слезы все льются и льются на подушку, пахнущую сеном. – Я был таким свободным и уже столько дней почти верил, что ты никогда больше не найдешь меня".
И именно в этот день, когда он должен скакать с воинами Нода через залитые солнцем степи в сказочную страну, где его ждут, где в нем нуждаются.
"Никто не должен заметить нынешнего моего состояния, – думает он. – При дневном свете будет легче, я знаю…"
При первых признаках восхода он подошел к кувшину с водой, стоявшему перед входом в шатер, утолил жажду, смыл пот, семя и – насколько смог – страх.
Тут только он заметил, что не один: долговязый воин из Нода стоял на страже у его шатра. Страх мгновенно вылился в злость: о Сатана, ему что, не доверяют?
Он вышел из шатра, страж невидящим взглядом смотрел куда-то в небо.
"Я не позволю обвинять меня", – подумал Каин.
Он направился к большому колодцу, снова помылся – на этот раз окатил водой все тело. Вернувшись в шатер, надел чистую одежду – последнюю смену, захваченную из дома.
Страж оставался на месте, все такой же невидящий, неподвижный как статуя.
Увидел тень Бек Нети, мелькнувшую в гостевом шатре, Каин пошел прямо туда, сухо поздоровался, едва поклонившись, и спросил:
– Я что, твой пленник, Бек Нети?
Тот удивленно воззрился на юношу, скользнул взглядом по отметине на лбу, подумал: "Знак, о котором говорила жрица. Вчера я его даже и не приметил. И что привело его в такое возмущение?"
– Не понимаю твоего вопроса, – сказал он, пытаясь выиграть время.
– Почему поставили стражу возле меня если я не твой пленник?
– О, – улыбнулся Бек Нети испытующе. – Ты все неправильно понял. В нашей стране людей высокого положения всегда охраняют. Ты же видишь: около моего шатра тоже стоит страж.
Каин задумчиво кивнул, не понимая. Многое еще он будет неправильно толковать в этом новом для него мире.
– Что ты сделал бы вчера, если бы я отказался? – спросил он. – Убил бы меня?
Бек Нети почувствовал, как кровь прилила к лицу, растерялся.
– Никаких определенных намерений у меня не было. Ты должен понять – мы ведь пустились по следу слухов без всякой надежды, мы охотились за миражом. Когда пытаешься отыскать первооснову песни, которую распевают кочевники, вряд ли имеешь твердые намерения. До вчерашнего вечера я сомневался, существуешь ли ты вообще.
– Ты слишком многословен, – возразил Каин. – А на вопрос так и не ответил.
– Может, будет достаточно моего заверения, что, узнав тебя, я уже никогда не смогу поднять на тебя руку?
Тепло в его голосе и словах успокоило юношу, но тревога продолжала гореть в его черных глазах.
– Одно ты должен знать, Бек Нети, – произнес он. – Угрожать мне бесполезно. Понимаешь, жизнь для меня не имеет цены. Я давно хотел умереть. В этом мое преимущество. Моя жизнь важнее для тебя, чем для меня.
Бек Нети услышал в его словах не угрозу, но отчаяние, и сердце его сжалось. Одним широким жестом поднял он юношу, сидевшего на подушке, и обнял его.
– Что же сделалось с тобой, если ты не видишь смысла в жизни, хотя еще так молод?
Каин не смог ответить в своей обычной манере, следуя привычке все отталкивать от себя. Сейчас, в этих объятиях, он был как ребенок. Что-то с ним произошло: теплота и сердечность старого воина пронзили его, он обмяк и по-детски прильнул к Бек Нети.
Впервые в жизни Каин почувствовал доверие.
И он заплакал. Ему стало стыдно, он хотел вернуться в свое прежнее состояние, но сдался – пусть будет что будет.
Чуть отстранившись, но не разжимая рук, Бек Нети пообещал:
– О Син, я наполню твою жизнь смыслом.
Каин улыбнулся, и эта улыбка лучом солнца в предгрозовой час осветила его глаза. Бек Нети продолжал обнимать Каина за плечи, когда они снова сели – на сей раз рядом.
– Я не хочу лгать тебе, – произнес военачальник. – Во многом ты лишишься прежней свободы, тебя будет окружать стража, а дни твои наполнятся обязанностями.
Но Каин, все еще оставаясь в тепле отеческих объятий, не слушал его.
– Ты будешь моим учителем, – сказал он голосом, черпавшим силу в доверии.
– Да, я надеюсь на это. Я и мой сын. Ты должен знать, что у меня есть сын твоего возраста, – ответил Бек Нети.