Видя, как поступок отца Армель взбудоражил полупьяных посетителей, она тихо произнесла:
- Что ж, предположим невозможное: Оливье удастся проучить записного убийцу. Да, но тут же с десяток проходимцев встанут на его защиту, захотят отплатить за своего и тем самым лишат меня удовольствия насладиться местью.
Она уже собралась было позвать своих людей, но дальнейшие события заставили ее забыть обо всем и жадно припасть к отверстию "соглядатая".
Оливье де Сов и Марсель де Ремай стояли лицом к лицу на освобожденном для них пространстве. Со всех сторон их окружали беснующиеся торговцы с Ярмарки наемников. На фоне своего соперника отец Армель, несмотря на то, что его рост значительно превосходил средний, казался просто карликом, настоящим пигмеем. Де Ремай возмущенно рычал, подобно дикому зверю, жаждущему человечины, и потрясал шпагой, которая, как дамоклов меч, нависала над Оливье.
К великому удивлению госпожи Миртиль и всех остальных зрителей, шевалье и не подумал отступить перед этим атакующим его сверху вниз человекозверем, хотя последний обрушивал на него град уколов, словно падающих с неба. Оливье отражал все выпады и удары противника и упорно продвигался вперед, все время вперед, отважно метя в грудь обидчика своей дочери.
Обезумевший от гнева и гордыни бандит наносил удар за ударом, каждый из которых сулил сопернику верную смерть и являл собой верх фехтовального искусства. И все же кончик его шпаги касался только пола в том самом месте, где только что находился Оливье. Загнанный в угол, прижатый к стене, испещренной грязными потеками, де Ремай наконец вынужден был признать, что пришел его последний час, ибо уже трижды шпага виртуозного врага оставила глубокие царапины на его колете из буйволовой кожи.
Но что за странность? Молодой человек, кажется, вовсе не хотел убивать несравненного Марсаля де Ремайя! Он удовлетворился тем, что, плотно прижав его к кирпичной стене, удерживал признанного мэтра в таком положении с помощью острия своей шпаги, упершегося как раз в то место, где билось сердце записного задиры.
Тяжело дыша, зрители во все глаза смотрели на побледневшего гиганта. Взор его блуждал, на лбу выступили крупные капли пота. Ропот вокруг нарастал. Было ясно, что все готовы отомстить за поражение, нанесенное их собрату.
Словно не замечая нависшей над ним опасности или же намеренно не считая нужным замечать ее, Оливье де Сов, наслаждавшийся своим триумфом не более, трех минут, отвел шпагу от груди побежденного, вложил ее в ножны, пожал плечами и как ни в чем не бывало вернулся за стол.
По движению его губ госпожа Миртиль поняла, что он что-то сказал; эти слова, по всей видимости, показались присутствовавшим там наемникам оскорбительными.
Раздались грозные выкрики, и словно по мановению волшебной палочки вокруг Оливье блеснуло не менее двадцати клинков. Армель, до сих пор сидевшая тихо, не проявляя особого интереса к происходившему спектаклю и храня видимое спокойствие - а может быть, она просто привыкла к подобного рода поединкам? - теперь ужасно побледнела и сжала свои маленькие ручки. Вероятно, она молилась… Железное кольцо, окружившее ее отца, который продолжал спокойно улыбаться, сжималось все теснее…
Хозяйка "Сосущего теленка" скрипнула зубами.
- Неужели они его убьют? Где же Жоэль и Эстафе, где шляются эти висельники?
Забыв о привычной осторожности, она уже готова была покинуть свой наблюдательный пост, спуститься по потайной лестнице и появлением своим остановить схватку, такую страшную и такую завораживающую. Но вдруг ее что-то остановило, и она приободрилась.
- Ах! хорошо! Просто чудесно! - восклицала она. Сжав в руке шпагу, Оливье де Сов превратился в настоящего демона… Стальные клещи разжались, круг разомкнулся… Удары одних были отражены, у других оружие было выбито из рук и с громким звоном покатилось по каменному полу… Отовсюду раздавались вопли и стоны… Один из разбойников схватился за живот, другой зажимал рукой плечо, рыжий немец харкал кровью, выплевывая зубы. Сей великолепный поединок длился всего несколько секунд. Можно подумать, что это был заранее отрепетированный спектакль!
Путь вновь стал свободен, и Оливье спокойно уселся на свое место. Глаза его снова ласково и печально смотрели на окружающих; похоже, шевалье с самого начала не сомневался в исходе этой схватки… Он взял стакан и, улыбнувшись, легонько коснулся им стакана дочери, а затем снова принялся за прерванный обед. Как раз в эту минуту в зал с обнаженными шпагами вбежали верные слуги Миртиль - бретонец и Меченый.
- О, черт, да это просто сам дьявол! - восхищенно воскликнула владелица "Сосущего теленка". - Бесстрашный малый, именно такой нам и нужен! Хладнокровие, мгновенная реакция, безудержная храбрость, несравненное умение владеть шпагой - словом, целый букет талантов. Жаль было бы загубить этого победителя великанов. Он может и должен стать главным… стать во главе…
Она быстро произвела в уме некоторые подсчеты. Ибо несмотря на роскошные платья, сшитые по последней моде, душа ее оставалась душой кабатчицы и торговки.
- Да такой фехтовальщик стоит целое состояние! Ах, что за ловкость, что за сила!
И не переставая восхищаться разыгравшимся у нее на глазах спектаклем, она покинула свой наблюдательный пост, прошла через мрачную сушильню и вернулась к себе в спальню, некогда служившую гостиной маркизу де Сен-Мару. Там она увидела служанку, зажигавшую свечи в хрустальной люстре.
- Живей, - раздраженно произнесла она, - давно пора было позаботиться об этом… А теперь оставь меня.
Некоторое время Миртиль стояла посреди роскошно убранной комнаты; на ее лбу все резче и отчетливее обозначались глубокие складки, верный признак того, что думы, завладевшие ею, были отнюдь не веселыми.
Ничего удивительного: отказ от мести Оливье де Сову давался ей с огромным трудом! Ведь она так мечтала отдать его в руки своих палачей и смотреть, как они капля за каплей выпускают кровь из ненавистного изменника! Она уже предвкушала наслаждение, которое получит, наблюдая, как льется кровь гордеца и корчится в муках его тело, и слушая, как хрустят его кости. Но нет, нельзя, невозможно! Деловая хватка возобладала над чувствами, жажда наживы поборола жажду мести. Там, где речь шла о выгоде, не было места иным соображениям. Впрочем, мщение свершится, но только иначе, не так, как она было задумала.
Госпожа Миртиль уселась перед туалетным столиком и, наклонившись к зеркалу, принялась пристально разглядывать свое лицо.
- Если бы я только захотела, - усмехнулась она, - мне бы ничего не стоило вновь завоевать его любовь, вновь сделать его своим рабом. Нет, довольно! Прошлого не вернешь, не надо и пытаться. К тому же подобные глупости меня уже давно не интересуют. Любовь ушла, ее больше не существует… Деньги, драгоценности - вот о чем стоит подумать! Ну что ж, в добрый час! Только богатство и дает истинное блаженство. Когда я сколочу изрядное состояние, я куплю для Годфруа такую должность, которая приравняет его к дворянину. И вот тогда-то я смету со своего пути каждого (а в особенности - каждую), кто возомнит себя равным мне по богатству и красоте! Могущество - вот достойная цель! Только ради ее достижения и стоит жить.
Она выдвинула несколько ящичков и достала оттуда туалетные принадлежности, грим и парик.
Оливье де Сов не должен был узнать в госпоже Миртиль дочь "привратника" из ниорской тюрьмы, поэтому она призвала на помощь все свое искусство, чтобы, словно ядовитая гадюка, сбросить с себя старую кожу, изменить обличье, исказить творение Создателя и состарить свое лицо на много лет…
И действительно, метаморфоза замечательно удалась ей: как видно, сказался богатый прошлый опыт подобных перевоплощений. В этой пятидесятилетней женщине дворянин из Пуату вряд ли смог бы узнать свою бывшую невесту. Ее нежная свежая кожа скрылась под густым слоем пудры, а лицо обрамили седые пряди, которые нависали над глазами и затеняли их молодой блеск.
Миртиль позвала горничную.
- Жертро, прикажите Эстафе поторопиться. Пускай немедленно ведет ко мне того человека.
Через пять минут вышеназванный наемник, расплывшись в подобострастной улыбке, предстал перед отцом с дочерью. Счастливые, утолившие голод, они нежно смотрели друг на друга. Ничто более не напоминало о недавней стычке; к этому пришлось приложить руку также Жоэлю и его приятелю, ибо оба bravi прекрасно помнили приказ Злой Феи: до поры до времени - никакой крови! Униженный, посрамленный великан Ремай отправился заливать свое горе в другой кабачок. Завсегдатаи "Сосущего теленка" вернулись к брошенным на время поединка костям, картам и стаканам, ибо, будучи поистине непревзойденным фехтовальщиком, Оливье де Сов, не желая никому причинять увечий, лишь обезоружил своих противников, нанеся им хотя и болезненные, но отнюдь не опасные для жизни и здоровья царапины.
Удостоверившись, что гость его "благородной госпожи" был вполне доволен обедом, Эстафе заявил:
- А теперь, сударь, я должен проводить вас к той, кто отличила вас среди многих…
Оливье тотчас встал и учтиво поклонился:
- Я в полном ее распоряжении.
Затем, глядя на дочь, чья белокурая головка от усталости клонилась к столу, он спросил:
- Могу ли я взять с собой Армель?
- Вашу малышку? - приторно-слащавым голосом произнес наемный убийца. - Не беспокойтесь, милостивый государь. Мне приказано позаботиться о ней. Пока вы будете вести ученые беседы с моей, а теперь и вашей хозяйкой, я отведу девочку в предназначенную для нее комнатку.
Понизив голос, он добавил:
- Та, кто питает к вам столь живейший интерес, проживает в бывшем особняке Сен-Мара. Вы переночуете там. По окончании аудиенции вас проводят в ваши покои, а оттуда, если пожелаете, вы сможете пройти в спальню мадемуазель Армель. Комнаты для вас уже приготовлены, они расположены одна рядом с другой, так что вы будете иметь возможность полюбоваться вашей спящей крошкой.
- Благодарю вас!
Образ очаровательной незнакомки с Нового моста вновь возник в памяти молодого человека, и это воспоминание усмирило тревогу, закравшуюся было в отцовское сердце. Превосходный обед, съеденный после долгого поста, также весьма способствовал хорошему настроению Оливье.
"Черные дни миновали, я верю в это, - думал он. - Фортуна опять улыбается нам с Армель!"
Шевалье поцеловал девочку в лоб.
- До скорого свидания, сокровище мое… Будьте умницей. Вас отведут в дом, где вы сможете прекрасно выспаться. Я скоро приду к вам.
Эстафе дернул за фартук проходящую мимо рыжую толстуху Марион и злобно прошептал ей на ухо:
- Займись девчонкой!
Отец и дочь вновь обменялись поцелуями.
- Ну же, нам пора! И дались им эти телячьи нежности, - ворчал себе под нос наемный убийца, наблюдая эту сцену. А потом добавил, зловеще усмехнувшись: - Хотел бы я знать, как они станут прощаться перед вечной разлукой?
XIV
МАЛЕНЬКИЙ ПАРИЖАНИН
Сумерки густой синей вуалью окутали Новый мост. Близился час, когда шутовские балаганы закрывались, и акробаты, сложив в повозки свой нехитрый скарб, разъезжались в поисках ночлега по соседним улочкам. Жадные до зрелищ зеваки, что целый день кишат на мосту, рискуя лишиться кошелька, срезанного ловким воришкой, спешили покинуть эти места до наступления полной темноты. Мошенники, завершив свои дневные - не слишком-то праведные - труды, направлялись во Двор Гробье, дабы обрести там пищу и ночлег.
Среди подобного люда были и те, кто по каким-либо причинам желали найти приют в "Сосущем теленке", где у входа постоянно толклось несколько жалких личностей, готовых за самую ничтожную плату оказать любые услуги, вплоть до тех, которые, несомненно, пришлись бы не по вкусу начальнику парижской полиции господину де Ла Рейни. Профессиональные же наемники уверенной походкой направлялись прямо в кабачок.
Для труппы "Очаровательного театра" день выдался не слишком удачный, а посему уныние охватило всех, вплоть до директора, неподражаемой мамаши Туту.
Это была могучая женщина лет сорока, живая, веселая, энергичная. Ее мужеподобное лицо еще сохранило остатки былой красоты. Настоящее имя мамаши Туту было - Роза Текла. Ее судьба сложилась так, что она осталась в девицах, и весь нерастраченный пыл души, всю свою любовь Роза отдала спутникам своей бродячей жизни, как животным, так и людям.
Через одно из окошек фургона, водруженного на колеса и торжественно именуемого "театром", можно было видеть силуэт мамаши Туту, разместившейся напротив своего товарища Плуфа. Они сидели за столом и занимались подсчетом дневной выручки.
- Подведем итоги: за сегодняшний день мы не заработали ни гроша! - грустно произнесла владелица фургона. - Хотя каждый из нас просто превзошел себя. Я, сударь мой Плуф, еще никогда не видела столь восхитительных прыжков, как те, которыми вы нас порадовали сегодня.
Тот, кого назвали Плуфом, или, иначе говоря, господин Изидор, откликнулся на слова мамаши Туту сочувствующим вздохом.
Господин Изидор был высок ростом и тощ, как жердь. Давний товарищ Розы Текла, он успешно справлялся с ролью паяца, или, как говорят теперь, "клоуна". Он сидел грустный, еще не сняв с себя нелепого костюма, в котором обычно смешил зрителей, и не смыв с лица пудры и грима.
- Ваши ученые собаки, - говорил он плаксивым голосом, - превосходно… А наш Анри, наша звезда, наш любимец публики, словом, наш Маленький Парижанин проделывал такие невероятные трюки!.. И всё впустую!
Оба тяжело вздохнули.
- Увы! Наши дела идут все хуже и хуже. Наши представления уже не собирают столько народу, как бывало прежде. Конечно, когда в труппу пришел Маленький Парижанин, этот удивительный мальчик, умеющий управлять своим телом так, что можно подумать, будто оно у него состоит из одних только мышц, а костей нет и в помине, у нас появился зазывала, коему поистине нет равных. Его ловкое, мгновенное превращение в горбуна также несколько улучшило наши дела… Но…
- Но нам чего-то не хватает, - заметила мамаша Туту.
- Понимаю, понимаю… нам нужна девица, этакое трепетное создание, в роли коего можете пока выступать только вы, милая Роза.
- Вот-вот, - грустно улыбнулась распорядительница труппы. - Но чтобы растрогать публику, одной меня явно мало…
- Да уж, когда из балагана "Прекрасная Анни" выпархивает эта хорошенькая куколка, народ валит к ним валом… Вот уж кто всегда имеет полные сборы! Они торжествуют, мы прозябаем… Ах, если бы и мы нашли такого же эльфа, такую же юную фею, то я уверен: фортуна тотчас бы улыбнулась нам…
Как только выступление окончилось, тот, кого мамаша Туту и господин Плуф называли Анри или Маленьким Парижанином, удалился в свою собственную комнату, отгороженную в одном из углов фургона. Он хотел, сменив костюм, пойти погулять и немного подышать воздухом перед сном.
Занавеска, отделявшая апартаменты Маленького Парижанина от остальной части фургона, где размещались хозяева труппы, была сделана из грубого холста, закрепленного на туго натянутой веревке. В так называемой гостиной стоял небольшой стол из светлого дерева, за которым мамаша Туту и ее компаньон как раз и подсчитывали доходы сегодняшнего дня.
Разумеется, мальчик прекрасно слышал весь разговор.
Когда начались вздохи и сожаления о том, что в их труппе нет маленькой прелестной девочки, сердце Анри неожиданно сжалось. Он вспомнил, что именно сегодня видел такую девочку - хрупкую, изящную, с ангельским личиком и волосами, сияющими словно чистое золото. Она сидела на плече высокого молодого человека и от души смеялась, глядя представление их труппы. Не удержавшись, подросток послал ей воздушный поцелуй.
…Анри рассмеялся и выбранил себя за излишнюю чувствительность. Неужели он позволит какой-то незнакомой девчонке так долго занимать его мысли? Да ни за что на свете! "Хватит валять дурака! Вперед!" - сказал себе Маленький Парижанин и бесшумно выскочил из фургона, уверенный, что никто не заметил его ухода. Однако неожиданно ему преградила путь какая-то женщина.
- Будьте осторожны, берегите себя, господин Анри, - раздался голос, в котором наряду с почтительностью звучала неподдельная нежность.
- А! Это вы, госпожа Бернар! - воскликнул мальчик, бросившись к женщине и ласково обняв ее. - Не волнуйтесь за меня. Вы же знаете, что я не боюсь ни Бога, ни дьявола: первого - потому что он исполнен доброты, второго - потому что уверен, что вполне смогу с ним договориться. До свидания!
И он поспешил в направлении ворот Бюси, в то время как госпожа Бернар осталась стоять возле фургона, грустно качая головой.
Госпожа Бернар была служанкой Анри. Добровольной служанкой. Но вы сами слышали, что он вежливо обращался к ней "госпожа", словно это он, а не она, находился в подчиненном положении. Впрочем, иногда он говорил ей - "матушка Бернар".
Хозяева "Очаровательного театра" ничего не знали о прошлом этих двоих - мальчика и госпожи Бернар. Жизнь однажды свела их вместе, и циркачи вполне удовлетворились теми сведениями, что их загадочные спутники сами пожелали им сообщить.
Анри и его служанка совершенно случайно оказались в этой бродячей труппе (где, кстати сказать, их очень любили и уважали). Однажды к мирно беседовавшим на пороге своего фургона мамаше Туту и господину Изидору уверенной походкой подошел паренек. Его сопровождала почтенного вида дама средних лет. Паренек сказал:
- Меня зовут Анри… А это госпожа Бернар. Всю свою жизнь она посвятила заботам обо мне. Она ничего не требует от меня, однако же я считаю своим долгом трудиться, чтобы зарабатывать ей на жизнь. Госпожа Бернар прекрасно шьет и вышивает, великолепно готовит, так что, если вы согласитесь принять ее в вашу труппу, вы никогда не раскаетесь в этом. А вот что умею делать я…
В одну минуту мальчишка исполнил блистательное, поистине небывалое, головокружительное сальто, а затем прошелся на руках, как это обычно делают акробаты, зазывающие зрителей на представление. Сердца госпожи Розы и господина Изидора преисполнились восторгом, и без лишних слов они подписали контракт со столь необычной парой.
Анри было двенадцать лет. Это был белокурый мальчик, с великолепным цветом лица, необычайно живой, сильный, отважный и полный чувства собственного достоинства. Благодаря воспитанию или же природной восприимчивости манеры его были изысканны и пристали скорее отпрыску благородного рода, нежели бродячему циркачу. Взгляд его мог устрашать, но мог и выражать необычайную нежность.
При необходимости он давал отпор любому взрослому. Среди ярмарочных зазывал, выступавших на рыночных площадях с целью завлечь публику в свои балаганчики, ему не было равных. Его смелостью восхищались опытнейшие наездники. Учителя фехтования, с многими из которых он водил дружбу, твердили в один голос:
- Когда этот малыш сможет держать настоящую шпагу, лучше будет не становиться у него на дороге!
Он отважно бросался в реку и плавал, как рыба. Тело Анри обладало удивительной способностью мгновенно, по его желанию, то увеличиваться, то уменьшаться в размерах; на глазах у изумленной публики он становился горбуном, кривоногим, косолапым и кривобоким - и тут же, как по мановению волшебной палочки, вновь обретал свой юношеский облик.