В ту памятную ночь Анна дождалась, когда прислуга уляжется спать, и поднялась с постели. Надела бархатный костюмчик, один из тех, которые помогали ей достичь наибольшего сходства с Жанной, шапочку с павлиньим перышком, которая ей так шла. Бросив взгляд в зеркало, она отметила, что если не считать некоторой бледности и худобы из-за болезни, то выглядит она очень даже хорошенькой. Особенно понравились ей глаза – блестящие с колдовской поволокой, как у самой Жанны.
Крадучись, Анна вышла из комнаты. Дом коменданта она изучила, как свои пять пальцев. Больше всего в доме ей нравилась небольшая, совершенно пустая галерея с коричневыми колоннами, выполненными из яшмы. Здесь гулял ветер и жило эхо. Через эту галерею можно было попасть в коридорчик с гостевыми комнатами, где жила Жанна и две телохранительницы. По причине нездоровья Анну поселили в комнате большего размера, нежели она занимала здесь – поближе к лекарю, подальше от возможных неприятностей, которые поджидали Деву и ее "отражения".
Мягкие сапожки касались каменного пола почти бесшумно. Анна вспомнила, как хозяин дома рассказывал о том, что в этой галерее несколько раз видели призраков, и перекрестилась.
Наверное, было глупо идти сюда, где стража охраняет личные покои Девы и где ее могут поймать или, того хуже, пристрелить. Анна хотела уже повернуть обратно, когда ей послышался какой-то шорох, и тут же ледяное дуновение ветра, точно рука призрака, дотронулось до ее лба, шевельнув перышко на шляпе.
Анна прижалась к колонне, читая молитву и жалея, что не прихватила с собой оружия, хотя какое оружие может пронзить призрака? Кто-то коснулся ее плеча.
Анна резко обернулась, но этот кто-то нежно и властно запечатал ее губы поцелуем. Мгновение девушка старалась вырваться из объятий незнакомца, а после обмякла в них, смирившись с неизбежным.
Неожиданно она оказалась свободной. Анна хватала ртом воздух, перед ней стоял красивый, словно молодой Аполлон, Жиль де Лаваль.
– Как ты похожа на нее, прекрасная Анна! – он отстранился от девушки, рассматривая ее с ног до головы. – Ты совершенна, как только может быть совершенен земной человек, земная женщина. Я люблю тебя, – он тихо рассмеялся и, видя, что Анна зарделась и пытается уйти, нежно взял ее за руку и поцеловал.
– Что вы делаете, благородный рыцарь?! – Анна хотела кричать, но вместо этого зашептала, не умея скрыть охватившего ее смущения. – Да если я пожалуюсь Жанне…
– Пожалуйся, несравненная. Как еще я могу доказать тебе свою любовь? Только умереть с твоим именем на устах. С твоим поцелуем на устах.
Анна отвернулась, не в силах скрыть предательскую улыбку.
– Прошу вас, сьер де Лаваль. Оставьте меня, сюда в любой момент могут выйти офицеры стражи или слуги, – пролепетала Анна, чувствуя, как ее собственные, вдруг разбуженные чувства объявляют о своей полной и безоговорочной капитуляции.
– Я уйду, только если ты согласишься прийти еще раз, милая Анна, война есть война – мы оба можем погибнуть, и что тогда? Всю жизнь сожалеть о том, что из-за глупой осторожности не вкусил счастья?
– Но слуги, – Анна повернулась к Жилю и тут же ткнулась лицом в его грудь. Мягкие, теплые объятия скрыли ее от остального мира, его губы нежно и ласково целовали ее глаза, щеки, подбородок. Истомленная в неведомых ей до этого момента ласках Анна чуть не потеряла сознание, держась на плаву лишь мыслью, что в галерею в любой момент может кто-нибудь войти. – Постойте, Жиль, побойтесь слуг…
– Чтобы Жиль де Лаваль, маршал де Рэ, боялся слуг?! – он засмеялся, запрокинув голову, и тут же снова принялся целовать Анну. – Нет, слуг я не боюсь, их господ тоже. Не боюсь ни черта, ни дьявола.
– Но огласка… – простонала Анна, отвечая на поцелуи и желая только одного – умереть прямо сейчас в объятиях Жиля.
– Неужели ты думаешь, что я позволил бы ославить имя женщины, которую люблю? Я убил бы любого, кто застал бы нас вдвоем. Вот и все. Как видишь, все просто, твоя честь не пострадает!
Их первая встреча в продуваемой всеми ветрами галерее, подобно прекрасной драгоценности, навсегда сохранилась в сердце Анны.
Почему-то так получалось, что чем больше балагурил и хвастался граф Гийом ля Жюмельер, тем задумчивее становилась Анна, ведь на всякую побасенку "будущего тестя" у нее была своя, известная только ей правда, тем не менее она вовсе не стремилась раскрывать ее перед случайными знакомыми графа или гостями коменданта Нанси.
Кроме того, она боялась слишком часто показываться на публике. Поэтому, не дав словоохотливому графу допеть своей лебединой песни, Анна засобиралась домой. Несчастный сьер ля Жюмельер был вынужден сопровождать своего будущего зятя, не без основания опасаясь, как бы тот не перепутал дороги и не свернул в сторону от его замка.
О том, как Брунисента готовилась к свадьбе, а ее отец со свитой встретились с баронами лесов Нанси
Вопреки обыкновению Брунисента плохо спала ночь. Причиной тому были папильотки, на которые новая служанка накрутила ее волосы. Проклятые папильотки были жесткими словно камни и больно тянули волосы. Вторая причина ее состояния – горестные думы о своей безрадостной доле и прекрасном рыцаре, который приходил к ней лишь во сне. Вместо рыцаря на ее дороге оказывались то рано погибший Жак, то рыжее чудовище Божье Наказание, то вот теперь Анна!
Горькая долюшка женская, сиди и жди, сама не знаешь чего. Девушка знатного рода – разменная монета, козырная карта в колоде отца или сеньора. Для чего девушку выдают замуж? Чтобы были дети, чтобы род не угасал. Удачный брак укрепляет отношения с соседями, несет мирный исход дела в войне, но как же тогда любовь? Где та любовь, о которой поют трубадуры, о которых сочиняют поэмы и рассказывают легенды? Неужели вся кончилась, и нам этой самой любви совсем не осталось? Даже крупицы?..
Брунисента вздохнула и оглядела раму, на которой была натянута холстина с нанесенным на нее рисунком для вышивания. Рама была выше ее роста и требовала по меньшей мере ларец разноцветного шелка, не говоря уже о женщинах, которых следовало призвать к этому делу.
Уезжая вместе с переодетой Анной в Нанси, отец велел ей, не мешкая, приниматься за вышивание, с тем чтобы закончить работу к свадьбе.
Хотя кто сказал, что Брунисента вообще когда-либо выйдет замуж? Тем более что не далее как вчера в замок явился гонец, привезший радостную весть от отца о том, что сьер Жак убил на рыцарском поединке Жиро Божье Наказание, чем подтвердил свое право на руку и сердце Брунисенты.
Услышав о смерти рыцаря Жиро де Вавира, Бруня поначалу так и рухнула на колени перед черным распятьем на стене, проливая слезы радости и воссылая благодарственные молитвы небесам, но потом, поразмыслив и вдоволь нагулявшись по саду, она вдруг осознала всю шаткость сложившегося положения.
Шутка ли – ведь теперь отец непременно выдаст ее за Анну, а это грех, за грехом – человеческое осуждение, церковное проклятие и ад. Ад уже клокотал под ногами несчастной Брунисенты, норовя сцапать ее за ногу. Девушка ощущала его тяжелое, горячее дыхание и смрад.
Одно счастье – если Анна умудрится сбежать на обратном пути, и в замок отец вернется без зятя.
Теперь Брунисента стояла возле вышивки, на которой была изображена свадьба то ли Аделаиды, дочери Раймона Пятого Тулузского, с Каркассонским сеньором, то ли союз трубадура Арнаута де Морвиля с его дамой. Хотя последнее вряд ли – всем известно, что они были только любовниками, а кто же станет венчать любовников в настоящей церкви при большом стечении народа?..
Брунисента взяла иголку, но тут же вколола ее обратно в пухленькую игольницу в виде сердца, руки не желали слушаться, голова пылала.
Необходимо было что-то предпринять. Брунисенте срочно был нужен настоящий рыцарь и жених, такой, какого она видела во сне, о котором гадала ей старуха Эсфырь. Рыцарь, за которого она пойдет по любви и которому родит сыновей.
Брунисента не могла сидеть на одном месте, поэтому она кликнула служанок, велев им приниматься за свадебное вышивание, а сама поднялась на башню. Нужно было срочно что-то делать. Но что? Женихи, как известно, на дороге не валяются. То есть валяются, конечно, если верить истории с мадемуазель Жюстиной из Периге, которая подобрала незнакомого ей молодого человека прямо в канаве у дороги, куда сбросили его разбойники. Жюстина привезла несчастного к себе домой и ухаживала за ним до тех пор, пока благородный рыцарь не признался ей в том, что он незаконнорожденный сын короля Арагонского и любит ее. После этого Жюстина и ее рыцарь сыграли свадьбу.
На самом деле стерва Жюстина была на десять лет старше своего пленника, держала юношу взаперти, не давая ему послать весточку родным. Этот сладкий плен продолжался до тех пор, пока бастард не согласился заплатить положенную прекрасной воительнице дань, а именно жениться на ней.
Злые языки поговаривали, что коварная Жюстина будто бы и разбойников сама наняла, чтобы они отходили, как следует, королевского сынка. А после сама пожаловала на поле боя, чтобы снизойти до страждущего, подобно какой-нибудь языческой богине или доброй самаритянке.
Брунисенте тоже не помешал бы смелый план, но только где его взять? Как заставить таинственного жениха примчаться в замок? Разве что колдовством, но за колдовство ждет людское осуждение, церковное проклятие и пламя ада.
Анна прилегла на расстеленной для нее теплой накидке. Она не желала ни с кем разговаривать, поэтому притворилась, будто смертельно устала, и отвернулась от своих спутников, делая вид, будто заснула.
Один из слуг графа умолял не зажигать костра, так как это могло привлечь дорожных грабителей или отряды вольных стрелков, которые нет-нет, да и безобразничали в этих местах. Сьер Гийом ворчал, мол, негоже ему, природному дворянину и рыцарю, бояться какой-то голытьбы, но потом сдался, решив лишний раз не искушать судьбу.
Вскоре разговоры затихли, и Анна, перевернувшись на спину, могла позволить себе любоваться крупными звездами. Она не пыталась сбежать, какой смысл оказаться в пустынной местности, где кричи не кричи все равно никто не придет на помощь, так что никто и никогда уже не узнает, где твоя могилка.
Неожиданный вскрик на мгновение вывел Анну из блаженной дремоты, она напряглась, вслушиваясь в ночь. Крик повторился, но уже тише. Она села, порывисто дыша и пересчитывая своих спутников.
Так и есть, графа не было на месте. Бесшумно она подползла к одному из слуг и, приказав ему будить остальных, взялась за меч. Разбуженный слуга вскочил и тут же рухнул наземь, сраженный дротиком, выпущенным из арбалета.
В ту же секунду на поляну выскочили двое молодцов с дубинами. Перекатившись по земле, Анна рывком села на корточки и, одним движением подрезав ноги первому мужику, чудом увернулась от удара дубиной, который тут же обрушился на нее сверху. Подоспевший телохранитель графа умудрился закрыть ее своим щитом, приняв при этом часть удара на себя. Анна тут же вскочила на ноги и обрушила мизерикордию сверху вниз на не успевшего второй раз поднять дубину мужика.
Рядом с ней завязался бой, воительница увидела тела дерущихся на земле, тут же рядом с ней оказались еще две черные тени. Она рубанула перед собой, намереваясь достать нападавших, но один из ее противников ловко перехватил меч своим плащом, вырвав его из рук Анны. В следующее мгновение воительница прыгнула в сторону ближайших кустов, справедливо рассудив, что раз она не может сколько-нибудь толково разглядеть своих врагов, они так же почти не видят ее.
Маневр удался. Спасло то, что на Анне не было тяжелых и мешающих движению доспехов. Она видела, как черные тени бились друг с другом, пытаясь угадать, где свои, а где чужие. Наконец, голос одного из дерущихся показался ей знакомым, Анна вынырнула из своего убежища и одним метким ударом прикончила разбойника, падая на распростертое на земле тело.
– Черт возьми! – воительница хотела уже вновь броситься на своих врагов, когда человек под ней застонал. Анна провела рукой по телу лежащего, не было никакого сомнения, это был граф Гийом. Анна сама вместе с ним выбирала эту замшевую курточку в лавке жида Абракаса и не могла ошибиться.
Она помогла графу сесть, только теперь понимая, что его руки скручены за спиной, а рот заткнут какой-то тряпкой.
Перерезав веревки, она похлопала графа по щекам, чтобы он пришел в себя, и ринулась на подмогу слугам.
Бой закончился так же внезапно, как и начался, со стороны оврага донесся пронзительный свист, и оставшиеся в живых разбойники дали деру.
После отхода грабителей слугам пришлось-таки разводить костер. Все были возбуждены дракой и уже просто не могли и дальше оставаться в темноте. К тому же следовало перевязать раненых, разобраться с валявшимися тут же телами и выяснить, не пропало ли чего после ночных визитеров.
С огнем все сделалось более понятным и родным. Двое слуг получили пустяковые ранения, которые тем не менее сразу же обработали специальной мазью из арсенала графа. Сам сьер Гийом потирал здоровенную шишку на лбу, из-за которой он теперь не мог надеть новый, только что приобретенный шлем с плюмажем.
Один разбойник был мертв, другого, не мудрствуя лукаво, повесили на ближайшем дереве.
В общем, порядок был восстановлен, но спать уже никто не мог. Возбужденный свыше других сьер Гийом рассказал, как он отправился ночью до того места, куда другого вместо себя никак нельзя послать. Местом этим он выбрал находившиеся в десяти шагах от их временного лагеря кусты, за которыми виднелась канава. Но едва только граф развязал тесемку на штанах, как его кто-то кольнул острием меча в бок, попросив не шуметь, коли жизнь дорога.
Сьер Гийом не видел своего противника, тем не менее он счел ниже своего достоинства выказывать перед разбойниками страх и мягко спросил, с кем он имеет счастье встретиться и что им нужно от него в столь пикантной ситуации?
– Мы бароны леса Нанси, контролирующие проезжую дорогу и охраняющие ее и находящихся на ней путников от разбойников и грабителей, за что всякий проезжающий платит нам дань, – ответил голос.
– Но мы же не на дороге, а на расстоянии полета стрелы от нее, – попытался возразить граф.
– Дорога там, где решил проехать или пройти. А раз так, и ты на дороге – плати или расставайся с жизнью.
– Платить?! Вот еще! Я никогда не платил дань дорожным грабителям и не собираюсь впредь этого делать! – гордо заявил граф.
– Ну, тогда прощайся с жизнью! – прошипел в ответ незнакомец, ударив графа рукояткой меча по голове.
После этого граф уже ничего не помнил до того момента, пока его юный зять не перерезал веревки, стягивающие его руки.
– Отчего же вы, ведя столь изысканные светские разговоры, не представились лесному барону, пленившему вас, и не узнали в ответ его имя? – спросила Анна.
– Да потому что в противном случае они сразу же потащили бы меня в свой лагерь, где нашли бы способ заставить написать в замок, чтобы за меня выплатили выкуп. Этого еще не хватало! Я слишком стар, чтобы начинать разорять семью!
Довольный своим ответом, граф еще долго повторял себе под нос весь разговор, представляя, как он будет рассказывать о ночном приключении в Лерозе. Никто не собирался ложиться. Тихо запел, аккомпанируя себе на трехструнной гитаре, оруженосец графа, искры костра танцевали в воздухе, поднимаясь, казалось, в самое небо, где терялись среди звезд.
О том, как закончилась ночь близ лесов Нанси
Не заметив как, Анна заснула, погрузившись в пышный хоровод сновидений, где снова слышались пушечные раскаты, летели стрелы и реяло гордое белое знамя Жанны. Она снова была там с любимым. Была счастлива и напугана. Все время, пока отряд Жиля бился отдельно от отряда Жанны, Анна умирала от ужаса за своего любовника. Когда от маршала приходил гонец, ее не интересовали победы и поражения. Все, что хотела слышать Анна, была информация о маршале. Жив ли? Здоров ли? Не ранен? Не показывая вида, насколько важен для нее сей предмет, Анна чинно выслушивала гонца, после чего разворачивалась и быстро уходила, чтобы, добравшись до своего шатра или любого другого тихого места, упасть на колени и благословлять Господа за милость к Жилю.
Анна проснулась от собственного крика. Последнее, что она помнила из сна, было видение мертвой Кларенс. Кларенс Шеффилд, так же как и Анна, служила двойником Девы. Однажды во время привала в лагере посреди кромешной ночи послышались крики людей, лязг оружия и конское ржание. Выяснилось, что небольшой, но, по всей видимости, недурственно подготовленный отряд англичан напал на лагерь с южной его стороны, сняв часовых и спалив зажженными стрелами несколько походных шатров офицеров.
При помощи оруженосца Гуго Анна надела латы и бросилась на помощь к своим людям, когда те уже и сами почти что одержали победу. В тот момент никто не понял, отчего англичане предприняли столь отчаянный шаг, совершив атаку ночью, когда никто из нормальных людей не воюет, да еще и сравнительно малым отрядом.
Все выяснилось достаточно быстро. Оказалось, что коварные англичане разделились на два отряда, которые напали на лагерь одновременно с южной стороны с шумом и огнем и спокойно и тихо с восточной. Под прикрытием темноты они переоделись в плащи французов и беспрепятственно добрались до шатра, в котором, по их представлению, должна была отдыхать Дева.
Дева в шатре была. Одетая точно в такой же костюмчик, в котором ее могли видеть до этого разведчики, с гербом герцога Орлеанского на груди, она сидела на большой подушке, играя в кости с пажом и весело хохоча при этом. Охранники у шатра упали, сраженные метко брошенными дротиками, и тут же разведчики влетели к Деве. Не успевший не то что прикрыть собой даму, а даже пикнуть паж тут же был проткнут насквозь ударом меча. Вскочившую девушку оглушили, набросили на голову мешок, руки и ноги замотали веревками. Пользуясь заварушкой на южной стороне, разведчики вытащили девицу из шатра и скрылись в ночи.
В тот вечер Жанна находилась в шатре Дюнуа, бастарда Орлеанского, где проходил совет. Анна дожидалась своего маршала в его шатре, а Кларенс Шеффилд как раз была в шатре Девы.
Узнав о похищении верной Кларенс, Жанна потребовала, чтобы ее рыцари немедленно скакали в погоню за девушкой, но в кромешной тьме воины Жанны не могли различить следов, а значит, любые действия были бесполезны.
В погоню за похитителями пришлось выехать только на рассвете. Капитан ля Гир отыскал следы отряда разведчиков, и вскоре спасатели достигли места, еще недавно служившего лагерем для англичан.
Во всяком случае там были следы от костров, и по примятой траве можно было разобрать, где стояли шатры. Непостижимо – почти что под боком французской армии! Именно там, под большим, раскидистым дубом рыцари увидели ее – двойника Жанны Девы, которая теперь уже совсем не была похожа на человека. Руки и ноги девушки были прибиты к дереву дротиками, все тело покрывали жестокие раны. Правое плечо оказалось раздроблено, рука держалась на полоске кожи. Живот был вспорот, глаза вытекли, рот был забит дерном. Должно быть, поняв свою ошибку, разъяренные солдаты распяли телохранительницу Жанны, пожертвовавшую собой ради ее спасения. А затем, желая выместить на ней свои потери и разочарования, поочередно метали в нее боевые топоры и ножи.