И в этом – самая, казалось бы, невероятная, самая неожиданная примета подступающей дряхлости мира, уже бессильного в своей близорукости разглядеть в зеркале собственное отражение. Миру смешны те, кому было даровано зрение и не нужны залитые слепящим светом фантасмагории, размалеванные яркими пятнами куклы. Глядя на таких кукол, люди протирают очки и говорят: "Черт возьми, да ведь это мои соседи и друзья! Я узнаю их, ведь они такие противные!"
Вопреки всему – влюбленный человек вздыхает! Это так же верно, как то, что голубь воркует, олень трубит, а лев ревет. И нет дела, что пошлые серенады истрепали это дивное слово…
Ролан и Нита вслушивались в волшебную речь своих сердец. В глазах девушки было томление; взор юноши пылал победным огнем… Их руки встретились и вновь соединились словно в брачном гимне, и все светила посылали им свои лучи, все цветы – благоухание, а в это время глас небесный, нисходивший из лучших миров, доносился до них нежными колыханиями вальса Карла Марии Вебера, вальса бездонного, словно грезы, которые лелеют и благословляют…
Ролан опустился на колени. Нита положила прекрасные руки на его кудри.
– Ролан, – после долгого молчания произнесла она, – почему вы грустны?
– У нас не должно быть секретов друг от друга, – потупившись, ответил Ролан.
– О, никаких! – вскричала Нита. – Да и что можно скрыть от собственного сердца?
Он привлек ее к себе и прошептал на ухо:
– Пожалейте меня. Вот уж несколько дней я чувствую, что вокруг меня плетется какой-то заговор. Много лет я не получал писем, а теперь пошли дюжинами. Нита, у меня есть враг, и враг настоящий, ровня мне. Вы знакомы с господином де Мальвуа?
– Конечно, – удивилась Нита. Ролан пристально посмотрел на нее.
– Это брат вашей лучшей подруги.
– Брат прекрасной девушки, которую люблю я, и которая горячо любит вас, – проговорила Нита, вздохнув. – Это мне следовало бы ревновать, кузен!
Она пыталась казаться веселой, но на сердце ее лежал камень.
– Нита, вы догадались, что я ревную! – совсем тихо произнес Ролан.
– Вы сами сказали… – начала она.
– Нет, – прервал Ролан, – я этого еще не говорил.
Она невольно нахмурилась.
Ролан с мольбой протянул к ней руки.
– Нита, я очень суеверен. Это беда всех, кто страдал от одиночества и много пережил. Не серчайте; если вам неприятен этот разговор, я перестану.
Нита улыбнулась.
– Вы совсем потеряли голову! – сказала она. – Напротив, продолжайте, вы делаетесь еще милее, когда открываются ваши недостатки. Не то я боялась бы вас.
– Я суеверен, – продолжал Ролан. – Мы должны были драться с господином Мальвуа…
– О, – воскликнула принцесса, – стоит двум мужчинам встретиться, как они сразу начинают драться! Я должна предупредить Розу!
– Господин Мальвуа, – продолжал Ролан, – человек чести, и, говорят, у него сердце истинного дворянина. Я встречался с ним прежде. Он хорош собой, он рыцарь. Ради всего святого, Нита, молю вас, поклянитесь, что господин Мальвуа никогда не позволил в отношении к вам хоть малейшей нескромности!
Нита покраснела. Возможно, в ней заговорила гордость.
– Клянусь, – сказала она, – я никогда никого не любила, кроме вас, Ролан, милый мой кузен.
– Я вас не о том спросил, Нита, – нахмурившись в свою очередь, сказал юноша.
Принцесса Эпстейн своенравно вскинула голову, но ее гнев тотчас улегся под обращенным на нее умоляющим взглядом.
Однако ответить она не успела: в коридорчике послышались торопливые шаги.
Ролан и Нита поспешно надели маски.
В комнату вошел виконт Аннибал. Он был без маски и держал в руках пакет.
– Буридан! – вскричал он с неестественно широкой улыбкой. – Вас-то мне и надо! Принцесса, в жизни не видел такого изумительного костюма! На балу только о нем и разговоров! Несравненная! Господин Сердце, прошу извинить за вторжение! Надеюсь, вы не будете на меня сердиться. Мы, неаполитанцы, славимся редкой добросовестностью. Видите ли, мне поручили передать вам этот пакет.
– Пакет? – повторил Ролан, принимая протянутый виконтом конверт.
– Разумеется, я не знаю, что там внутри, – заговорил снова Аннибал, улыбка которого слегка померкла. – Мы, неаполитанцы, не так воспитаны, чтоб позволить себе… Пакет принесли два славных малых; уверяли, что имеют к вам неотложное дело. Их зовут господа Гонрекен и Барюк; ну и имена! В дом их не пустили, и поделом: оба пьяны, как сапожники. Принцесса, меня просили вам передать, что господин граф уснул и не стоит его беспокоить. Что за врач этот гомеопат! Целую ручки и честь имею кланяться.
С этими словами он повернулся и вышел.
Ролан открыл конверт и вынул документы, за которые его мать была когда-то готова отдать двадцать тысяч франков: свидетельства о рождении, о смерти и о браке герцога Раймона де Клар. Кроме того, тут было свидетельство о рождении самого Ролана и свидетельство о смерти его матери.
– Мне надо с ними поговорить, – сказал он принцессе, которая тоже прочла названия документов. – Я скоро вернусь.
– Идите! – сказала она. – Теперь вы герцог, кузен мой. Я говорила моему бедному отцу, что никогда не соглашусь принять что-либо от мужчины, будь он хоть сам король. Но с вами, Ролан, совсем другое дело: мне нравится быть вам всем обязанной.
ВТОРОЕ СВИДАНИЕ
Бильярдная сделала свое дело. Стоило Ролану с принцессой покинуть ее, туда вновь стали пускать всех желающих. Теперь действие переносится в "малый дворец" – славный особнячок, где жила Нита де Клар. Но прежде чем переступить порог этого уютного гнездышка, вековой покой которого вот-вот нарушит череда жутких потрясений, заглянем одним глазком на бал.
Веселье было в разгаре. Даже самые ярые завистники графини были вынуждены признать, что бал удался как никогда. А подробности романического или исторического свойства, кочевавшие из уст в уста во время танца, лишь придавали живости всеобщему удовольствию. Недоумевали только, почему это лейб-гвардеец неаполитанского короля, прекрасный принц Поличени, до сих пор ни разу не танцевал с "летним облаком"?
Самые любопытные уже пытались задавать этот вопрос знаменитому адвокату: он-то явно знал все семейные тайны, будившие столь жгучее любопытство. Но знаменитый адвокат пришел сюда не затем, чтобы выдавать секреты своих знатных клиентов!
Некоторые утверждали (подумать, какие только интересы не переплетаются в таких вот блистательных собраниях, где зачастую личные трагедии соседствуют с государственными или финансовыми делами!), что здесь, под скрипки Тольбека, проходит нечто секретное и нешуточное. Спорим на тысячу – не угадаете, что именно. Уголовное расследование!
Разумеется, никто не верил. А впрочем, всякое бывает…
Само собой, имелось в виду не официальное разбирательство с документами, скрепленными печатью на каждом листе, со свидетелями, поднимающими правую руку для присяги, прежде чем что-либо заявить. Не такое это было место. Но разве дело в казенной процедуре уголовного делопроизводства, разве дело в секретаре? Любой знает: существует много всякого и вне этих рамок! Улики собирает кто как умеет, и всегда можно сшить дело из беглых записей личных расспросов.
Здесь, в залах, уже заметили одного следователя, это несомненно. Двадцать человек его узнали.
Принимая почетные и полезные обязанности следователя, этот человек никому не обещал отклонять приглашения на бал. Он был женат. Его жена, весьма смазливая брюнетка, не посвящавшая мужа в свои милые тайны, самозабвенно кружилась в вальсе. Может, это просто супруга уговорила следователя привести ее сюда?
Ну, ясное дело! Захоти она, муж бы и не то еще сделал: людьми в черных мантиях вертеть совсем нетрудно, стоит супруге пощекотать им ладошку. Однако заметим: наш следователь битый час беседовал со знаменитым адвокатом. Они были коротко знакомы: знаменитый адвокат имел обширные связи в мире правосудия. Принц Поличени подошел третьим, и сразу в уединенной нише образовалась целая кучка людей в черных домино.
Пришло время Черных Мантий. Дело Шварца-Лекока, хоть и не дошло до суда, потрясло недра общества, и отголоски этого толчка не стихали еще долго и разнеслись довольно далеко. Черных Мантий не то что побаивались, отнюдь нет, многие, особенно в высших кругах парижского общества, даже отказывались верить в их существование – но байки о них передавали весьма охотно, уж очень они были занятные.
За последние два-три года какие только красноречивые или всесильные уста, какие очаровательные губки не трунили над Юдом, над Мюллером, над актерами драмы Трюмпи, выведшими Швейцарию в ряд передовых стран! Придется не лукавя признать: нет в мире ничего занятнее убийства. Попробуйте-ка выговорить без улыбки (если только сами не нуждаетесь в ее услугах!) название той мрачной конторы, что наживает огромные барыши, хоть и платит налог вдесятеро больше непомерной табачной подати: похоронное бюро! Мрачные вещи вызывают смех.
Кто-то назвал компанию в углу "Черные Мантии". Сказано было в шутку, но словцо подхватили.
И заметьте: помимо знаменитого адвоката и следователя, безусловно, не входивших в число Черных Мантий, компания состояла из принца Поличени, "короля" Комейроля, Муанье, Ребефа и Нивера – всех, кто пришел сюда, получив от Маргариты записку: "Этой ночью в усадьбе наступит день".
До чего же точно попадает порой в цель пущенная наобум шутка!
В два часа ночи к кружку присоединился Добряк Жафрэ, весь белый под маской.
Словам и жестам кружка в салонах графини приписывалось исключительное значение, чему была особая причина; всячески склонялось имя Леона де Мальвуа.
Но примет опасности, угрожавшей молодому нотариусу, пока не замечали. Однако в подобных случаях сам воздух бывает пронизан гулом этой опасности, как в пространстве вокруг пороховой бочки, где любая искра может вызвать взрыв.
Напомним, что в эту ночь все население Сен-Жермена танцевало у графини и что мэтр Мальвуа был в предместье Сен-Жермен лицом весьма уважаемым.
Взрыв должен вышибать стекла.
Пока ничего не взрывалось. Еще не вылетела неосторожная искра, от которой вспыхнул бы рудничный газ сплетен. Люди смеялись, разговаривали, кружились в вальсе, танцевали кадриль, мороженое было выше похвал, дамы прелестны. Отсутствие обеих хозяек дома не омрачало празднества, его почти не замечали. Наконец они появились. "Летнее облако" и "вулкан" прогуливались, напоминая двойную комету с хвостом из поклонников.
Мы потрудились заранее открыть читателю разгадку этой тайны.
На балу было два "летних облака": костюм Ниты и тот, что графиня заказала для себя несколько дней назад, покинув контору мэтра Мальвуа.
Костюм "вулкана" был один, но этот костюм предназначался для двоих.
Предприимчивый виконт Аннибал сумел сыскать – только ему и Богу известно где – восхитительные плечи, чтобы облачить их в первый из костюмов графини.
Словом, "летнее облако" и "вулкан", которые сейчас прохаживаются парой и которых все гости принимают за Ниту и графиню, в действительности скрывали графиню и находку нашего услужливого Аннибала.
Графиня изображала Ниту, "находка" – графиню.
Нита же – настоящая Нита – была в это время в бильярдной, наедине с Роланом.
Все шло как по писаному.
Только прошу вас, не подумайте, что виконт Аннибал Джожа, маркиз Палланте, пребывал, как истый итальянец, в праздности. За те несколько минут, что "летнее облако" фланировало с "вулканом", виконт, едва смахнув капельки пота, блестевшие на его гладком белом лбу, успел получить внизу пакет из рук господ Барюка и Гонрекена – отнести его в бильярдную Ролану – отправить вышеозначенного Ролана к военачальникам мастерской Каменного Сердца, ожидавшим у подъезда – вернуть Ниту в залу и оставить ее среди восхищенных кавалеров, оспаривавших друг у друга право на следующий танец.
Едва освободившись, он стремглав пересек залы, подлетел к графине и "находке" в средней галерее и, как было задумано, взял последнюю под руку.
Теперь графиня, воздушная и легкая в костюме "летнего облака", могла заняться своими делами. За нее выступала "находка".
Никакого риска.
Праздничные шуточки, карнавальные розыгрыши… Помилуйте, да мыслимо ли видеть преступление в каждой невинной подмене, коими изобилует Париж с новогодней ночи до первого дня Великого поста!..
Конечно, случаются и преступления, не спорим, но не чаще, чем в любое другое время года.
Теперь графине предстояло заняться Леоном де Мальвуа.
Нита уже вернулась в зал, и графиня не могла терять ни минуты. Главное было не встретиться с Нитой. От столкновения летних облаков случается гроза…
Но на нашем небосклоне места хватало и двум облакам. Графиня полагалась на свою зоркость, ловкость и везение.
Все карты для ее игры были приготовлены загодя: графа приковала к постели болезнь; доктора Ленуара и Розу де Мальвуа удалось отправить по ложному следу на поиски Леона, который был сейчас под рукой, что и требовалось, а Ролан в эту минуту толковал со своими верными друзьями из мастерской.
Но Ролан вот-вот снова будет здесь, ведь сердце его так и рвется к принцессе. Нужно действовать, причем без промедления.
Расставаясь с Аннибалом, графиня сказала:
– Ровно через полчаса вы точно тем же путем отведете эту женщину в мою гардеробную. Она переоденется в свое платье, получит деньги и уйдет. Тогда вы начнете действовать. Сперва отправитесь во флигель. Оружие будет при вас. Я не ошиблась – ведь вы сказали, что оно лежит на круглом столике?
– Да, – ответил Аннибал, – все готово.
– Идите, и чтобы все в точности…
Виконт тотчас удалился.
Леон горевал и терзался в одиночестве. Графиня отделилась от роящихся кавалеров, принимавших ее за принцессу Эпстейн, и направилась прямо к Леону.
– Следующий танец обещан капитану Буридану! – громко сказала лже-Нита, подходя к нему.
Леон вздрогнул и оглянулся. Он, как и все, поддался обману. Несмотря на все ухищрения Маргариты в начале празднества, он не верил своим ушам.
– Принцесса, – сказал он, – здесь есть другой капитан Буридан. Наверное, вы приняли меня за него.
– Я приняла вас за того… – сказала лже-Нита, коснувшись его рукава, – за того, кому доверял мой отец, герцог де Клар; я приняла вас за хранителя тайн моей семьи, давшего у смертного одра моего отца клятву защищать и оберегать меня!
Голос ее от волнения сорвался, но все же то был голос Ниты; во всяком случае, Леон поверил.
– Я весь к вашим услугам, сударыня, – сказал он, – душой и телом!
– Люди часто так говорят, – прошептала Маргарита, – пойдемте танцевать. Во время танца я вам все расскажу.
Леон последовал за ней, оркестр заиграл кадриль.
Только они заняли свое место, "принцесса" сказала:
– Боюсь, я не смогу танцевать. У меня подкашиваются ноги и так ноет сердце… Мне надо на воздух… Уведите меня отсюда.
Пораженный Леон едва успел подхватить ее.
– Бога ради, Нита… Принцесса! – воскликнул он. – Что с вами?
– Идемте же! – оборвала его Маргарита, таща к застекленной двери в сад.
И вовремя: ведь стоило взволнованному Мальвуа отвести взгляд от нее, он заметил бы, как Нита, настоящая Нита, входит в залу под руку со своим кавалером.
Но он ничего не заметил: Маргарита успела отдернуть щеколду и увлечь его наружу.
– Закройте дверь! – приказала она.
Леон подчинился. Графиня заговорила снова:
– Мне так тяжко, господин Мальвуа. У меня никого нет! Мне страшно, очень страшно!
Леон, видя, как она дрожит, слегка обнял ее. Она прижалась к нему, тяжело дыша.
– Вам холодно в этом воздушном наряде… – сказал нотариус. – Вы вся дрожите.
– Пустяки! – сказала она. – Напротив, я горю, да, горю. Боже мой, господин Мальвуа, что вы обо мне подумаете…
– Я могу думать о вас только сердцем, сударыня, – проговорил Леон. – Для меня вы чисты, как ангел!
– Благодарю, о, благодарю вас! Роза мне так много говорила о вас, как вы великодушны, добры! Нам нельзя оставаться здесь, – продолжала она, вся трепеща. – Вы правы, сырость так и пробирает. Пойдемте! Но куда?
И она изобразила такое неподдельное отчаяние, что сердце Леона невольно сжалось. Вдруг она сказала:
– Пусть говорят и думают все что угодно! Пойдемте ко мне! Хочу, чтобы вы пошли ко мне!
Леон колебался.
– Вы боитесь? – спросила она.
Леон взял ее под руку, и они пошли вдоль задней стены дворца. Из окон падал снопами свет, но за запотевшими стеклами различались лишь неясные тени.
Пара молча поднялась по отлогому склону к обсаженной высокими деревьями аллее, соединявшей малый дворец с покоями графа.
Сквозь толстые стены до них доносились звуки бала, музыка и гомон. Маргарита остановилась перед застекленной дверью второго этажа, над бильярдной.
Оттуда, из-за задернутых занавесей, еле сочился тусклый свет.
Маргарита пальцем указала комнату графа и трагически прошептала:
– Там умирает человек из-за того, что хотел защитить меня!
Она двинулась дальше.
Одних этих слов достаточно, чтоб убедиться, сколь беспредельна была ее наглость. К цели она шла напролом, пользуясь любым оружием и действуя с той неколебимой твердостью, которая, по общему убеждению, присуща лишь поборникам правого дела.
У Леона кровь застыла в жилах, но мозг пылал.
Они подошли к двери флигеля. Маргарита отворила ее. В доме никого не было, что она прекрасно знала, распорядившись под благовидным предлогом удалить всю прислугу Ниты.
Пройдя прихожую, они попали в освещенную единственной лампой гостиную.
– Садитесь, господин Мальвуа, – сказала она, – вы у меня. Вы, молодой мужчина, находитесь в доме принцессы Ниты де Клар!
Леон сел, она осталась стоять. Леон смотрел на нее.
Сомнение ни на миг не закралось в его голову. Она подняла руку к маске, как бы собираясь открыть лицо, но снова отвела руку.
– Нет! – прошептала она. – О нет! Маска придает мне храбрости. Если бы вы видели мое лицо, я бы краснела, бледнела, дрожала. Мне нужна эта заслонка, а то не хватит духу!
Леон хранил молчание. Он ждал, охваченный вместе страхом и надеждой. Она порывисто сдернула шелковую шаль, как бы ненароком брошенную на круглый столик. Под шалью лежала пара пистолетов. Виконт Аннибал выполнил поручение.
– Видите! – приглушенно сказала она. – Вот что я тут держу!
Леон хотел было вскочить.
– Сидите, – сказала она, – это еще не все!
И, отодвинув пистолеты, добавила:
– Защитят они меня или… убьют? Сама не знаю! В иные минуты я теряю рассудок!
– Ради Бога, Нита! – вскричал Леон в страшном волнении. – Объясните, что все это значит?
Она наклонилась к нему и проговорила голосом, переходящим в шепот:
– Сейчас вы поймете, почему я не могла снять маску… Господин Мальвуа, мне передали, что вы любите меня. Если это так, вы еще можете спасти меня.
Радость была слишком велика, Леон задрожал, в глазах его помутилось.
Она молча ждала; было заметно, как под легким шелком трепетала ее грудь.
Леон упал на колени.
– Простите меня, – прошептал он, – я не могу поверить услышанному. Я силюсь пробудиться ото сна, но стоит ему рассеяться, явь снова ввергнет меня в бездну отчаяния!