- Не будет здесь твоей племянницы - не будет у меня и дела с тобой.
- Алида - дитя покорное и преданное, и мне не хотелось бы тревожить ее сон. Но здесь есть патрон Киндергук. Его преданность английским законам равна моей. Я пойду разбужу его. Он, без сомнения, не откажется принять участие в нашей выгодной сделке.
- Не трудись будить его! Я не вожу компании с подобными людьми. Приведи девушку. У меня есть вещи интересные и для нее.
- Эх, вы никогда не были опекуном ребенка и не знаете поэтому всей ответственности этого звания!
- Не будет племянницы - не будет и сделки, - твердо проговорил контрабандист, кладя обратно фактуру в карман и собираясь встать из-за стола. - Она знает о моем здесь присутствии. Мы только выиграем, если немного посвятим ее в наши с тобой отношения.
- Ты положительно деспот. Но пусть будет по-твоему. Только уговор: молчок о прежних наших делах. Настоящая сделка пусть будет для нее чисто случайной.
- Как хочешь. Я, пожалуй, буду больше делать, чем говорить. Держи лучше сам свои секреты за зубами.
Альдерман не противоречил больше. Затушив лампу и бросив подозрительный взгляд в окно, он медленно вышел из комнаты.
Глава X
Лишь только незнакомец остался один, выражение лица его совершенно изменилось: гордость и отвагу сменила задумчивость. Встав с места, он осторожно коснулся струн лютни и долго вслушивался в их тихий звон. Казалось, он совершенно забыл о цели своего визита. Что же касается Алиды де-Барбри, то она не питала никаких обидных подозрений относительно характера посещения загадочного незнакомца, хотя обстоятельства встречи с ним могли бы дать пищу подобным сомнениям.
Все колонии Англии в то время были наводнены разными выходцами из метрополии. Благодаря протекции они захватили все почетные и доходные места в колониях. Развращенность нравов, продажность юстиции, открытое покровительство контрабандистам составляли оборотную сторону английского управления в колониях, принявших впоследствии имя Соединенных Штатов. Таким образом не было ничего удивительного, что Алида не совсем доверяла законности торговых операций своего дяди.
Скоро она вновь появилась в павильоне. При этом на лице ее было написано скорее любопытство, чем неудовольствие.
- Моя племянница сейчас только узнала, что ты приехал из Европы, мэтр Сидрифт! - сказал осторожно альдерман, шедший впереди Алиды. - Так как она женщина, то она ни за что не простит тебе, если ты не дашь ей первой взглянуть на твои товары и судить о степени их достоинства.
- Не могу и желать более прекрасного и беспристрастного судьи, - любезно отвечал незнакомец. - Вот шелковые ткани, изделия тосканских мастеров. Вот лионская парча, которой могли бы позавидовать дамы Франции и Ломбардии. Вот ленты всех цветов и оттенков, кружева с рисунками, заимствованными у резьбы лучших соборов Фландрии.
- Ты, должно-быть, много путешествовал, мэтр Сидрифт, если обо всем говоришь так уверенно, - сказал альдерман. - Только вот какова их цена? Известно ли тебе, что война, которая так долго тянется, землетрясения и прочее понизили цены и заставляют нас, торговцев, быть крайне осторожными в торговых операциях? Известно ли тебе, почем продавались лошади в Голландии в то время, как ты был там?
- Они просят милостыню на улицах. Что касается цены моих товаров, то между друзьями не должно быть споров, тем более, что, как тебе известно, цена им определенная.
- Твое упорство просто бессмысленно, мэтр Сидрифт! Всякий благоразумный купец должен справляться о положении цен. Человек с твоим опытом должен знать, что какой-нибудь пенс увеличивается несравненно скорее, чем целый шиллинг. Вспомни о снежинках, которые в руках искусного мальчугана превращаются в огромный снежный шар. К тому же наша Йоркская поговорка говорит, что первое предложение - наилучшее.
- Кто предпочитает кружевам, шелкам и парче свое золото, пусть спит, положив его под подушку. Кроме тебя, найдутся другие, которые ждут меня еще с большим нетерпением. Я не для того пересек Атлантический океан, чтобы отдать свои товары тому, кто дает меньше всех.
- Дядя, - промолвила Алида с некоторым нетерпением, - как можно судить о товарах мэтра Сидрифта, не видя их! Я уверена, что он привез с собой на берег хотя образчик их.
- О, дружба! - пробормотал недовольный Миндерт. - Что это за отношения, если они готовы порваться из-за первого пустяка! Ну, покажи-ка товары, упрямец! Держу пари, что они или вышли из моды, или при перевозке подмочены морской водой благодаря обычной у моряков небрежности.
- Как вам будет угодно. Тюки хранятся на берегу, в своем обычном месте, под присмотром мэтра Тиллера. Но если мои товары плохого качества, как вы говорите, то не стоит вам и видеть их.
- Тогда я пойду туда, - сказал поспешно альдерман, поправляя свой парик и снимая очки. - Было бы слишком неучтиво отказать старому приятелю в удовольствии видеть меня, хотя мэтр Тиллер и заставил меня сегодня натерпеться такого страха, какого мне не приходилось испытывать ни разу в моей жизни.
Последние слова альдерман произнес уже в прихожей.
- Я бы пошла вместе с вами, - произнесла Алида, лицо которой выражало одновременно и колебание, и любопытство.
- Это совершенно излишне, - ответил контрабандист. - У меня недалеко отсюда есть образчики всего, что бы вы ни захотели. Но зачем торопиться? У нас есть еще время, пока альдерман будет торговаться, по своему обыкновению, до упаду там, на берегу… Вы не поверите, Алида, какое удовольствие я испытываю, находясь в обществе женщины.
Молодая девушка невольно сделала шаг назад и взялась за шнур звонка.
- Неужели моя наружность так пугает вас? - с улыбкой, отчасти иронической, отчасти грустной, сказал моряк, заметив это движение. - Впрочем, зовите своих слуг, если это может успокоить вас. Ваши опасения так естественны. Но позвольте помочь: ваша ручка так дрожит!
- Бесполезно: прислуга давным-давно спит. Давайте лучше смотреть товары.
Загадочный незнакомец бросил на молодую девушку ласковый, успокаивающий взгляд.
- Вот каковы они, - скорее прошептал, чем проговорил он, - до тех пор, пока жизнь не изменит их! Пусть бы они оставались такими всегда!
Затем незнакомец продолжал уже громко:
- В вашем характере, прекрасная Алида, странная смесь женской слабости с мужскою твердостью. Но поверьте мне, - тут незнакомец положил руку на сердце и с жаром, который исключал всякое притворство, продолжал: - для того, чтобы хоть одно оскорбительное слово сорвалось у меня или моих подчиненных, надо, чтобы здесь, в этой груди, все изменилось. Не бойтесь, - прибавил он, - я только прикажу принести товары.
Незнакомец поднес к губам серебряный свисток и тихо свистнул. Тотчас послышался шелест раздвигаемых кустов; какой-то черный предмет влетел в окно и тяжело покатился на середину комнаты.
- Вот товары, и, поверьте мне, у нас не будет спора о цене, - сказал Сидрифт, развязывая небольшой тюк. - Здесь вы найдете вещи, за которые потом поблагодарите.
При виде содержимого тюка твердость Алиды поколебалась. По мере того как осмотр подвигался вперед, исчезала мало-по-малу ее первоначальная сдержанность. И, наконец, прежде чем тюк был опорожнен на треть, она уже сама деятельно помогала контрабандисту.
- Вот материя из Ломбардии, - говорил тот, видимо, довольный доверием, оказанным ему молодой девушкой, - видите, какая она богатая, сколько на ней цветов? Я продал много этой материи английским дамам, не брезгающим покупать ее у лица, которое ради их туалетов подвергалось всем опасностям.
В этом ящике, - продолжал незнакомец, - лежат изделия из слоновой кости, вырезанные терпеливым японцем. Они могут служить украшением любого туалетного столика. Вот обратите еще внимание на эти кружева, заказанные мною и изготовленные по моим собственным рисункам.
- Эти кружева восхитительны. Рисунок их сделал бы честь любому художнику.
- В детстве я немало занимался подобными вещами, - отвечал торговец, с любовью развертывая кусок тончайшего кружева. - Я заключил условие с мастером этих кружев, и он обязался изготовить столько, чтобы их можно было растянуть во всю высоту церкви его города. Он точно выполнил это условие, и посмотрите, сколько осталось от них: все остальное раскупили лондонские дамы. Даже эти остатки мне едва удалось довезти сюда. Их, с вашего разрешения, я отложу в сторону, надеясь, что они вам пригодятся.
- Эта материя, должно-быть, очень дорога? Это кружево годится скорей какой-нибудь придворной даме…
- Ни к кому оно не подойдет так хорошо, как к вам. Итак, отложу его в сторону. Вот тосканский атлас из страны, где купцы - принцы и принцы - купцы. В фабрикации ее флорентинец достиг замечательного искусства. Эти яркие краски, художественные рисунки отражают роскошный климат его родины. Смотрите: материя отливает розовым цветом подобно склонам Аппенинских гор.
- Значит, вы бывали везде, где изготовляются эти материи? - спросила Алида, не скрывая уже более своего любопытства.
- Это обратилось у меня в привычку. Вот золотая цепочка из города Островов. Только рука венецианца могла смастерить такую тонкую штуку. Я дал за нее целую нить жемчуга.
- Какие роскошные страусовые перья!
- Они родом из черной Африки, хотя сами по себе белы, как снег. Получил я их тайно от одного мавра в обмен на несколько бурдюков вина "лякрима кристи". Бедняга проглотил драгоценный напиток, как говорится, единым духом. Лично я не придаю никакой цены этому товару, и если их купил, то больше из сострадания к просьбам этого мавра. Я дарю их вашему дяде в знак старинной моей с ним дружбы.
Алида не возражала против этой щедрости. Втайне она была уверена, что эти подарки, в сущности, предназначались ей самой. Это обстоятельство заставило ее быть более сдержанной в похвалах товарам незнакомца.
- Дядя, наверное, будет очень благодарен вам за подарок, - сказала она, потупив взор, - хотя в торговле желательна не только щедрость, но и справедливость. Вот любопытный рисунок, вышитый, кажется, иглой!
- Эту вещь я купил во Франции у одной монахини. Много лет провела она над своей работой, быть-может, более ценной, чем весь материал, который пошел на нее. Бедняга плакала, когда ей пришлось расставаться с этой тканью, над которой она скоротала столько времени. Право, иной теряет друга с более легким сердцем, чем эта монахиня расставалась с трудами рук своих. А это работа английского происхождения. Как она сюда затесалась? Признаться, в моих тюках мало есть вещей, которые были бы осквернены законами. Скажите мне откровенно, прекрасная Алида, разделяете ли вы предрассудки других людей относительно нас, свободных купцов?
- Не хочу судить о вещах, в которых ничего не понимаю, - отвечала молодая девушка. - Некоторые думают, что всякое нарушение закона есть нарушение нравственности.
- Это проповедуют люди, которые уже успели нажить себе целые состояния. Они прячут свои богатства за оградой закона и кичатся своей непогрешимостью, в то время как, в сущности, служат лишь своему эгоизму. Мы, пенители моря…
При этих словах Алида так задрожала, что ее собеседник остановился.
- Неужели мои слова так страшны, что вы даже побледнели?
- Надеюсь, что они сорвались у вас случайно и не имеют того значения, которое я им придаю. Мне бы не хотелось говорить. Нет, нет, я ошиблась! Такой человек, как вы, не может быть тем, чье имя обратилось в поговорку.
- Такой человек, как я, прекрасная Алида, есть то, чем угодно было его сделать судьбе. О ком вы говорите?
- Пустяки, - ответила девушка, невольно глядя на красивое лицо и учтивые манеры незнакомца. - Продолжайте ваши объяснения. Какой красивый бархат!
- Это также из Венеции, но торговля, как и милости, следуют за богатыми, между тем как - увы! - царица Адриатики находится теперь на закате своих дней. То, что составляет счастье земледельца, причиняет гибель купцу. Каналы переполняются жирным илом, и киль коммерческого судна реже смотрит на него, чем прежде. Пройдет еще несколько столетий, и плуг проведет борозды там, где некогда плавал гордый "Буцентавр". Открытие морского пути в Индию перенесло центр торговли в другие места. Венеция опустела. Народы будут поучаться, смотря на пустынные каналы и красноречивое величие этого павшего города, гордость которого до сих пор поддерживается еще бесполезными воспоминаниями о прошлой славе и заветами старинной аристократии. Мы, моряки, мало придаем цены этим последним, как отжившим и устаревшим, которые притом насаждены богатыми и сильными, чтобы еще больше стеснить слабых и несчастных.
- Вы увлекаетесь. С вашими теориями рушилось бы общество.
- Наоборот, с моими теориями оно более окрепло бы, так как каждый получил бы свои естественные права. Когда в основу законов будет положена защита этих прав, тогда и "Морская Волшебница" обратится в королевский куттер, а его капитан - в таможенного офицера.
Бархат выпал из рук Алиды, и она порывисто вскочила с места.
- Скажите же прямо, - с твердостью проговорила она, - кто вы?
- Отщепенец общества… авантюрист океана, Пенитель Моря! - вдруг вскричал за окном чей-то голос.
Вслед за тем в комнату вскочил Лудлов. Алида тихо вскрикнула и стремительно выбежала из комнаты.
Глава XI
Лицо Лудлова пылало бешенством. Он обвел внимательным взглядом всю комнату, как бы отыскивая спрятавшегося врага: он был убежден, что в комнате, кроме Алиды и Сидрифта, находилось еще третье лицо. Разочаровавшись в ожиданиях, он повернулся к контрабандисту и бросил на него подозрительный взгляд.
- Здесь какой-то обман! - вскричал он наконец.
- Ваша любезная манера входить в дома, - отвечал незнакомец, на лице которого появилась было и исчезла мимолетная краска волнения, - спугнула молодую даму, но так как вы носите ливрею королевы, то, должно-быть, имеете право вторгаться в жилища ее подданных.
- Я имел причины думать, что захвачу здесь одного человека, уже давно внушающего ужас всем лойяльным гражданам, - сказал с некоторым смущением Лудлов. - Я едва ли мог ошибиться, так как ясно слышал его голос. Между тем его здесь не оказалось.
- Благодарю за то значение, которое вы придаете моей особе.
Лудлов еще раз внимательно посмотрел на собеседника. В его взгляде читалось смутное подозрение, удивление и даже ревность.
- Я раньше не встречался с вами! - пробормотал он.
- Мудреного нет. Океан велик. Можно долго бороздить его, не рискуя встретиться.
- Вы были на службе королевы, хотя имеете несколько подозрительный вид?
- Не имел этого удовольствия. Я вообще не создан для рабства у какой бы то ни было женщины.
- Довольно смело сказано для слуха королевского офицера. Кто же вы тогда?
- Отщепенец общества, осужденный, авантюрист океана, Пенитель Моря.
- Этого не может быть! Тот имеет, говорят, свирепую наружность. Вы хотите обмануть меня?
- Если я не то, что говорю, то тогда я тот, чем кажусь.
- Вздор! Докажите мне ваши слова.
- Посмотрите на эту бригантину, - сказал незнакомец, подойдя к окну и жестом указывая в сторону бухты Коув. - Это то самое судно, которое так часто смеялось над всеми усилиями королевских крейсеров, старавшихся догнать его. Оно несет меня и мои сокровища туда, куда мне угодно, не считаясь с пристрастными законами, ускользая от розысков презренных наемников. Легкостью и быстротою своего хода оно оставляет за собою даже грозовое облако. Вот почему его справедливо назвали "Морской Волшебницей"! И "Волшебница" достойна любви, Лудлов! Поверьте мне, ни к одной женщине не чувствовал я такой привязанности, как к этому верному и красивому судну.
- Ни один моряк не произносил такого горячего панегирика в честь самого любимого своего судна!
- Конечно, вы не сделали бы этого по отношению к тяжелому кораблю королевы Анны. Ваша "Кокетка" не из самых красивых судов королевского флота. В ее названии звучит больше претензии, чем правды.
- Клянусь королевой! Этот дерзкий язык пристал более тому, кого ты корчишь из себя, чем такому молокососу, как ты! Легкий или тяжелый, мой корабль сумеет захватить твою бригантину и представить ее на суд.
- Клянусь "Морской Волшебницей"! Такой язык более приличен человеку, который волен располагать собою как ему угодно! - отвечал незнакомец, передразнивая голос Лудлова. - Вы сейчас удостоверитесь в моей личности. Есть некто, гордящийся своим могуществом и забывающий, что он не что иное, как игрушка в руках одного из моих людей, пленник, несмотря на его гордость и смелость.
Загорелые щеки Лудлова покраснели от бешенства, и он бросил на хрупкую фигуру контрабандиста такой взгляд, как-будто хотел кинуться на него. Не известно, чем бы окончилась эта сцена, если бы, к счастью, приход Алиды не положил ей конец.
На минуту водворилось неловкое молчание. Наконец, молодая девушка, преодолев смущение, произнесла, обращаясь к капитану Лудлову:
- Не знаю, следует ли мне выразить одобрение или порицание поступку капитана Лудлова, явившегося сюда в столь неурочный час. Надо узнать сначала, насколько были уважительны соображения, приведшие его сюда.
- В самом деле, необходимо дать ему объясниться, прежде чем изрекать приговор, - промолвил незнакомец, подавая стул молодой девушке, которая, впрочем, холодно отвергла его услуги.
Лудлов опять бросил на непрошенного советчика взгляд, который, казалось, грозил сжечь его. С трудом преодолевая охвативший его гнев, капитан сказал:
- Не буду скрывать, что я сделался жертвой коварства одного негодяя, того самого матроса, которого вы видели на палубе периаги. Обманутый его наружностью н речами, я оказал ему полное доверие, а в награду встретил лишь низкое предательство.
- Не понимаю, какое отношение имеет ко мне то обстоятельство, что какой-то бродяга обманул командира "Кокетки". Я не знаю не только его, но и эту личность, - Алида подчеркнула последнее слово. - Между нами не было других отношений, кроме тех, которые вы видите.
- Излишне говорить, - продолжал Лудлов, - что привело меня сюда. Покидая свой корабль, я имел неосторожность позволить ему ехать вместе со мною. Когда же я захотел вернуться, он каким-то образом обезоружил матросов моей шлюпки и сделал меня пленником.
- Ну, для пленника вы достаточно свободны, - иронически сказал контрабандист.
- Что мне свобода, когда нельзя воспользоваться ею! Меня отделяет от моего судна море; мои люди связаны. Меня самого в первое время стерегли. Но хотя мне и было запрещено приближаться К некоторым местам, я мог ясно видеть, каких людей принимает у себя альдерман.
- И я, его племянница, хотите вы сказать?
- Не хочу говорить ничего такого, что оскорбило бы мое уважение к Алиде де-Барбри. Признаюсь, тяжелая мысль причиняла мне страдания, но теперь я вижу, что ошибся, и… раскаиваюсь в своей поспешности.
- Тогда нам не остается ничего другого, как снова, приняться за прерванное занятие, - проговорил контрабандист, спокойно садясь перед раскрытым тюком.
Алида и Лудлов смотрели друг на друга с немым изумлением.