- Невелика честь знаться с разбойником… Да не крути: ты превосходно знаешь Якуба! Скажи только, где он? Куда вы дели Сафар-бея?
- Напрасно пытаешь меня, ага. Мне ничего не известно ни о Сафар-бее, ни о Якубе…
Тихий, спокойный ответ Станко вконец разозлил Гамида.
Проклятый гяур! В чем только душа держится, а правды не говорит! Но он развяжет язык упрямому гайдутину! Должен развязать и допытаться, куда делся Сафар-бей, даже если пришлось бы замучить до смерти не одного, а тысячу болгарских собак! На это у Гамида были серьёзные причины.
О таинственном исчезновении Сафар-бея он узнал сегодня утром, вернувшись из Загоры от беглер-бея. Известие ошеломило спахию. Несмотря на то что почти год между ними были напряжённые, даже враждебные взаимоотношения, Гамид не спускал глаз с молодого аги и очень волновался, когда тому приходилось сталкиваться с опасностью. Дело в том, что Гамид был очень суеверен. А много-много лет назад, когда он с детьми воеводы Младена подъезжал к Загоре и, уставший, отдыхал на камне у дороги, к нему неслышно, как тень, подошла старая цыганка. Её тусклые чёрные глаза впились в его лицо.
"Позолоти руку, добрый ага, и я расскажу все, что случилось с тобой в жизни", - прокаркала старуха.
Гамид хотел было прогнать её, но цыганка отгадала его намерение и вцепилась смуглыми скрюченными пальцами в рукав:
"Не прогоняй, ага!.. Вокруг тебя кровь, много крови. Мрачные думы бороздят твоё чело… Я не буду говорить о былом… Позолоти, красавчик, руку, и я поведаю тебе, что ожидает тебя впереди. Не пожалей для бедной цыганки куруша…"
Гамид заколебался. Будущее его пугало. Сказанные цыганкой наугад слова о крови заставили его вздрогнуть. Может, и вправду старая ведьма провидит будущее?
Он вытащил из кармана куруш. Цыганка с жадностью схватила монету, запрятала в густые складки пёстрого одеяния. Быстро разложила карты.
"Будущее твоё светло, добрый ага, - снова прокаркала она. - Выпадает тебе богатство и длинная дорога. И почёт, и уважение. Ожидал тебя тяжёлый удар, но ты счастливо избежал его. А ещё имеешь ты большой интерес в детях. Они не кровные, не родные тебе, ага, но тесно связаны с твоей судьбой. Настолько тесно, что я даже боюсь говорить…"
"Говори, старая!.." - прикрикнул встревоженный Гамид.
"Позолоти руку, счастливчик!"
Он бросил ещё одну монету. Цыганка посмотрела на него тусклым взором, проскрипела:
"Далеко стелется твоя дорога, счастливчик. И все время рядом с тобой идут по ней двое. То они отходят от тебя, то снова приближаются: дороги ваши пересекаются, как морщины на моем лице. И вот что дивно: даже смерть твоя зависит от смерти одного из них…"
Гамид посерел. Голос его задрожал:
"Тех детей?"
"Тех, что сопутствуют тебе, ага…"
Цыганка исчезла так же неслышно и незаметно, как и появилась. А Гамид ещё долго сидел на теплом камне, потрясенный услышанным. Со страхом смотрел на чёрное одеяло, под которым лежали укутанные, а вернее, связанные дети воеводы. Тьфу, шайтан! Неужели его судьба теперь зависит от участи гайдутинских последышей? Неужели для того, чтобы продлить свою жизнь, он должен радеть и о них?..
Слова цыганки глубоко запали в сердце Гамида. Суеверный страх за свою жизнь заставлял его долгие годы беречь Ненко и его сестрёнку, заботиться о них и о их будущем. Когда беглер-бей, желая нанести беспощадный удар воеводе Младену, хотел уничтожить детей, Гамид выпросил для них помилования, а затем отдал Ненко под именем Сафар-бея в янычарский корпус, а Златку держал при себе вместе со своими детьми, дав ей имя Адике.
Как только он узнал, что три дня назад при загадочных обстоятельствах исчез Сафар-бей, то немедленно начал розыски, которые дали повод думать, что Сафар-бей выкраден. Куда же он делся? Что с ним? Жив ли? На это мог ответить только один человек - Станко. К его двору ведут следы… Он, очевидно, мог бы дать сведения и о Якубе, которого Гамид не без оснований считал своим смертельным врагом и хотел побыстрее убрать с дороги. Но проклятый болгарин молчит! Не желает говорить правду! Ну нет, он развяжет ему язык!
Гамид сам схватил тяжёлый батог и начал бить им болгарина по рукам, по лицу, по спине.
Станко извивался, пытаясь хотя бы как-нибудь защитить глаза.
- Ты скажешь все, гяурский пёс! - хрипел спахия, вкладывая в удары всю свою силу. - Все скажешь!
- Я ничего не знаю… - стонал бай Станко.
- Где Якуб? Куда вы девали Сафар-бея?
- Я их не видел, ага. Бог - свидетель.
Батог засвистел снова. Гамид осатанел. Даже Абдагул и Кагамлык отошли к стене, боясь, как бы и им не перепало.
Неожиданно скрипнули двери, и на пороге появился Сафар-бей. Гамид застыл с поднятым батогом. В глазах - и удивление, и смятение, и радость, которые он не в состоянии был скрыть.
- Что это все означает, Гамид-ага? - спросил Сафар-бей, прикрывая за собой дверь и с удивлением оглядывая свою комнату. - Салям!
Гамид глупо улыбнулся, протянув к Сафар-бею руки, словно ждал, что тот кинется в его объятия. Но Сафар-бей сделал вид, что не замечает порыва спахии.
- Так что же здесь происходит? - повторил он свой вопрос.
Гамид бросил батог. Помрачнел.
- Когда исчезает из своей комнаты янычарский старшина, я должен узнать, куда он делся.
- И поэтому ты избиваешь этого несчастного? Что же он рассказал тебе?
- Я узнал от аскеров, что у тебя был Якуб…
- А ещё что?
- Больше ничего. Но и этого достаточно для меня.
- Якуб - мой друг, - холодно сказал ага.
Гамид натянуто улыбнулся.
- Сафар-бей, дорогой мой, неужели мы так и будем говорить стоя посреди комнаты? Я сегодня вернулся от беглер-бея и привёз очень важный фирман султана. В нем говорится о новом походе на урусов. Может, мы поговорим обо всем наедине?
- Хорошо, - мрачно согласился Сафар-бей.
- Тогда прикажи вывести эту гайдутинскую собаку и запереть в подвал.
Сафар-бей кивнул аскерам:
- Выведите его и отпустите!
Кагамлык и Абдагул бросились отвязывать Станко. Гамид недовольно засопел:
- Сафар-бей, ты допускаешь ошибку. Этот болгарин причастен к твоему похищению! Его надо допросить!
- Ошибаешься ты сам, Гамид-ага, - спокойно ответил Сафар-бей. - Никто меня не похищал… Якуб у меня действительно был. Он принёс мне важную весть, которая и заставила меня отправиться в путь.
- Куда?
- А уж это моя маленькая тайна, Гамид-ага. Как тебе, наверно, известно, я не евнух. Поэтому нетрудно догадаться, какие чувства заставили меня ненадолго покинуть свой дом…
Гамид недоверчиво покосился на Сафар-бея, но ничего не сказал. Кагамлык и Абдагул подхватили Станко под руки, поволокли из комнаты.
Сафар-бей плотно прикрыл дверь, взбил на мягкой оттоманке миндер, предложил Гамиду сесть.
- Теперь поговорим, Гамид-ага. Что нового у беглер-бея? О чем пишет наияснейший султан в своём фирмане?
2
Старая Планина была наилучшим пристанищем и убежищем для гайдутинов. Во всех малодоступных местах - на высокогорных лугах, в глубоких тёмных ущельях, в чащах вековечных девственных лесов - стояли тёмные сосновые хижины, срубленные пастухами-горцами по приказу гайдутинских воевод прежних времён. Хижины эти были приземисты, неказисты, но надёжно защищали от осеннего ненастья и зимних холодов.
В одну из таких заснеженных мрачных долин привёл свой отряд воевода Младен. Похоронив Анку, он ни дня не хотел оставаться там, где все напоминало о ней. К тому же к Сливену его влекло желание отомстить Гамиду.
Пока гайдутины рубили дрова, растапливали в хижинах печи, готовили горячую пищу, Драган, переобувшись после долгого перехода в сухие сапоги, подошёл к воеводе:
- Думаю, бай Младен, мне не мешало бы прогуляться до города. Надо оповестить наших людей, где мы расположились.
- Ты утомился, Драган.
- И все-таки отдыхать некогда. Сафар-бей уже прибыл в Сливен, и нам необходимо знать его намерения относительно нас. Интересно также узнать, что поделывает Гамид…
- Ты настоящий юнак, Драган! Когда мне придётся перебраться в лучший мир, я распрощаюсь с землёй без сожаления: ты продолжишь то дело, за которое я боролся всю жизнь! - с чувством сказал воевода. - Ну что ж, иди! Но будь осторожен.
Драган ушёл.
Возвратился он неожиданно быстро - перед рассветом. Младен ждал его только на второй день к вечеру, поэтому был удивлён, когда увидел своего молодого друга, запорошённого снегом, в своей хижине.
- Что случилось, Драган? Ты вернулся с полпути?
- Да. Но не один. Со мною бай Димитр. Нам обоим повезло: он торопился из Сливена в наш стан, где никого не застал бы, а я топал в Сливен, где напрасно разыскивал бы бая Димитра, - потому благодарим всех святых, что началась вьюга. Она загнала нас в Медвежью пещеру, где мы и встретились, к радости обоих.
- Где же Димитр? Зови его сюда! - Воевода накинул на плечи кожух, раздул в устье печки огонь. - Он, наверное, может многое рассказать…
- Да, пришёл он не с пустыми руками. Сейчас я его приведу.
Через минуту в хижину вошёл Димитр, сбил с длинных обвислых усов снег. Младен обнял его, посадил возле огня. В хижине проснулись все: Звенигора, Спыхальский, Грива, Златка, Якуб, Яцько. Каждого интересовало, с чем возвратился Драган.
Марийка подала на стол хлеб и жареную козлятину, но Димитр не притронулся к еде. В печи разгорелись сухие сосновые сучья, и пламя осветило лицо болгарина. На нем лежала печать тяжёлой усталости, - видно, не легко было пробираться по заснеженным горам окольными путями. В глазах застыла тревога.
Все, конечно, понимали, что только очень важная причина могла заставить бая Димитра покинуть Сливен и самому, не ожидая гайдутинского связного, двинуться в горы.
- Что произошло, бай Димитр? - спросил воевода, положив на плечо гостя руку.
Бай Димитр тяжело вздохнул:
- Бая Станко пытали…
- Как? Кто это сделал?
- Гамид… Все допытывался, проклятый, куда девался Сафар-бей. А также интересовался Якубом.
- Ну?
- Бай Станко ничего не сказал. Да он и не знал ничего, кроме того, что я причастен к этой истории. Но меня он не выдал. А подозрение на него пало потому, что наши следы вели к его двору…
- Жаль бая Станко, - сказал Драган. - Он жив? В безопасном месте?
- Да, аскеры притащили его чуть живого и бросили во дворе, как собаку… Но крепок старик! Не успела жена ввести в комнату и отпоить молодым вином, как он сразу же приказал позвать меня.
Бай Димитр провёл рукой по лицу, вытирая с оттаявших в тепле бровей и усов холодные капельки воды.
- Что-нибудь важное? - спросил воевода Младен.
- Очень важную новость сообщил мне бай Станко… Гамид при нем обмолвился о султанском фирмане, в котором идёт речь о новом походе на руснаков. Думаю, было бы интересно знать подробное его содержание, бай Младен, а?.. Вот почему я так торопился к вам…
- Спасибо тебе, друг Димитр! - с чувством произнёс воевода. - Спасибо тебе от всей Болгарии за верную службу… Ты принёс очень важное известие, и мы теперь сообща подумаем не только над тем, как захватить Гамида, но и как овладеть султанским фирманом.
- А что это за штука - фирман? - спросил протяжно степенный Грива.
- Фирман, друзья, - это султанский указ, - пояснил воевода. - Если бы нам удалось раздобыть его, мы, очевидно, смогли бы узнать о необычайно важных и серьёзных делах. Если в нем действительно говорится о новом походе турок на Украину, то мы узнали бы о начале его, количестве войск и кому поручено возглавлять поход. Так я думаю…
- Гм, то было бы вправду хорошо раздобыть ту штукенцию, панство! - прогудел Спыхальский.
- Безусловно, - поддержал его Звенигора. - Во что бы то ни стало мы должны немедленно выступить в Сливен.
Он вопросительно взглянул на воеводу, ожидая его поддержки.
Воевода Младен немного помолчал, должно быть в мыслях решаясь на что-то. Потом сказал:
- Ясно одно - мы должны это сделать немедленно. Но как? Кто пойдёт на это?
- Гамид живёт в хане Абди-аги, - вставил Димитр. - Его охраняют.
- Мы с Драганом уже бывали в том хане, - промолвил Звенигора. - Думаю, и теперь следует идти нам. Двоих вполне достаточно.
- Нет, должно быть, втроём лучше, - засомневался Драган.
- Тогда я - третий! - поднялся Спыхальский.
- Нет, нет, пан Мартын, - поспешил отказаться Арсен от помощи своего шумливого, запальчивого друга. - Мы на тебя и одеяния янычарского не подберём.
- Тогда пойду я, - произнёс Якуб. - Мне…
Но неожиданно его перебила Златка:
- Нет-нет, за третьего буду я! Я очень хорошо, лучше всех вас, знаю Гамида, его повадки. По скрипу половиц под ногами я могу узнать не только его самого, но даже в каком он настроении…
- Ну что ты, Златка… - начал Арсен. - Там нужен воин, который умел бы…
Девушка не дала казаку закончить мысль:
- …который умел бы стрелять, хочешь сказать?.. Отец, скажи ему! - обратилась она к воеводе.
Младен развёл руками. Неожиданное желание дочери наполнило его сердце гордостью: он вдруг увидел в её характере то, чего сам желал своим детям, когда они появились на свет, - смелость, решительность, верность отчизне и готовность отдать за неё жизнь. Но как отпустить её, девушку, на такое опасное дело?
Он заколебался.
- Да, Златка умеет хорошо стрелять, - произнёс погодя. - И на коне ездит… Но сможешь ли ты, - обратился он к ней, - проявить выдержку и силу духа в обстановке, в которой вы окажетесь там?
- Выдержку и силу духа только и можно проявить в сложной обстановке.
Здесь вмешался Драган.
- А я вот думаю, - сказал он, - Златка будет полезна нам больше, чем кто-нибудь другой. Она прекрасно знает турецкий, одно это много значит. Кроме того, вдруг все сложится так, что она окажется необходимой, как приманка для Гамида.
Девушка благодарно взглянула на молодого гайдутина. Арсен же остался недоволен словами своего друга и хотел резко возразить ему. Однако Младен прекратил их спор.
- Я согласен, - промолвил он. - Дочь воеводы имеет право подвергать себя опасности наравне со всеми… Теперь, друзья, обдумаем все получше - и в путь!..
3
Из-за Родопов подул тёплый ветер, и снег сразу посерел, пропитавшись водой. По улицам Сливена зажурчали быстрые ручьи.
Возле хана Абди-аги остановились три всадника. Судя по одежде, это были два аги из конного отряда и молоденький воин-слуга. Привязав лошадей к коновязи, они направились к дверям.
В хане было полутемно и пусто, если не считать четырех аскеров, которые после сытного обеда дремали в углу за своим столом, да самого кафеджи Абди-аги. Увидев новых, незнакомых посетителей, кафеджи сложил в приветствии руки перед длинной седой бородою и с неожиданной для его возраста резвостью кинулся навстречу гостям:
- Салям, правоверные! Мой дом к вашим услугам.
Несмотря на то что в городе было много войск, прибыли хана не приносили его хозяину удовлетворения, и Абди-ага искренне радовался каждому новому человеку, переступающему его порог с курушем в кармане.
- Ночлег и обед для троих, - произнёс один из прибывших, бросая на стол золотую монету.
Абди-ага низко поклонился высокому красивому аге, который с такой небрежной лёгкостью бросается золотыми динарами, словно он испанский инфант.
- Все будет к вашим услугам, высокочтимый ага!
Он провёл прибывших на второй этаж своего большого дома, открыл изъеденные шашелем двери и ввёл в просторную комнату. Цветные стекла окон пропускали мало света, и здесь было сумрачно, как и внизу.
Повеяло застоявшимся воздухом помещения, в котором редко живут люди.
- Располагайтесь, высокочтимые! Сейчас слуга принесет вам обед, - сказал Абди-ага и, взглянув на высокого, в котором признал старшего, спросил: - Осмелюсь узнать, ага, как долго вы собираетесь пробыть в нашем городе?
- Это будет зависеть от многих обстоятельств, кафеджи-ага.
- Вы впервые в нашем городе? Мне кажется, я уже имел честь встречаться с вами…
- Ошибаешься, кафеджи-ага. В Сливене я впервые, - ответил тот, поворачиваясь спиною к окну, чтобы свет не падал ему на лицо.
- Возможно, я ошибся. У меня бывает много разного народа, да и зрение стало слабеть с годами. Пусть извинит меня высокоуважаемый ага, - пробормотал хозяин, пятясь к дверям.
- Арсен, как ты думаешь, узнал он тебя или ему действительно показалось что-то знакомое в твоём лице? - тревожно спросил молодой аскер, когда затихли шаги кафеджи.
- Не волнуйся, Златка. В этом одеянии меня и родная мать не узнает, а не то что этот старый турок. Но все же надо быть осторожным, - ответил Звенигора, снимая архалук из дорогого сукна. - Думаю, все будет хорошо. Тем более, что мы здесь не задержимся.
- И все же я пойду проверю, не донесёт ли на нас этот старый лис, - сказал третий аскер. - Меня здесь никто не знает.
- Иди, Драган, но не мешкай, - согласился Звенигора. - Гамид должен вот-вот прибыть…
Драган вышел.
В комнате наступила та тревожно-радостная тишина, которая бывает только тогда, когда остаются наедине двое влюблённых, между которыми ещё не установилось такой близости, что позволяла бы держать себя непринуждённо. Златка подошла к окну, не столько стараясь сквозь давно не мытые, мутные стекла посмотреть на площадь, сколько пытаясь создать такое впечатление. Арсен любовался её небольшой стройной фигуркой, нежным овалом лица, тонким чёрным локоном, что предательски выбился из-под шапки аскера.
- Златка!
Девушка тут же повернулась к казаку, будто только и ждала его восклицания. В её глазах сверкнули искорки. Арсен подошёл порывисто, взял девушку за руки.
- Любимая, я ещё раз прошу тебя: пока не поздно, оставь нас с Драганом вдвоём! Это очень опасная затея…
- Арсен, я сама настояла на этом, и отец мне позволил…
- А я не позволяю. - Он обнял её. - Слышишь? Не позволяю! Ты подвергаешься страшной опасности!
- С тобой мне ничего не страшно, мой юнак! Я верю, что все закончится благополучно…
Она попробовала освободиться из его объятий, но делала это скорее инстинктивно, так как душа её рвалась к нему. Алели её уста, глаза сияли. Внезапно девушка ощутила горячий поцелуй. Губы Арсена нашли её уста и обожгли неведомо сладким огнём, что проник в самое сердце…
- Ой!..
- Любимая! Хотя бы теперь послушай меня! Я буду спокоен, если буду знать, что ты в безопасности, - шептал Арсен, - что тебе ничто не угрожает… Почему ты не послушала меня раньше, ещё там, в стане?
- Теперь тем более никуда не уйду от тебя, - ответила Златка. - Я не хочу пережить тебя…
Звенигора изумлённо любовался этим прекрасным созданием, которое все глубже и глубже входило в его жизнь, становилось таким родным и дорогим, что он готов был отдать за него и жизнь, и все самое дорогое.
За дверями послышались шаги. Вбежал возбуждённый Драган.
- Он все-таки узнал тебя, Арсен! - воскликнул приглушенно.
Звенигора и Златка кинулись к гайдутину. Но Драган их успокоил:
- Не волнуйтесь! Я позаботился о том, чтобы Абди-ага не помешал нам.
- Не тяни, Драган! Говори толком! Что случилось?