- Вперед, Береговое братство! - весело воскликнул он. - Нас ждут великие дела!
И, обращаясь к Оливье, добавил:
- Ты свободен так же, как и все… но если ты воспользуешься случаем и, очутившись в городе, попытаешься улизнуть, то тебе, мой мальчик, не прожить после этого и дня! Понял?
Отец Армель воздержался от ответа.
…Гребцы налегали на весла, и шлюпка быстро двигалась по направлению к паруснику под названием "Звезда морей", который наметанный глаз Оливье сразу же выделил среди других судов благодаря его изящному силуэту. "Двухмачтовый бриг, - улыбнулся молодой человек, всегда питавший страсть к морю, - легкий и прочный одновременно".
Однако на борту его ожидало разочарование. Едва только де Сов ступил на палубу, как товарищи связали его. На него надели наручники, сковали ноги, а затем подняли и, словно бездушный груз, потащили в межпалубный отсек, где сбросили на пол подле каких-то тюков. Он все еще считался товаром - хотя и умеющим говорить.
Миртиль через Кокбара продала морским разбойникам еще одного простофилю, вот и все!
Вскоре Оливье де Сов услышал, как захлопали на ветру паруса, заскрипел корпус судна - и "Звезда морей" вышла в открытое море. Легкая зыбь пробежала по воде, корабль мягко покачивался на волнах…
Так продолжалось двое суток. Оливье приносили еду и питье, но не удостаивали ответом ни один его вопрос.
Однако его час близился.
К концу второго дня "Звезда морей" застонала, накренилась и принялась как маятник раскачиваться из стороны в сторону. Ветер крепчал. Он хрипло завывал, временами срываясь на злобный визг. Предчувствие не обмануло молодого человека. Надвигался жестокий шторм. Вскоре его вместе с тюками стало швырять по всему отсеку, и он с огромным трудом увертывался от опасных ударов не прикрепленного груза.
Никто даже не вспомнил о пленнике. Офицеры сгрудились на мостике, а большая часть корсаров, никогда по-настоящему не любившая моря, попряталась в кубрики, жестоко страдая от качки.
Парусник, словно обезумев, галопировал по волнам.
Около полуночи в межпалубный отсек спустился человек; с его одежды ручьем лилась вода, а в руке он держал потайной фонарь. Он искал Оливье. Шевалье де Сов узнал капитана Турмантена и окликнул его. Капитан вынужден был опуститься на колени и прокричать Оливье в самое ухо (иначе его слова тонули в штормовом грохоте):
- Я пришел освободить тебя! В такую погоду всегда не хватает матросов, и мы вспомнили о тебе. Ведь ты, как я знаю…
Короче говоря, спустя несколько минут Оливье де Сов уже расправлял затекшие члены. На душе у него было и горько, и радостно: предстоящие испытания ничуть не страшили молодого человека, напротив, они давали ему возможность наконец-то проявить себя в настоящем деле.
Вцепившись, чтобы не упасть, в протянутый вдоль палубы канат, Турмантен прокричал:
- Огромная волна смыла двоих мальчишек-юнг и троих марсовых! Сейчас я представлю тебя капитану… Он найдет тебе применение…
Командовал "Звездой морей" бретонец из Сен-Мало по имени Эрве Каривен. Сейчас он стоял у штурвала. Это был человек огромного роста, настоящий великан. Его седые волосы и длинная белая борода развевались по ветру. Взгляд его был суров, лоб пересекали три глубокие вертикальные морщины. Два фонаря скупо освещали лицо капитана.
Каривен смерил новичка оценивающим взглядом.
- Что ты умеешь делать? - спросил он.
- Все, - спокойно и уверенно ответил Оливье. Эрве Каривен сплюнул в знак то ли презрения, то ли глубочайшего сомнения, а потом расхохотался, держась руками за бока и согнувшись пополам.
- В таком случае, малыш, может, ты сразу займешь мое место?
- Как вам будет угодно.
Бросив суровый и даже злобный взгляд на бесстрастного и самонадеянного выскочку, капитан приказал:
- Тогда давай, становись за штурвал, дьявол тебя подери, а я передохну!
Минут десять Эрве Каривена одолевало сильнейшее беспокойство за судьбу корабля. Своего старшего помощника он давно уже послал ко всем чертям, и тот больше не показывался ему на глаза. Капитан тревожно смотрел на стаксель, который из-за яростного ветра так и не удалось взять на гитовые.
Оливье понимал его волнение.
Мачта могла не выдержать порывов ветра и сломаться; падая же, она опрокинет корабль или пробьет дыру в его корпусе.
Турмантен был храбр, воистину храбр, ибо, не будучи моряком, он честно признавал собственную бесполезность в эту штормовую ночь. Вцепившись в перила капитанского мостика, он стоял возле Оливье, стойко встречая каждый новый поток воды, обрушивавшийся на палубу и всех тех, кто на ней находился, и думал: "Капитан, пусть он даже ничего не смыслит в морском деле, обязан быть примером для своих людей…"
Как описать эту адскую ночь?
Ветер сорвал паруса с мачт "Звезды морей", словно это были носовые платки, небрежно развешанные на веревке неосторожной прачкой. Марсовые не успели закрепить ни единого паруса, и теперь бриг стал игрушкой моря и ветра, которые словно сговорились объединить свои усилия в борьбе с ним. Однако справиться с кораблем они так и не смогли, ибо, попав в искусные руки Оливье де Сова, он то отдавал себя на милость яростным волнам, то, повинуясь штурвалу, летел на крыльях ветра, не давая последнему потопить себя.
Стуча зубами от холода и волнения и прилагая все усилия, чтобы его, словно перышко, не подхватили и не унесли буйные волны, капитан Турмантен не переставал восхищаться беспримерным мужеством своего слуги.
"Настоящий морской волк!" - думал он.
…Куда-то запропастился капитан Эрве Каривен. Старший помощник так и не появился. Буря была столь сильна, что никто из матросов не отваживался добраться до мостика.
Воистину, это была ужасная ночь! Ночь страха!
В кубрике "Звезды морей" шатались, падали, не в силах удержаться на ногах, и катались по полу корсары Берегового братства: охваченные ужасом, они вручали свои души Богу, шепча "Pater" или "Ave".
Наконец занялась заря; над Атлантикой забрезжил серый и печальный свет, косые лучи солнца легли на бурлящие зеленые волны.
И тогда - впервые с той минуты, как он взял в руки штурвал - шевалье де Сов заговорил. Он сказал:
- Шторм скоро стихнет!
Турмантен быстро перекрестился.
Как и все остальные, он уповал только на милость Неба и теперь благодарил Его за спасение.
Спустя два часа с помощью нескольких оставшихся в живых марсовых Оливье поставил корабль в дрейф, то есть повернул его боком к встречному ветру, и стал ждать дальнейших событий.
Как и предсказывал молодой человек, буря действительно стихала, и вскоре уже можно было подводить итоги этой страшной ночи.
Корабль лишился Эрве Каривена, его помощника, боцмана, двух юнг и трех марсовых… Таким образом "Звезда морей" осталась без капитана. Турмантен положил руку на плечо Оливье и произнес:
- По праву, какое дает мне мое звание, я поручаю тебе корабль… На борту нет никого, кто был бы более достоин такой чести и так бы разбирался в морском делег как ты!
И, повернувшись к пиратам, собравшимся вокруг, капитан пояснил:
- Этот человек лишь недавно поступил на службу, но все время, пока продолжался этот ужасный шторм, он не выпускал из рук штурвала "Звезды морей". Мы обязаны ему жизнью, и до самого нашего прибытия на Тортугу вы будете оказывать ему надлежащее почтение и повиноваться как капитану корабля.
С тех пор для Оливье де Сова началась совершенно новая жизнь.
Плечи его распрямились; стоя на капитанском мостике, он полной грудью вдыхал свежий морской ветер. Голос его зазвучал уверенно. Умение принимать нужное решение, хладнокровие, доброжелательность и одновременно твердость в полной мере пригодились отцу Армель. Он был прирожденным командиром и блистательно это доказал.
Однажды вечером Турмантен сам пригласил себя на обед в узкую капитанскую каюту.
- Ты видишь, что я добился для тебя весьма высокого звания, - начал он, едва приступив к трапезе. - С самого начала я почувствовал, что мы сможем стать друзьями; мои дружеские чувства к тебе угаснут лишь вместе со мной. Обычаи Берегового братства не позволяют мне сразу же объявить тебя своим "матросом". Но как только мы прибудем на Тортугу, я доложу о тебе. И будь уверен, что там тебя ожидает большое будущее.
Оливье был тронут таким искренним проявлением дружбы; не стыдясь, он смахнул набежавшую слезу. Изумленный Турмантен схватил его за руку:
- Ты плачешь? Ты?! Не может быть! Впрочем, я, кажется, догадываюсь… Тебя обманом увезли из Парижа?
Кивком головы отец Армель подтвердил верность предположения пиратского офицера.
- И во Франции у тебя осталось дорогое тебе существо? - продолжал расспрашивать Турмантен. - И кто она? Невеста? Возлюбленная? Нет? Я ошибся? Как странно…
- И все же, - вздохнул Оливье, - мне есть о ком грустить… маленькая девочка десяти лет… Армель, моя дочь.
Капитан Турмантен помрачнел. Этого он не мог предвидеть. Обычно корсары старались не "покупать" молодых людей, оставлявших на родине жен или детей. Новобранцы, проданные пиратам, всегда находили утешение в объятиях пылких красоток Южных морей; те же, кого силой, да еще внезапно разлучали с близкими, чаще всего не выдерживали подобного потрясения. Некоторые сами лишали себя жизни, некоторые впадали в черную меланхолию.
- Черт побери! - выругался он. - Дочка десяти лет! Черт побери!
И, внезапно приняв некое решение, заявил:
- Послушай, давай поговорим откровенно. Я уже сказал, что хочу, чтобы мы стали друзьями, и уверен, что дружба эта навсегда. Доверие за доверие. Меня зовут виконт де Варкур, при крещении я получил имя Гастон. Родных у меня нет. Во Франции я был младшим в семье, то есть мне не на что было рассчитывать. Чем только мне не пришлось заниматься… Но, клянусь тебе, я никогда не преступал законов чести. Моим последним безумством оказалось решение поступить на службу. На Тортуте я преуспел. Стал капитаном. Я богат, и у меня в подчинении целая шайка отъявленных головорезов. Ты можешь располагать и моим влиянием, и моим состоянием. А теперь твоя очередь. Рассказывай!
Оливье повиновался. Он был немногословен, что естественно для человека, привыкшего составлять морские рапорты и вести переговоры с арматорами, которых интересует суть дела, а отнюдь не подробности, и быстро поведал новому другу историю своей жизни.
Когда он закончил, виконт де Варкур, или, скорее, Турмантен, ибо среди флибустьеров были приняты прозвища, сказал:
- К несчастью, я не имею права входить в подробности случившегося с тобой, ибо я поклялся соблюдать законы и обычаи Берегового братства. Но думаю, что мне удастся успокоить тебя относительно судьбы твоей дочери. Та, кто заманила тебя в ловушку, как мне кажется, руководствовалась лишь соображениями наживы. Желая любой ценой получить прибыль, она решила завлечь тебя в свои сети, ибо ей, несомненно, были известны все твои достоинства; для этого ей понадобилось разлучить тебя с дочерью. Мне кажется, что сия дама хотела одним выстрелом убить двух зайцев… Ты - первый, а вторым зайцем станет твоя милая Армель… Когда она подрастет и ее можно будет выдать замуж, ее отправят на Тортугу, чтобы она по законам Берегового братства стала женой кого-нибудь из наших людей.
- Но мы будем там и спасем ее! - воскликнул Оливье, вскакивая со стула.
Турмантен усадил его обратно.
- Успокойся! Если ты, как я надеюсь, сумеешь отличиться и станешь офицером, - тогда да, ты получишь право изменять заведенные порядки. Так что ты сам видишь, что с этого дня судьба дочери всецело в твоих руках.
- Увы! - вздохнул молодой человек. - Это очень слабая надежда… А главное, мне придется так долго ждать! Даже если предположить, что все случится по-твоему, то пройдет еще по меньшей мере пять-шесть лет, прежде чем я смогу увидеть свою златокудрую малышку. После смерти жены она стала моим единственным утешением, лишь ради нее я и живу.
- Вот видишь! - воскликнул Турмантен, взяв за руки отчаявшегося отца Армель. - Ты должен жить, друг мой, жить для своей дочери! Это твой долг. Отныне воспоминания об Армель должны ободрять и воодушевлять тебя. Каждый из твоих подвигов приблизит тебя к ней. Каждая твоя победа даст ей повод гордиться тобой, когда вы наконец снова встретитесь!
Решительно, виконт де Варкур проявил себя превосходным знатоком человеческой души. Слова его целебным бальзамом изливались на израненное и страдающее сердце Оливье. Обещания его сулили отцу если не исцеление, то по крайней мере облегчение.
- Чтобы доказать тебе свою дружбу, Оливье, я обещаю: первый же корсар, отправившийся во Францию, получит приказ отыскать Армель и сообщить тебе о том, что же с нею сталось…
V
КОРСАРЫ С ОСТРОВА ТОРТУГА
Все эти длинные, бесконечные дни, тянущиеся так долго, что хоть плачь, бриг "Звезда морей", повинуясь капризам ветра, скользил по спокойной океанской глади, уверенно рассекая ее своим форштевнем. Резная фигура на носу корабля являла собой лик Святой Девы - покровительницы мореплавателей, в честь которой моряки-христиане сложили поэтичный и трогательный гимн: Ave Mafia Stella. Dei mater alma… Временами пиратский парусник, словно огромная морская птица, легко и грациозно скользил по океанской лазури; иногда он принимался лавировать, забыв о том, куда следует держать путь, танцуя и раскачиваясь на волнах и при этом осыпая себя белоснежными брызгами пены; порой же паруса его безжизненно повисали, и тогда бриг походил на уснувшее морское животное, которое злые волшебники извлекли из глубин его родной стихии и сделали безвольной игрушкой волн…
Периоды мертвого штиля сильно замедляли путешествие; в этих тропических широтах оно могло бы занять не более дух недель. Но погода была неумолима, и удушающая жара в сочетании с поистине смертельной скукой отнюдь не способствовали улучшению настроения флибустьеров.
Пока экипаж коротал время за игрой в карты, кости, шашки или шахматы, новые друзья Оливье и Турмантен вели нескончаемые беседы. Турмантен посвящал Оливье в тайны той жизни, которая должна была начаться для него, как только "Звезда морей" бросит якорь на Тортуге.
Мы, в свою очередь, тоже кратко познакомим читателя с тем, о чем долгими душными вечерами рассказывал капитан Турмантен.
В Карибском море, чьи теплые воды достойны были бы омывать берега земного рая, расположен обширный остров Гаити, именуемый испанцами Санто-Доминго.
Климат на острове очень нездоровый; самая страшная болезнь - желтая лихорадка - никогда не покидает эти края и постоянно требует все новых человеческих жертв. Особенно подвержены этому заболеванию европейцы. Характерная для экваториального климата удушливая жара сменяется тропическими ливнями. В таких природных условиях произрастают табак, кукуруза, красное, красильное и шелковичное деревья, а также множество тех разновидностей деревьев, что мы называем ценными породами. Этот климат также прекрасно подходит для апельсинов, ананасов, бананов, манго, кофе, какао, сахарного тростника и алоэ.
Остров Гаити был открыт Христофором Колумбом 6 декабря 1492 года, сразу после открытия острова Куба.
Три года спустя испанцы основали там город Санто-Доминго; по имени этого города они стали называть весь остров.
К северу от этой испанской колонии расположен остров поменьше. Мореплавателям, первыми заметившими его, он напомнил панцирь гигантской морской черепахи, недвижно застывшей на прозрачной водной глади. Это и есть остров Тортуга, крестным отцом которого был сам Колумб.
Тортуга имеет восемь лье в длину и два лье в ширину. Глубокий пролив в пять, а местами и шесть миль шириной отделяет его от Санто-Доминго. Высадиться на остров можно, причалив к берегу в той бухте, где располагается порт Бас-Тер. Природа словно ожидала, когда человек решит поселиться в этих местах, и предусмотрела для этого почти все, так что при закладке порта людям оставалось лишь воспользоваться ее милостями. В бухту свободно заходили большие парусные суда, а в соседних бухточках при необходимости поместился бы десяток линейных кораблей. Впрочем, есть там и заливы, совершенно непригодные для океанских судов из-за мелководья или своей недоступности.
Людовик XIV отправил на Тортугу инженера Блонделя, превратившего Бас-Тер в самый мощный и укрепленный форт, который когда-либо был у Франции в Карибском море.
На Тортуге нет рек, однако вокруг прозрачных источников толпится множество кустов с блестящей темно-зеленой листвой; фиговые деревья соседствуют с банановыми, среди густых ветвей порхают пестрые колибри и яркие попугаи - в том числе и великолепные попугаи ара. Из-за обильной зелени вода в ручьях приобретает нежно-лазурный цвет, отчего остров издалека кажется изумрудным.
Здесь также встречается печально знаменитое дерево манценилла. Это о нем ходит слух - и совершенно несправедливый! - что если кому-нибудь доведется уснуть в его тени, то больше он уж никогда не проснется. Истина гораздо более прозаична. Плоды дерева манценилла, похожие на маленькие яблоки, выделяют чрезвычайно ядовитый сок. Индейцы обмакивают в него наконечники своих стрел: рана от такой стрелы чаще всего смертельна.
Первые европейцы, привлеченные аппетитным видом этих плодов, ели их и испытывали потом ужасные мучения. Те, кто съел их в больших количествах, скончались от страшных болей. Те же, кто лишь попробовал, выжил, но, дабы желудок их окончательно освободился от яда, их на три дня привязывали к дереву и они не могли дотянуться ни до еды, ни до питья.
Именно сюда, к Бас-Теру, держала свой путь "Звезда морей".
Слушая Турмантена, Оливье узнал и о многом другом.
- Вам придется признать, - говорил капитан, - что наша новая родина является также родиной крабов: белых, серых, розовых, красных… Крабы, вместе с черепахами, которые водятся там в изобилии, являются поистине божественным даром тех мест. Некоторые повара специально поджидают время линьки крабов, когда панцирь этих ракообразных становится мягким, чтобы жарить их. Поверьте, это блюдо достойно королевского стола! В прибрежных водах также много омаров…
- Я вовсе не обжора, - признался Оливье де Сов, - однако я отнюдь не пренебрегаю хорошей кухней. И именно поэтому тешу себя надеждой, что на Тортуге найдется также немного дичи: лесной или водоплавающей.