- О, ваша светлость, - ответил Габриэль, - я ваш душой и телом! Моим первым желанием было получить возможность поверить в себя самого и внушить эту веру другим. И вот я проникся некоторым доверием к себе, и вы удостоили меня уважения… Итак, моя цель покамест достигнута. Возможно, в будущем у меня появится иная цель, и тогда, раз уж вы соблаговолили предложить мне такой великолепный союз, я прибегну к вашей помощи… Вы же до тех пор можете быть уверены, что я ваш на жизнь и на смерть.
- В добрый час, Per Вассо, как говорят эти пьянчуги кардиналы. Будь спокоен, Габриэль: Франциск Лотарингский, герцог де Гиз, в любом деле горячо поддержит тебя в твоей любви или в твоей ненависти. Ведь нами втайне движет либо то, либо другое из этих чувств, верно же?
- Но, возможно, и то, и другое, ваша светлость.
- Ах, вот как? Но если так переполнена душа, как не излить ее перед другом?
- Беда моя в том, ваша светлость, что я почти знаю, кого люблю, и совсем не знаю, кого ненавижу.
- Правда? А вдруг у нас общие враги? Не замешался ли в их среду этот старый распутник Монморанси?
- Вполне возможно, ваша светлость, и если мои подозрения основательны… Однако сейчас не обо мне идет речь, а о вас и о великих ваших замыслах. Чем могу я быть полезен вам, ваша светлость?
- Прежде всего тем, что ты прочтешь мне письмо моего брата, кардинала Лотарингского.
Распечатав и развернув письмо, Габриэль взглянул на него и возвратил бумагу герцогу:
- Простите, ваша светлость, письмо написано особым шифром, я не сумею его прочитать.
- Ах, вот оно что!.. Значит, это письмо особенное, к нему нужна решетка… Подождите, Габриэль.
Он отпер железный резной ларец, достал из него лист бумаги с расположенными в определенном порядке прорезями и, наложив его на письмо кардинала, сказал Габриэлю:
- Возьмите теперь и читайте!
Тот, казалось, колебался. Тогда Франциск взял его руку, пожал и повторил, доверчиво глядя на молодого человека:
- Читайте же, мой друг.
Виконт д’Эксмес прочитал вслух:
- "Господин мой, высокочтимый и знаменитый брат (когда же смогу я называть Вас коротко "государь"?)…"
Габриэль опять приостановился, а герцог улыбнулся:
- Вы удивлены, Габриэль, но, надеюсь, ни в чем не заподозрили меня. Да сохранит господь корону и жизнь государю нашему Генриху Второму. Но трон французский - не единственный на свете. Раз уж случай привел нас к полной откровенности, то я не хочу ничего таить от вас и посвящу вас, Габриэль, во все мои замыслы и мечты.
Герцог встал и принялся расхаживать по шатру.
- Наш род, породнившийся со столькими королевскими домами, может, по-моему, притязать на самые высокие посты в государстве. Но притязать - это еще ничего не значит… Я же хочу добиться… Наша сестра - королева Шотландская; наша племянница Мария Стюарт помолвлена с дофином Франциском; наш внучатый племянник герцог Лотарингский - будущий зять короля… Итак, мы вправе притязать на Прованс и на Неаполь. Удовлетворимся временно Неаполем. Разве эта корона не больше к лицу французу, чем испанцу? Для чего я прибыл в Италию? Для того, чтобы взять ее. Мы в родстве с герцогом Феррарским, в свойстве с Караффа, племянниками папы. Павел Четвертый стар; мой брат кардинал Лотарингский наследует ему. Неаполитанский трон шатается, я взойду на него. Вот отчего, свидетель Бог, оставил я позади себя Сиену и Милан и сделал бросок к Абруццо. Это была великолепная мечта, но очень боюсь, что она покамест останется только мечтою. Вспомните, Габриэль, у меня не было и двенадцати тысяч солдат, когда я перешел Альпы. Но семь тысяч солдат обещал мне герцог Феррарский, а Павел Четвертый и Караффа похвалялись, что под их влиянием восстанет могущественная партия в Неаполитанском королевстве. Они сами обязались помочь мне людьми, деньгами, снабжением - и не прислали ни единой души, ни единого фургона, ни единого экю. Мои офицеры колеблются, мое войско ропщет. Но все равно, я пойду до конца! Только крайняя необходимость заставит меня покинуть эту землю обетованную, которую я попираю, и если я покину ее, то еще вернусь сюда, еще вернусь!
Герцог топнул ногою о землю, словно для того, чтобы вступить во владение ею. Его глаза сверкали. Он был великолепен.
- Ваша светлость, - воскликнул Габриэль, - как я горжусь теперь тем, что смог принять участие в столь славных начинаниях!
- А сейчас, - улыбнулся герцог, - получив от меня двойной ключ к этому письму моего брата, вы сможете, полагаю, прочесть его и понять. Итак, я вас слушаю.
- "Государь!.." На этом слове я остановился, - заметил Габриэль. - "Должен сообщить Вам две дурные вести и одну хорошую. Хорошая состоит в том, что бракосочетание нашей племянницы Марии Стюарт с дофином окончательно назначено на двадцатое следующего месяца и будет торжественно отпраздновано в Париже. Первая дурная новость получена сегодня из Англии. Туда прибыл Филипп Второй Испанский и повседневно уговаривает супругу свою, королеву Марию Тюдор, которая слепо ему повинуется, объявить войну Франции. Никто не сомневается, что это ему удастся вопреки интересам и воле английского народа. Уже говорят об армии, якобы сосредоточенной на границе Нидерландов под командованием герцога Филибера-Эммануила Савойского. В этом случае, дражайший брат мой, при том недостатке людей, какой мы тут испытываем, король Генрих Второй вынужден будет отозвать Вас из Италии, и тогда планы наши относительно этой страны придется отложить… Но, в конце концов, поймите, Франциск, что лучше отсрочить на время, чем потерять навсегда. Опрометчивость и чрезмерный риск недопустимы. Сестра наша королева Шотландская будет напрасно грозить Англии разрывом; поверьте, что Мария Английская, безумно влюбленная в своего молодого супруга, не посчитается с такими угрозами; действуйте сообразно с этим!"
- Телом Христовым клянусь, - перебил чтение герцог де Гиз, ударив с размаху по столу кулаком, - брат мой совершенно прав! Это хитрая лисица с отличным нюхом. Да, смиренница Мария несомненно даст себя увлечь законному супругу, и я, конечно, скорее откажусь от всех королевских тронов на свете, чем ослушаюсь короля, когда он потребует от меня обратно солдат при таких трудных обстоятельствах. Итак, моя проклятая экспедиция натолкнулась на новое препятствие. Скажите, Габриэль, вы находите ее безнадежной?
- Я не хотел бы, ваша светлость, чтобы вы отнесли меня к числу унывающих, но все же, если вы требуете от меня откровенности…
- Я понимаю вас, Габриэль, и разделяю ваше мнение. Предвижу, что те великие дела, о которых мы только что говорили, на этот раз не свершатся. Но клянусь, это лишь отложенная игра, и в каком бы месте ни нанесли удар Филиппу Второму, это будет и ударом по его Неаполю. Но продолжайте, Габриэль. Если не изменяет мне память, нам предстоит узнать еще одну дурную новость.
Габриэль стал читать:
- "Другая неприятность, которую я должен вам сообщить, касается только наших семейных интересов, но тем не менее она весьма значительна. У нас, однако, есть еще время ее предотвратить. Поэтому-то я и тороплюсь уведомить Вас о ней. Вам следует знать, что со времени Вашего отъезда господин коннетабль Монморанси, разумеется, все так же неприязненно и озлобленно относится к Вам. Он, по своему обыкновению, не перестает ревновать государя к нам и оскорбительно высказывается по поводу милостей, оказываемых престолом нашему дому. Предстоящее венчание нашей дорогой племянницы Марии с дофином не может, конечно, привести его в доброе расположение духа. Равновесие между домами Гизов и Монморанси, поддержание которого король считает одною из задач своей политики, сильно нарушено этим браком в нашу сторону, и старый коннетабль громко требует противовеса. Такой противовес найден коннетаблем: им явился бы брак его сына Франциска с…"
Молодой граф не дочитал фразы. Голос у него пресекся, лицо побелело.
- Ну? Что с вами, Габриэль? - спросил герцог. - Как вы вдруг побледнели! Что случилось?
- Ничего, ваша светлость, решительно ничего, легкая усталость, нечто вроде потери сознания… Все уже прошло… С вашего разрешения, я продолжаю, ваша светлость. На чем я остановился? Ах да, кардинал говорил, кажется, что существует средство… Нет, дальше… Вот, нашел: "…явился бы брак его сына Франциска с герцогиней Дианой де Кастро, узаконенной дочерью короля и Дианы де Пуатье. Вы помните, брат мой, что Диана де Кастро на тринадцатом году жизни потеряла мужа, герцога Орацио Фарнезе, который через полгода после женитьбы был убит при осаде Эдена, и провела эти пять лет в парижском монастыре Святых Дев. Король, по просьбе коннетабля, призвал ее снова ко двору. Она - чудо красоты, брат мой. Эта удивительная женщина сразу же покорила сердца, и в первую очередь родительское. Король, еще раньше подаривший ей герцогство Шательро, только что сделал ее герцогиней Ангулемской. Не прошло двух недель, как она здесь, а ее влияние на короля уже ни для кого не секрет. Дело дошло до того, что герцогиня де Валантинуа, почему-то не пожелавшая официально считаться ее матерью, в настоящее время, кажется, взревновала короля к новой восходящей звезде. Коннетаблю, следовательно, было бы крайне выгодно ввести в дом столь влиятельную родственницу. А Вы прекрасно знаете, что Диане де Пуатье трудно в чем-либо отказать этому старому волоките. Король, со своей стороны, не прочь умерить слишком сильное влияние, приобретенное нами. Таким образом, весьма вероятно, что этот проклятый брак будет заключен…"
- Вот опять голос вам изменяет, Габриэль, - остановил его герцог. - Отдохните, друг мой, и дайте мне самому дочитать письмо. Оно меня чрезвычайно заинтересовало. Ведь это и вправду дало бы коннетаблю опасное преимущество перед нами. Но, насколько я знаю, этот болван Франциск женат на одной из девиц де Фиен. Дайте-ка мне письмо, Габриэль.
- Право же, я себя прекрасно чувствую, - поспешил уверить его Габриэль, успевший прочитать несколько следующих строк, - и мне совсем нетрудно дочитать письмо!.. До конца осталось совсем немного. "…Весьма вероятно, что этот проклятый брак будет заключен. Но есть одно обстоятельство, которое нам на руку. Молодой Монморанси состоит в негласном браке с девицей де Фиен. Предварительно необходим развод, невозможный без согласия папы. Франциск отправился в Рим, чтобы выхлопотать разрешение. Поэтому ваша задача, дражайший мой брат, опередить его и воспользоваться Вашим влиянием на его святейшество, дабы добиться отклонения ходатайства о разводе, несмотря на то, что оно будет поддержано, предупреждаю Вас, королем. Я же, со своей стороны, буду действовать со всею присущей мне энергией. В заключение молю Господа, дорогой мой брат, о даровании Вам счастливой и долгой жизни".
- Ну, ничего еще не потеряно, - заметил герцог де Гиз, когда Габриэль дочитал до конца письмо кардинала. - Отказывая мне в солдатах, папа может подарить мне, по крайней мере, буллу.
- Вы, стало быть, надеетесь, что его святейшество не даст развода Франциску де Монморанси с Жанной де Фиен и воспротивится будущему браку? - Голос Габриэля дрогнул.
- Надеюсь. Но до чего же вы взволнованы, мой друг! Вы бесценный человек: как страстно вы входите в наши интересы!.. Я тоже - можете не сомневаться - весь к вашим услугам, Габриэль. И вот что: поговорим-ка немного о вас. Исход этой кампании мне совершенно ясен. Думаю, что вам вряд ли удастся прибавить к ней новые подвиги. А поэтому не начать ли мне теперь возмещать вам свой долг, чтобы он не слишком меня тяготил, мой друг? В чем я могу помочь вам? Говорите же, будьте откровенны.
- О, ваша светлость, вы слишком добры, - смутился Габриэль, - и я не знаю…
- Вот уже пять лет вы храбро сражаетесь в моей армии, - сказал герцог, - а ни разу не приняли от меня ни одного денье. У вас должна быть нужда в деньгах, черт возьми! Деньги надобны всем. Я вам предлагаю их не в дар и не в долг, а как возмещение ваших расходов. Бросьте со мной чиниться, и хотя, как вы знаете, мы весьма стеснены…
- Да, я знаю, ваша светлость, что вашим великим замыслам недостает иной раз мелких сумм, а я столь мало нуждаюсь в деньгах, что сам собирался вам предложить несколько тысяч экю для нужд армии…
- В таком случае, я их принимаю, ибо они, признаться, не лишние. Но неужели для вас решительно ничего нельзя сделать, о вы, не ведающий желаний молодой человек? Не нужны ли вам титулы, например?
- Благодарствуйте, ваша светлость, в них у меня тоже нет недостатка, и, как я уже вам сказал, цель моих устремлений - не внешний блеск, а только слава! И так как вы полагаете, что здесь я многого не добьюсь и едва ли еще смогу быть вам полезным, то я бы с превеликой радостью отвез королю в Париж к свадьбе вашей августейшей племянницы завоеванные вами в Ломбардии и в Абруццо знамена. И вы бы меня совершенно осчастливили, если бы соблаговолили засвидетельствовать перед всем двором в сопроводительном письме на имя государя, что некоторые из этих знамен были захвачены лично мною, притом не без риска…
- Что ж, это сделать нетрудно, и вдобавок это будет справедливо, - сказал герцог де Гиз. - Мне, правда, жаль расставаться с вами, но, если во Фландрии вспыхнет война, разлука наша будет непродолжительна. Ведь ваше место там, где сражаются! Когда же вы хотите ехать, Габриэль, чтобы вовремя доставить королю эти свадебные подарки?
- Чем раньше, тем лучше, ваша светлость, если свадьба назначена на двадцатое мая.
- Это верно. Так поезжайте завтра, Габриэль, вам и то придется спешить. Идите спать, мой друг, а я тем временем напишу для вас рекомендательное письмо королю и ответ брату, который вы ему передадите, на словах же скажите, что я надеюсь уладить дело с папой.
- Возможно, ваша светлость, - сказал Габриэль, - что мое присутствие в Париже будет способствовать желательному для вас исходу дела. Таким образом, и отъезд мой послужит вам на пользу.
- Вечная таинственность, виконт д’Эксмес! Но с вами к ней привыкаешь. Прощайте! Желаю вам спокойно провести последнюю ночь в моем лагере.
- Завтра утром я приду за письмами и вашим напутствием, ваша светлость. Я оставляю у вас моих людей. Разрешите мне только взять с собой двоих из них, а также моего оруженосца Мартина Герра - такого провожатого мне достаточно. Он предан мне и храбр, на всем белом свете он боится только двух вещей: своей жены и своей тени.
- Как так? - рассмеялся герцог.
- Ваша светлость, Мартин Герр сбежал из дома - дом его близ Риэ, в Артиге, - спасаясь от своей жены. Он ее обожал, но она его частенько поколачивала. Еще до обороны Меца он поступил ко мне на службу. Но его жена или сам дьявол время от времени является ему под видом двойника и начинает его мучить. Да, вдруг он видит рядом с собою другого Мартина Герра, свой собственный образ, похожий на него как две капли воды, и это приводит его в ужас. А вообще говоря, пули для него ничего не значат и он мог бы пойти на штурм редута и захватить его. Он дважды спас мне жизнь.
- Возьмите же с собой этого доблестного трусишку, Габриэль. Завтра на рассвете будьте готовы.
Ранним утром Габриэль был уже на ногах: он провел в мечтах бессонную ночь. Габриэль явился за последними наставлениями к герцогу де Гизу и 26 апреля в шесть часов утра отбыл в Рим, а оттуда в Париж в сопровождении Мартина Герра и двух слуг.
IV
ФАВОРИТКА КОРОЛЯ
Мы находимся 20 мая в Париже, в Лувре, в комнате ее светлости, вдовы великого сенешаля де Брезе, герцогини де Валантинуа, называемой Дианой де Пуатье. Утро. На дворцовых часах только что пробило девять. Г-жа Диана, вся в белом, кокетливо прилегла на покрытый черным бархатом диван. Рядом с ней на стуле сидит король Генрих II.
Присмотримся же к декорации и к действующим лицам.
Комната Дианы де Пуатье блистала несказанной роскошью. Недаром породить ее могла только та прекрасная заря искусства, которая именуется Возрождением. Живопись на полотнах Приматиччо изображала охотничьи эпизоды, главною героиней которых была, разумеется, Диана, богиня охоты и лесов. На золоченых расписных медальонах и панно повсюду виднелись соединенные гербы Франциска I и Генриха II. Бесконечные и разнообразные эмблемы Дианы-Луны, множество девизов, по большей части начертанных по-латыни, делали честь изобретательности декораторов того времени. А чего стоили восхитительные арабески, обрамлявшие эмблемы и девизы, или изящные предметы меблировки! Если бы мы стали их описывать, то все это, во-первых, отодвинуло бы в тень великолепие нашего времени, а во-вторых, слишком много бы потеряло в нашем описании.
Взглянем теперь на короля. Мы знаем из истории, что он был велик ростом, гибок и силен. Ему приходилось путем строгой диеты и ежедневных физических упражнений бороться с некоторой склонностью к полноте. Однако в беге он побеждал самых быстроногих, а в борьбе и на турнирах - самых сильных соперников. Он был смугл, черноволос, чернобород и обладал, по словам современников, обаятельной внешностью. В тот день, как и всегда, он носил цвета герцогини де Валантинуа. Наряд его был на редкость богат: атласный зеленый кафтан с прорезями, отделанный золотыми вышивками; берет с белым пером, блиставший жемчугом и алмазами; двойная золотая цепь с подвешенным на ней медальоном ордена святого Михаила; шпага работы Бенвенуто; белый воротник из венецианского кружева и, наконец, бархатный, усеянный золотыми лилиями плащ, изящно ниспадавший с его плеч.
Диана одета была лишь в белый пеньюар из необычно тонкой и прозрачной ткани. Воспроизвести же ее удивительную красоту и совершенство форм было бы не под силу и самому Жану Гужону, ибо это невоспроизводимо, как солнечный луч. Что касается возраста, то его у нее не было. В этом отношении, как и во многих других, она была подобна бессмертным богиням. Рядом с нею казались морщинистыми и старыми самые свежие и юные красавицы.
Итак, она вполне была достойна любви двух королей, которых одного за другим обворожила. "Воля женщины - Божья воля" - говорит французская поговорка, и Диана была в течение двадцати двух лет единственной возлюбленной Генриха II.
Но, взглянув на короля и на его фаворитку, не пора ли нам их послушать?