- Помните, недавно, когда я бесцельно бродил по улицам, мне случилось услышать некий разговор?.. Никак не могу вспомнить его подробностей… Неужели память теперь подведет меня? Жаль, что я слушал его не очень внимательно… Господин Плуф, не подскажете ли вы мне, о чем же там шла речь? Кажется, именно вам я тогда рассказал о нем, и сейчас вы смогли бы помочь мне. Кажется, беседа, велась о похищении смелых молодых людей с целью их отправки в Вест-Индию?
- Возможно, - побледнев, ответил Изидор. - Однако, откровенно говоря, нам, бедным циркачам, не пристало интересоваться подобными вещами…
Маленький Парижанин сдержал улыбку, чтобы не обидеть товарища. Увы, он не мог изменить его! Господин Плуф был труслив как заяц. Он боялся всего и всех: боялся Господа Вога, трепетал перед королем, но поистине священный ужас вызывал у него начальник полиции! Господина де Ла Рейни он боялся больше, чем Бога и короля, вместе взятых!
И при этом во всем королевстве не сыскать было столь честного и доброго человека, как компаньон мамаши Туту.
Получив ответ Изидора, вернее, то, что приходилось считать таковым, спаситель Армель раздосадованно ругнулся in petto: "Чума их побери, эти заячьи души! Если бы сердце его находилось не в пятках, я бы попросил его пойти со мной в Шатле. Люди из королевской полиции, несомненно, выслушали бы его. Мы бы привели к ним Армель… Рассказ девочки наверняка побудил бы этих ищеек начать расследование. Они бы отправились с обыском в "Сосущий теленок", порасспросил бы тех, кто днюет и ночует в этом злачном месте…
Я же - увы! - слишком мал, никто просто не станет слушать меня. Но я вовсе не желаю добровольно складывать оружие!"
Как обычно в подобных случаях, его обуревала жажда деятельности. Раз господин Плуф, как, впрочем, он и предполагал, отказывался предпринять какие-либо шаги, значит, надо искать тех, кто сможет помочь ему исполнить обещание, данное Армель.
- Мне необходимо посоветоваться с моими благородными друзьями, с учителями фехтования!
И так как Армель не сводила с мальчика восторженного взора своих огромных глаз, ему пришлось громко объявить:
- Я немедленно отправляюсь в Париж и думаю, что уже сегодня к вечеру либо вернусь вместе с вашим отцом, либо смогу представить вам доказательства того, что он жив и рано или поздно вы встретитесь с ним. Клянусь вам, что найду его! А я всегда держу свое слово!
Подобные речи в устах двенадцатилетнего мальчика звучат, согласитесь, несколько странно, однако Армель ничуть не удивилась. Девочка прониклась к Маленькому Парижанину безграничным доверием и приписывала ему прямо-таки фантастические достоинства. Он вовсе не был для нее простым бродягой, презренным циркачом-акробатом, вынужденным зарабатывать себе на кусок хлеба, целыми днями развлекая публику опасными трюками. Несмотря на свою потертую куртку, изношенные башмаки и грубые красные чулки, он казался ей истинным воплощением рыцарства.
Так что, когда господин Плуф привел маленькую лошадку, предназначенную для Анри, девочка непременно захотела проводить его. Она вышла из фургона, держа за руки мамашу Туту и госпожу Бернар, с которыми уже успела подружиться. Хотя Армель прекрасно понимала всю опасность предстоящей поездки, глаза ее были сухи и с надеждой взирали на своего спасителя.
Анри по-мужски обменялся с друзьями рукопожатием. Когда же пришла очередь Армель прощаться, девчушка прошептала:
- Отныне я ваша маленькая сестричка, Анри. Поцелуйте меня.
XVII
КОКАРДАС И ПАСПУАЛЬ
В это утро пони по кличке Кокорико тихонько трусил по дороге, и Анри мог беспрепятственно предаваться своим мечтам: о том, как Армель будет выступать вместе с ним, как он научит ее ездить верхом, обучит искусству ходить по натянутому канату, показывать фокусы и зазывать публику - словом, сделает из нее настоящую цирковую актрису. Ибо теперь он не мыслил себе жизни без этой белокурой девочки. Однако он не забывал и о данном им обещании:
- Я должен убить того мерзавца, который хотел утопить мою милую Армель, и незамедлительно отправить к самому Вельзевулу его коварного приятеля, если, конечно, тому удалось выбраться из бурных вод Сены. Я также обещал вернуть Оливье де Сова его нежно любящей дочери… И сдержу свое слово!
Дружески похлопав Кокорико по загривку, он заявил:
- Ведь чтобы получить руку Армель, надо сначала добиться согласия ее отца, не правда ли, приятель?
Так, строя свои детские воздушные замки, он незаметно для себя достиг ворот Сент-Антуанского предместья и был немало удивлен, когда его лошадка, попав в привычную для парижских застав толчею, неохотно остановилась. Тогда Анри огляделся по сторонам и увидел высокий мрачный силуэт Бастилии.
Выстояв, как обычно, длиннющую очередь, чтобы въехать в город, Анри повернул на улицу Сент-Анту-ан. Его скакун, напуганный криками уличных торговцев, постоянным соседством карет, грохочущих по вымощенной камнем дороге, скрипящих телег прибывших в столицу крестьян, топотом ног множества слуг, несущих в портшезах своих хозяев, мерным цоканьем копыт лошадей, запряженных в наемные фиакры, - словом, всем тем, что шумело и двигалось, заполняя собой главную артерию Парижа, наотрез отказывался следовать по пути, избранному хозяином.
Поэтому Анри покинул эти шумные места, пересек Гревскую площадь и лишь ему одному известными переулками выехал на улицу Круа-де-Пети-Шам, что находилась в двух шагах от Лувра. Именно там располагалась академия фехтовального искусства, где он рассчитывал побеседовать с двумя господами, на чью помощь так надеялся.
Эти люди, чье дружеское к нему расположение наполняло уверенностью сердце юного Анри, в сей ранний час еще не приступали к выполнению своих повседневных обязанностей.
Испытывая искреннее почтение к самим стенам академии, Анри вошел в оружейный зал, святая святых не только для него, но и для всех почитателей благородного искусства, и сразу же заметил своих добрых знакомцев, чей совет был ему так необходим.
При виде их он с теплым чувством вспомнил, как эти признанные мэтры фехтовального дела помогли ему выпутаться из весьма неприятной истории, когда он вступился за госпожу Бернар, на которую напала дюжина здоровенных мерзавцев. Потасовка происходила прямо перед дворцом Пале-Рояль.
В то время Анри еще не нанялся к мамаше Туту, а зарабатывал на жизнь тем, что прыгал на потеху публике с Нового моста и, когда торговцы роняли в Сену серебряные монетки, нырял и доставал их со дна. Матушка же Бернар продавала неподалеку лепешки собственного изготовления.
Наглецы-грабители без сомнения расправились бы с отважным мальчуганом, и появление доблестных мэтров спасло жизнь юному акробату.
Когда Анри вышел в огромный зал, один из escrimadores, мурлыча под нос гасконскую песенку, полировал клинки, то и дело бросая умильные взоры на стоящую неподалеку бутылку и стакан, а другой, смирнехонько сидя на табурете, склонился над книгой.
Первого звали Кокардас-младший. Родом он был из Тулузы, о чем красноречиво свидетельствовал его акцент. Его темная шевелюра была столь кудрява и густа, что казалось, будто ему на голову нахлобучили каракулевую шапку. Огромные усы, лихо закрученные вверх, тоже изобличали в нем южанина.
Второй, Амабль Паспуаль, был полной противоположностью своему товарищу. Он был столь некрасив, что некоторые, пожалуй, назвали бы его уродливым; мечтательный взгляд его голубых глаз говорил о чувствительности натуры. Он слегка гнусавил, как и подобает уроженцу Нормандии, и отличался мягкостью в обхождении - возможно, потому, что некогда ему пришлось прислуживать цирюльнику, а затем толочь порошки у аптекаря. Его добрый нрав снискал ему уважение, а также обращение "брат".
Кокардас, красивый малый, был храбр от природы. Паспуаль, робкий от рождения, бывал храбр, когда ничего другого не оставалось. Загнанный в угол, он становился весьма опасен.
Долгое время приятели перебивались с хлеба на воду. Однако к тому времени, когда Анри, трепеща от волнения, переступил порог их фехтовального зала, оба мэтра процветали. У этих молодых, сильных и тренированных людей не было соперников в искусстве владения клинком, и учеников у них хватало.
В дальнейшем их страстные натуры, как и следовало ожидать, сыграли с ними злую шутку, но пока эти двое вращались в обществе благороднейших дворян королевства, которые, не скупясь, оплачивали их мастерство.
- Черт меня побери, - воскликнул Кокардас, увидев мальчика, - неужели матушка Бернар покинула наш бренный мир?
- Ба, да это и впрямь маленький Лагардер! - прогнусавил Паспуаль, повернувшись к Анри и одарив его взглядом своих небесно-голубых глаз.
От волнения Маленький Парижанин застыл на пороге зала, стены которого были увешаны нагрудниками, защитными масками и рапирами.
- Клянусь кровью Христовой, - продолжил Кокардас-младший, - бедный малыш умеет держать слово! Помнишь: "Когда матушки Бернар не станет, я приду к вам"? Ах ты, бедняга! Ну, иди же смелей, мы тоже не забыли о своем обещании: "Ты будешь жить у нас, парень!"
- Сударь, - произнес Анри, приближаясь, - несмотря на все тяготы нашей жизни, госпожа Бернар пребывает в добром здравии…
- Слава Всевышнему, черт побери! - благочестиво воскликнул Амабль Паспуаль.
- А я почитаю своим первейшим долгом зарабатывать ей на хлеб, - добавил Маленький Парижанин. - Она вырастила и воспитала меня… Несмотря на свою бедность, она нанимала учителей, чтобы те выучили меня латыни, грамматике, истории и географии…
- Погоди-погоди, - прервал его Кокардас. - Это все замечательно, да мы-то научим тебя кое-чему поинтереснее! Наша наука куда больше пригодится настоящему мужчине. Ты проникнешь в секреты неотразимых ударов справа, с помощью которых можно проткнуть любого противника, насадив его на шпагу, словно куропатку на вертел, или же великолепных ударов наотмашь, необходимых для того, чтобы отрезать уши любому наглецу, посмевшему оскорбить тебя.
- Мы, наш маленький дружочек, - заговорил в свою очередь Паспуаль, сопя и энергично размахивая руками, - научим тебя парировать любой удар…
- Благодарю вас, господа, я ничуть не сомневаюсь, что вы сдержите свое обещание, но - увы, - вздохнул юный акробат, - мое время еще не пришло! Не тревожьте мне душу, расписывая поединки гигантов… Впрочем, я верю, что мой час настанет и сам Господь укажет мне, когда именно!
- Ну, что ж! - вздохнул Кокардас, залпом осушая стакан белого вина. - Жаль, конечно, что ты еще мал, но мы всегда рады видеть тебя… Уверен, что рано или поздно ты обязательно станешь настоящим парижанином, а значит, и непревзойденным мастером клинка! А пока - давай рассказывай! Что за попутный ветер занес тебя к нам, к мэтру Кокардасу-младшему и его великолепному компаньону?
За десять минут Анри изложил суть дела.
Наступила тишина, затем фехтовальщики обменялись взглядами и принялись яростно потирать затылки, что являлось обыкновенным свидетельством их глубокой озабоченности.
- Что ты на это скажешь, Паспуаль?
- А ты, Кокардас?
И снова воцарилась тишина, тяжелая, словно могильная плита. Все это время Анри одолевали невеселые мысли: "Неужели и они струсят, как струсил достойный господин Плуф?"
Первым заговорил Паспуаль:
- Малыш, мы каждый день даем уроки самым высокопоставленным вельможам, а иногда даже господам судейским, то есть, я хочу сказать, моего благородного друга и меня связывают определенные обязательства…
- Да к тому же, caramba, - перебил Кокардас, - брату Паспуалю, как бывшему помощнику цирюльника, нередко приходилось заниматься такими вещами…
- И слышать много такого…
- Сам понимаешь, приятель!
- В общем, - заключил нормандец, - я советую тебе, сынок, не беспокоить понапрасну молодцов из Большого Шатле… Кабачок "Сосущий теленок" им отлично известен. Они уже много раз Пытались застать врасплох его завсегдатаев - причем патруль возглавлял сам месье де Ла Рейни! - но все напрасно…
Знайте, мой маленький друг, что хозяйка этого подозрительного заведения, Злая Фея, как прозвали ее сами клиенты, куда хитрее господина генерал-лейтенанта полиции и запросто заткнет за пояс всех его офицеров. Она прекрасно умеет хранить свои тайны!
- Мы знаем всех ее наемников… - добавил Кокардас-младший. - Они неплохо владеют клинком, но слишком неразборчивы в средствах и ведут себя зачастую просто отвратительно. Тот длинный, о котором ты рассказал, действительно прозывается Эстафе, а его великан-приятель - Жоэль де Жюган. Все они, вместе с Марселем де Ремайем, одним миром мазаны. Эти люди не гнушаются наносить удары в спину! Каково?!
- Я уже встретился с одним из них… под водой. И клянусь, что не отступлю, когда встречусь с ними еще раз! Пускай не надеются: им не уйти от моей мести!
- Ах ты, задиристый молодой петушок! - брат Паспуаль.
- Но как же быть?! - с отчаянием в голосе воскликнул мальчик. - Я один не справлюсь! Неужто Армель не на что надеяться? Неужто она больше никогда не увидит отца?
- Не торопись… - спокойным тоном произнес Паспуаль. - Не торопись и выслушай нас, мальчуган… Надеюсь, ты понимаешь, что совать нос в подобные дела - небезопасно? Мы можем навлечь на себя крупные неприятности, и черт меня побери, если…
- Людям нашего ремесла, - перебил его Кокардас, нещадно теребивший свои великолепные черные усы, - не положено проявлять любопытство… Ведь к нам приходит самая пестрая публика…
Он встал, тяжело вздохнул и еще раз наполнил стакан белым вином; брат же Паспуаль отложил в сторону свою книгу. Затем оба снова стали неистово потирать затылки.
"Значит, вы боитесь?" Юный артист "Очаровательного театра" уже открыл рот, чтобы задать мэтрам этот вопрос, однако вовремя спохватился. Ни для пылкого Кокардаса, ни для рассудительного Паспуаля не существовало опасности, которая могла бы их остановить. Впрочем, южанин немедленно объяснил их поведение:
- Мы никого не боимся, сынок, но вот наше ремесло… Видишь ли, честь мундира обязывает…
- Понимаю, - ответил Анри. - Если вы вмешаетесь в эту историю, вы рискуете потерять клиентов; не так ли?
- Вот-вот, ты попал в самую точку, - без всякого смущения подтвердил нормандец и выразительно пошевелил пальцами, словно пересчитывал воображаемые монеты. - Тот, кто лучше всех платит, далеко не всегда самый честный… - присовокупил он. - Большинство слуг владелицы "Теленка" - сущие канальи…
Тут к Анри твердым шагом подошел мэтр Кокардас. Он положил руки ему на плечи, и мальчик понял, что решение принято.
- Сынок, - заявил фехтовальщик, - не отчаивайся: отец твоей белокурой красавицы жив. Да, все верно, в "Сосущем теленке" люди пропадают, но там никогда никого не убивали. Из этого и надо исходить. Что же до его спасения, то тут ни мой товарищ, ни я ничего не можем поделать. Ты займешься этим сам… когда подрастешь. Так что потерпи немного, а потом приходи к нам, и пусть нас черти разорвут, если мы не сделаем из тебя первый клинок королевства. А уж со шпагой в руке ты горы свернешь, сотворишь любое чудо!
- И не спеши, - добавил Паспуаль, пастырским жестом благословляя мальчика, - имей терпение и мужество! Этот совет мы даем тебе от чистого сердца.
В тот же вечер, когда Венсенский лес уже окутала темнота, Анри сидел возле своей маленькой "сестрички" и, утешая ее, говорил:
- Оливье де Сов жив. Мои старшие друзья подтвердили это. Не плачь, Армель. Я поклялся вернуть тебе отца и сдержу свою клятву! А пока успокойся, верь мне и жди. Я беру тебя под свое покровительство и обязуюсь защищать от любых врагов. Слово Лагардера!
- Лагардера? - воскликнула девочка. - Ах, как же мне нравится это имя! Оно такое звонкое и светлое. Хорошо бы, если бы это было твое настоящее имя!
- Мне оно тоже по душе, - ответил Анри, невольно понизив голос, - и я бы очень хотел зваться Лагардером… Впрочем, может быть, мое настоящее имя звучит еще лучше… Знаешь, мое рождение окутано тайной… Почтение, которое оказывает мне госпожа Бернар, а также то, о чем она говорила нынче утром, лишний раз убеждает меня в том, что я принадлежу к древнему дворянскому роду.
И он рассказал Армель, что уже не раз донимал добрую женщину расспросами о своем происхождении. Однако та была непреклонна и ласково, но твердо отказывалась удовлетворить любопытство мальчика и поведать ему правду о его семье. Анри был еще слишком юн.
- Я ребенок, слышите ли, ребенок! - с досадой воскликнул Маленький Парижанин. - Все только это и твердят… А ведь я сгораю от нетерпения вступить в битву с врагами, встретиться с ними лицом к лицу, как подобает настоящему мужчине… Ах, когда же наконец я смогу держать в руке настоящую шпагу!
Слова Анри достигли слуха мадам Бернар. Отложив заштопанную ею одежду, она набожно перекрестилась и прошептала:
- Господи, внемли молитве рабы твоей и защити этого ребенка! Забыв о себе, я растила и воспитывала его, но сейчас я слушаю его жалобы и боюсь. Мне кажется, что жизнь его не будет спокойной. В его жилах течет горячая кровь, и все Лагардеры беспощадны к своим обидчикам. Господи, сделай так, чтобы эта девочка, такая красивая и такая кроткая, сумела удержать его от крайностей, когда меня уже не будет на свете. Пусть она станет добрым ангелом моего Анри, моего любимца, наследника престола Гвасталлы!
Часть вторая
БЕРЕГОВОЕ БРАТСТВО
I
ОЛИВЬЕ ДЕ СОВ
Оливье следовал за Эстафе и удивлялся все больше и больше. Выйдя из прокопченного зала "Сосущего теленка", мужчины спустились в подвал. Эстафе зажег свечу, и они долго шли по узкому коридору, где слышалось журчание воды, а из-под ног разбегались во все стороны огромные крысы.
Оливье де Сов шутливо заметил:
- Похоже, что здесь нашли себе пристанище все грызуны и пауки Парижа. Послушайте, приятель, почему вы ведете меня столь странным путем?
В иных обстоятельствах верный слуга госпожи Миртиль, гибкий, сильный и коварный, словно хищный зверь, несомненно ответил бы грубостью, насмешкой, а то и ударом кулака. Но еще свежее воспоминание о поединке Оливье с наемным убийцей Марселем де Ремайем удерживало его в рамках приличий… На перевязи у отца Армель висела длинная и непобедимая шпага… Оливье де Сов вправе был рассчитывать на-уважительное к себе отношение!
Поэтому Эстафе удовольствовался тем, что пробормотал что-то нечленораздельное и ускорил шаг.
Потайной коридор, который, как легко было догадаться, соединял кабачок с особняком Сен-Мара, уперся в железную дверь; Эстафе достал из кармана ключ и отпер ее.
- Проходите, сударь! - пригласил он Оливье. Тот пожал плечами, усмехнулся про себя, ибо подобная таинственность претила ему и казалась совершенно бессмысленной, однако же шагнул вперед.