XX
О ПОЛЬЗЕ ДРУЖБЫ
Предоставим теперь Алоизе продолжать и закончить рассказ, к которому предыдущие две главы послужили только вступлением.
- До моего мужа Перро доходили слухи о госпоже Диане и насмешки над господином де Монтгомери… - продолжала Алоиза. - Но он, видя, что его господин счастлив, не знал, открыть ли ему глаза или, наоборот, скрыть от него гнусную интригу, в которую его вовлекла эта честолюбивая женщина. Муж делился со мною своими сомнениями, понимая, что плохого я ему не посоветую. Но тут и я растерялась, не зная, на что решиться.
Однажды вечером мы - Перро и я - находились у графа в этой самой комнате. Нужно сказать, что граф смотрел на нас не как на слуг, а как на давних своих друзей и хотел даже в Париже сохранить стародавний обычай зимних нормандских посиделок, когда хозяева и работники вместе греются у очага после дневных трудов. Итак, граф, задумавшись и подперев рукой голову, сидел перед камином. Вечера он обычно проводил с г-жой де Пуатье, но с некоторых пор она часто предупреждала, что нездорова и не может его принять. Об этом-то, вероятно, он и размышлял. Перро чинил ремни на какой-то кирасе, я вязала. Было это седьмого января тысяча пятьсот тридцать девятого года, в холодный и дождливый вечер, на другой день после Крещения Господня. Запомните эту роковую для нас дату, господин виконт.
Габриэль молча кивнул, и Алоиза продолжала:
- Тут доложили о приходе господ де Ланже, де Бутьера и графа де Сансера. Эти молодые придворные дружили с его сиятельством, а еще больше - с г-жою д’Этамп. Все трое закутаны были в широкие темные плащи, и, хотя весело смеялись, мне показалось, что они принесли с собою несчастье. Чутье, увы, не обмануло меня.
Граф де Монтгомери встал и с любезным видом поспешил навстречу гостям.
- Добро пожаловать, друзья, - сказал он, пожимая им руки.
По его знаку я помогла им снять плащи, и все трое уселись у камина.
- Какой счастливый случай привел вас ко мне? - продолжал граф.
- Тройное пари, - ответил г-н де Бутьер, - и я выиграл свой заклад, дорогой граф, раз мы вас застали дома.
- Ну, а я выиграл пари еще раньше, - сказал г-н де Ланже.
- Я же выиграю его сейчас, вот увидите, - бросил граф де Сансер.
- О чем же вы спорили, господа? - спросил граф Монтгомери.
- Ланже утверждал в споре с Ангиеном, - ответил г-н де Бутьер, - что дофина сегодня вечером в Лувре не будет. Мы пошли туда и точно установили, что Ангиен проиграл пари.
- Что до Бутьера, - сообщил граф де Сансер, - то он утверждал в споре с господином Монжаном, что вы, милый граф, будете сегодня дома, и вы видите, что он выиграл пари.
- А ты тоже выиграл, Сансер, я ручаюсь, - объявил в свою очередь г-н Ланже, - потому что, в сущности, все три пари сводятся к одному, и мы бы проиграли или выиграли их вместе. Сансер выиграл сто пистолей у д’Оссена, - объяснил он графу Монтгомери, - так как утверждал, что г-жа де Пуатье будет сегодня вечером нездорова.
Отец ваш страшно побледнел, Габриэль.
- Вы действительно выиграли, господин де Сансер, - взволнованно проговорил он. - Вдова великого сенешаля только что дала мне знать, что сегодня никого не принимает из-за внезапного недомогания.
- Ну вот! - воскликнул граф де Сансер. - Говорил же я вам! Господа, вы подтвердите д’Оссену, что он мне должен сто пистолей.
И все они расхохотались, как полоумные. Но граф Монтгомери остался хмур.
- А теперь, добрые мои друзья, - горестно усмехнулся он, - не согласитесь ли вы объяснить мне эту загадку?
- С превеликим удовольствием, - ответил г-н де Бутьер, - но удалите этих слуг.
Мы, Перро и я, были уже у двери, когда его сиятельство сделал нам знак остаться.
- Это преданные друзья, - сказал он молодым господам, - и мне нечего стыдиться и нечего скрывать от них.
- Пусть будет так, - согласился г-н де Ланже. - Это несколько отдает провинцией, но дело, граф, касается в большей степени вас, чем нас. Ибо я уверен, что им уже известен этот секрет - ведь в городе только о нем и толкуют, - а вы, как водится, узнаете о нем последний.
- Да говорите же! - крикнул г-н де Монтгомери.
- Мой милый граф, - продолжал г-н де Ланже, - мы все расскажем вам, ибо больно видеть вас обманутым. Но расскажем мы при условии, что вы примете весть по-философски, то есть весело. Ведь все это не стоит вашего гнева, уверяю вас, тем более что гнев этот в данном случае совершенно бессилен.
- Посмотрим, говорите, - ответил сухо его сиятельство.
- Дорогой граф, - сказал тогда г-н де Бутьер, самый молодой и самый безрассудный из трех, - вы знаете мифологию. Вам известна, конечно, история Эндимиона. Но сколько лет, по-вашему, было Эндимиону ко времени его романа с Дианой Фебеей? Если вы полагаете, что ему было около сорока, то вы ошибаетесь: ему не было и двадцати, борода у него еще только пробивалась. Вот почему сегодня вечером Эндимиона нет в Лувре, богиня Луны закатилась и стала незримой, вероятно из-за дождя, а вы находитесь дома, граф де Монтгомери, из чего следует, что мы выиграли все три пари. Да здравствует веселье!
- Доказательства? - холодно спросил граф.
- Доказательства? - повторил г-н де Ланже. - Но вы можете пойти за ними сами. Ведь вы живете в двух шагах от богини Луны.
- Это верно. Спасибо, - сказал граф и встал.
Троим гостям пришлось тоже встать. Строгий и мрачный вид г-на Монтгомери напугал их.
- Вот что, граф, - сказал г-н де Сансер. - Не вздумайте делать глупости, не будьте опрометчивы и помните, что связываться со львенком так же опасно, как и со львом.
- Будьте спокойны, - ответил граф.
- Но вы ничего не замышляете?
- Будет видно.
И с этими словами он проводил их до двери или, вернее, выпроводил за дверь. Вернувшись, он приказал Перро:
- Плащ и шпагу!
Тот подал их ему.
- Вы действительно знали об этом? - спросил граф, пристегивая шпагу.
- Да, ваше сиятельство, - потупился Перро.
- Отчего же вы молчали?
- Ваше сиятельство… - пролепетал Перро.
- Понимаю. Вы не друзья, вы только добрые слуги, - дружески похлопал по плечу Перро граф.
Был он очень бледен, но говорил с каким-то торжественным спокойствием. Он еще спросил Перро:
- Давно ли ходят слухи?
- Ваше сиятельство, - ответил Перро, - вы обручились с госпожой Дианой де Пуатье пять месяцев назад, свадьба была назначена на ноябрь. И вот говорят, будто господин дофин полюбил г-жу Диану через месяц после того, как она приняла ваше предложение. Однако слухи об этом ходят не дольше двух последних месяцев, а до меня дошли только две недели назад. Вчера я избил одного из слуг господина Делагарда, посмевшего в моем присутствии шутить на этот счет, и барон Делагард не осмелился меня отчитать!
- Шутки прекратятся!
Граф произнес это так, что я невольно вздрогнула. Он провел рукой по лбу и сказал мне:
- Алоиза, пойди за Габриэлем, я хочу его обнять.
Вы спали, господин виконт, крепким детским сном и, когда я разбудила вас, заплакали. Я завернула вас в одеяло и понесла к отцу. Он взял вас на руки, долго смотрел на вас, затем поцеловал ваши полусонные глазки. И в это время его слеза покатилась по румяному вашему личику, первая слеза, которую пролил в моем присутствии этот сильный и мужественный человек. Передав мне вас, он сказал:
- Я вверяю тебе дитя мое, Алоиза.
Это были его последние слова, обращенные ко мне. Перро сказал ему:
- Я провожу вас, ваше сиятельство.
- Нет, Перро, - ответил г-н де Монтгомери, - я должен быть один. Останься.
- Но ваше сиятельство, позвольте…
- Я так хочу.
Противоречить ему было невозможно, и Перро умолк. Граф пожал нам руки:
- Прощайте, мои дорогие друзья… Нет, не прощайте, а до свидания.
И он ушел спокойным, твердым шагом, точно собираясь вернуться через четверть часа.
Перро не сказал ничего, но, едва граф вышел, он взял свою шпагу и плащ. Мы не обмолвились ни единым словом, и я не пыталась удержать его: он исполнял свой долг. Он раскрыл мне объятия. Я, рыдая, бросилась к нему. Нежно поцеловав меня, он выбежал вслед за графом. Все это длилось не больше минуты.
Оставшись одна, я без сил повалилась на стул и принялась неистово молиться. За окнами шумел дождь, ревел ветер. Но вы, Габриэль, снова безмятежно погрузились в прерванный сон. И никто не знал, что проснетесь вы уже сиротой.
XXI
КАК РЕВНОСТЬ ИНОЙ РАЗ УРАВНИВАЛА СОСЛОВИЯ ЕЩЕ ДО ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Особняк де Брезе, где жила в ту пору г-жа Диана, находился действительно в двух шагах от нашего дома.
Перро, следуя поодаль от своего господина, видел, как он остановился перед дверьми г-жи Дианы, постучал, затем вошел. Тогда и Перро приблизился к этим дверям. Г-н де Монтгомери надменно и властно говорил со слугами, пытавшимися преградить ему дорогу. Они уверяли, что г-жа лежит в спальне больная. Но граф отстранил слуг и прошел дальше, а Перро, воспользовавшись их замешательством, проскользнул через незапертую дверь и в темноте беспрепятственно поднялся по лестнице за г-ном де Монтгомери.
На верхней площадке лестницы графа уже ждали две взволнованные и заплаканные служанки герцогини; они спросили, что ему угодно в столь поздний час. И точно, на башенных часах пробило в этот момент десять. Г-н де Монтгомери заявил им, что желает видеть г-жу Диану, что должен ей безотлагательно сообщить важные новости и, если она не может его принять тотчас же, он подождет.
Говорил он так громко, что в спальне герцогини, расположенной неподалеку, все было, конечно, слышно. Одна из служанок побежала в спальню и вскоре вернулась с ответом, что г-жа де Пуатье готовится ко сну, но тем не менее выйдет к графу, пусть он ждет ее в молельне.
Итак, либо дофина не было в спальне, либо он вел себя малодушно для наследника французского престола. Г-н де Монтгомери, не возражая, прошел в молельню вместе с обеими служанками.
Тогда Перро, притаившись в сумраке лестничного пролета, пробрался на площадку и спрятался за одним из настенных ковров в широком коридоре, отделявшем спальню г-жи Дианы от молельни. В глубине коридора виднелись две заделанные двери: одна вела в спальню, другая - в молельню. Перро тут же понял, что услышит почти все, что будет происходить в обеих комнатах. О, не простое любопытство руководило моим добрым мужем, господин виконт! Прощальные слова графа и какой-то тайный голос шептали ему о грозящей опасности, наталкивали на мысль, что графу готовится западня. Перро хотел быть рядом, чтобы в случае надобности помочь своему господину. К несчастью, г-н виконт, ни одно из слов, донесшихся до его слуха, не может пролить ни малейшего света на темный и роковой вопрос, терзающий вас теперь.
Г-н де Монтгомери не прождал и двух минут, как г-жа де Пуатье стремительно вошла в молельню.
- Что это значит, граф? - накинулась она на него. - Что это за ночное вторжение после моей просьбы не приходить сегодня?
- Я вам отвечу откровенно в двух словах, герцогиня, но сперва отпустите своих девушек. Теперь слушайте, я буду краток. Мне только что сказали, что у меня есть по вашей милости соперник, что соперник этот - дофин и что сегодня вечером он у вас.
- И вы поверили? Если вы сюда примчались для проверки… - высокомерно сказала Диана.
- Я страдал, Диана, и прибежал к вам, чтоб вы исцелили меня от страданий.
- Ну что ж, вы меня увидели, вы убедились, что вам солгали, дайте же мне покой. Бога ради, Жак, уходите!
- Нет, Диана, - заявил граф, очевидно встревоженный тем, что она слишком торопилась от него избавиться. - Если утверждение, будто дофин находится у вас, оказалось ложным, то это вовсе не значит, что он не может прийти к вам сегодня вечером… А мне бы так хотелось изобличить во лжи клеветников!..
- Итак, вы здесь останетесь, сударь?
- Останусь, сударыня. Идите спать, если вам нездоровится, Диана. Я же, с вашего позволения, буду охранять ваш сон.
- Но, собственно говоря, по какому праву, сударь, вы поступаете так? - воскликнула Диана. - В качестве кого? Разве я уже не вольна в своих поступках?
- Нет, сударыня, - твердо ответил граф. - Вы не вольны превращать в посмешище всего двора честного дворянина, чье предложение вы приняли.
- Предложения меня охранять я, во всяком случае, не приму, - отчеканила Диана. - У вас нет никакого права оставаться здесь. Вы мне не муж. И я не ношу вашего имени, насколько мне известно.
- Сударыня! - в отчаянии воскликнул тогда граф. - Что мне до насмешек? О Боже мой! Вы ведь знаете, Диана, что не об этом речь. Честь! Достоинство! Имя! Дело не в них, совсем не в них, а в том, что я люблю вас, что я с ума схожу, что я ревную и убью всякого, кто посмеет коснуться моей любви, будь то дофин, будь то сам государь! Мне безразлично имя того, кому я отомщу, смею вас уверить!
- А за что именно, разрешите узнать? И почему? - раздался властный голос за его спиной.
Перро вздрогнул, ибо узнал только что пришедшего по полутемному коридору дофина, ныне - нашего короля. Позади него вырисовывалось глумливое и жестокое лицо г-на де Монморанси.
- Ах! - вскричала г-жа Диана и, заломив руки, упала в кресло. - Вот чего я боялась!
- А! - вырвалось у графа.
Но через мгновение Перро услышал его почти спокойный голос:
- Ваше высочество, одно только слово… Бога ради! Скажите мне, что вы сюда явились не потому, что любите госпожу Диану де Пуатье и что она любит вас!
- Господин де Монтгомери, - ответил дофин, еще не остывший от гнева, - одно только слово… порядка ради: скажите мне, что вы здесь находитесь не по той же причине.
Ясно было, что здесь уже противостояли друг другу не наследник престола и простой дворянин, а двое мужчин, два раздраженных и ревнивых соперника, два страдающих сердца.
- Госпожа Диана отдала мне руку и сердце! Это всем известно, и вам в том числе! - заявил граф, нарочно опуская титул.
- Обещания - это ветер! Их можно забыть! - воскликнул дофин. - У моей любви права не столь стары, как у вашей, но не менее основательны. Я намерен отстаивать их.
- Безрассудный! Он говорит о правах! - закричал граф, ослепленный ревностью и яростью. - Так вы осмеливаетесь утверждать, что эта женщина ваша?
- Я утверждаю, что она, во всяком случае, не ваша! - возразил Генрих. - Я утверждаю, что нахожусь в этом доме с разрешения хозяйки дома, чего, кажется, вы не можете сказать о себе, а потому и жду, когда вы уйдете, сударь.
- Если вам так не терпится - что ж, выйдем вместе…
- Вызов? - крикнул тогда, став между ними, Монморанси. - Вы осмелились, сударь, бросить вызов дофину Франции?
- Здесь нет дофина Франции, - отчеканил граф. - Здесь есть человек, притязающий на любовь женщины, которую я люблю, вот и все!
Он, очевидно, шагнул в сторону Генриха, потому что Перро вдруг услышал, как Диана закричала:
- Он хочет оскорбить принца! Он хочет убить принца! На помощь!
И она, по-видимому, в замешательстве выскочила из комнаты, хотя г-н де Монморанси и просил ее успокоиться, говоря, что у них две шпаги против одной и надежный эскорт на нижней лестничной площадке. Перро заметил, как она, вся в слезах, помчалась по коридору к себе, призывая на помощь своих служанок и людей дофина.
Но ее бегство отнюдь не охладило пыла противников, и граф тут же подхватил вырвавшееся у Монморанси слово "эскорт".
- Очевидно, - едко усмехнулся он, - его высочество считает возможным платить за оскорбление шпагами своих людей?
- Нет, сударь, - гордо ответил Генрих, - мне довольно будет одной моей шпаги, дабы покарать кого угодно за дерзость.
Они уже схватились за эфесы шпаг, когда в спор опять вмешался Монморанси.
- Простите, ваше высочество, - сказал он, - но тот, кто, быть может, завтра взойдет на престол, не вправе рисковать своей жизнью сегодня. Вы, ваше высочество, не только человек, вы - народ: дофин Франции может сражаться только за Францию.
- Но, в таком случае, - воскликнул граф, - дофин Франции, обладающий всем, не имеет права отнимать у меня ту, которой одной я посвятил всю свою жизнь, ту, кто для меня дороже всего и всех, ибо ради нее я позабыл все на свете… да, да… ради этой женщины, которая, возможно, обманула меня. Но нет, она не обманула меня, этого не может быть, я слишком ее люблю! Ваше высочество! Простите мне мою несдержанность, мое безумие и соблаговолите мне сказать, что вы не любите Диану. Не приходят же, в самом деле, к любимой женщине в сопровождении господина Монморанси и эскорта из восьми или десяти солдат!..
На это г-н де Монморанси ответил:
- Несмотря на возражения его высочества, я пожелал сегодня вечером сопровождать его с эскортом, так как меня тайно известили о готовящемся на него нападении. Я должен был, однако, расстаться с ним на пороге этого дома. Но ваши крики, долетавшие до нас, побудили меня пойти дальше и окончательно увериться в правдивости сообщения неизвестных друзей, столь своевременно меня предостерегших.
- О, я знаю, кто эти неизвестные друзья! - сказал граф, горько рассмеявшись. - Это, по-видимому, те же люди, которые и меня предупредили, что сегодня вечером здесь будет дофин. И они вполне преуспели в своем замысле, они и та, кто его им внушила. Ибо госпожа д’Этамп, видимо, хотела только одного: скандала, который бы осрамил госпожу де Пуатье. А его высочество, не колеблясь, нанес ей любовный визит с целой армией, достойно посодействовав этой затее. Значит, вы уже до того докатились, Генрих Валуа, что совсем перестали щадить имя госпожи де Брезе?.. Вы открыто объявляете ее своей дамой сердца? Вы у меня украли ее и с нею вместе мое счастье и мою жизнь! Но разрази меня гром, тогда и мне некого щадить! Если ты - наследник французского престола, Генрих Валуа, то это не ставит тебя вне рядов дворянства, и ты мне ответишь за свой бесчестный поступок… или ты подлый трус!
- Негодяй! - закричал дофин, выхватив шпагу и бросаясь на графа.
Но г-н де Монморанси опять стал между ними:
- Ваше высочество! Повторяю вам: в моем присутствии наследник трона не скрестит шпаги из-за бабьей юбки…
- С человеком более знатным, чем ты, придворный холуй! - перебил его в исступлении граф. - А впрочем, каждый дворянин равен королю. Монтгомери стоят Валуа. Они столько раз роднились с французскими и английскими принцами крови, что могут иметь право биться с ними. Монтгомери во втором и третьем колене носили уже королевский герб. Итак, ваше высочество, у нас гербы столь же схожи, как и шпаги. Ну же, будьте рыцарем! Но нет! Вы всего лишь робкий мальчик, вы охотно спрячетесь за спину своего наставника.
- Пустите меня, Монморанси! - кричал дофин, вырываясь из рук коннетабля.
- Нет, сто чертей, - гремел тот, - я не дам вам драться с этим буйнопомешанным. Назад! Эй, ко мне! - крикнул он во весь голос.
А сверху доносились вопли Дианы, которая, наклонившись над перилами, тоже кричала не своим голосом:
- На помощь! Бегите! Бегите сюда! Не дайте ему убить принца!
Это предательство Далилы, по-видимому, довело графа до умоисступления. Ведь и без того их было двое против одного.
Перро застыл от ужаса, услышав его слова: