Англичанка улыбнулась и слегка покраснела. "Это, надо полагать, португальское выражение", - подумала она.
- Очень рада, это дает нам возможность немного поболтать, - продолжала она.
- Да! Да! - отвечал Барбассон. - Мы можем маленько покалякать.
И в таком роде прошел весь обед.
- Он не так плохо говорит по-французски, - шепотом сказала леди Браун своему мужу, - только примешивает много португальских слов.
Постепенно "герцог" дошел до непозволительного состояния; он пил все время крепкие вина, и притом полными стаканами, говоря своей соседке:
- Не дурно оно, ваше винцо… кто вам его поставляет?
По мере опустошения бутылок разговор Барбассона становился все более и более пикантным. Пробуя стакан кейптаунского, он конфиденциально заявил своей соседке:
- Ну, этого голубенького не выхлещешь шесть бутылок подряд… Здоровую затычку забьешь себе им в голову.
На этот раз англичанка подумала, что он говорит по-португальски.
Желая показаться еще более интересным и припомнив фокусы, которыми щеголяют приказчики, сидя за обедом, он клал бисквит на нос и затем легким щелчком отправлял его в стакан, или, положив его на стакан, тем же манером отправлял себе в рот. Затем он жонглировал предметами, которые попадались ему под руку, - ножами, вилками, бутылками, тарелками, - к великому удивлению всех присутствовавших, громко выражавших свой восторг:
- Very nice, indeed! (Право, это очень мило!).
Пример его заразил мало-помалу всех, и каждый в свою очередь пробовал проделать то же самое, но, конечно, безрезультатно, а так как англичане всегда преклоняются перед чьим-либо превосходством, то благородный герцог имел поразительный успех. Ободренный единодушными аплодисментами, Барбассон вдруг встал, схватил стул и, поставив его одной ножкой на нос, обошел таким образом вокруг стола, рискуя убить кого-нибудь из гостей в случае нарушения равновесия.
Англичане приветствовали этот фокус восторженными криками "браво" и "ура", разными тостами; но что творилось, когда, после подражания крикам животных, он, чтобы закончить свой сеанс, принялся ходить на руках! Крики дошли до полного неистовства, все принялись поздравлять его, и каждый пожелал выпить бокал шампанского за его здоровье. Барбассон со всеми чокался, отвечал на все тосты и говорил:
- Да! Да! Вы хотите споить меня, но это вам не удастся! - и он пил, как бездонная бочка, и это совсем не было заметно.
Степенные люди говорили:
- Удивительно оригинальны эти португальские обычаи.
Молодые люди устраивали ему овации, а губернатор говорил с восторгом, что никогда еще у него не было так весело.
Вот вам прямое доказательство того, что этикет - вещь условная, выдуманная людьми для того, чтобы наскучить друг другу.
Одна знатная старуха-англичанка сказала нашему провансальцу:
- Мосью Барбассонто, неужели у вас все герцоги и пэры такие же веселые, как вы?
Барбассон отвечал:
- Все, прекрасная дама, и король первый подает нам пример.
Все пришли к заключению, что придворная жизнь португальского короля самая оригинальная и самая веселая в мире.
Но наибольшей популярности достиг Барбассон во время бала, когда успех его превратился в настоящий триумф. Вместо чопорного танца, состоящего из церемонных прохаживаний взад и вперед, как это было принято в то время в официальных салонах, наш провансалец познакомил англо-сингальцев со всеми красотами хореографического искусства самого сомнительного свойства и, по его собственному выражению, "задал им такого танца, что самому Шикару не угнаться за ним". Это был вечер, о котором долго помнили на Цейлоне; англичане до сих пор еще говорят о знаменитом португальском герцоге, а в семьях высшего общества, когда подается десерт, все джентльмены и леди забавляются тем, что поддерживают в равновесии бисквиты на носу, и многими другими фокусами, которым их научил лузитанский вельможа… Вот что значит сила традиции!
Развеселив таким образом все общество, Барбассон и не подозревал, какую большую услугу оказал он делу Сердара. Для успеха последнего необходимо было, чтобы друзья его могли, не внушая никому подозрения, пробраться во дворец сэра Уильяма; это было отнюдь не просто, ибо после своей дуэли с Фредериком де Монмореном губернатор удвоил число караулов, отдав приказ, чтобы часовые без колебаний стреляли беспощадно во всякого, кто попытается пробраться во дворец или его службы. Вот почему, когда в полночь, в самый разгар бала, губернатору доложили, что три индуса-фокусника просят разрешения показать ему двух пантер, специально выдрессированных ко дню рождения его превосходительства, эти фокусники были поражены количеством военных караулов, мимо которых их вели во дворец.
- Милорд герцог, - сказала леди Браун, обращаясь к Барбассону, - вы познакомили нас с любопытными обычаями Португалии, позвольте же и нам в свою очередь показать вам зрелище, которое нечасто встречается в вашей стране.
- Какое зрелище, прекрасная дама? - спросил провансалец, который называл так всех дам и тем приобрел репутацию обворожительного мужчины.
- Мы покажем вам хищников, дрессированных туземцами.
Барбассон вздрогнул, услышав эти слова, указывавшие на приход его друзей во дворец. До сих пор он только забавлялся от души, как и в те времена, когда, будучи матросом флота, выходил на берег, чтобы проесть и пропить все свое жалование, но теперь на сцену выступало настоящее действие, когда после поднятия занавеса должна была начаться драма, в которой он сам собирался участвовать по прошествии нескольких часов.
Одного этого напоминания было достаточно, чтобы из головы его испарились все винные пары, которыми он так злоупотреблял, и вернулось его обычное хладнокровие.
III
Фокусники. - Танец хищников. - Барбассон-дипломат. - Покупка пантер. - Блестящая мысль. - Ночь празднества во дворце Канди. - Похищение губернатора. - Отъезд из Цейлона.
ИЗВЕСТИЕ О НОВОМ ЗРЕЛИЩЕ, УСТРОЕННОМ, по словам губернатора, в честь его гостя, благородного герцога, заставило всех перейти в одну часть зала, тогда как в другой его части слуги разостлали циновки для предстоящих упражнений.
Когда в зал вошли три туземца в сопровождении двух пантер, которые покорно, как собаки, следовали за ними, Барбассон сразу узнал Нариндру и Раму, переодетых фокусниками, зато он раза два-три присматривался, прежде чем узнал третье лицо, - так искусно загримировался Сердар. Не было никакой возможности принять за европейца человека с бронзовым цветом лица и заплетенными в косы волосами, уложенными на макушке, как это делают обычно фокусники. Чтобы убедиться в этом тождестве, провансальцу пришлось напомнить себе, что никто кроме Сердара не мог быть с маратхом и заклинателем.
Костюм Сердара, более богатый, чем у его спутников, свидетельствовал о его положении директора труппы и позволял ему в то же время играть второстепенную, наблюдательную роль, не привлекая исключительного внимания публики. Он принял эту предосторожность, чтобы не быть узнанным своим врагом, хотя и был так искусно загримирован, что ему нечего было этого опасаться.
Пантеры выступали великолепно и по приказанию Рамы-Модели исполнили большую часть тех упражнений, которым их обучают фокусники. Изысканное общество, собравшееся в зале, показало своими аплодисментами и количеством рупий, брошенных туземцам, с каким удовольствием оно присутствовало при этом зрелище, главная прелесть которого заключалась в том, что хищные животные столь покорно и беспрекословно подчинялись человеку.
Сердар прекрасно знал, что по окончании представления туземцам прикажут удалиться из дворца, а потому как можно внимательнее присматривался к его расположению, чтобы без всяких затруднений вернуться сюда ночью. Он понял, с какими затруднениями будет сопряжена эта операция, которая может подвергнуть их обстрелу со стороны часовых, так искусно расставленных вокруг дворца, что им легко было следить за всем, что происходило вблизи него. Вот тут Барбассону снова пришлось пустить в ход новое доказательство своего гения, всю важность которого Сердар оценил сразу, так как эта выдумка устраняла самую трудную часть опасного предприятия. В ту минуту, когда ложные фокусники собирались удалиться, провансалец вернул их обратно:
- Позвольте, господин губернатор, - сказал он, - маленький каприз пришел мне в голову…
- Пожалуйста, мой милый герцог, распоряжайтесь, как у себя дома.
Туземцы приблизились к ним.
- Скажите мне, добрые люди, не согласитесь ли вы уступить мне за хорошую цену ваших умных животных?
- Ты смеешься над нами, бедными людьми, - отвечал Сердар, радуясь в душе; он сразу понял, как мы уже сказали, к чему ведет этот вопрос.
- Клянусь Бар… нет, честью, я говорю серьезно; в моем Коимбрском парке есть нечто вроде зверинца, выстроенного еще моим отцом. Я обогащаю его мало-помалу новыми экземплярами, которых встречаю во время своих путешествий, но беру только хорошо дрессированных и спокойных животных. Герцогиня моя настолько боязлива, что я до сих пор еще не нашел для нее подходящих пантер, а ваши как раз мне подходят.
В другое время Сердар от души похохотал бы над герцогиней, рожденной воображением Барбассона, но в данный момент положение дел было слишком серьезным, чтобы забавляться оригинальными выдумками своего друга.
- Полно же! - продолжал Барбассон с величайшим апломбом, - пользуйтесь моим хорошим расположением духа; это моя фантазия, и я заранее согласен на ту цену, которую вы назначите.
- Но эти животные - наш единственный заработок.
- Ба! Выдрессируйте других.
- Целые годы приходиться тратить на то, чтобы довести их до того совершенства, которого они теперь достигли.
- А если я дам столько, что вам хватит на несколько лет?
- О, тогда другое дело.
- Прекрасно! Цена?
- Это как вашему превосходительству будет угодно.
- Нет, я не люблю такую неопределенность, она всегда стоит дорого.
- Две тысячи рупий за пару.
- То есть пять тысяч франков?
- Если ваше превосходительство находит, что это много…
- Нет… нет! Всякому жить хочется, пусть будет пять тысяч франков; пантеры мои, и я теперь же оставляю их у себя, чтобы вы не вздумали отказаться. Явитесь завтра на борт "Раджи"… впрочем… да, так будет лучше… есть у вас клетка, в которой вы возите этих животных?
- Да, есть… Нельзя же вести по городу пантер на свободе?
- В таком случае с вашего позволения, сэр…
- Позвольте мне прервать вас, мой милый гость, я вам уже сказал, что вы можете распоряжаться, как вам угодно.
- Пользуюсь вашей любезностью и прошу приказать перенести моих пантер на веранду помещения, отданного в мое распоряжение.
- Нет ничего легче, милорд герцог! Пусть даже эти люди остаются подле них, чтобы смотреть за ними до тех пор - надеюсь, это будет не так скоро - пока ваше сиятельство не пожелает покинуть нас.
- Ваша любезность неисчерпаема, мой милый губернатор. Итак, решено: следуйте за моими людьми, они укажут вам место, где вы будете помещаться.
- Ваше помещение рядом с моим, милый герцог, - отвечал, смеясь, губернатор. - Позаботьтесь о том, чтобы ваши новые пансионеры не съели нас сегодня ночью.
- Во избежание этой маленькой неприятности, потому что они могут начать с меня, - отвечал Барбассон тем же тоном, - я и позаботился, чтобы их сразу заперли в клетке. Я боюсь, впрочем, как бы они не стеснили здесь всех, а потому, как только слуги мои отдохнут, я прикажу им свезти их рано утром на борт, а может быть даже и ночью. Убедительно прошу сделать распоряжение, чтобы тогда открыли двери и часовые не беспокоили их.
- Все будет исполнено. Слышите, О'Келли, - сказал сэр Уильям, обращаясь к стоявшему подле него адъютанту, - предупредите часовых, чтобы они пропустили в какой бы то ни было час людей герцога.
Адъютант почтительно поклонился и тотчас же отправился исполнять данное ему поручение.
Сердар смотрел на Барбассона глазами, в которых выражались и удивление необыкновенной изворотливости его ума, и благодарность к нему, которую он, до конца своей жизни. Только теперь он понял, как трудно было бы ему преодолеть затруднения, которые по милости провансальца устранялись, как по волшебству; весьма возможно, что сам он и не справился бы с ними.
Все было исполнено согласно данному распоряжению, и спустя несколько минут Барбассон, спешивший присоединиться к своим друзьям, спросил у жены губернатора разрешения удалиться к себе.
- Я не замедлю последовать вашему примеру, - сказал сэр Уильям, - я не хочу присутствовать на ужине. Леди Браун займет мое место, а гости извинят меня, потому что я не отличаюсь крепким здоровьем.
- Вы были жертвой какого-нибудь несчастного случая? - спросил провансалец, которому все было прекрасно известно.
- Да, было покушение на убийство, и презренный виновник его, который до сих пор ускользал от преследования, в этот час получил уже, вероятно, заслуженное им наказание… Он находился на судне, за которым отправился броненосец "Королева Виктория"… Зачем, впрочем, я рассказываю вам о таких вещах, которые вас мало интересуют, и мешаю вам отправиться на отдых?
Оба крепко пожали друг другу руки, и Барбассон не спеша направился в свои комнаты, находившиеся на первом этаже правого флигеля дворца. Ему одному из всех приглашенных на бал было отведено помещение во дворце; те же из остальных, которые не желали возвращаться ночью в Пуант-де-Галль, заняли номера в гостиницах Канди. Таким образом, никто из посторонних не мог помешать своим присутствием исполнению планов Сердара.
Загородный дом губернатора Цейлона, выстроенный в изысканном вкусе, представляет собой настоящий дворец по своим размерам и величине различных служб и пристроек. Он расположен в прелестной долине с богатой растительностью, тенистыми и благоухающими рощами, большим количеством ручейков и потоков, которые журчат по склонам гор, окружающих ее со всех сторон. Непосредственно над ней громоздится целый ряд крупных уступов, которые постепенно переходят в знаменитый Адамов пик, где по преданию появился в первый раз праотец человеческого рода. Путешественникам до сих пор еще показывают на верхушке знаменитого пика след ноги, оставленный там Буддой, когда он перед восхождением на небеса извлек из своего мозга первую человеческую чету.
Этот загородный дом, в котором губернаторы живут обычно в течение всего жаркого времени года, начиная с мая и до октября, устроен со всем комфортом, какого только можно желать и о котором самые роскошные дома Европы дадут лишь весьма слабое представление. Он состоит из главного корпуса, где находятся гостиная, праздничные залы, приемная, рабочий кабинет губернатора, столовая и зал совета, в котором по желанию главы колонии собираются официальные лица. К главному корпусу примыкают два боковых флигеля, где расположены жилые помещения. В левом находились комнаты "леди губернаторши", как называют на Цейлоне жену губернатора, а в правом - комнаты сэра Уильяма Брауна. Дети и прислуга европейского происхождения занимали соседний павильон.
Обширная веранда окружает весь второй этаж, соединяя между собой все комнаты и давая таким образом возможность не проходить через внутреннюю часть дворца. Комнаты, отведенные сэром Уильямом для Барбассона, примыкали, как уже сказано, к его собственному помещению. Они оставались всегда пустыми за исключением тех редких случаев, когда губернатор Цейлона принимал у себя своих коллег из Мадраса и Бомбея или вице-короля Калькутты.
Заблуждение сэра Уильяма Брауна относительно настоящего происхождения человека, выдававшего себя за благородного португальского пэра, не так уж неправдоподобно, как кажется с первого взгляда, если принять во внимание богатство и красоту яхты стоимостью в несколько миллионов, - воистину королевская прихоть, возможная только при известном богатстве и высоком социальном положении.
За исключением адъютанта, друга и поверенного губернатора, никто больше не спал в этой части дворца, где кроме спальни находились курительная, ванная, библиотека, семейная гостиная, бильярдная, частный кабинет - все, что требуется для джентльмена, любящего удобства; это был частный "home" сэра Уильяма, куда могли входить только его жена, дети и близкие друзья. В Индии, где температура воздуха требует постоянного проветривания, двери в комнатах существуют только для виду; их никогда не закрывают, и обычные портьеры всегда приподняты с одной стороны - единственный известный там способ изолирования. Прислуга поэтому никогда туда не допускается и появляется только тогда, когда раздается электрический звонок и на табло появляется номер комнаты и имя слуги, которого вызывают.
Поднявшись на второй этаж, Барбассон немедленно воспользовался удобством расположения комнат и отсутствием прислуги, чтобы ознакомиться с помещением и наметить направление, которого должны будут держаться его друзья, чтобы проникнуть в спальню губернатора. Он нигде не останавливался, чтобы полюбоваться неслыханным богатством внутреннего убранства, из боязни быть застигнутым врасплох сэром Уильямом, который говорил ему, что желает раньше удалиться на покой.
Он застал на веранде трех своих друзей, которые по обычаю туземцев сидели на полу у дверей его комнаты; подле них стояла клетка, предназначенная, по-видимому, для пантер, но тот, кто знал это ее назначение, очень удивился бы, открыв дверцу и найдя ее пустой. Внизу у веранды спали на циновках четыре матроса из свиты дона Васко Барбассонто… Вернее, им приказано было казаться спящими. Друзья из осторожности не сопровождали Барбассона во время осмотра им комнат. И хорошо сделали, ибо не прошло и пяти минут после его возвращения из этой экскурсии, как появился губернатор, предшествуемый двумя слугами с факелами в руках.
- Как ведут себя ваши новые пансионеры? - спросил сэр Уильям мимоходом.
- С мудростью, достойной высших похвал, милый губернатор, - отвечал Барбассон со своей обычной находчивостью, - не желает ли ваше превосходительство взглянуть на них?
- Не стоит беспокоить их, мой милый герцог.
И он прошел мимо, приветственно помахав ему рукой. Спустя несколько минут он сказал своим слугам, отправляя их:
- Передайте господину О'Келли, - это был его любимый адъютант, - что я прошу его не перекладывать всю тяжесть приема на одну миледи; пусть остается с ней до конца бала.
Губернатор сам таким образом устранил последнее препятствие, которое могло помешать его похищению. Слуги скромно удалились, и Барбассон остался со своими друзьями.
Было два часа утра. Ночь принадлежала к числу тех чудесных ночей, о которых имеют понятие только люди, бывавшие под тропиками. Луна серебрила верхушки лесов, расположенных этажами по уступам долины. Тишина прорывалась одними только звуками оркестра, которые смешивались с звонким шумом ручьев, каскадами низвергавшихся с высоких скалистых утесов. Прохладный ветерок, наполненный приятным запахом гвоздичных деревьев, корицы и злаков полей, освежал атмосферу, раскаленную дневным зноем. Все покоилось мирным сном среди этой тихой и мечтательной природы: туземцы в своих шалашах из ветвей, усталые птицы среди густой листвы и насытившиеся хищники, загнанные утренней свежестью в свои логовища. Одна только неутомимая молодежь, опьяненная аккордами вальса, все еще носилась по залам дворца, тогда как заспанные слуги, завернувшись в свои одежды, ожидали выхода господ.