- Да хоть твоей бабушки! Можешь держать его у себя, дай мне только лишь деньги. Плати!
Макредж крутился и изворачивался как червь под давлением немилосердного хапуги. Эта картина была просто отвратительна, но разыгрывающаяся среди нас сцена проливала свет на истинное положение дел в среде турецкого начальства, особенно в тех провинциях, которые удалены от сферы влияния падишаха.
- Не могу, - проговорил макредж.
- Ну идем тогда в твою дыру!
- Не пойду. Я заплатил.
- Мы тебя заставим пойти.
- Тогда верни мне мои деньги!
- Они уже мои. Кстати, учти, что это я поймал тебя и просто обязан все отобрать!
- Я заплатил бы и за это, если бы у меня было столько денег!
- У тебя они есть! Ну ладно, если в кошельке на самом деле мало денег, то мне приглянулись твои хорошенькие часики. К тому же все твои пальцы в перстнях, которые дороже, чем та сумма, что ты должен заплатить.
- Нет, ничего не получится, я не могу. Пятьсот пиастров я еще готов дать этому человеку, моему злейшему врагу.
Он сверкнул глазами, и я ужаснулся ненависти, исходившей из них. Я уже не сомневался в появившейся между нами ненависти.
- Ты сказал последнее слово? - спросил комендант.
- Да.
- Тогда вперед! Иди за нами.
Мутеселлим решительно встал. Ага тоже поднялся со стула.
Я стоял у двери и отступил к сторону, чтобы пропустить коменданта. Из-за его пояса выглядывал ключ. Глаза макреджа радостно вспыхнули. Он одним прыжком преодолел пространство, разделявшее его и мутеселлима, отшвырнул его так, что оба, ага и мутеселлим, шатаясь, повалились на меня и чуть не увлекли за собой; макредж же выскочил за дверь и побежал по темному коридору. Лампа опрокинулась, и мы очутились в темноте.
- Догнать его! - крикнул комендант.
Макредж мог бы спастись, если у него достало бы присутствия духа захлопнуть за собой дверь и задвинуть засов. Времени у него вполне хватило бы, поскольку оба начальника, запутавшись в одежде, валялись на полу. Чтобы быстро выйти, мне пришлось буквально отшвырнуть их от двери.
В замке уже скрипел, поворачиваясь, ключ. Роковым обстоятельством, решившим судьбу беглеца, было то, что я заранее открыл дверь. Макредж прилагал отчаянные усилия, чтобы ключом отодвинуть засов, не пытаясь просто открыть дверь. Засов никак не поддавался, а я уже был тут как тут и схватил его. Он повернулся ко мне и поймал меня за пояс. Предчувствуя это, я хотел перехватить его руку, но ему все-таки удалось выхватить мой нож и лезвием порезать тыльную сторону ладони. Было так темно, что я не мог видеть его движений. Продолжая держать его правой рукой, я схватил левой его правое плечо, пытаясь ощупью добраться до кисти. Я едва успел: он уже поднимал руку, чтобы ударить меня ножом.
Между тем, крича как сумасшедшие, подбежали эти два "героя". Комендант вцепился в меня.
- Отпусти, мутеселлим, это я!
- Ты его схватил?
- Да. Быстро закрой дверь и зажги свет! Он от нас не уйдет.
- Ты в состоянии держать его один? - спросил ага.
- Да.
- Сейчас я принесу свет.
Комендант запер дверь, но, несмотря на это, не осмелился приблизиться к нам. Я прижал макреджа к стене, потому что не смог повалить его на пол: мне надо было держать его руку с ножом. Наконец появился Селим-ага с фонарем. Ему потребовалось время, чтобы найти наверху, у сержанта, масло. Поставив лампу на лестничную ступеньку, ага подошел к нам.
- Возьми у него нож! - попросил я.
Селим вырвал нож у беглеца, и теперь у меня освободилась рука. Я схватил макреджа за грудки. Он попытался меня ударить, но я моментально пригнулся, рывком поднял его и опрокинул на землю.
- Вяжите его! - сказал я.
- Чем?
- Его же ремнем.
В то время как они его вязали, он лежал тихо-мирно и не сопротивлялся. После такого громадного напряжения у него совсем не осталось сил, его состояние было похоже на обморок.
- Держи его за ноги! - велел мутеселлим аге.
Прежде всего мутеселлим вывернул макреджу карманы, потом стащил все перстни с его пальцев и сунул их себе в карман. После этого ага потащил макреджа, держа его за одну ногу, прямо в камеру. Свалив туда бесчувственного макреджа, он закрыл тотчас же дверь. Теперь Селиму нужно было идти наверх, освободить надзирателей и призвать их к величайшей бдительности.
- Отними у них ключ от ворот! - крикнул ему комендант. - Тогда никто не сможет их открыть!
После этого мы покинули тюрьму. Закрыв за собой дверь, мутеселлим привалился к ней спиной. Он полностью отрезвел и сказал:
- Ага, я сейчас сделаю список всего того, что имел при себе макредж. Я ведь должен отправить все это с ним в Мосул. Ты подпишешь список, чтобы я смог доказать правдивость моего отчета, если макреджу придет в голову утверждать, что вещей у него было больше.
- Когда мне прийти? - спросил Селим-ага.
- В обычное время.
- А ключ останется у тебя?
- Да. Может, я еще раз схожу туда. Спокойной ночи, эмир! Ты мне очень хорошо помог, я признателен тебе за это и отблагодарю при ближайшей оказии.
Он ушел, а мы повернули к нашей квартире.
- Эфенди! - сказал Селим-ага озабоченно.
- Что?
- У меня лежало на полу семь тысяч!
- И ты этому рад?
- Естественно!
- Я желаю, чтобы они достались тебе.
- Мне? Достанутся? Знаешь, что будет завтра?
- Ну что?
- Мутеселлим составит список, утверждая, что у макреджа была с собою одна тысяча пиастров, а мне это подписывать. Все остальные деньги, перстни и часы он оставит себе, зато я получу "громадную" сумму в сто пиастров.
- И это тебя тоже радует?
- Я до смерти сердит!
- Список получит баш-чауш?
- Да.
- Тогда ты сможешь получить больше.
- Это кто ж мне даст больше?
- Мутеселлим или я.
- Я знаю, что ты добр. О, эфенди, если бы у тебя осталась маленькая капелька того лекарства!
- У меня оно еще есть. Ты хочешь выпить?
- Да.
- Я принесу тебе немного на кухню.
Дверь была не заперта. На кухне лежала Мерсина на тех старых тряпках, которые служили ей днем для чистки грязи на кухне, а ночью - постелью. Сон у нее был хороший - сон праведника.
- Мерсина! - окликнул ее Селим-ага.
Она не слышала его.
- Пусть спит, - попросил я. - Я принесу тебе лекарство, а потом ты можешь идти спать, это тебе необходимо.
- Аллах видит, спокойствие я на самом деле заслужил.
Всех участников этой истории с побегом я встретил наверху, в комнате хаддедина. Они меня сразу засыпали вопросами и благодарили так громко, что мне пришлось приказать им вести себя спокойнее. Первым делом я принес "лекарство" Селиму-аге. Убедившись, что тот заснул, я вернулся к своим.
Амад эль-Гандур получил новую одежду, отец побрил его и почистил. Теперь он выглядел совсем иначе, чем тогда, в камере. Стало наконец похоже, что рядом стоят отец и сын. Отец поднялся и подошел ко мне:
- Эмир, я - бени-араб, а не какой-нибудь болтун грек. Я слышал, что ты сделал для моих людей и сына. Моя жизнь и все, что у меня есть, - твое!
Он говорил это очень просто и незамысловато выражал мысли от чистого сердца.
- Тебе еще опасно находиться здесь. Мой слуга отведет тебя в убежище, - сказал я.
- Я готов. Мы ждали только лишь тебя.
- Ты сможешь залезть на дерево?
- Да, я заберусь туда, хотя я и стал слабее прежнего.
- Вот тебе мое лассо. Если у тебя не хватит сил, пусть на дерево залезет сначала хаджи Халеф Омар и поможет тебе. У тебя есть оружие?
- Вот оно, куплено отцом.
- Возьми свой кинжал.
- Спасибо!
- А продукты?
- Все уже упаковано.
- Вот и пошло дело! Мы скоро заберем тебя оттуда.
Сын шейха вместе с Халефом осторожно вышли из дома. Скоро и я выбрался наружу, крадучись, с одеждой Амада. Никем не замеченный, я пробрался к ущелью, разорвал тряпье в клочья и разбросал их на росший там кустарник и на скалы.
Когда я пришел домой, меня сразу же поймал англичанин и поволок в свою комнату. Он был в страшном гневе.
- Входите и садитесь, сэр! - сказал он. - Плохое хозяйничанье. Просто мерзопакостно здесь.
- А что случилось?
- Сижу я у этих арабов и не понимаю ни слова! Мое вино пьют, мой табак уже кончается, скоро кончится и мое терпение. Yes!
- Вот он и я, к вашим услугам, готов все рассказать.
Мне пришлось выполнить его пожелание, хотя больше всего в тот момент я хотел бы полежать в полном спокойствии. Но мне все равно это не удалось бы, ибо пришлось бы ожидать прихода Халефа. Он заставлял себя долго ждать и пришел только к вечеру.
- Ну что? - спросил мистер Линдсей. - Без проблем влезать на "виллу"?
- Лишь небольшие хлопоты.
- Халеф разорвал одежду? Вот, Халеф, тебе бакшиш.
Хаджи не понял ничего из английского предложения, но как только он услышал последнее слово, то протянул руку. Англичанин дал ему монету в сто пиастров.
- Пусть купит себе новый бурнус! Скажите ему, сэр!
Вот и подошел к концу этот богатый событиями день, и теперь мы могли со спокойной совестью хотя бы несколько часов поспать.
Спали мы крепко, без сновидений. Меня разбудил громкий, торопливый голос:
- Эфенди, эмир, просыпайся! Быстро!
Я открыл глаза. Передо мной стоял Селим-ага, без верхней одежды и тюрбана. Усы его топорщились от ужаса да еще от выпитого вчера вина, он безуспешно пытался вращать пьяными глазами.
- Что такое? - спросил я невозмутимо.
- Поднимайся! Случилось нечто ужасное!
Из обрывков его слов я узнал, что мутеселлим обнаружил побег и пребывает теперь в дьявольской ярости. Запуганный ага чуть ли не на коленях умолял меня пойти вместе с ним в тюрьму и ублажить мутеселлима.
Наскоро собравшись, я отправился в тюрьму, где прямо в дверях меня ожидал разгневанный комендант. Даже не поздоровавшись, он схватил Селима-агу за руку и потащил его в коридор, где уже дрожали от страха арнауты.
- Несчастный ты человек, что ты наделал! - заорал он на него.
- Господин, я ничего не сделал, ничего!
- Вот именно! В этом твое преступление, что ты ничего не сделал! Ты не следил за стражей.
- Где же мне надо было сторожить, эфенди?
- Естественно, здесь, в тюрьме!
- Я же не смог выйти.
Мутеселлим вылупился на него. Кажется, эта идея не приходила ему еще в голову.
- У меня же не было ключа! - добавил Селим-ага.
- Не было! Да, Селим-ага, это верно, и это также твое счастье, иначе с тобой случилось бы нечто ужасное. Иди сюда и посмотри вниз, в камеру.
Мы шли вдоль по коридору. Дверь камеры была открыта, и там ничего не было видно.
- Убежал! - сказал Селим-ага.
- Да, убежал! - яростно заорал мутеселлим.
- Кто ему открыл?
- Действительно, кто? Скажи, Селим-ага.
- Не я!
- И не я! Только надзиратели были здесь.
Селим-ага повернулся к ним.
- Ну-ка, подойдите вы сюда, псы!
Они, немного помедлив, приблизились.
- Это вы открыли дверь!
Сержант осмелился ответить:
- Селим-ага, ни один из нас не трогал засова. Нам велено открывать двери лишь после обеда, никто из нас ее не открывал.
- Значит, я первый открыл ее? - спросил комендант.
- Да, эфенди.
- Когда я открыл дверь, в камере уже не было никого. Он убежал. Как же он смог выбраться? Вчера вечером он еще был здесь, теперь же его нет. Между этим и тем временем только вы могли тут что-нибудь натворить. Его выпустил один из вас!
- Клянусь Аллахом, мы не открывали эту дверь!
- Мутеселлим, - вмешался в разборку я, - у них не было ключа от ворот. Если кто-то из них и выпустил заключенного, то он должен быть в этом доме.
- Ты прав, у меня же только два ключа! - сказал он. - Мы все здесь обыщем.
- Распорядись проверить посты, а также городские стены и скалы. Если заключенный покинул город, то, вполне естественно, он перелез через стену, а не прошел в ворота. Если это так, я знаю точно, что должны остаться какие-либо следы. Его одежда настолько заплесневела и обветшала в камере, что наверняка не выдержит трудного пути по горам.
- Беги к посту, - повелел комендант одному из арнаутов, - и передай мой приказ: прочесать весь город!
Тюрьму досконально проверили; это длилось, наверно, с час. Конечно, они не нашли ни малейших следов побега. Мы уже намеревались покинуть тюрьму, как появились два арнаута с лохмотьями в руках.
- Мы нашли эти лохмотья прямо над пропастью, - заявил один из них.
Селим-ага взял в руки остатки одежды и попытался их разорвать.
- Эфенди, это части верхней одежды пленного, - сообщил он мутеселлиму. - Я узнал их!
- Ты уверен?
- Да, уверен, как уверен в том, что ношу бороду.
- Тогда он, несомненно, убежал из города.
- Скорее всего, он свалился в пропасть, - высказал я предположение.
Мы вышли из тюрьмы и пошли к тому месту, где я разорвал одежду и разбросал по кустам. Я удивился, как мне удалось ночью не свалиться в пропасть. Мутеселлим внимательно осмотрел окрестности.
- Он свалился вниз и, естественно, погиб. Оттуда не воскреснуть вновь! Но когда он убежал?
Как ни старался комендант быстро разгадать тайну этого исчезновения, он так и не находил ответа. Он был взбешен и гнал каждого, кто только к нему приближался. Неудивительно, что я также избегал общаться с ним. Но мне не было скучно, так как скопилось достаточно дел, которые нужно было выполнить. Прежде всего купить лошадь для Амада, затем сходить к своей пациентке, которую я крайне редко навещал.
Перед дверью дома моей больной стоял оседланный мул, предназначенный для женщины. В передней стоял отец девочки, обрадовавшийся моему приходу.
Больная сидела выпрямившись, ее щеки снова порозовели, а глаза были как у совершенно здорового человека. Около ее кровати стояли мать и прабабушка. Прабабка уже приготовилась уезжать: она повесила на свое белое одеяние черную, похожую на пальто накидку, на голову надела черную чадру, откидывающуюся на спину. Девочка сразу протянула мне руку:
- О, я благодарю тебя, эфенди, теперь уже ясно, что я не умру!
- Да, она будет жить, - сказала старуха. - Бог и Пресвятая Дева Мария благословили твою руку и направили ее по верному пути - и сохранили для меня жизнь той, кто дороже всех прочих богатств на свете. Я не буду предлагать тебе богатство, золото - ты богатый эмир, у которого есть все, что ему понадобится; но все же скажи мне, как могу я отблагодарить тебя, эфенди?
- Хвали не меня, а Господа, это будет вернее, только Божья воля и чудо спасли твою девочку.
- Я буду молиться и за тебя, эфенди. Молитве женщины, которой недолго осталось жить на этом свете, Бог непременно внемлет. Сколько еще ты будешь в Амадии?
- Уже недолго.
- А куда ты отправляешься?
- Этого никто не должен знать, есть для этого причина. Тебе же я скажу одно: мы будем скакать на восток.
- Так ты едешь в том же направлении, что и я. Мой мул уже ждет меня перед домом. Может быть, мы больше никогда не увидимся, потому благословляю тебя я, старая женщина, которая не может дать тебе ничего больше и лучше. Но могу раскрыть тебе один секрет, который тебе, возможно, пригодится. Скоро настанут худые времена для Востока, и вполне возможно, что это коснется и тебя. Если же ты в своей беде окажешься между Ашиетой и Гундиком, последней деревней перед Тхомой, и никто не сможет тебе помочь, то скажи первому встречному, что тебя охраняет Рух-и-кульян - пещерный дух. Если же первый встречный не поймет, обратись ко второму, третьему, пока ты не найдешь человека, который тебя поймет.
- Рух-и-кульян? Пещерный дух? Что это за странное имя? - спросил я столетнюю женщину.
- Этого тебе никто не сможет сказать.
- Ты же говоришь о нем и не можешь меня просветить!
- Рух-и-кульян - существо, которое никто не знает. Оно то там, то здесь - повсюду, где только есть нуждающиеся в помощи, которую они заслуживают. Во многих деревнях есть место, где с ним можно говорить в определенное время. Туда в полночь идут нуждающиеся в помощи и поверяют ему все свои сокровенные желания. После этого оно дает совет и утешение, хотя иногда может грозить и наказывать. Иной человек, облеченный властью, покорно делает то, чего желает от него пещерный дух. При чужом человеке никогда не говорят об этом существе, только праведные и друзья могут знать, где оно находится.
- Тогда твой секрет мне не пригодится.
- Почему?
- Мне не откроют секрет, где его найти, хотя и поймут, что я знаю его имя.
- Тогда скажи, что это я рассказала тебе о нем, и тебе назовут место, где оно бывает. Мое имя знакомо по всем окрестностям Тиджари, а правоверные знают, что они могут доверять моим друзьям.
- Как звучит твое имя?
- Меня зовут Мара Дуриме.
За этим, несомненно, скрывалось нечто таинственное, но это было так по-литературному расхоже, что я не придал ни малейшего значения ее словам. Простившись со всеми, я отправился домой. Там творилось нечто невообразимое; на кухне громко кричали. Старой Мерсине, должно быть, что-то явно не пришлось по вкусу, что она с удовольствием выражала всеми доступными ей средствами. При таких обстоятельствах мне могла пригодиться или навредить любая мелочь. Я вошел и сразу увидел, как Мерсина читает поучительную проповедь смельчаку Селиму-аге. Она угрожающе размахивала перед ним руками; он стоял, опустив глаза, как ученик, получающий нагоняй от наставника. Увидев меня, Мерсина сразу бросилась ко мне:
- Ну-ка, посмотри на Селима-агу!
С повелевающим выражением лица она указала на бедного "ученика", я повернул голову вполоборота, чтобы видеть грешника.
- Этот человек - ага арнаутов? - спросила она.
- Да.
Я сказал это голосом, в котором сквозила уверенность, но как раз этот тон окончательно вывел ее из себя.
- Что?! Значит, и ты считаешь его командиром смелых арнаутов? Я скажу тебе, кто он есть: ага трусов!
Селим-ага открыл глаза и попытался выразить ими протест. Это ему удалось довольно хорошо.
- Не серди меня, Мерсина, ты же знаешь, каков я во гневе, - сказал он.
- Что это вы ссоритесь? - осмелился я спросить.
- Это те самые пятьдесят пиастров, - ответила Мерсина и с презрительным выражением лица указала на землю.
Там лежали две серебряные монеты по двадцать пиастров и одна такая же в десять пиастров.
- Ну и что?
- Деньги от мутеселлима.
Теперь я знал, в чем дело, и спросил:
- За что?
- За арест макреджа. Ты, кстати, знаешь, сколько у него было?
- Приблизительно двадцать четыре тысячи пиастров.
- Тогда Селим-ага сказал мне правду.
- Это невообразимо огромная сумма, которую комендант отнял у макреджа, а моему бравому Селиму-аге досталось всего лишь пятьдесят пиастров.
Когда она гневно обличала коменданта, ее лицо напоминало взбешенный восклицательный знак. Она двинула ногой монеты в сторону и спросила меня:
- А ты знаешь, что сделал этот Селим-ага?
- Что?
- Он просто взял деньги и ушел, не сказав ни слова. Спроси его, не лгу ли я!
- Что мне оставалось делать? - взвизгнул Селим-ага.