Ян Бучинский, мудрейший из советников царя, но - не православный, медленно, с явной натугой принёс и поставил на пол туго набитый мешок. Если в нём было золото, то его довольно было, чтобы выплатить всему отряду полугодовое содержание.
- Здесь - содержание для вас. Двойное! - подтвердив подозрения панов, сказал царь. - Этого слишком мало, чтобы выразить мою благодарность, но - пан Ян более не желает давать. Что ж, я прислушался к своему советнику… иначе, зачем он мне нужен? Пан Роман!
- Да, Государь! - коротко отозвался он.
- У меня к тебе личная просьба, пан Роман, - царь смущённо улыбнулся. - Ты ведь всё равно поедешь мимо Киева. Заедь туда, завези князю Василь Константиновичу подарок от меня. Вот этот ларец! Там нет ничего особенного, но старику будет приятно… Может он, наконец, перестанет кликать меня самозванцем… Каким-то Отрепьевым! Господи, ну за что они ко мне так?! Я ведь никому ничего плохого не сделал! И не сделаю, клянусь Господом!
Царь истово перекрестился на икону Богородицы, висевшую в красном углу… Видели бы его в этот момент те, кто обвинял в пристрастии к католикам!
- Государь, надо быть жёстче! - резко сказал, исподлобья обозрев остальных, Пётр Басманов. Воеводе пришлось нелегко, вся Москва заглазно обвиняла его в измене молодому Годунову… Даже несмотря на то, что его как раз не было в столице, когда царь Фёдор был убит в своей горнице. - Твой отец…
- Мой отец был великий государь! - резко, чуть резче, чем надо, оборвал его царь. - Я, увы, мне, не такой! У меня не поднимется рука казнить тех, кто возвёл меня на престол… пусть даже мой по праву! Я дал обед Богородице и не стану его нарушать, даже если моя жизнь подвергнется опасности…
Так он говорил, и восхищённый благородством царя, пан Роман тогда не мог не подумать - такие, как он, не живут долго. Будучи благородными сами, они верят в благородство других. Совершенно напрасно, увы…
Боже! Как жаль, что он оказался провидцем! Царь Дмитрий Иоаннович скончался, не достигнув и двадцати пяти…
3
За одну только минувшую ночь Кирилл успел наворотить сверх всякой меры. Его отряд - почти полная сотня воинов - состоял из трёх неравных частей: двадцати пяти воинов из сотни самого Кирилла, полусотни стрельцов под командой стрелецкого полусотника Павла Громыхала и отряда волжских казаков - тридцати головорезов Дмитро Оленя. Последние оказались в отряде случайно, по настоянию князя Ивана Шуйского. Кирилл был не настолько знатен, чтобы спорить с ним. Пришлось подчиниться… Казаки, к слову, должны были показать себя с лучшей стороны, ибо нет ничего лучше лёгкой конницы в погоне. Другое дело, огненного боя у них было не слишком много, да и состоял отряд в основном из черемисов, мордвы и лишь на треть - из казаков собственно. Дмитро Олень - угрюмый, белобрысый и голубоглазый казак, являл собой полную противоположность весельчаку Павлу Громыхале. Ничего удивительного. Ходили слухи, когда-то давно атаман казачьей ватаги был монахом то ли на Мурмане, то ли под Архангельском, то ли вообще на Соловках. Не выдержав сурового устава, бежал. Баб и девок, впрочем, сторонился и даже боялся, видимо по привычке почитая их сатанинским порождением. Может, он был прав?..
Что до самого сотника Кирилла Шулепова, его вряд ли можно было назвать женоненавистником. За год, который он провёл в Москве, у него завелось сразу несколько зазнобушек. К одной из них, кстати, он заглянул той же ночью. Купецкая жена Арина была хороша собой - просто чудо! Пышнотелая, румяная… богатая, а значит, принимающая полюбовника со всем возможным почётом. С заморским вином, с икоркой и белорыбицей, с дорогими заморскими же яствами, на которые не каждый день глядели большинство бояр Москвы! Что поделаешь, коль так повезло…
Правда, эту ночь сын боярский не забудет и ещё по одной причине… Весёлая выдалась ночка! Сверх меры, по правде говоря…
Он уже угомонил ненасытную нынче Арину. Та, белея роскошным телом, лежала на перинах… Внезапно в дверь постучали. Стук среди ночи - невесёлый сигнал для любовников. Если стучит не доверенная служанка - чтобы принести каких-то яств, то - слуга, не ведающий, что узрит. Хорошо ещё, что это - не признак прихода мужа. Муж редко, почти никогда не стучит в таких случаях. Грохнуть ногой, распахивая так дверь, это он может…
Стучала служанка. Увы, принесла она не мальвазии, но - новости. И неприятные.
- Господин у ворот! - дрожа от ужаса, прошептала она. И широко распахнутыми глазами уставилась на постель, в которой во весь свой немалый рост вырос обнажённый сотник.
- Беги, милый! - очнувшись, запричитала Арина, поспешно напяливая на Кирилла одежду и перевязь. - Берегись, мой муж свиреп! Он убьёт тебя, любый!
Тот презрительно фыркнул:
- Это - вряд ли! Не на того напал… Да я его самого в капусту нашинкую!
- Нет, нет! - поспешно воскликнула Арина. - Что ты! Уходи задним двором… Злата тебя проводит!
Чертыхнувшись и тут же испросив прощения у Господа, сотник, однако, покорился. Арина была бабой доброй и ласковой, не след бы подводить её под монастырь. Да и потом, если он убьёт её мужа, ему самому придётся на ней жениться! Ну, нет! На такое он идти не готов! Не согласен!
Идти по тёмным, узким коридорам и переходам огромного дома купца гостинной сотни было нелегко. Здесь давно уже не прибирались, дважды Кирилл что-то снес, походя, ещё раз врезался в острый угол, кажется, принадлежащий ларю. Снести ларь ему не удалось, но грохот был таков, что Злата зашипела от страха:
- Тише!
Девка была хороша, а Кирилл давно уж положил на неё глаз. Другое дело, всё как-то не было случая… Притиснув её в уголке, сотник дружелюбно улыбнулся и, нащупав пазуху на рубахе, просунул туда ладонь.
- Тише! - вновь попросила чернавка, даже не думая вырваться. Она и дальше вела себя покорно, и Кирилл не пожалел, что задержался на четверть часа. Правда, времени было в обрез. Когда Злата выпускала его через заднюю калитку, во дворе уже перекликались челядины и голоса их звучали всё ближе и ближе.
- Беги, герой! - нежно улыбнувшись ему и показав очаровательную щербину между передними зубами, сказала Злата. - Увидимся ещё, чай!
- Нескоро! - возразил Кирилл. - Я уезжаю надолго… Впрочем, к тебе я как-нибудь по приезде загляну. Больно ты хороша, краса!
Голоса стали слышны так, будто челядины были где-то совсем рядом. Вскользь поцеловав чернавку, Кирилл побежал по тёмной, грязной, узкой, кривой московской улочке. В двух улицах от этой, в шинке старого Якова его ждал верный Шагин с конями. Не так уж и далеко - для воина, привычного делать по десять, по двадцать вёрст в день!
Он дошёл - добежал за полчаса, потратив некоторое время на мелкие человеческие нужды.
- Сотник Кирилл! - окликнули его из притулившегося около кабака небольшого возка.
- Ну, я! - небрежно, с видимой угрозой уронил ладонь на рукоять сабли, процедил Кирилл. - Что тебе, незнакомец? Рожу-то покажи!
Двое отроков показались из-за возка, дверь открылась, и наружу вышел боярин. Ну, конечно боярин! Не из великих, вряд ли старомосковский, но - вполне знатный, чтобы позволить себе возок о четырёх конях, двух отроков с немецкими пистолями и собольи меха на чуге и шапке.
- Ты не пугайся, я тебе не враг! - и впрямь вполне миролюбиво сказал боярин. - Я - Илья Совин. Слыхал, может?
Кто ж не слыхал! Прошлым годом, летом, боярин Совин был одним из тех, кто яростно поддерживал Самозванца. Говорят, вместе с ещё полудюжиной дворян московских, он участвовал в захвате царя Фёдора Годунова. Правда, не убивал, но шрам на щеке носил гордо. Мол, царской саблей нанесён!
Насчёт царской сабли, тут никто ничего сказать не мог… пока кто-то из детей боярских, бывших там и всё видевших, не рассказал правду. Подсвечником славный боярин оцарапался, подсвечником! Впрочем, честь от нового царя он не получил - был он среди убийц Фёдора Борисовича, или не был. Тот, кто именовал себя царем Дмитрием Ивановичем, убийц не жаловал и, расплатившись с ними за приход к власти, немедленно отдалил от Кремля. Возможно, поэтому они самые встали во главе заговора уже против него. И убили Самозванца…
- Что тебе, боярин? - хмуро спросил Кирилл, зябко поводя плечами. - Говори поскорее, тут холодно, а я - тороплюсь!
Боярин не торопился. Всяк, кто знал его хоть чуть больше, увидел бы, что он смущён. И впрямь, говорить о случившемся мужчине, пожалуй, было стыдно.
- Моя жена, Татьяна, украдена проклятыми ляхами и увезена из Москвы! - трудно сказал он. - Ты гонишься как раз за её похитителями… Ну, будешь гнаться, когда утром выступишь в дорогу! Так вот, гонясь, знай: ты получишь полновесную тысячу корабленников, если вернёшь мне жену в целости и сохранности! Если же не вернёшь…
- Что тогда, боярин? - дерзко и резко спросил Кирилл, на всякий случай, делая пару шагов назад. - Что ты тогда мне пообещаешь?
- Вражда со мной ещё никому не помогла в жизни! - мрачно сообщил боярин, глядя куда-то в сторону. - Вспомни хотя бы самозванца, сотник!
Кирилл коротко кивнул. Сам он не видал боярина среди штурмующих Кремль, но хлопцы из чади князя Михайлы говорили, что именно полк Совина во многом решил исход Дела. Правда, были такие, кто говорил совершенно иначе…
- Я постараюсь! - пообещал он. За тысячу золотых можно было и постараться…
4
Кабак старого ливонца Якоба, которого все именовали не иначе как Яковом, расположился очень удобно и как раз невдалеке от Кремля, в Китай-городе. Здесь творилось немало тёмных дел, сюда не рисковали заглядывать честные люди… Зато вино и новый для Руси напиток - белое, хлебное, продавались совсем неплохого качества. И закусь к ним была самая разная и тоже - вкусная.
- Слава тебе, славный Яков! - орали в полторы дюжины глоток ухари-ухорезы из компании, устроившейся в самой середине кабака. Кирилл, впрочем, не обратил на них и малейшего внимания. Он смотрел направо. Там, в тёмном уголке, за скромно обставленном столом сидели трое. И если в сидящем на отшибе он сразу и безошибочно узнал Шагина, своего верного слугу и дядьку-наставника, то двое других не сразу опознались. Лишь когда он уже уселся за стол, вспомнил - тот, что выделяется чисто славянской рожей, короткой стрижкой "под горшок" и немалой статью, зовётся Павлом и является стрелецким полусотником. Второй - белобрысый, мордастый, с полубезумным блеском в голубых глазах - казачий атаман Дмитро.
- Хлеб да соль! - буркнул Кирилл, тяжело усаживаясь за стол и приставляя рядом с собой тяжёлую саблю.
- Благодарствуем! - промычал Павло с набитым ртом. - Едим, да свой!
Дмитро скривился, брезгливо, на двух пальцах, изучив содержимое своей тарели. Ел-то он вполне нормальный кус свинины, жирноватый, но зато и сочный, приправленный гороховой размазнёй. Зато что он пил, понять было очень сложно. Из кубка несло гадостно… хотя, возможно, его просто давно не мыли.
Сам Кирилл, поймав пробегающую мимо девку за талию, спустя всего четверть часа получил свой шмат мяса, раков и кувшин с пивом. О вине - с учётом завтрашнего раннего выступления - и речи быть не могло.
Помрачнев ликами, его соратники отставили и свои кувшины.
- Значит так! - помолчав, сказал Кирилл. - Дело нам предстоит нешуточное, но не сказал бы, что и сложное. Ляхов немного, человек сорок. Какие они бойцы, все знаем… Или тебе, Дмитро, воевать с ними не доводилось?
- Не пришлось! - виновато развёл тот руками. - Со свеей воевал, с мордвой довелось… На Мокше реке! С ляхами не воевал!
- А ты, Павло?
Стрелец со скрежетом прошёлся давно не стрижеными ногтями по затылку, звонко ими щёлкнул, будто бы кого-то давя в прах.
- Там же, где и ты! - ответил спокойно. - Под Добрыничами я был! Ты ведь - был?
- В конной рати князя Мстиславского! - с некоторым оттенком гордости подтвердил Кирилл. - А ты, поди, в стрельцах так и был?
- А то! - возразил Павло. - Мы ж вам победу выковали!
То сражение, произошедшее глубокой зимой, снежной и холодной, среди ветеранов царской армии долго ещё останется поводом для славных воспоминаний за чаркой вина… Ляхов и литвинов, а также казаков и северян, под рукой Самозванца, было почти двадцать пять тысяч. Князь Мстиславский, вящий воевода царя Бориса, имел с собой шестьдесят тысяч отборного войска, в том числе почти двадцать тысяч огневой пехоты, стрельцов. Это и решило дело! Лихая атака ляхов провалилась ещё до сшибки грудь в грудь. Кони вымотались, застряв в глубоком снегу, а на подходе их встретили пищали стрелецкой фаланги и пушки. Под огнём стрельцов даже горделивые запорожцы, коих набрался полный курень, замялись и развернули коней… Те, кто успел. Остальных выбили стрельцы. Конницу князь-воевода бросил в дело, выждав момента, когда победа станет окончательной. И крушили они бегущих ещё пятнадцать вёрст! Самозванец ушёл с небольшим отрядом конницы, позорно бросив всю пехоту… Против пятисот убитых московлян павших мятежников насчитали более шести тысяч. В плен попали многие вящие сторонники Самозванца, его знамёна и вся артиллерия. Телами застреленных и порубленных мятежников было устлано всё поле. По сути своей, война тогда была закончена… Князь Мстиславский, кстати, крёстный настоящего царевича, сделал всего одну ошибку: слишком рано остановил преследование, уверовав в гибель Самозванца. Впрочем, вот это уже начинались высокие материи, недоступные для простых смертных.
Выпьем за победу! - подняв чарку, предложил Кирилл. - За стрельцов славных, ту победу нам даровавших!
Выпили. Закусили вкуснейшими, собственной засолки огурчиками Якова. Ещё раз выпили-закусили. Чарки опустели…
- Эй, кабатчик! - оглушительно рявкнул Павло Громыхало. - Ещё вина!!!
Вино прибыло немедленно - старый хитрец Яков прекрасно знал, когда не след задерживаться. Правда, вино оказалось кисловатое… И опять таки, Яков знал, когда его гости перестают обращать внимание на такие мелочи.
- За то, чтобы и на этот раз клятые ляхи передохли прежде нас! - провозгласил тост Кирилл. - Эй, казаче! А ты чего не пьёшь?
- Нам завтра в дорогу! - хмурый, напомнил за него смуглорожий Шагин. - Ты бы, господин, придержал скок коня хмеля и пересел в седло трезвости!
- Ты что-то сегодня непонятно говоришь, Шагин! - ухмыльнувшись, сказал Кирилл. - А впрочем, ты прав. Отставим вино, други! Завтра - в дорогу!
Тут лицо Павло, ухмыляющееся до того момента, окаменело, и он медленно начал подниматься на ноги. Рядом с ним, непослушными во хмелю пальцами царапая рукоять кривой татарской сабли, вскочил побагровевший Дмитро Олень.
Медленно-медленно, Кирилл поднялся и обернулся. По спине текло…
Перед ним, раззявив щербатый рот в пьяной ухмылке, стоял один из тех питухов. Мотня его была расстёгнута и из неё свисал… В общем, почему его спина мокра, Кирилл понял быстро. Побагровел, выхватывая саблю…
- Нет!!! - кабатчик бесстрашно ринулся между ними, раскидывая руки на манер крыльев взлетающей утки. - Только не здесь! Ты, Онцифор, постыдился бы! Воин! Ветеран ливонский! Тьфу… Доброго человека обидел… Зачем обоссал его, будто кобель стену? До порога было не дойти?
- Гы! - сказал щербатый Онцифор. - Гы, гы, гы!
- Ты не обижайся на него, воин! - попросил смущённый кабатчик. - Убогий он, юродивый! Под Ашераденом его оглушило, вот и мается, бедный!
На вид "бедному" было лет сорок, сорок пять, выглядел он ражим, крепким и полным сил мужиком… Впрочем, скорее всего, столько ему и было. Сам Кирилл не помнил - в свои двадцать пять и не мог помнить, но вроде бы Ашераден, это Дело было в конце Ливонской войны… Впрочем, так же верно может быть и - нет.
- Ладно! - мрачно сказал сотник, сбрасывая прямо на грязный, заплёванный пол, смердящий кафтан - подарок Арины. - На вот тебе… юродивый!
Отомстив, таким образом, за оскорбление, он успокоено сел обратно.
- Ну, за наших врагов! - провозгласил достаточно громко, чтобы это слышали все в шинке. - И чтобы все они передохли… нехристи!
5
Нехристи, среди которых большая часть являлась православными, расположились меж тем на берегу небольшой, но на удивление медленно влекущей свои воды речушки. Было холодно, хотя лёд уже сошёл. Копыта коней звонко отбивали дробь о заледенелую землю…
- Однако привал бы не помешал! - пробурчал пан Анджей, брюхо которого вот уже второй час выводило почти столь же звонкие и никак не менее впечатляющие рулады. - Слышь, пан Роман! Мы ведь так и не пообедали, а теперь время к ужину! Да ужинать уже пора!!!
Крик души пана Анджея пришёлся кстати. Роман и сам подумывал остановиться, но каждый раз откладывал привал на четверть… полчаса… час позднее. Воины за спиной - закалённые ветераны, прошедшие Северский поход, Добрыничи и победную дорогу на Москву, не роптали, но явно старались выказать своё неудовольствие происходящим. Что до женщин, то их было не слышно и не видно… Кстати, оба коня, запряжённых в возок, тоже выдохлись и требовали отдыха!
- Привал! - громко сказал пан Роман, спрыгивая на землю и звонко впечатываясь каблуками в заиндевевшую траву. Подумал, добавил. - До утра!
Казаки и шляхтичи, оживлённо переговаривая и позвякивая оружием, начали разбивать бивак.
- Марек!!! - оглушительно рявкнул пан Роман. - Яцек! Ну-ка, сюда!
Звонким перестуком отозвался сумрак на юге и две невысокие, зато очень быстрые татарские лошадки выметнулись из темноты. Всадники были невелики ростом, хрупки… Кто бы посмел сказать им это в лицо! Марек, оруженосец и стремянный пана Романа, был гибок и зол, как кошка, столь же опасен. Его кривая татарская сабля - подарок господина, пана Романа, была быстра и остра. Семерым уже не похвалиться, что сумели уклониться от её поющего, словно злая оса, лезвия. Сам Марек похвалялся в минуты, которых потом стыдился, что клинок был кован из дамасской стали. Врал, конечно! Добрый был клинок, но за дамаск пан Роман расплатиться бы не смог…
Яцек пристроился чуть позади Марека. Ровно настолько, чтобы это не было унизительным для него и его господина, пана Анджея. Он был покрупнее Марека, дебел телом и кроток духом. Хороший стремянный и слуга, плохой воин. Впрочем, при нужде его прямой немецкий палаш был не менее грозным оружием. И он, как и Марек, был по самые по конопатые уши влюблён в Зарину, верную служанку госпожи Татьяны… И столь же безответно… пока.
- Звали, господин? - звонко спросил Марек, на глазах красотки-Зарины, вздымая коня на дыбы.
- Звал! - коротко ответил пан Роман. - Ты, Мариус, и ты Яцек, отправляйтесь-ка в разведку! Поглядите, что нас по дороге впереди ждёт. Далеко не заезжайте, вёрст десять проедете и - назад! И - осторожно, Марек! Попусту не рискуй!
Яцеку он даже напоминать не стал. Этот шестнадцатилетний увалень и так без приказа не потянется… хотя не лентяй, но - трус жуткий!
- Понял! - скривился Марек. - Как прикажешь, господин… Можно я пистоли немецкие возьму?!
Вопрос был задан так неожиданно, что пан Роман аж вздрогнул. Потом покосился на внешне равнодушную, а на деле внимательно прислушивающуюся к разговору Зарину и усмехнулся.
- Возьми… пару! Смотри только, ключ не потеряй!