- Нет. Это будет простое сооружение из скальных глыб, не требующее раствора. Каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок должны принести по своим силам камень для постройки, так чтобы каждый из собравшихся паломников смог поучаствовать в строительстве подобающего памятника.
- Но мне нужны воины для охраны, - возразил Али-бей.
- Они будут меняться, и у тебя будет всегда достаточно людей в распоряжении. Давай посоветуемся, каким мы все-таки сделаем это сооружение…
Меня это уже не касалось, и я пошел навестить моего переводчика, который должен был дать мне манускрипт покойного. Он держал его внутри полого ствола чинары, мы расположились вблизи него, и я мог беспрепятственно предаться своим филологическим упражнениям.
Так прошел день. Один за другим зажглись сторожевые огни на возвышенностях, окружающих долину Шейх-Ади. Турки никак не смогли бы уйти, даже если бы каймакам попытался использовать эту ночь для прорыва вопреки своему обещанию. Ночь прошла без происшествий, а утром возвратился Пали. Скорость и выносливость его хорошего коня значительно укоротили дорогу между Шейх-Ади и Мосулом, заставляя верить, что дорога эта не так уж и велика. Я провел ночь в палатке бея и на рассвете еще находился там, когда в нее вошел посланец.
- Ты встречался с мутасаррыфом? - спросил его Али.
- Да, господин, поздно вечером.
- Что он сказал?
- Сначала он впал в ярость и хотел засечь меня до смерти. После этого он послал за офицерами и за своими советниками, долго с ними совещался. Только потом мне разрешили возвратиться в палатку.
- Так ты не присутствовал на совещании?
- Нет.
- Что же за ответ он дал тебе?
- Он ответил письмом к тебе.
- Дай его мне!
Пали вытащил послание, запечатанное печатью наместника, Али-бей открыл большой конверт и взглянул внутрь. В нем лежало послание и еще маленькое письмо. Он показал мне и то и другое.
- Прочти их, эмир! Мне крайне важно узнать, что решил мутасаррыф.
Меньшее по размеру письмо, составленное писцом наместника, было подписано последним. Наместник обещал быть следующим утром в Джерайе с десятью охранниками и ставил условие, чтобы такое же число людей сопровождало и Али-бея. Он надеялся на мирное разрешение конфликта и просил передать каймакаму вложенный в конверт письменный приказ, который заключал очень миролюбивое указание: до дальнейших приказов прекратить любые военные действия, пощадить Шейх-Ади и обращаться с езидами как с друзьями. Затем следовало примечание - прочесть и соблюсти приказ со всей точностью.
Али-бей кивнул, удовлетворенный.
После маленькой паузы глава езидов выразил все обуревавшие его чувства.
- Мы победили и при этом проучили мутасаррыфа. Он долго не забудет это, понимаешь ли ты, эмир? Каймакам должен получить письмо, а утром я уже буду в Джерайе.
- Зачем давать знать об этом каймакаму?
- Так нужно, ведь приказ направлен ему.
- Но это совершенно излишне, он же уже обещал исполнить то, что ему здесь повелят.
- Он это сделает уж совсем точно, если узнает, что такова и воля мутасаррыфа.
- Я должен тебе признаться: этот письменный приказ будит во мне подозрение.
- Почему?
- Потому что он излишен. И как странно звучат последние слова, что каймакам должен прочитать приказ… со всей точностью.
- Это должно только убедить нас в добрых намерениях мутасаррыфа и побудить каймакама к совершенному послушанию.
- Но это же само собой разумеется, и именно потому мне кажется, что приказ более чем излишен.
- Это письмо не принадлежит мне, губернатор доверился моей честности, и каймакам получит письмо.
Получилось так, как будто само провидение благоволило этому намерению бея, ибо тут же в палатку вошел езид и доложил ему.
- Господин, снизу, от долины, к нам скачет всадник.
Мы вышли и спустя короткое время узнали в приближавшемся человеке каймакама, который проскакал к нам без всякого сопровождения.
- Приветствую тебя! - сказал, спешившись, каймакам, сначала обратясь к бею, затем ко мне.
- Добро пожаловать! - отвечал Али. - Что привело тебя ко мне?
- Нужда моих воинов, у которых нет и куска хлеба. Это было произнесено без долгого вступления и обрамляющих слов. Али улыбнулся.
- Я ожидал этого. Но ты же помнишь, что я обещал дать хлеб только в обмен за оружие.
- Да, ты говорил так, но, быть может, ты все-таки возьмешь деньги?
- Бей езидов не отступается от однажды сказанного. Тебе нужна пища, а мне нужны оружие и боеприпасы. Мы обменяемся и так принесем себе обоюдную пользу.
- Ты забываешь, что мне самому нужны оружие и боеприпасы.
- А ты забываешь, что и мне необходим хлеб. У меня здесь собраны многие тысячи езидов, и все они хотят есть и пить. А для чего тебе нужно оружие? Разве мы не друзья?
- Только до окончания перемирия.
- Да нет, может быть, и на более долгий срок. Эмир, я прошу тебя прочитать ему письмо губернатора!
- От него пришло письмо? - быстро спросил офицер.
- Да, я посылал гонца, он только что вернулся. Читай, эмир!
Я прочел письмо, которое еще держал в руках. Мне показалось, что я заметил некоторое разочарование на лице каймакама.
- Так, значит, между нами наступает мир?
- Да, - отвечал бей. - И ты будешь относиться к нам по-дружески. Как тебе особо повелевает мутасаррыф.
- Особо?
Он приложил к этому письмо, и я должен отдать его тебе.
- Письмо? Мне? - воскликнул офицер. - Где оно?
- Оно у эмира. Дай ему письмо!
Я уже хотел протянуть письмо, но суетливость каймакама заставила меня изменить решение.
- Позволь мне прочитать его!
Я прочитал, правда, только до последнего примечания, возбудившего во мне подозрения. Но он спросил:
- Это все? Дальше ничего не написано?
- Еще две строки. Слушай!
Я дочитал до конца и, читая, встал вполоборота к каймакаму, чтобы видеть его лицо. Только на одну секунду раскрылись его глаза больше, чем обычно, но уже по одному этому я с уверенностью мог определить, что это предложение содержало еще какой-то нам непонятный намек.
- Это письмо принадлежит мне. Покажи его, дай!
Произнося эти слова, он так быстро рванулся ко мне, что я едва успел отвести руку в сторону.
- К чему такая поспешность, каймакам? - спросил я его, поворачиваясь к нему. - Разве в этих строках присутствует что-то настолько важное, что заставило тебя потерять самообладание?
- Ничего, здесь совсем нет ничего важного, но все-таки это письмо мое!
- Мутасаррыф послал его бею, и от него зависит, отдать письмо тебе или только ознакомить с содержанием.
- Но разве я тебе не сказал, что письмо полагается получить мне?
- Так как тебе это письмо столь важно, несмотря на то, что содержание ты уже знаешь, то, я думаю, мутасаррыф разрешит мне еще раз хорошенько разглядеть бумагу?
Мои подозрения еще больше укрепились. Более того, они вырисовывались в некое предположение. Я посмотрел бумагу на просвет, при этом ничего странного не увидел. Затем прощупал ее, понюхал, но безуспешно. Потом повернул ее так, чтобы на нее упали лучи солнца. И вот тут-то я различил несколько только искушенным взглядом заметных мест, которые были почти того же цвета, что и бумага, но тем не менее походили на какие-то письменные знаки.
- Ты не получишь бумагу! - сказал я каймакаму.
- Почему?
- Здесь есть строки, сделанные тайнописью, я должен их обследовать.
У каймакама лицо пошло пятнами.
- Ты ошибаешься, эфенди.
- Я это четко вижу!
Чтобы его подразнить, я прибавил:
- Эту надпись я прочту наверняка, если подержу бумагу под водой.
- Держи, держи! - отвечал он с видимым удовлетворением в голосе.
- Ты выдал себя спокойствием, с которым ты произнес эти слова. Поэтому я не буду опускать бумагу в воду, а подержу ее над огнем.
Я попал в точку: это было заметно по неудавшейся попытке каймакама подавить страх, промелькнувший на его лице.
- Ты сожжешь письмо при этом! - предостерег он.
- Не беспокойся! Эфенди с Запада, наверное, умеет обращаться с такими вещами.
Бей был удивлен:
- Ты на самом деле полагаешь, что письмо содержит скрытое послание?
- Если ты зажжешь огонь, я смогу тебе это доказать.
При всем этом присутствовал Пали. По знаку бея он собрал сухие сучья и зажег пламя. Я присел рядом на корточки и со всей осторожностью поднес письмо к пламени. Тут же ко мне подскочил каймакам и попытался вырвать его у меня. Я, ожидавший этого, так же быстро уклонился в сторону, и он упал на пол. Али-бей тут же придавил его коленями к земле.
- Остановись, каймакам! - крикнул он. - Ты вероломно притворялся; сейчас ты пришел ко мне, не заручившись, как прежде, моей защитой, поэтому я беру тебя в плен.
Офицер сопротивлялся насколько мог, но нас ведь было трое против него, к тому же на помощь пришли и другие езиды, стоявшие неподалеку. Его разоружили, связали и отправили в палатку.
Теперь я мог закончить свой эксперимент. Пламя прогрело бумагу настолько, что она чуть не загорелась, и тут стали очень четко видны слова, стоящие на полях.
- Али-бей, ты видишь, я был прав!
- Эмир, ты волшебник!
- Нет, но я зато знаю, как сделать эти надписи снова видимыми.
- О эфенди, твоя мудрость очень велика!
- Но ведь мутасаррыф тоже понимает это волшебство. Есть вещества, из которых готовят чернила, которые на бумаге исчезают, и только еще одним средством можно их вынудить снова стать видимыми. Наука, знающая эти средства, называется химия. Ею у нас больше занимаются, чем у вас, и поэтому у нас есть лучшие средства, чем у вас. Мы знаем много видов тайнописи, которую очень сложно обнаружить. Ваши же настолько просты, что не требуется особенно много ума, чтобы невидимые слова сделать видимыми. Ну-ка, угадай, чем написаны эти строки?
- Скажи!
- Мочой.
- Быть не может!
- Если написать мочой зверя или человека, то надпись исчезает по мере того, как она сохнет. Если же потом подержать бумагу над огнем, строки чернеют, и ты можешь их прочесть.
- И что же здесь написано?
- "Я приду послезавтра, чтобы победить".
- На самом деле? Ты не ошибаешься?
- Здесь четко написано!
- Хорошо, тогда давай мне это письмо!
Он несколько раз в большом возбуждении прошелся туда-сюда, потом остановился передо мной.
- Это предательство или нет, эмир?
- Это вероломство.
- Может, мне уничтожить этого мутасаррыфа? Все в моих руках!
- Тебе придется потом иметь дело с падишахом.
- Эфенди, у русских есть пословица, она гласит: "Небо высоко, а царь далеко". Так же и с падишахом. Нет, я одержу победу!
- Ты прольешь много крови. Не говорил ли ты мне недавно, что любишь мир?
- Это так, но его должны мне предоставить! Эти турки пришли лишить нас свободы, имущества и жизней. Несмотря на это, я их пощадил. Но вот они снова плетут заговор. Разве я не должен обороняться?
- Должен, но не с помощью сабель!
- Чем же еще?
- Этим письмом. Иди с ним к мутасаррыфу, покажи ему, и он будет разбит наголову.
- Он мне устроит засаду и возьмет в плен, если я приду утром в Джерайю.
- Кто тебе мешает то же самое сделать с ним? У тебя больше шансов захватить его в плен: он ведь не знает, что тебе уже известны его намерения.
Али-бей смотрел в задумчивости некоторое время на землю перед собой, потом ответил:
- Я посоветуюсь с Мир Шейх-ханом. Ты поедешь со мной в долину Идиз?
- Поеду.
- Прежде, правда, я кое-что предприму, чтобы эти люди внизу не могли нам никак навредить. Не ходи со мной к палатке, оставайся лучше здесь.
Почему я не должен был сопровождать его до палатки? Его рука лежала на кинжале, а глаза сверкали решимостью. Не хотел ли он мне помешать предотвратить необдуманный поступок?
Полчаса я стоял снаружи один и все это время слышал гневные и возбужденные голоса. Наконец Али-бей вышел. В руке у него была записка, которую он протянул мне.
- Читай! Я хочу услышать, нет ли здесь чего-нибудь неподходящего.
Письмо содержало короткое и сдержанное указание командирам немедленно передать все оружие, а также боеприпасы езидов тому, кто предъявит этот приказ.
- Нет, все верно. Но как ты этого добился?
- Иначе я бы незамедлительно казнил его и макреджа и начал обстрел. За час мы бы с ними управились.
- Значит, теперь он в плену?
- Да, его вместе с макреджем караулят.
- А если люди каймакама не смирятся?
- Тогда я осуществлю свою угрозу. Оставайся здесь до моего возвращения, и ты увидишь, уважают ли меня турки.
Он отдал еще несколько приказов и спустился вниз к батарее. Спустя десять минут все езиды были в полной боевой готовности.
Глава 2
ДОЯН
После той ночи в долине Идиз Али-бей поскакал в Джерайю, демонстративно сопровождаемый всего лишь десятью людьми. Но еще перед отбытием он послал перед собою достаточное число воинов в окрестности Бозана.
Мутасаррыф прибыл действительно с таким же сопровождением, но прежде Али-бей разузнал через своих разведчиков, что между Шейх-ханом и Расул-Айни стянуты значительные воинские силы, которые уже в тот же самый день должны были проследовать в Шейх-Ади. Получив такие вести, он просто окружил мутасаррыфа и взял его в плен. Чтобы снова добиться свободы, тот вынужден был отказаться от всех коварных планов и пойти на мирные предложения Али-бея.
Вследствие этого возобновился прерванный езидский праздник. Его встречали с невиданным ликованием.
После окончания праздников я хотел было отправиться в Амадию, но узнал, что Мохаммед Эмин подвернул себе ногу в горах, и поэтому мне пришлось ждать три недели его выздоровления. Это время не пропало даром и позволило мне поближе познакомиться с курдским языком.
Наконец Хаддедин прислал гонца, сообщившего, что он готов к отправлению, и я поднялся с раннего утра, чтобы забрать его от предводителя курдов-бадинан. Сердечно попрощавшись с езидами, я пообещал на обратном пути заехать к ним на несколько дней. И хотя я протестовал против сопровождения, Али-бей не преминул доставить меня хотя бы до курдов-бадинан, чтобы лично попрощаться с Мохаммедом Эмином.
Так что теперь мы находились на холме восточнее Шейх-Ади и предавались размышлениям. Перед нашим мысленным взором протекали события последних недель. Что принесут нам последующие дни? Ведь чем дальше к северо-востоку, тем более дикими окажутся горные народы, не знающие земледелия и живущие лишь грабежами и животноводством.
Али-бей, должно быть, прочитал эту мысль на моем лице.
- Эмир, тебе предстоит тяжелый и опасный путь, - сказал он. - Как далеко ты хочешь подняться в горы?
- Пока лишь до Амадии.
- Тебе придется ехать дальше.
- Почему?
- Получится или нет у тебя попасть в Амадию - в любом случае тебе придется спасаться бегством. Та дорога, которую должен выбрать сын Мохаммеда Эмина, чтобы попасть к своим хаддединам, известна, и поэтому ее наверняка закроют. Как ты поскачешь дальше?
- Соображу по обстоятельствам. Мы можем ехать на юг и по реке Большой Заб или уйти от преследования на лошадях вдоль течения Акры. Можно также поехать на север, переправиться через горы Тиджари и Мара-нан-даг, а потом через реки Хабур и Тигр, чтобы через соляную пустыню попасть в Синджар.
- Тогда мы тебя больше никогда не увидим!
- Господь управляет мыслями и деяниями человека, все предоставлено его воле!
Мы поскакали дальше. За нами следовали Халеф с башибузуком. Мой вороной прекрасно отдохнул. Раньше он ел лишь финики и должен был привыкать к другому корму, но мне показалось, что он стал даже немного крупнее и сильнее, так что мне пришлось грубее давать ему шенкеля. Мне было даже интересно - как он покажет себя, если потребуется преодолевать снежные курдистанские горы?
Уже вскоре мы прибыли в Бадинан к курдам, которые приняли нас с гостеприимной беззаботностью. Мохаммед Эмин уже собрался в дорогу, и после беседы, курения и роскошной еды мы снялись с места. Напоследок Али-бей подал нам всем руку, в глазах у него стояли слезы.
- Эмир, ты веришь, что я тебя люблю? - спросил он, растроганный таким отношением к себе.
- Я знаю это и тоже с грустью расстаюсь с тобою.
- Ты уходишь, а я остаюсь, но мои мысли будут тебя сопровождать, мои желания будут пребывать в следах твоих ног. Ты попрощался с Мир Шейх-ханом, а он дал благословение мне, с тем, чтобы в момент расставания я передал его тебе. Да будет Господь с тобой, и пусть он останется с тобой во все времена и на всех дорогах! Пусть его гнев падет на твоих врагов, а его милость озарит твоих друзей! Ты ступаешь навстречу великим опасностям. Мир Шейх-хан обещает тебе свою защиту. Он шлет тебе этого мелика-тауза, чтобы он послужил тебе талисманом. Это знак, по которому тебя будут узнавать как нашего друга. Любой езид, которому ты покажешь этот талисман, пожертвует для тебя своим добром и даже жизнью. Возьми этот дар, но не доверяй его никому больше, он предназначен только для тебя одного! А теперь прощай и никогда не забывай любящих тебя!
Он обнял меня, потом быстро вскочил на коня и ускакал без оглядки. Мне показалось, что вместе с ним я лишился частицы сердца. Большой, очень большой подарок сделал мне через Али-бея Мир Шейх-хан!
Сколько копий сломали востоковеды по поводу существования мелика-тауза! И вот этот загадочный знак лежит у меня в руке. То был знак безграничного доверия, которого удостоил меня хан, и, само собой разумеется, я должен был воспользоваться этой фигуркой лишь в крайнем случае.
Она была из меди и представляла собой птицу, расправляющую крылья, чтобы взлететь. На нижней части было на языке курманджи выгравировано "хем-джер", то есть "друг" или "спутник". А шелковый шнурок служил для того, чтобы вешать талисман на шею.
Бадинаны хотели поехать с нами, хотя бы ненамного. Мне пришлось позволить им это, с одним, правда, условием: у деревни Калахони, которая лежит на расстоянии четырех часов езды от Шейх-Ади, они повернут обратно. Дома в ней были почти полностью из камня и висели, как громадные птичьи гнезда между виноградниками, высоко над руслом реки Гомель. Они выглядели очень прочными благодаря огромным каменным блокам, служащим порогами и уголками зданий.
Вскоре мы попрощались с бадинанами и поскакали дальше вчетвером.
По крутой дороге, уготовившей нашим верховым животным немало препятствий, мы достигли деревеньки Бебози, лежащей на вершине довольно высокого холма. В ней мы увидели католическую церковь - ее жители принадлежат к обращенным халдеям. Приняли нас очень радушно, и мы получили бесплатную еду и питье. Они предложили мне проводника, но я от него отказался, и мне описали дорогу до следующей деревни так подробно, что мы просто не могли заблудиться.