Силы защитников моста таяли, а немцы все наседали и наседали. Положение становилось все более безнадежным. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало захватить мост, который, видимо, был им крайне необходим для переброски войск к фронту. На штурм шли новые и новые танки, волнами двигались солдаты.
– Переправу наводят! – сообщил Силиков.
– Где?
– Ниже по течению.
Закомолдин посмотрел туда, куда указывал Силиков, и увидел, как с противоположного берега отчаливали три большие резиновые лодки, в которых находились немцы. Надо дать знать Неклюдову, он-то ближе к ним, начавшим переправу. И как бы читая мысли лейтенанта, из окопа, с фланга, длинными очередями хлестнул пулемет. По его ровному таканью Закомолдин узнал "почерк" Ляхоновича. Живой, значит, пулеметчик из Бреста! Пули веером легли возле правой лодки, поднимая фонтанчики брызг. А потом попали и в надувную лодку. Она странно, как проколотая футбольная камера, быстро стала терять свои округлые формы, опадать и оседать в воду. Солдаты соскакивали в реку и, подняв над головой автоматы, плыли в разные стороны. Одни назад к берегу. Другие вперед. А в это же самое время вдали, еще ниже по течению, в зоне недосягаемости для пулеметного огня, от берега отчалили сразу четыре крупные надувные лодки, в каждой из которых находилось по десятку солдат. Им никто не мог помешать переправиться через реку. Закомолдин, скрежеща зубами, навел на лодки прицельное устройство и дважды пульнул из пушки. Снаряды подняли высокие фонтаны воды, перевернули одну лодку.
– Черт побери! – ругнулся Закомолдин, понимая, что зря тратит последние снаряды на такую далекую цель, когда тут, под боком, на той стороне ждут его огня, его поддержки.
Когда Сергей взглянул на танк Вакулина, то сердце его сжалось от боли и сострадания. В танк один за другим угодили три снаряда, и он, дергаясь от разрывов, печально задымил. И этот дым, набиравший силу, черный и густой, сносимый легким ветерком назад, к мосту, словно дымовая завеса, укрывал защитников переправы.
Закомолдин облегченно вздохнул, когда из танка выскочил боец и перебежками, падая и вставая, бросился по настилу моста к своим. Одежда горела на нем. В руках он держал гранату. Лейтенант узнал артиллериста и облегченно вздохнул: жив, герой!
Сагетелян, тоже увидевший Вакулина, стал прикрывать его пулеметными очередями. Помогали ему своим огнем и бойцы из окопов. Но добежать до спасительных окопов Вакулину не удалось. На середине моста – то ли сраженный пулей, а может быть, и сознательно, зная, что именно там заложена взрывчатка и мост полит бензином, – артиллерист упал, и в тот же миг ярко взметнулось огненное пламя мгновенно вспыхнувшего горючего. Раздался оглушительный взрыв, и оба пролета моста, сорванные с опорного бетонного быка неведомой силой, вздыбились вверх и, рассыпаясь на куски и пылающие бревна, рухнули в реку...
Мост перестал существовать.
Из окопов, стреляя на ходу, выскакивали оставшиеся в живых бойцы Неклюдова и Шургалова и перебежками отходили к лесу, откуда бил и бил по врагам из пушки и пулемета еще живой танк Закомолдина.
Глава девятая
1
Конструктор Александр Сергеевич Попов прямо с вокзала, не заезжая домой, прибыл в институт. Он был доволен командировкой в Воронеж, где на заводе имени Коминтерна в срочном порядке начали выполнять важное правительственное задание: в предельно сжатые сроки приступили к производству ракетного вооружения по чертежам института. Война заставила наверстывать упущенное время.
В Воронеже отнеслись к заданию со всей ответственностью. Секретарь обкома ежедневно бывал на заводе и каждый вечер встречался с конструктором, внимательно выслушивал его заявки, просьбы, пожелания, к производству ракетных установок привлекли многие воронежские предприятия, распределив на них срочные заказы. Однако головным предприятием стал мощный завод имени Коминтерна. В самом крупном цеху его приступили к созданию поточной линии сборки установок.
Во главе с директором завода была создана руководящая группа из опытных конструкторов и технологов, знавших свое производство и его технические возможности. Работая над чертежами института, эта группа внесла много новшеств в конструкцию ракетной установки, стремясь упростить изготовление деталей и узлов. Попов без возражения, а скорее с радостью встретил предложение заводских умельцев заменить трудноизготавливаемые из полосовой стали "стволы" установки на обыкновенные двухтавровые балки. Те самые, которые применялись при строительстве зданий. Эти балки имелись в достаточном количестве да и производство их не составляло большого труда, оно давно отлажено. Так появились на установках "рельсы". А попутно были заново, с учетом простоты изготовления и серийного производства, разработаны и детально проработаны чертежи казенной части, крепление фермы, внесены изменения в поворотную раму, в механизмы вертикальной и горизонтальной наводки и многие другие "мелочи", которые так хорошо были видны практикам, людям завода, которым и предстояло в срочном порядке налаживать производство, еще невиданного нового ракетного оружия.
2
Москву Александр Сергеевич не узнал. Он отсутствовал чуть больше недели – выбыл в срочную командировку в первый же день войны, но за это время столица неузнаваемо изменилась. С улиц исчезло беспечное веселье, движения прохожих стали строже, люди – подтянутыми, да и самих москвичей значительно поубавилось. Лица людей все так же по-московски приветливы, но в них появилась новая черта всеобщей озабоченности и сосредоточенности, какая бывает в большой семье, когда нежданные неприятности не разбивают дружный коллектив, а сплачивают, мобилизуют каждого члена и всех вместе на преодоление беды общими усилиями.
Изменились и дома. В каждом окне на стеклах появились жирные белые полосы, наклеенные крест-на-крест. Попов знал, что эти бумажные наклейки являются мерами предосторожности, увеличивающими прочность стекол. При бомбежках и артиллерийских обстрелах, при возникновении взрывной волны стекла, естественно, не могут ее выдержать, но, рассыпавшись, они повиснут на этих полосках и принесут меньше вреда людям.
Жирные белые кресты на окнах как бы перечеркивали недавнее прошлое, спокойную мирную жизнь.
В проходной института знакомый пожилой охранник уже не улыбался, как раньше, в довоенные мирные дни, услужливо не распахивал двери. Теперь он был при оружии и, лишь тщательно проверив документы Попова, сличив фотографию с личностью, пропустил внутрь:
– Проходите, Александр Сергеевич!
Попов намеревался побывать у директора института, доложить о результатах командировки, о проделанной работе. Но в коридоре встретил главного инженера. Тот с неизменным портфелем куда-то торопился. Увидев Попова, он обрадовался:
– Мне вас, Александр Сергеевич, как раз не хватает! Жду вас со вчерашнего вечера! – взяв его под руку, увлек к выходу. – Едемте со мной.
– Помилуйте, Андрей Гаврилович! Мне ж сначала надо отчитаться о командировке, сдать документы, – Попов взглядом показал на свой портфель, в котором он привез копии чертежей с новинками и усовершенствованиями, внесенными в конструкцию ракетной установки на заводе имени Коминтерна.
– Очень хорошо, что они с вами, – обрадовался главный инженер. – Вы из дома? Я звонил на квартиру вашей жене и просил, как только вы появитесь, немедленно прибыть в институт.
– Я еще не был дома, – сказал Попов. – Поезд прибыл с опозданием, пропускали воинские эшелоны. Так что я прямо с вокзала в институт.
– Очень хорошо, – повторил главный инженер, и Попов не понял, что же "очень хорошо": то, что не заезжал домой или что прибыл прямо с вокзала. – Машина нас ждет.
– Мне б к директору хоть на минутку.
– Его нет. Час назад он уехал в ГКО.
– Куда? – не понял Попов, еще не привыкший к таким буквенным сочетаниям.
– В ГКО, – повторил главный и пояснил, расшифровывая буквы: – В Государственный Комитет Обороны, созданный вчера, в понедельник.
Попов вспомнил, что по дороге на одной из долгих остановок слушал сообщение радио о том, что ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях более быстрой мобилизации всех сил народов страны для организации отпора врагу, Президиум Верховного Совета СССР, Центральный комитет партии и Совет Народных Комиссаров приняли совместное постановление об образовании Государственного Комитета Обороны, в руках которого сосредотачивалась вся полнота власти в государстве. Решения и распоряжения ГКО должны беспрекословно выполняться всеми партийными, советскими, военными, профсоюзными и комсомольскими организациями, а также всеми гражданами СССР. Попов знал, что председателем Государственного Комитета Обороны стал Сталин.
– Время сейчас военное, но я все же позволю себе полюбопытствовать, – сказал Попов, когда видавшая виды институтская "эмка" выехала из ворот. – Куда же мы направляемся, если, конечно, это не секрет?
– Секрета от вас нет, – ответил главный инженер. – Едем на завод "Компрессор".
– Куда? – переспросил Александр Сергеевич.
– На завод "Компрессор". Там нас ждут.
– Очень любопытно! – Попов уселся поудобнее и посмотрел на усталого главного инженера. – Не поясните ли вы мне, Андрей Гаврилович, популярным языком, какая существует связь между холодом и огнем?
– В данном случае связь самая прямая, Александр Сергеевич, – сказал без тени улыбки главный инженер, понимая намек конструктора. – Коллектив завода, который до недавнего времени имел дело с производством холода, отныне переквалифицируется и ему предстоит производить установки, извергающие самый жаркий огонь.
– Как в Воронеже?
– Да, именно так. Фронту нужны наши флейты!
Попов понимающе улыбнулся. Это была приятная весть. "Флейтами" еще пару лет назад, когда конструкторы колдовали над первыми наземными реактивными установками, окрестили те изначальные металлические одноствольные трубчатые конструкции. Название пришлось по душе сотрудникам института и в обиходе установки так и стали называть, хотя теперь, по правде говоря, это вовсе не одиночные "флейты", а скорее целые "оркестры".
Как бы там ни было, а известие с том, что в Москве крупный завод приступает к изготовлению "флейт", не могло не радовать сердце конструктора. Попов был в числе тех, пока еще немногих военных специалистов, которые не только понимали значение нового грозного оружия, но сами не раз на различных испытаниях и стрельбах убеждались в его небывалой мощи.
Завод "Компрессор", расположенный на восточной окраине столицы на шоссе Энтузиастов, жил по нормам военного времени. Ответственные работники Наркомата общего машиностроения – начальник главка, секретарь парткома и заместитель наркома – перебрались из светлых кабинетов в Театральном проезде, где располагался Наркомат, на завод, поближе к производственным мощностям и рабочим.
Выбор на этот завод пал не случайно. Для сборки нового оружия требовалось промышленное предприятие с большими производственными площадями, с крановым оборудованием. В цех должны свободно въезжать грузовые машины. Нужны были металлообрабатывающие станки, на которых можно было бы обрабатывать крупногабаритные детали. Все это имелось на заводе "Компрессор". Там, где еще несколько дней назад в жаркую летнюю погоду создавались мощные компрессоры, где можно было увидеть стерильно белый снег, облепивший резервуары с жидким аммиаком, теперь предстояло выпускать совсем другую продукцию.
Выбирали цеха, определяли станки, намечали линии сборки, комплектовали кадры. Нужны были рабочие разных специальностей, но, главным образом, сварщики и слесари-сборщики. Смелым, самоотверженным людям, которые да войны имели дело с низкими температурами, отныне предстояло спознаться с огнедышащими установками.
На заводе был крепкий рабочий коллектив, укомплектованный кадровыми специалистами, и славный инженерный корпус, свое конструкторское бюро, способное решать самые сложные задачи.
– Конечно, вы понимаете, Александр Сергеевич, что ни один завод, даже такой высокоорганизованный, как "Компрессор", в одиночку не сможет решить задачу, поставленную Государственным Комитетом Обороны, да еще в такие предельно сжатые сроки, – пояснял главный инженер. – Но тревожная обстановка на фронтах заставляет нас круто перестроиться. На нашу боевую машину будут работать многие предприятия столицы.
– И в Воронеже так, – кивнул Попов.
– Заказы уже размещены на станкостроительные заводы, на автозавод, на "Красную Пресню", Пресненский машиностроительный, завод трикотажных машин, часовые заводы, – перечислял главный инженер, вводя Попова в курс дела, – завод пожарных машин станет производить лонжероны направляющих, а мастерская Всесоюзной сельскохозяйственной академии – конусные болты. Задействовали многие предприятия Подмосковья. И весь этот поток будет стекаться на "Компрессор", в главный сборочный цех, где налаживается поточная линия.
– Как я уже сообщал по телефону, воронежцы внесли ряд весьма ценных предложений в нашу установку, – в свою очередь рассказывал Попов, пока "эмка" добиралась по лабиринту улиц до шоссе Энтузиастов, до проходных завода. – Мозговитые там ребята собрались в конструкторском.
– И здесь очень дельные конструкторы, схватывают на лету, понимают с полуслова, хотя, казалось, всю жизнь они занимались сугубо мирными делами, даже касательно не приближавшимся к военным проблемам.
3
С чертежами разбирались почти до вечера. Институт передавал свое детище в надежные руки заводских конструкторов. Иван Исидорович Гвай и Александр Сергеевич Попов подробно разъясняли на рабочих чертежах значение каждого узла, каждой детали, принципы сборки и установку на автомашину ракетной установки, как теперь значилось в документах БМ-13.
Александр Сергеевич, выложив свои, привезенные из Воронежа чертежи, тут же по ходу дела пояснял, какие усовершенствования уже внесли конструкторы завода имени Коминтерна, чтоб облегчить технологию изготовления и сборку боевых машин. Эти новшества тут же принимались и включались в основные чертежи.
– Вовремя подоспели вы, Александр Сергеевич, со своими кальками, – благодарили заводские конструкторы Попова, – теперь нам не надо будет заново изобретать велосипед. Мы быстро разработаем свои рабочие, серийные чертежи и, как только установят станки и наладят поточные линии, начнем работать по ним уже в цехах. A работать будем, не считаясь ее временем!
– Когда приступите к сборке первой боевой машины, поставьте нас в известность, мы в помощь подошлем наших сборщиков и механиков, – сказал Иван Исидорович, – они опытные мастера и помогут вашим специалистам побыстрее освоить принципы сборки.
– Спасибо.
– А времени уже без четверти шесть, неплохо бы чего-нибудь поесть, – в рифму скаламбурил Попов и, закрывая свой портфель, добавил: – Если, конечно, в столовой что-либо съедобное есть.
Все дружно засмеялись.
Стенные часы действительно показывали без четверти шесть. Неделю назад это время считалось концом рабочего дня. Конструкторы, служащие, инженеры и технологи складывали бумаги, запирали свои письменные столы и торопливо собирались домой. А сейчас никто никуда не спешил с завода. Рабочий день продолжался и в кабинетах конторы, и в цехах.
– А мы сейчас узнаем, что имеется в столовой, – пообещал главный технолог завода, – она у нас тоже перестроилась на новый ритм работы.
Пока технолог звонил по внутреннему телефону, Попов взял трубку городского, позвонил жене. По его расчетам, она должна уже быть дома, вернуться с дежурства.
– Сашенька, ты откуда звонишь? – в голосе жены он уловил тревогу.
– Я здесь, в Москве.
– Приехал? Как хорошо! Я так о тебе беспокоилась! Утром ждала, уходила на дежурство, записку оставила. Так и знала, что поезд опоздает. Но не представляла, что на столько часов!
– Я утром приехал и, не заходя домой, отправился в институт.
– Куда? Куда?
– В институт. А оттуда на завод "Компрессор", где и нахожусь, – прикрыв ладонью трубку телефона, объяснял жене Попов, и только теперь, много часов спустя, он понимал, что надо было бы раньше, много раньше, позвонить и жене и в институт. – Алло, ты меня слышишь?
Жена молчала. Слышно было лишь ее дыхание. Потом она заговорила.
– Я не знаю, на каком или под каким компрессором ты сейчас находишься, и меня это мало интересует. Понимаешь, мало интересует! – голос у нее звенел открытой обидой и огорчением, всем своим тоном она давала понять, что не верит его словам. – Но тебя с самого утра разыскивают из института! Несколько раз звонил сам директор!
– Хорошо, я ему сейчас же позвоню, – как можно спокойнее сказал Попов, и добавил, оправдываясь: – Я на заводе "Компрессор", в конструкторском бюро. Здесь и Иван Исидорович, Андрей Гаврилович и другие товарищи. Если меня будут разыскивать, сообщи, где я нахожусь. Мы, видимо, здесь еще задержимся.
Попов опустил трубку на рычаги. Настроение было испорчено. Бессонные ночи в конструкторском бюро завода имени Коминтерна, трудная и нудная обратная дорога, да и сегодняшний далеко не легкий денек, все это как-то сразу превратилось в один крупный ком, который навалился ему на плечи, давя и пригибая своей тяжестью. А тут еще невеселый разговор с женой. Он ее любил, любил давно и преданно, но за все годы совместной жизни так и не смог привыкнуть к ее женской логике, к постоянной ревности, то скрытой, то открытой. Она ревновала его к работе, к товарищам, к знакомым и, естественно, ко всем женщинам земного шара. Иногда эта ревность льстила его мужскому честолюбию, иногда забавляла, иногда раздражала. Но никогда не оставляла равнодушным.
В столовой, обыкновенной заводской столовой, где каждый брал в руки поднос и сам себя обслуживал, а потом относил грязную посуду, пахло чем-то вкусным, жареным и пареным, вызывая аппетит, на полках прилавка лежали тарелки с овощными холодными закусками, бутерброды с красной икрой, с осетриной, копченой колбасой, маслом, сыром, стояли стаканы со сметаной и кефиром, а в раздаточном окне румяные, щекастые молодые поварихи в белых халатах и колпаках, похожих на береты, деловито орудовали черпаками, наполняя тарелки то борщом, то окрошкой, то супом, подавали на второе котлеты, жареную рыбу или запеканку. В столовой было светло, чисто, уютно. Никакой сутолоки, хотя народу много.
– У нас на обед рабочие тратят не более двадцати минут, – с гордостью пояснял гостям, подсевшим рядом, секретарь парткома, человек солидный с Орденом Боевого Красного Знамени на лацкане серого пиджака. – Половину стоимости обеда оплачиваем из профсоюзных фондов, потому блюда выходят такими дешевыми. – И добавил: – Правда, так было. А сейчас даже трудно представить, что будет, как пойдет снабжение, но твердо знаю, что рабочий человек голодным не останется.
Справа за соседним столиком сидели двое пожилых рабочих.
– Говорят, карточки введут, – сказал один, седой, статный, расправляясь с котлетой. – В магазинах, как дочка написала из Ленинграда, люди скупают спички, соль, мыло, консервы.
– А у нас в Москве? Думаете не так? – сказал его сосед, заворачивая в газету пару бутербродов с копченой колбасой. – Но наши снабженцы пока выкручиваются, где-то что-то достают.