Не успел еще Фред закончить своей фразы, как Барнет вне себя от радости скрылся позади плотной стены тамариндов и бурао, цепкие и сильные побеги которых спускались густой чащей в долину, указанную ему другом.
Было, надо полагать, часов одиннадцать утра; яркое солнце золотило верхушки больших лесов, которые шли этажами по капризным, волнообразным уступам Соманта-Кунта; озеро Пантер, прозрачность которого не нарушалась ни малейшим дуновением ветерка, сверкало, как огромное зеркало, под ослепительными лучами солнца; исполинские цветы огневиков и тюльпанных деревьев медленно колыхали свои крепкие черешки, как бы ища под листьями защиты от дневного жара; палящий зной, не смягченный никаким облачком, лился с небесного свода, заставляя птиц прятаться под ветками, а диких зверей - в глубине своих логовищ и призывая к покою все, что жило и дышало под этой тропической широтой.
Нариндра и Сами, не отягощая себя мыслями ни о гремучих змеях, ни о кобрах, вытянулись под карликовыми пальмами и предались всем сладостям отдохновения; тишина нарушалась только ясным серебристым звуком карабина с литым из стали дулом, который время от времени пускал в ход Барнет.
Всякий раз, когда этот звук, приглушенный буйной растительностью, которая преграждала путь воздушным волнам, достигал слуха Сердара, последний не мог удержаться от нетерпеливого движения; сидя под тенью баньянов, он продолжал наблюдать за горой с таким видом, как будто был чем-то серьезно озабочен.
Время от времени он складывал руки и, пользуясь ими, как акустическим рогом, внимательно прислушивался к шуму, который доносился из нижних долин со стороны Пуант-де-Галля. Можно было подумать, что он ждет условного знака, так как, послушав более или менее продолжительное время, он с лихорадочным нетерпением брал бинокль и внимательно изучал каждую складку земли, каждый участок лесной чащи, издавая под конец вздох самого глубокого разочарования.
Оставив свой наблюдательный пост, он задумался, и мысли его блуждали среди грандиозных планов, которые должны были удовлетворить два чувства, наполнявших всю его жизнь, - патриотизм и ненависть к извечным врагам Франции.
Это был один из тех людей, которых природа отлила из чистейшей бронзы и которые доказывали наглядным образом, что страсть к великим деяниям и героическая преданность не представляют собой всего лишь отвлеченных идей. Даже не зная его прошлого, можно было смело утверждать, что он не был способен на какие-либо низкие и бесчестные поступки, несмотря на то что перенес много испытаний.
Вот уже десять лет как он колесил по всей Индии, возмущаясь на каждом шагу алчностью британцев, которые душили эту прекрасную страну всякого рода поборами, какие только могут быть придуманы торгашами, облагали бедных индусов податями, превышающими их доход, вытесняли местное хлопчатобумажное и шелкоткацкое производство, издавая деспотические приказы в пользу мануфактур Манчестера и Ливерпуля. С хладнокровием и жестокостью они способствовали исчезновению сорока миллионов парий чрезмерным вывозом риса, их единственной пищи, что таким образом периодически вызывало голод, который уносил миллионы жизней. Англичане не исправляли и не очищали в тех местах, где жили эти несчастные, пруды и оросительные каналы, без которых все гибнет во время засухи… И вот он, которого бедные наиры Декана звали Сердаром, а райоты Бенгалии - Сахибом, принял близко к сердцу судьбу этих несчастных и после десяти лет терпеливых страданий сошелся со всеми кастами, завоевал доверие тех и других, пользуясь повсюду религиозными предрассудками, внушив раджам надежду вернуть обратно отнятые троны. Таким образом ему удалось с помощью Нана-Сахиба организовать обширный заговор, в котором несмотря на миллионы заговорщиков не участвовало ни одного изменника. В условленный день по данному знаку восстали сразу двести тысяч сипаев без всякого о том ведома со стороны английского правительства, захваченного врасплох и не приготовившегося к защите. Поразительный пример, единственный в истории целого народа, когда за несколько лет вперед он уже знал условные слова и час, назначенный для свержения ига притеснителей, причем ни один из этих людей не выдал доверенной ему тайны.
Вот почему не без затаенной, но вполне законной гордости вспоминал Сердар свое прошлое. Дели, Агра, Бенарес, Лахор, Хайдарабад были уже взяты; Лакхнау должен был сдаться на днях; последние силы англичан заперлись в Калькутте и не смели выйти оттуда. Теперь ему осталось только закончить свое дело, подняв все племена восточной оконечности Индостана, прежде чем Англия успеет прислать достаточное подкрепление для ведения кампании. И вот для этого важного предприятия, которое должно было привести к окончательному торжеству восстания, прошел он Индию и весь остров Цейлон, избегая проезжих дорог и хоженых тропинок, чуть не каждый день сражаясь со слонами или дикими зверями, во владения которых он вторгался.
Никогда и никому не понять, сколько нужно было иметь настойчивости, энергии и героического мужества этим четырем человекам, чтобы перейти через Гатские горы Малабарского берега, пробраться сквозь болотистые леса Тринкомали и девственные леса Соманта-Кунта, в буквальном смысле слова кишевшие слонами, носорогами, ягуарами, черными пантерами, не говоря уже об ужасных ящерах, гавиалах и крокодилах, которые населяют озера и пруды сингальских долин.
Придя накануне к месту нынешней своей стоянки, они всю ночь вынуждены были поддерживать огонь костра на берегу озера Пантер, чтобы удержать от нападения диких зверей, которые все время бродили вокруг, злобно ворча, и удалялись только с первыми проблесками дня.
Они были уверены, что окончательно сбили с толку английские власти, которые, зная участие, принимаемое Сердаром в восстании, прекрасно понимали, как важно отделаться от такого противника, а потому неминуемо должны были принять все меры, чтобы этого достигнуть.
II
Ауджали. - Серьезные известия. - Боб Барнет. - Рама-Модели - заклинатель. - Долина Трупов.
ДЕНЬ БЛИЗИЛСЯ К ВЕЧЕРУ, И СОЛНЦЕ КЛОНИЛОСЬ к горизонту, а Боб Барнет, который ушел четыре-пять часов тому назад, все еще не возвращался; он даже не подавал никаких признаков жизни, и давно уже не были слышны выстрелы его карабина. По крайней мере в двенадцатый раз занимал Сердар свой наблюдательный пост, и все так же безуспешно. Он горько упрекал себя, что позволил уйти своему товарищу, который вопреки данному слову зашел, вероятно, гораздо дальше, чем позволяла осторожность; вдруг его мысли были нарушены отдаленным криком, напоминающим звук охотничьей трубы, который донесся к нему из нижних долин, со стороны Пуант-де-Галля.
Обрадовавшись он сделал невольное движение навстречу и стал ждать, затаив дыхание, так как звук этот был настолько слаб, что походил на ропот моря, донесенный только что подувшим ветерком.
Не прошло и минуты, как тот же звук повторился снова.
- Нариндра! - крикнул Сердар вне себя от восторга.
- Что случилось, Сахиб? - спросил поспешно прибежавший к нему маратх.
- Слушай! - сказал Сердар.
Нариндра прислушался в свою очередь. Крики повторялись с равными промежутками, но не становились очень громкими из-за далекого расстояния, на котором находился кричавший.
- Ну? - спросил Сердар с оттенком нетерпения в голосе.
- Это Ауджали, Сахиб, - отвечал маратх, - я прекрасно узнаю его голос, хотя он находится еще очень далеко от нас.
- Ответь ему! Пусть знает, что мы его слышим.
Маратх вынул из-за пояса огромный свисток из чеканного серебра и извлек из него три таких долгих и пронзительных свиста, что их можно было слышать за несколько миль оттуда.
- Ветер дует нам навстречу, - сказал Нариндра, - не знаю, дойдет ли до него этот сигнал, а между тем я был бы удивлен, если бы он не услышал его. Слух у Ауджали тоньше нашего.
В ту же минуту как бы в подтверждение его слов тот же призыв повторился три раза и с такой силой, которая указывала, что крикнувший имел ясное и определенное намерение дать знать друзьям о своем прибытии. Надо полагать, что кричавший несся с безумной скоростью, так как, судя по большой силе голоса, пространство, отделявшее его от озера Пантер, значительно уменьшилось.
- До чего умен! - сказал про себя Сердар. - Этот Ауджали действительно необыкновенное создание.
Оба стояли и внимательно присматривались к той части долины, откуда легче было взобраться на гору, но густая листва бурао, покрытая ползучими лианами и другими паразитами, была так непроницаема, что не было никакой возможности рассмотреть нового посетителя…
- А что если он ничего не принесет? - осмелился спросить Нариндра, взволнованный в той же степени, что и его господин, почти все тайны которого он знал.
- Невозможно! - отвечал Сердар. - Ты, видно, не знаешь Ауджали, раз так клевещешь на него. Он не вернулся бы, не отыскав Раму-Модели, даже если бы ему пришлось искать его целую неделю.
Скоро оба наблюдателя заметили в двух- или трехстах метрах ниже того места, где они стояли, сильное движение веток и листвы, как будто вновь прибывший насильно пролагал себе дорогу, выбирая более короткий путь среди непроходимых сплетений растительности. Немного погодя из чащи бамбуков, росших на окраине плато, вынырнул великолепный черный слон колоссальных размеров.
Это был тот, кого ждали.
- Ауджали! - воскликнул Сердар.
Благородное животное отвечало тихим и ласковым возгласом, сопровождая его движением ушей, что служило у него знаком величайшего удовольствия. Весело подошел слон к своему господину и поставил на землю у его ног одну из тех корзин из листьев кокосовой пальмы, в которых индусы носят на рынок плоды и овощи. Корзина, принесенная Ауджали, была наполнена свежими плодами манго и бананами.
Сердар, не теряя времени на то, чтобы отвечать на ласки умного животного, высыпал фрукты на траву и не мог удержаться от вскрика радости, заметив на дне корзины толстый пакет, тщательно перевязанный волокнами кокосовой пальмы. Разорвать эти волокна было делом одной секунды; в пакете оказалось значительное количество писем, адресованных на имя иностранных авантюристов, которые предложили свою шпагу Нана-Сахибу. Эти письма были отложены в сторону. Кроме них там находились еще большой конверт, запечатанный несколькими печатями из красного воска, и один поменьше, без марки, но с надписью на тамильском наречии: "Salam Srahdana!", то есть "Привет тебе, скиталец джунглей!", сделанной на скорую руку карандашом.
В последнем находился, вероятно, ответ Рамы-Модели, цейлонского корреспондента Сердара, на письмо, переданное ему от своего господина умным Ауджали. Но Сердар, как ни интересовался последним, поспешно пробежал содержание большого конверта и воскликнул с торжеством:
- Нариндра! Мы можем ехать в Пондишери, успех моего плана обеспечен. Недели через две весь юг Индостана сбросит с себя ненавистное иго британского льва и на всем полушарии не будет ни одного красного мундира.
- Правду ли говоришь, Сахиб? - спросил маратх, голос которого дрожал от волнения. - Да услышит тебя Шива! Да будет благословен день мести! Эти низкие иноземцы сожгли наши дома, изрубили наших жен и детей; ни одного камня не оставили они на могилах предков и землю лотоса превратили в пустыню, чтобы легче было подчинить ее себе. Но из праха мертвых возродятся герои, когда крик смерти, угрожающий англичанам, пронесется от мыса Кумари до берегов Ганга.
Глаза Нариндры горели, ноздри его раздувались, кулак поднялся в знак угрозы, когда он говорил эти слова… он весь преобразился. В еще течение нескольких минут лицо его сохраняло жестокое и мстительное выражение, которое индусы-скульпторы придают своему богу войны в старых пагодах, посвященных служению Шиве.
После этого взрыва чувств, одинаково воодушевлявших обоих, Сердар вскрыл письмо, которое Рама-Модели адресовал ему.
После первых же строчек он вздрогнул. Вот содержание этого интересного письма:
Срахдана-Сахибу
Рама-Модели, сын Чандра-Модели, дает знать следующее:
С большим огненным кораблем франгисов приехал молодой человек твоего племени и говорит, что у него есть поручение к тебе.
"Ты отправишься, когда приедешь в Страну Цветов, - сказал ему тот, кто его посылает, - в жилище известного всем добродетельным людям Рамы-Модели; он один скажет тебе, где ты можешь встретить Сердара".
Сегодня вечером до восхода луны Рама-Модели, чтобы отклонить всякие подозрения, сам приведет к Срахдане-Сахибу молодого француза.
Будь настороже, Сердар! Леопарды почуяли дичь. Они разбежались по равнине, а от равнины недалеко и до горы.
Привет Срахдане-Сахибу.
Рама-Модели
Сын Чандра-Модели сказал все, что полезно.
Письмо это привело Сердара в странное недоумение. Кто был этот молодой человек, нарочно приехавший к нему из Европы с каким-то поручением? Только одно лицо в Париже знало его отношение к Раме-Модели; это лицо вело активную деятельность в Европе по делу о восстании индусов и переписывалось с Нана-Сахибом и Сердаром. Это был Роберваль, бывший консул Франции в Калькутте, где он познакомился с Сердаром и с самого начала был поверенным его планов; восторженный патриот, он ни перед чем не отступал, чтобы помочь их успеху, и мы скоро увидим, какое участие он принимал в деле, которое впоследствии войдет в историю под названием "заговора в Пондишери".
Незнакомец был, по всей вероятности, послан им, но с какой целью? Сердар никак не мог догадаться; но больше всего его удивляло, что в письме, сопровождавшем присылку важных документов, не было сделано ни малейшего намека на это неожиданное посещение.
Как бы там ни было, но до разгадки тайны оставалось несколько часов, и незачем поэтому было ломать себе голову над разрешением вопроса, ответ на который окажется, весьма вероятно, не таким, как он предполагал.
К чувству удовлетворения, которое он испытывал при мысли, что может считать свои планы удавшимися, прибавилось недовольство, превращавшееся постепенно, по мере того как проходили часы, в мучительную тревогу. Что сталось с Бобом Барнетом? Ушел около одиннадцати часов утра и не только не вернулся, но вот уже сколько времени не подает никаких признаков жизни. Карабин его смолк внезапно - обстоятельство, весьма важное для генерала; страстный охотник, неутомимый пешеход, он был не способен поддаваться усталости, хотя бы даже на минуту, в силу опасности, сопряженной с отдыхом в такой стране, где каждый пучок травы скрывал змею, а каждый куст - пантеру или тигра.
С другой стороны, молчание его никак нельзя было объяснить отсутствием дичи: всевозможные животные - зайцы, фазаны, дикие индейки, олени, вепри, буйволы, не говоря уже о хищниках, - буквально кишели в горных долинах, где никто не нарушал их покоя. Сингалы, будучи индуистами, не охотятся; лишь немногие из них ставят ловушки и устраивают засады вблизи источников, куда ходят на водопой черные пантеры, которых на Цейлоне такое множество, что правительство вынуждено было назначить премию за истребление этих хищников. Боб, таким образом, не должен был иметь недостатка в объектах для охоты, и если его карабин молчал, то оставалось предположить одно из двух: или с ним приключилось какое-нибудь несчастье, что было вполне возможно, или увлеченный своей пылкой натурой он все углублялся в чащу, не думая о времени, а затем при виде солнца, склоняющегося к горизонту, оставил свой карабин в покое, чтобы ничто не отвлекло его от намерения вернуться поскорее обратно. Во всяком случае, он не должен был забывать того сильного беспокойства, которое причинил своему другу.
Взволнованный, нечувствительный к безмолвным просьбам честного Ауджали, который грустно ходил за ним, напрасно ожидая благодарности за исполненное им с таким успехом поручение, Сердар шагал по берегу озера, внимательно прислушиваясь к каждому звуку и присматриваясь к каждой неровности почвы в долине в ожидании, что вот сейчас что-нибудь опровергнет его предчувствие и даст ему знать о возвращении друга.
Новый персонаж, который только что появился на сцене и который в этом повествовании играет, пожалуй, даже более важную роль, чем его хозяин, - слон Ауджали - не в первый раз оказывал такие услуги. Сколько раз уже в самых затруднительных случаях Сердар был обязан своим спасением хладнокровию и необыкновенному уму благородного животного.
Редкие качества, которыми природа одарила этого колосса, настоящего царя животных не только по своему росту и силе, но и по развитию умственных способностей, настолько замечательны, что мы не можем не описать его более подробно. Всякий знает, что слоны в Индии используются для таких работ, к которым неспособны другие спутники человека и которые требуют известной степени разума и личной ответственности. Они поливают поля и понимают, когда нужно остановиться, чтобы не залить растения, порученные их попечению. Они валят высокоствольный лес в одиночку или вдвоем, очищают его от веток, переносят по часто непроходимым дорогам и складывают их в самом образцовом порядке. Нет ни одного путешественника, который не видел бы в Коломбо, как они укладывают на набережной огромные стволы тикового дерева, которое идет на постройку судов и без машин не может быть сдвинуто с места. Они помогают грузить и разгружать суда, в совершенстве заменяя подъемные краны и без всякого труда опуская и поднимая самые большие тяжести; они оказывают незаменимые услуги кирпичникам, горшечникам, токарям, кузнецам и другим ремесленникам, заменяя собой недостающую им силу пара. Древние раджи формировали из них полки, которыми командовали туземные начальники, и пользовались ими во время войны. Англичане дрессировали их для артиллерии, и трудно представить себе более странное зрелище, чем вид этих животных, маневрирующих с поразительной точностью и ловкостью.
Они заменяют собой курьеров для передачи депеш, покрывая громадные пространства под управлением карнака, которого они защищают от любого нападения, и никакая сила не заставит их отдать вверенных им чемоданов.
Однажды у слона, шедшего из Тричинополи в Хайдарабад, которые отстоят друг от друга на расстояние в двести миль, на полпути умер от холеры карнак; не позволяя никому тронуть его, слон взял труп и чемодан с депешами и тридцать шесть часов спустя вручил последний почтмейстеру главной линии, а тело карнака отнес обратно к его жилищу, где передал жене покойного, которая могла таким образом схоронить мужа по обычаю, принятому в ее касте.
Этот факт, как и сотни других, сделался легендарным в Индии и известен всему миру. Столь же кроткий и обходительный, сколь и могущественный, добрый и одновременно сильный, слон становится на плантациях самым близким другом детей своих хозяев, с которыми он играет и водит их на прогулку, окружая их самыми ревнивыми и бдительными заботами.