- Боже мой, разве это трудно понять? Сейчас я здесь повелитель, а узником стану только через полтора часа! Через час с четвертью, ибо время бежит! Через час с четвертью я буду в вашей власти, но пока еще вы - в моей! Через час с четвертью виконт д’Эксмес будет здесь, но пока здесь я! Вот почему вам должно радоваться и трепетать!
- Милорд, милорд, - вздрогнула Диана, в ужасе отталкивая лорда Уэнтуорса, - чего вы хотите от меня?
- Чего я хочу? - глухо переспросил тот.
- Не подходите ко мне!.. Или я закричу, позову на помощь, и вы будете обесчещены на всю жизнь, негодяй!
- Кричи, зови, мне все едино, - со зловещим спокойствием произнес лорд Уэнтуорс. - Дом пуст, улицы пустынны, на твои крики, по крайней мере, в течение часа, никто не придет. Посмотри - я даже не потрудился закрыть двери и окна.
- Но через час придут, и я разоблачу вас… Тогда вас убьют!
- Нет, - невозмутимо заметил лорд Уэнтуорс, - убью себя я сам. Неужели ты думала, что я переживу взятие Кале? Через час я покончу с собой, так решено, и не будем об этом говорить. Но сначала я тебя отниму у этого проклятого виконта!.. Теперь я не молю тебя, а требую!..
- А я - умираю! - воскликнула Диана, выхватив кинжал из-за корсажа.
Но прежде чем она успела нанести себе удар, лорд Уэнтуорс бросился к ней, схватил ее за руку, вырвал кинжал и отбросил его прочь.
- Еще рано! - опять улыбнулся он своей пугающей улыбкой. - Я не позволю вам себя заколоть! Потом делайте с собой что хотите, но этот последний час принадлежит мне!..
Он протянул к ней руки, и она в порыве отчаяния бросилась к его ногам:
- Пожалейте, милорд!.. Пощадите!.. Не забывайте, что вы дворянин!
- Дворянин! - вскричал тот, бешено тряся головой. - Да, я был дворянином и вел себя как дворянин, пока побеждал, пока надеялся, пока жил! Но теперь я не дворянин, нет, я просто человек, человек, который готов умереть, но сначала отомстит! - И стремительным рывком он поставил Диану на ноги.
У нее уже не было сил ни звать на помощь, ни кричать, ни умолять.
В этот миг на улице послышался громкий шум.
- А! - слабо вскрикнула Диана, и в глазах ее снова зажегся огонек надежды.
- Вот и прекрасно! - дико захохотал лорд Уэнтуорс. - Очевидно, население занялось грабежом! Пусть так! - И он поднял Диану на руки.
Она могла только прошептать:
- Милосердия!..
- Нет, нет!.. - повторил лорд. - Ты слишком хороша!
Диана лишилась сознания.
Но ему не пришлось прижаться губами к ее помертвевшим устам, ибо в это мгновение дверь с треском распахнулась, и на пороге показались виконт д’Эксмес, оба Пекуа и несколько стрелков.
Габриэль со шпагой в руке одним прыжком оказался рядом с лордом.
- Негодяй!
Тот, стиснув зубы, схватил свою шпагу, лежавшую на кресле.
- Назад! - осадил своих людей Габриэль. - Я сам покараю злодея!
И соперники в полном молчании скрестили клинки.
Пьер и Жан Пекуа с товарищами расступились, расчистив им место, и застыли как вкопанные, следя за этим смертельным поединком.
Но мы еще не поведали, каким образом, опережая расчеты лорда Уэнтуорса, подоспела к беззащитной пленнице нежданная помощь.
Пьер Пекуа в течение двух последних дней успел подготовить и вооружить тех, кто вместе с ним тайно жаждал победы французов. А поскольку в победе можно было уже не сомневаться, то число таких горожан значительно возросло. Оружейник хотел нанести удар в самый решающий момент и поэтому выжидал, когда его отряд увеличится, а осажденные англичане дрогнут. Ему совсем не улыбалось даром рисковать жизнью людей, которые ему доверились. Только после взятия Старой крепости он решил наконец действовать.
И когда прозвучал его рог, из форта Ризбанк, как по волшебству, рванулись виконт д’Эксмес и его отряд. В мгновение ока они обезоружили немногих часовых из городской охраны и распахнули ворота перед французами.
Потом весь отряд, получив пополнение и осмелев после первого легкого успеха, ринулся к тому месту, где лорд Дерби безуспешно искал для себя почетной гибели.
Но что же оставалось делать лейтенанту лорда Уэнтуорса, когда он очутился между двумя огнями? Виконт д’Эксмес уже ворвался в Кале с французским знаменем в руке, а городская стража взбунтовалась… И лейтенант предпочел сдаться. Он только слегка сжал сроки, обусловленные губернатором. Но ведь сопротивление стало бессмысленным и лишь усугубляло кровопролитие. Лорд Дерби отправил парламентеров к герцогу де Гизу.
Именно этого и добивались сейчас Габриэль и оба брата Пекуа.
Но их волновало отсутствие лорда Уэнтуорса. Тогда вместе с двумя-тремя верными солдатами они выбрались из гущи схватки, где еще гремели последние залпы, и, томимые тайным предчувствием, поспешили к особняку губернатора.
Все двери были распахнуты настежь, и они без труда добрались до покоев герцогини де Кастро.
И как раз вовремя!
Шпага виконта д’Эксмеса сверкнула, простираясь над дочерью Генриха II…
Поединок был напряженным. Недаром оба противника были сильны в искусстве фехтования и оба обладали завидной выдержкой. Их клинки яростно извивались, как змеи, и перекрещивались, как молнии.
Однако через две минуты могучим ударом виконт д’Эксмес выбил шпагу из рук лорда Уэнтуорса. Лорд пригнулся, чтобы избежать удара, поскользнулся на паркете и упал.
Гнев, презрение, ненависть, бушевавшие в сердце Габриэля, вытеснили всякое великодушие, и он мгновенно приставил шпагу к груди этого недостойного человека. Ни один из возмущенных свидетелей этой сцены не пожелал удержать руку мстителя. Но Диана де Кастро, только что очнувшаяся от обморока, сразу же поняла, что произошло, и бросилась между Габриэлем и лордом Уэнтуорсом, крикнув:
- Милосердия!
Какое удивительное совпадение! Она тем же словом просила пощадить того, кто только что не пожелал пощадить ее.
Габриэль, увидя Диану и услышав ее голос, почувствовал, как волна нежности и любви захлестывает его. Гнев его мгновенно угас.
- Вам угодно, чтобы он жил? - спросил он у Дианы.
- Прошу вас, Габриэль, дайте ему возможность покаяться!..
- Пусть будет так, - ответил молодой человек и, прижимая коленом к полу разъяренного, рычащего лорда, спокойно обратился к Пекуа и стрелкам: - Подойдите сюда. Свяжите этого человека и бросьте его в подземелье собственного дворца. Пусть судьбу его решит сам герцог де Гиз.
- Нет, убейте меня, убейте меня! - отбиваясь, вопил лорд Уэнтуорс.
- Делайте, что я сказал, - закончил Габриэль, не отпуская его. - Теперь я понимаю, что жизнь для него будет пострашнее смерти.
И как ни метался, как ни бесился лорд Уэнтуорс, его все-таки связали, заткнули ему кляпом рот и утащили вниз.
Тогда Габриэль обратился к Жану Пекуа, стоявшему рядом с братом:
- Друг мой, я в вашем присутствии рассказал Мартину Герру всю его диковинную историю, и вы теперь знаете, что он ни в чем не повинен. Вы, должно быть, и сами постараетесь облегчить жестокие муки страдальца. Окажите мне услугу.
- Все понятно, - перебил его Жан Пекуа. - Надо раздобыть этого Амбруаза Парэ, дабы он спас от верной смерти вашего оруженосца! Бегу, а чтобы за ним лучше ухаживали, прикажу перенести его к нам домой.
Недоумевающий Пьер Пекуа, словно в кошмарном сне, смотрел то на Габриэля, то на своего двоюродного брата.
- Идем, Пьер, - сказал Жан, - ты поможешь мне. Вижу, что ты ничего не понимаешь. По дороге я все тебе объясню, и ты наверняка согласишься со мной. Надо же исправить зло, сотворенное по недосмотру.
Откланявшись Диане и Габриэлю, Жан ушел вместе с Пьером.
Когда Диана и Габриэль оказались одни, она в порыве благодарности рухнула на колени и, воздев руки к небу, взглянула на своего земного спасителя.
- Благодарю тебя, Боже! Благодарю за то, что я спасена, и за то, что спасена я им!
XXII
ЛЮБОВЬ РАЗДЕЛЕННАЯ
Диана бросилась в объятия Габриэля:
- Спасибо, Габриэль, спасибо!.. Я призывала вас, своего ангела-хранителя, и вы явились…
- О Диана, - воскликнул он, - я так страдал без вас! Как давно я вас не видел!
- И я тоже, - шепнула она.
И словно торопясь, они принялись рассказывать друг другу с ненужными подробностями все то, что довелось им вытерпеть во время долгой разлуки.
Кале и герцог де Гиз, побежденные и победители, - все было забыто! Волнения и страсти, кипевшие вокруг них, просто не доходили до их сознания. Блуждая в мире любви и радостного опьянения, они не видели и не хотели видеть другого реального мира, скорбного и сурового.
Так они сидели друг против друга. Руки их как бы случайно встретились и замерли в нежном пожатии. Надвигалась ночь. Разрумянившаяся Диана встала.
- Вот вы уже и покидаете меня, - с грустью заметил молодой человек.
- О нет, - подбежала к нему Диана. - С вами так хорошо, Габриэль! Этот час прекрасен!.. Отдадимся же ему. Не нужно ни страха, ни смущения. Я верю: Господь к нам благосклонен - недаром же мы так страдали!
И легким движением, совсем как в детстве, она склонила свою голову на плечо Габриэля; ее большие бархатные глаза медленно закрылись, а волосы коснулись воспаленных уст юноши.
Растерянный, дрожащий, он вскочил на ноги.
- Что с вами? - удивленно раскрыла глаза Диана.
Бледный, как мел, он упал к ее ногам.
- Я люблю тебя, Диана! - вырвалось у него.
- И я люблю тебя, Габриэль, - отозвалась она, словно повинуясь неодолимому зову сердца.
Никто не знает, никто не ведает, как слились их губы, как соединились в едином порыве их души; в эту минуту они ни в чем не отдавали себе отчета.
Но Габриэль, почувствовав, что от счастья у него мутится рассудок, вдруг отпрянул от Дианы.
- Диана, оставьте меня! Я должен бежать!.. - в ужасе вскричал он.
- Бежать? Но зачем? - спросила она удивленно.
- Диана, Диана! А что если вы - моя сестра?!
- Ваша сестра? - повторила обомлевшая Диана.
Габриэль замер на месте, потрясенный своими собственными словами, и провел рукой по пылающему лбу:
- О Боже, что я сказал?
- В самом деле, что вы сказали? Как понимать это страшное слово? Не в нем ли разгадка ужасающей тайны? Боже мой, неужели я действительно ваша сестра?
- Моя сестра? Разве я признался, что вы моя сестра? - лихорадочно заговорил Габриэль.
- Ах, значит, так и есть? - воскликнула Диана.
- Да нет же, это не так! Пусть даже я не знаю правды, но это не так!.. И я не должен был говорить с вами об этом! Ведь это тайна моей жизни или смерти, и я поклялся ее сохранить! О великий Боже, как же я проговорился?!
- Габриэль, - строго произнесла Диана, - вы знаете: я не любопытна. Но вы слишком много сказали, чтобы не договорить до конца. Не лишайте меня покоя, договаривайте!
- Это невозможно! Невозможно, Диана!
- Почему невозможно? Какой-то голос говорит мне, что тайна эта принадлежит не только вам, и вы не имеете права скрывать ее от меня!..
- Так и есть… - пробормотал Габриэль, - но раз тяжесть эта пала на мои плечи, не добивайтесь своей доли!
- Нет, я хочу, я требую, я добьюсь своей доли! - настаивала Диана. - Наконец, я умоляю вас! Неужели вы можете мне отказать?
- Но я поклялся королю, - выдавил из себя Габриэль.
- Поклялись королю? - переспросила Диана. - Тогда сдержите клятву, не открывайтесь ни перед кем. Но… но разве можно молчать передо мной, которая, по вашим же словам, тоже замешана в этой тайне? Неужели вы думаете, что я не сумею впитать и ревниво сберечь доверенную тайну, принадлежащую и вам, и мне!..
И, чувствуя, что Габриэль все еще колеблется, Диана продолжала:
- Смотрите, Габриэль, если вы будете упорствовать в своем молчании, я буду говорить с вами теми словами, которые вам внушают, не знаю почему, столько страха и отчаяния! Разве ваша нареченная не имеет права сказать вам, что она любит вас?..
Однако Габриэль, словно в ознобе, торопливо отстранил Диану.
- Нет, нет, - вскричал он, - пощадите меня, Диана! Умоляю вас! И вы хотите во что бы то ни стало узнать всю эту ужасную тайну? Что ж, пусть будет так! Диана, поймите дословно то, что я сказал вам в лихорадочном бреду. Диана, подозревают, будто вы - дочь графа Монтгомери, моего отца! Тогда вы - моя сестра!
- Пресвятая Дева! - прошептала герцогиня де Кастро, пораженная этой вестью. - Но как же это могло случиться?
- О, как бы мне хотелось, чтоб вы никогда и ничего не знали об этой трагической истории!.. Но делать нечего, я вам все расскажу.
И Габриэль рассказал ей все, как было: как его отец полюбил госпожу де Пуатье, как дофин, нынешний король, стал его соперником, как граф Монтгомери однажды исчез и как Алоиза все узнала и поведала сыну, что произошло… Больше того, кормилица ничего не знала, а так как госпожа де Пуатье не пожелала говорить с ним, Габриэлем, то лишь один граф Монтгомери, если только он жив, мог бы раскрыть тайну происхождения Дианы!
Когда Габриэль закончил свою мрачную исповедь, Диана воскликнула:
- Это ужасно! Ведь каков бы ни был исход, судьба никогда нас не порадует! Если я дочь графа Монтгомери - я ваша сестра. Если я дочь короля - вы злейший враг моего отца. В любом случае нам вместе не быть!
- Диана, - произнес Габриэль, - наше несчастье, по милости Господней, еще не совсем безнадежно! Если я начал говорить, то скажу все!
Тогда Габриэль поведал Диане о небывалом страшном договоре, который он заключил с Генрихом II, о торжественном обещании короля вернуть свободу графу де Монтгомери, если виконт де Монтгомери, защищавший Сен-Кантен от испанцев, сумеет отнять Кале у англичан… И вот Кале уже целый час - французский город, а он, Габриэль, - подлинный вдохновитель этой блестящей победы!
По мере того как он говорил, надежда, подобная деннице, разгоняющей ночную темноту, рассеяла печаль Дианы. Когда Габриэль кончил свою исповедь, она задумалась на мгновение, потом, протянув ему руку, твердо заявила:
- Бедный мой Габриэль, нам придется еще немало претерпеть. Но останавливаться нам нельзя! Мы не должны ни смягчаться, ни разнеживаться! Что же до меня, то я постараюсь быть такой же твердой и мужественной, как и вы! Самое главное - это действовать и решить нашу судьбу так или иначе. Наши беды, я верю, идут к концу. Выигрыш у вас в руках: вы сдержали слово, данное королю, а он наверняка сдержит свое. А сейчас что вы намерены предпринять?
- Герцог де Гиз был посвящен во все мое предприятие. Я знаю, что без него я не смог бы ничего сделать, но и он без меня ничего бы не добился. Он, только он должен сообщить королю о том, что я сделал для победы! Теперь я могу напомнить герцогу о его обещании, взять у него письмо к королю и немедленно отправиться в Париж…
Диана внимательно слушала его горячую, порывистую речь, и глаза ее светились надеждой. Но вдруг дверь распахнулась, и показался бледный и взволнованный Жан Пекуа.
- Что случилось? - с беспокойством спросил Габриэль. - Плохо с Мартином?
- Нет, господин виконт. Мартина перенесли к нам, и у него уже побывал мэтр Амбруаз Парэ. Решено, что ногу придется отнять, но мэтр Парэ утверждает, что ваш добрый слуга перенесет операцию.
- Вот это хорошо! - обрадовался Габриэль. - Амбруаз Парэ еще у него?
- Господин виконт, - грустно молвил горожанин, - ему пришлось покинуть его для другого… более высокопоставленного больного…
- Кто же он? - спросил Габриэль, меняясь в лице. - Маршал Строцци? Или герцог де Невер?
- Герцог де Гиз при смерти…
Габриэль и Диана в ужасе вскрикнули.
- А я еще говорила, что близок конец наших страданий! - простонала Диана. - Боже мой, Боже мой!
- Не поминайте имени Божьего! - с грустной улыбкой возразил ей Габриэль. - Бог справедлив, Он карает меня за себялюбие. Я взял Кале ради отца и ради вас, а Богу нужны подвиги лишь для Франции.
XXIII
"МЕЧЕНЫЙ"
И тем не менее наши влюбленные все-таки надеялись на лучшее: герцог де Гиз еще дышал. Ведь все знают, что несчастные нередко уповают на самое невероятное и, подобно жертвам кораблекрушения, хватаются за плывущую щепку.
Виконт д’Эксмес покинул Диану и захотел самолично допытаться, откуда был нанесен новый удар, постигший их как раз в ту минуту, когда суровая судьба, казалось, уже смилостивилась над ними. Жан Пекуа рассказал ему по дороге, что случилось.
Как известно, лорд Дерби был вынужден сдаться раньше срока, назначенного лордом Уэнтуорсом, и отправил к герцогу де Гизу своих парламентеров. Однако кое-где все еще бились.
Франциска Лотарингского, сочетавшего в себе бесстрашие воина и стойкость военачальника, видели в самых жарких и опасных местах.
В одну далеко не прекрасную минуту он подскакал к проделанному в стене пролому и ринулся в бой, воодушевляя словом и делом своих солдат.
Вдруг он заметил по ту сторону пролома белое знамя парламентеров. Гордая улыбка озарила его лицо: значит, он победил!
- Стойте! - крикнул он, пытаясь перекричать грохот боя. - Кале сдается! Шпаги в ножны!
И, подняв забрало своего шлема и не спуская глаз со знамени, этого символа победы и мира, он тронул вперед коня.
Тогда какой-то английский солдат, по-видимому не заметивший парламентеров и не расслышавший возгласа герцога, схватил за узду его коня. Когда же обрадованный герцог, не обративший внимания на солдата, дал шпоры, англичанин нанес ему удар копьем в лицо.
- Мне толком не сказали, - говорил Пьер Пекуа, - в какое именно место поражен герцог, но как бы то ни было, рана, должно быть, ужасна. Древко копья сломалось, и острие осталось в ране! Герцог, даже не вскрикнув, повалился лицом вперед, на луку седла! Англичанина этого, кажется, тут же разорвали на куски, но разве спасешь этим герцога? Его тотчас унесли, и с той минуты он так и не приходил в сознание.
- Значит, Кале пока еще не наш? - спросил Габриэль.
- Что вы! Герцог де Невер принял парламентеров и предложил им самые выгодные условия. Но даже возврат такого города не возместит Франции этой утраты!
- Боже мой, вы говорите о нем, как о покойнике! - поежился Габриэль.
- Ничего не поделаешь! - только и мог, покачав головой, промолвить ткач.
- А сейчас куда вы меня ведете? - спросил Габриэль. - Куда его перенесли?
- В кордегардию Новой крепости - так, по крайней мере, сказал мэтру Амбруазу Парэ тот человек, что принес нам роковую весть. Мэтр Парэ сразу же пошел в кордегардию, а я побежал за вами… Вот мы уже и пришли. Это и есть Новая крепость.
Встревоженные горожане и солдаты запрудили все комнаты кордегардии. Вопросы, предложения, замечания так и летели над тысячной толпой, словно звонкий ветерок, проносящийся по роще.