Уснул Коля под утро, когда в комнате было совсем светло от лучей восходящего солнца. Несмотря на удачный бой, погоню и чаепитие у командира, во время которого Николай заново пережил всё, о чём рассказывал, уснул офицер быстро и легко. Три года, прожитые в шестнадцатом веке, изменили психику людей из будущего. Они не только научились разделывать убитых животных без всякой брезгливости, но, и, убивать врагов привыкли. Убивать, защищая себя и своих близких, не теоретически, как в войнах двадцать первого века, а зримо. Отлично понимая, что именно не убитый тобой враг лично изнасилует и замучает пытками твою жену, сделает рабом твоего сына, сожжёт твой дом. Все теоретические рассуждения о гуманизме и ценности человеческой жизни исчезают, когда на пороге дома стоят враги.
Такие изменения в психике произошли не только у мужчин, женщины и дети насмотрелись за три года достаточно, чтобы рассуждать так же. О местных жителях и говорить не надо, они врагов убивают также спокойно, как режут куриц, или потрошат рыбу. Несмотря на это, до пыток магаданцы ещё не опустились, слава богу, не было причин мстить врагам подобным способом. А, добывать информацию пытки, к сожалению, не помогают. Под страхом боли человек скажет всё, что угодно, всё, чего хочет палач. Тут никакой правды не найдёшь. Потому и старались магаданцы сохранить из будущего те навыки, которые не мешают выживанию, более того, помогают строить достойную жизнь. Вроде умения создавать порох и взрывчатку, делать ружья и патроны, ту же картошку выращивать, наконец.
Проводив Николая, Пётр не стал ложиться в постель. Он взглянул в окно на разгорающийся на востоке восход солнца, долго стоял, рассматривая появившийся сегмент светила красного цвета. Ни о чём не думал, всё уже давно передумано. Подполковник стоял, наслаждаясь последними спокойными минутами перед боем. В его жизни были подобные рассветы, один раз он готовился к смерти, встречая рассвет. Как думал тогда, последний рассвет в его жизни. Сегодня он не собирался умирать, слишком близко за спиной его родные и любимые люди. Сегодня он впервые смотрел на рассвет перед боем без фатализма, с твёрдой уверенностью, что выживет и всё сделает, как задумал.
Над маленьким островком из будущего неспешно поднималось солнце, освещая неказистые бревенчатые постройки. Караульные вдыхали тёплый июльский воздух, так и не остывший толком за короткую летнюю ночь. В конюшне просыпались лошади, рядом блеяла коза, Машина кормилица. Подполковник взглянул на часы, шесть утра ровно, пора. Он проверил поясную кобуру с револьвером, нож на боку, поправил привычно сшитую по заказу армейскую кепку. Закинул на плечо ружьё, и, отправился на двор, пора.
Глава 7
Когда Маметкулу доложили о нападении на квартирьеров, он не поверил. Решил, что напились бездельники, проспали, забыли приготовить обед. Всё, что угодно, но не нападение на своей земле, среди белого дня, перед самым носом у охранной сотни. Но, когда верный Камша рассказал подробности нападения, царевич впал в бешенство. Избил попавшего под руку слугу, сбил на землю приблизившегося охранника, долго бил его сапогами, пока не ушиб носок правой ноги. Только тогда, прихрамывая, отошёл к невозмутимому Камше, спокойно ждавшего у шатра.
- Ну, - мрачно спросил царевич, прислушиваясь к боли в ноге, не сломал ли палец в горячке.
- Я отправил за разбойниками две сотни из отряда Наркубая. Среди них есть опытные охотники, разбойники от них не уйдут. Если ты желаешь поймать нахалов, надо двигаться в путь, - поклонился Камша, ниже и дольше, чем обычно. Понимал старый воевода, что чувствует Маметкул, и не желал рисковать своей жизнью.
- Коня мне, - царевич, наконец, успокоился, палец на ноге всего лишь ушиблен, переломов нет. - Бегом!
В движении трёхтысячной орды ничего не изменилось, несмотря на небольшой инцидент с нападением на квартирьеров. Ничего страшного, у могучего Маметкула всё равно два комплекта шатров, как же иначе? Неужели хан будет спать на свежем воздухе, когда квартирьеры с утра спешат разбить шатёр на вечерней стоянке? Если дождь промочит шатёр, неужели великий Маметкул будет спать в сыром? Потому и отвечали за два комплекта шатров две разных команды, чтобы никакие случайности не помешали походу великого Маметкула, правой руки Кучума, потомка Чингисхана.
Остаток дня для царевича прошёл относительно спокойно, не считая получаса, затраченного на осмотр трупов стражников охранной сотни, которых не успели убрать с глаз Маметкула, как убитых охранников квартирьеров. Не найдя на трупах ни единой резаной раны, царевич поинтересовался у Камши, с какого расстояния были убиты стражники.
- Оставшиеся в живых трусы кричали, что их расстреляли с расстояния двести и даже триста шагов, - пожал плечами воевода, сам не поверивший в такую глупость.
- Сколько их было? Две, три сотни? - Маметкул не был новичком и представлял, что для попадания в сотню целей нужно в три-четыре раза больше пищалей. Пусть выжившие трусы лгут, и враги стреляли с полусотни шагов, даже тогда стрелков должно быть не менее полутысячи.
- Все выжившие подлецы уверяют, что стреляли три десятка человек, не больше. Но, заряжали свои пищали за пару ударов сердца, не дав возможности прорваться к ним даже верхом. - Предупреждая дальнейшие расспросы, выложил всю важную информацию Камша. - Ни одного из них не нашли, судя по отсутствию следов крови, разбойники уплыли невредимыми.
- Надо спешить, - совершенно спокойным голосом сказал Маметкул. Он оценил информацию о разбойниках и понял, что может захватить в свои руки скорострельные пищали. А если выжившие трусы не врут, то и дальнобойные, с завидной точностью боя. Пусть пищалей немного, три десятка, но, у хана есть искусные мастера, если нужно, купит других. Они сделают ему сотню, две сотни новых, дальнобойных пищалей. Тогда можно задуматься о расширении владений. Тьфу, тьфу, не сглазить бы. Плюнул незаметно через левое плечо Маметкул, покосившись на Камшу. Тот вовремя отвернулся, стараясь не смущать хана.
Следы разбойников нашли перед самым закатом, на отмели в устье реки Ярвы валялись вещи из украденных лодок, там же оказались следы ужина, отпечатки сапог на земле. Охотники из отряда Наркубая ползали на четвереньках по отмели, нюхали следы, растирали в ладонях землю из следа. Потом старший из них подбежал к ожидавшему в седле Маметкулу, упал у стремени на колени, поклонился до земли.
- Говори, - кивнул Камша.
- О, великий, на берегу останавливались два десятка мужчин, они за полчаса поели и отплыли вверх по Ярве. Два часа назад, не больше. Следов не скрывали, из них двое татар, остальные русские. Один чужой, не русский и не татарин. Он старший у них, высокий, сильный. У всех разбойников пищали с собой, мы таких не видели. Всё, о великий.
- Следов, говоришь, не прятали? - Задумался царевич, изрядно вымотавшийся за сегодняшний трудный день. Скоро стемнеет, идти ночью за хитрым и наглым врагом не стоит. Кто знает, какие в ночи западни приготовлены для татар? Лично он, Маметкул, обязательно ловушки настроил бы на месте разбойников. Надо полагать, их атаман не дурак, ночью его не взять. Хотя?
- Так, Камша, - спрыгнул на землю царевич, - ночуем здесь, места всем хватит. Трёх охотников отправь вверх по реке, пусть идут тихо, но, всю ночь. Чтобы утром мы знали, кто и где, сколько их, и всё остальное. Ясно?
- Да, великий, - поклонился воевода, тут же растаяв в сгустившихся сумерках. У него много хлопот, разместить караулы, выставить выше и ниже по течению сторожевые сотни. Ночью подняться пару раз, проверить караулы, да кашеваров разбудить, чтобы вовремя всех накормили. Приструнить коноводов, чтобы у соседей в табунах не баловали ночью. Да, мало ли что ещё. Много хлопот у старого воеводы, все не вспомнить, да и не переделать.
Долго не мог заснуть той ночью Маметкул, почему-то лезла в голову всякая глупость. Вспомнилось детство, скачки на молодых жеребцах, без сёдел, охлюпкой. Вспомнилась степь, которую он года два не видел, всё горы, да горы, будь они прокляты. Вспомнилось проклятье того шамана, что в молодости, много лет назад, молодой Маметкул велел сжечь на костре. Тогда он не выдержал, зарубил старика, не дав закончить его проклятье. Теперь царевич понимал, что хитрый шаман угрозой проклятья вынудил молодого, глупого хана подарить ему лёгкую смерть. Сегодня Маметкул очень понимал шамана, очень. Почему только сейчас вспомнился тот шаман из давно ушедшей молодости? Может, его непроизнесённое проклятье всё-таки начало действовать?
Испугавшись одной этой мысли, хан провалился в темноту сна, чтобы тут же проснуться утром, с улыбкой, забыв все ночные мысли и страхи. Утром упала обильная роса, верный признак жаркого солнечного дня, удачного дня! Хан с наслаждением умылся чистейшей холодной водой, доставленной воинами из родника. Быстро перекусил вкуснейшей жареной олениной, пересыпанной жёлтым рисом, с изюмом из Мараканда, лучшим изюмом во всей Азии. Встал, потянулся, даже подпрыгнул от избытка сил и великолепного настроения. Словно чувствуя, подбежал охотник, за ночь выследивший гнездо разбойников. Быстро доложил всё по существу, коротко, чётко, подробно, без излишеств. Доклад только улучшил настроение Маметкула.
Всё отлично, разбойничье логово известно, судя по размерам, там не более двух сотен подлецов. Его воины разорвут этот сброд ещё до полудня, какие бы пищали там не были. Надо предупредить, чтобы всех не убивали, обязательно пригодится пара живых, чтобы поговорить подробно, со вкусом. Поспрашивать, откуда пищали, кто делал, кто продал, кто надоумил на царевича напасть, хорошо поспрашивать, вдумчиво. Где там Камша? Старый воевода напомнил хану, что именно в этом селении живут чужаки, среди которых есть мастера-стеклодувы. Именно эти чужаки обманом выманили часть ясака с окрестных вогул, а осенью собирались увезти меха на Русь. Если лазутчики не лгали, в остроге ждёт неплохая добыча, меха, умелые рабы и дальнобойные пищали.
Утро продолжало радовать хана и дальше, раз, за разом подтверждая его выводы. Как царевич и полагал, до разбойничьего логова вся орда добралась за три часа, ещё до полудня, спешили, но, без торопливости. Трусливые чужаки даже не попытались задержать орду, устроив на реке завал из деревьев, как любят русские. Воистину, трусы теряют разум от испуга, сам бы Маметкул при численном превосходстве врага, не преминул устроить завалы по всей Ярве. Впрочем, вот они, чужаки, до полудня оставались ещё два часа, вполне достаточно, чтобы сравнять разбойничий курятник с землёй. Прикинув направление ветра, Маметкул выбрал место для шатра с наветренной стороны, чтобы дым сожженного острога не мешал отдыхать. Дождался, пока раскинут шатёр, кивнул головой на уже стоявший шатёр своего походного гарема, пусть ведут всех, отдыхать будем.
- Начинай, Камша, - с этими словами хан задёрнул за собой полог на входе. Он не хотел портить себе настроение минутами ожидания, нервничать из-за мелких ошибок молодых горячих парней. Чего переживать, если результат уже известен, не пройдёт и часа, как острожек запылает, а пленных разбойников выстроят у шатра, в ожидании наград. Только тогда Маметкул выйдет, наградит храбрецов, повысит героев до десятников, десятников до сотников. И, наступит всеобщая радость. Жаль, что ненадолго, дня на два. Потом ожидает скучная жизнь, придётся идти к русской крепости. Там всё будет тяжело, с кровью, с потерями. Пусть, хоть сегодня воины почувствуют свою силу, своё превосходство. Глядишь, с русской крепостью быстрее управятся.
Лаская свою любимую Айше, хан машинально вслушивался в выстрелы со стены. Вот защёлкали пищали, начали бухать пушки. Всё нормально, сейчас его храбрецы добегут до стены и заберутся внутрь муравейника. Однако, что такое? Маметкул сел, отталкивая наложницу. Пушки принялись стрелять столь часто, что выстрелы слились в протяжный гул. У хана начали подниматься волосы от ужаса, когда он осознал, что эти пушки сделают с его воинами. Накинув халат, он выбежал из шатра, чтобы убедиться в своей правоте. Нет, не пойдёт Маметкул к русской крепости, не с кем туда идти. Добрая половина орды лежит вокруг русского острога, а оставшиеся скоро лягут рядом.
- Камша-а-а! - Начал кричать Маметкул, не догадываясь, что уже на прицеле Петра. Он успел набрать воздуха в лёгкие, чтобы повторить свой крик, но, свинцовая пуля пробила ему грудь, вызвав в правом лёгком гидравлический удар, разорвавший дыхательный аппарат незадачливого хана. Через секунду правая рука Кучума, царевич Маметкул, лежал на горячей июльской земле, без признаков жизни, орошая подсохшую траву остывающей тёплой кровью, вытекающей из разорванного лёгкого.
Камша, успевший внутренним слухом понять, кто его зовёт, обернулся в тот самый момент, чтобы увидеть смерть своего хана. Опытный воевода отдал команду к отступлению, срочному отступлению, направляясь к шатру, чтобы забрать тело убитого хана. Живым после такого ранения не остаются. И, вообще, после попадания из пищали, редко выживают. Но, труп хана спасёт жизнь многим, в первую очередь самому Камше. Если он доживёт до встречи с Кучумом. Если доживёт.
Камша смог собрать всех, кто выжил после сумасшедшего штурма, организовать отступление двух с половиной тысяч обезумевших воинов. Даже не воинов, а напуганных сайгаков, способных растоптать на своём пути кого угодно, включая тигра. Проявив весь свой опыт и умения, Камша смог из стада диких сайгаков вылепить подобие человеческого отряда, подобравшего раненых, и отступавшего к Чусовой.
- Ничего, разбойники, дайте срок. Сейчас отдохнём, залечим раны, через две недели ваши головы в мешках Кучуму повезём. - Камша трусил в арьергарде, ведя поводу коня с телом Маметкула. - На Чусовой у нас припасов много, хоть два месяца проживём, а разбойников выкурим, придумаем, что-нибудь.
- Граах! ГРуум! - В голове отступающей колонны раздались два взрыва, над лесом поднялась огромная туча пыли. Движение колонны прекратилось, идущие позади воины останавливались, наталкиваясь на спины передовых отрядов. Камша проехал ещё десяток шагов, когда встал и его отряд. И тут откуда-то сверху на сгрудившийся, на узкой дороге отступающий отряд посыпались адские бомбы. Они падали с неба, взрываясь в узкой долине, выкашивая татар десятками. Потом дошли звуки выстрелов, становившиеся всё чаще и чаще. Неведомые пушки били со скал, возвышавшихся над руслом Ярвы, выбирая свои жертвы, как на стрельбище. Камша понял, что спасти остатки орды не удастся, все они полягут тут, запертые в каменном мешке.
Опыт воеводы подсказал причину взрыва и тучи пыли впереди отступающей колонны, разбойники взорвали скалы, закрыв единственный путь к отступлению. Нет, не единственный, одиночки смогут пробиться через горы. Камша приподнялся в седле, указывая рукой на горы по берегам Ярвы, пытаясь перекричать разрывы снарядов. Увы, именно в это время, заметив жест воеводы, на него указал Пётр двум дружинникам, приказывая застрелить. Сразу две пули спустя секунду пробили грудь воеводы, пережившего своего хана на полчаса. Отступавшие татары окончательно потеряли всякое управление. А взрывы шли по замершей колонне, выбивая её равномерно, словно косарь выкашивает луг, с каждым шагом захватывая всё новую порцию травы.
Неожиданно стрельба прекратилась, лишь эхо гоняло гул разрывов по долине. Но, вот и оно затихло, лишь ржание лошадей и стоны раненых нарушали неожиданную тишину. После канонады человеческий голос казался шёпотом. Выжившие татары стали приходить в себя, осматриваться, искать живых друзей и перевязывать раненых. Тут и раздался громкий человеческий голос позади отступающей колонны, куда невольно обернулись все выжившие татары.
- Всем сесть на землю и бросить оружие, повторяю, всем сесть на землю и бросить оружие! - В самодельный рупор кричал Пётр, приближаясь к арьергарду отступающих войск. Кричал громко. Агрессивно, не давая времени на разумную оценку ситуации. Справа и слева от него цепью шли все дружинники-ветераны с ружьями в руках, все сорок с лишним человек. Рядом с командиром шёл Валентин, повторяя те же команды по-татарски. В остроге остались лишь новобранцы и женщины. Остальные дружинники-татары вместе с мужиками приступили к разбору погибших и раненых кучумцев. На сей раз гуманизм магаданцев не играл, дружинники равнодушно добивали тяжело раненных татар, с фатализмом профессионалов перехватывая ножами горло умирающим противникам.
Убитых в темпе раздевали и оттаскивали к берегу Ярвы, но, возле острога лежали более семисот трупов и тяжело раненных татар, неполным трём десяткам мужчин работа предстояла длительная. Вскоре, к ним присоединились жены и старшие дети крестьян, лишь магаданки не могли перебороть брезгливость, продолжали с оружием в руках контролировать стены острога. Собранную с трупов одежду и найденное оружие складывали в кучи, которые соберут позднее, вечером. Вот сразу трое дружинников подошли к шатру покойного царевича и поляну огласил громкий женский визг. Елена Александровна, стоявшая в воротах, не выдержала и побежала туда, с ружьём в руках.
Когда она добралась до шатра, увидела занимательную картину, дружинники-татары раздевали захваченных наложниц хана с вполне понятными намерениями. Привычка заступаться за жертв изнасилования сыграла свою роль, - Немедленно прекратить! - Закричала Елена, почему-то не удивившись, что её никто не слышит. На рефлексах она выстрелила из ружья в землю перед ближайшей парочкой. Выстрел был воспринят более внимательно. Татары выпустили наложниц из рук и обернулись на магаданку.
- В чём дело, женщина, - высокомерно удивился старший из дружинников.
- Какая тебе женщина, - не менее высокомерно ответила Елена Александровна, обламывавшая и не таких хамов. В качестве дополнительного аргумента она вынула из поясной кобуры револьвер, демонстративно направила его в сторону татар. - Я магаданка и приказываю вам отпустить всех женщин, я отведу их в острог. Если командир решит отдать их вам, получите женщин обратно. Но, без ведома командира трогать их нельзя, понятно?
Для быстрого понимания своего приказа большим пальцем правой руки Елена взвела курок револьвера и навела на ближайшего дружинника. Наступил решающий момент, татары замерли в ожидании команды старшего из тройки. Он решит, как быть, скрутить женщину, указав её место, или послушать магаданку, ровню командира. Елена Александровна едва не рассмеялась, настолько явно просвечивала работа мысли на лицах татар. Видимо, дружинники искали в своей жизни необходимый шаблон, для решения столь сложного вопроса. Вот, в мозгу старшего дружинника образ магаданки совместился с привычным образом ханской жены или сестры, чьи приказы все обязаны выполнять. Всё стало на свои места, татарин поднялся на ноги и низко поклонился.
- Прости нас, ханум, увлеклись. - Он обернулся на приятелей и мотнул головой на выход из шатра. После чего дружинники неслышно выскользнули за полог, продолжив скорбный труд.