- Ничего, государыня… но особенно важно, чтоб король хорошо отдохнул и набрался сил перед операцией. Вот здесь, на столе, освежительное питье, я к нему прибавлю две капли эликсира. Пусть король сейчас же это примет, и вы увидите, что сон его станет спокоен и глубок. А вы следите… по возможности, сами следите, чтоб никто не потревожил его сон.
- Не беспокойтесь, мэтр. Я всю ночь не отойду от него, - заверила хирурга Мария.
- Это очень существенно, - заключил Амбруаз Парэ. - Теперь мне здесь больше делать нечего, и я, с вашего позволения, государыня, удалюсь.
- Идите, мэтр, идите, я заранее благодарю и благословляю вас! До завтра! - ответила Мария.
- До завтра, государыня, - сказал Амбруаз. - Надейтесь!
- Я все время буду молиться! А вас, граф, - обратилась Мария к Габриэлю, - я еще раз благодарю! Завтра будьте непременно здесь!
- Непременно, государыня, - отозвался Габриэль и, поклонившись королеве и кардиналу, удалился вместе с хирургом.
"Но я тоже там буду! - подумала Екатерина Медичи, все еще стоявшая за дверью. - Да, я буду там! Этот Парэ - смелый человек. Он, пожалуй, и впрямь спасет короля и тем самым погубит и свою партию, и принца Конде, и меня заодно! Вот сумасшедший! Я тоже буду там!"
XXXII
КАК НУЖНО ОХРАНЯТЬ СОН
Екатерина Медичи постояла еще немного за дверью, хотя в спальне короля, кроме кардинала и Марии Стюарт, никого не было и подслушивать, в сущности, было нечего. Мария Стюарт дала Франциску успокоительное снадобье, и он, как обещал Амбруаз Парэ, погрузился в спокойный сон.
Наконец в спальне настала глубочайшая тишина: кардинал, размышляя, сидел в кресле, Мария, преклонив колени, молилась.
Тогда Екатерина Медичи потихоньку вернулась к себе, чтобы, как и кардинал, поразмыслить о делах.
А между тем, если б она задержалась хоть на несколько мгновений, то узнала бы некоторые вещи, поистине достойные ее внимания. Помолившись, Мария Стюарт обратилась к кардиналу:
- Вам, дядя, стоит хоть немного отдохнуть, а если будет нужно, я вас позову.
- Нет, - возразил кардинал, - герцог де Гиз сказал мне, что перед отъездом лично повидает короля, и я обещал подождать его здесь. Кстати, не он ли идет?
- О, только бы он не разбудил короля! - воскликнула Мария и бросилась к двери.
Герцог де Гиз вошел бледный, возбужденный. Даже не поклонившись королеве и не спросив о здоровье короля, он сразу же подошел к брату, отвел его к окну и начал без предисловий:
- Ужасная новость!
- Что случилось? - забеспокоился Карл Лотарингский.
- Коннетабль де Монморанси во главе полутора тысяч всадников покинул Шантильи! Чтобы скрыть свое продвижение, он миновал Париж, и от Экуэна и Корбейля двинулся на Питивье через Эссонскую долину. Завтра он будет со своим отрядом у ворот Орлеана.
- Это и в самом деле ужасно! - произнес ошеломленный кардинал. - Старый проходимец хочет спасти своего племянника! Держу пари, что его вызвала Екатерина Медичи.
- Нужно думать не о ней, а о себе, - зло усмехнулся герцог. - Что теперь делать?
- Выступить с нашими силами навстречу коннетаблю!
- И вы сможете удержаться в Орлеане, если меня не будет?
- Увы, на это трудно рассчитывать. Жители Орлеана - народ грубый, да, кстати, еще и гугеноты. Они тянутся к Бурбонам… Хорошо, что хоть за нас Генеральные штаты.
- Но против нас л’Опиталь, имейте в виду. Трудное положение! А как король? - спросил герцог, вспомнив в минуту опасности о последней своей надежде.
- Королю худо, - ответил кардинал. - Но Амбруаз Парэ прибыл в Париж по приглашению королевы и берется завтра утром произвести какую-то отчаянную, но совершенно необходимую операцию, которая может привести к счастливому исходу. Будьте здесь к девяти часам, чтобы поддержать Амбруаза, если понадобится.
Герцог кивнул головой:
- Конечно, это единственная наша надежда: наше влияние кончится вместе с жизнью Франциска Второго! А для нас было бы неплохо отправить навстречу коннетаблю прелестный подарок - голову его племянника Конде. Это бы его устрашило, а может, и заставило бы пойти на попятный.
- Да, это было бы весьма убедительно, - поразмыслив, заявил кардинал.
- Но проклятый л’Опиталь всему мешает!
- Если бы вместо его подписи под приговором стояла подпись короля, - продолжал Карл Лотарингский, - все стало бы на свои места! Приговор был бы приведен в исполнение завтра же утром, еще до прибытия Монморанси.
- Это было бы не слишком законно, но вполне реально.
И Карл Лотарингский горячо подхватил:
- Тогда, брат, вам нечего здесь делать, а отдохнуть вам необходимо. Скоро пробьет два часа. Идите! Я попытаю счастья!
- Что вы затеяли? - спросил герцог. - Вы, любезнейший братец, не делайте ничего непоправимого, не посоветовавшись со мной.
- Не беспокойтесь! Если я добьюсь своего, то еще до света разбужу вас, чтобы все уладить!
- В час добрый, - произнес герцог. - Если вы так обещаете, я, пожалуй, пойду, потому что действительно чертовски устал. Но будьте осторожны!
И на сей раз, обратившись к Марии Стюарт, произнес несколько соболезнующих слов и вышел, стараясь ступать как можно тише.
Тем временем кардинал, подсев к столу, снял копию с судебного приговора, встал и направился к постели короля.
Но Мария Стюарт стала перед ним и остановила его жестом.
- Куда вы идете? - тихо и властно спросила она.
- Государыня, необходимо, чтобы король подписал вот эту бумагу…
- Единственное, что необходимо, - это дать покой королю!
- Требуется только его имя на бумаге, и я не стану его больше тревожить.
- Но для этого вам придется его разбудить, а этого я не допущу!.. Притом в таком состоянии он не удержит пера в руке.
- Я подержу перо за него!
Но Мария Стюарт властно оборвала:
- Я уже сказала: я не позволю!
Кардинал был поражен: такого препятствия он никак не предвидел, но тем не менее вкрадчиво продолжал:
- Выслушайте меня, государыня. Тут дело идет о вашей и нашей жизни! Слушайте хорошенько: нужно, чтобы эта бумага была подписана королем до восхода солнца, иначе мы все погибнем!
Но Мария спокойно возразила:
- Это меня не касается.
- Наоборот! Наша гибель - это ваша гибель, поймите же!
- Не все ли мне равно? Ваши честолюбивые расчеты меня не волнуют! У меня один расчет: спасти того, кого я люблю! Мэтр Парэ доверил мне охранять покой короля, и я запрещаю вам его нарушать! Я запрещаю! Пока в короле теплится еще дыхание, я буду оберегать его последний вздох от ваших коварных придворных интриг! Я содействовала укреплению вашей власти, дядюшка, пока Франциск был на ногах, но я готова лишить вас этой власти теперь, когда нужно беречь его покой. И никто в мире ни под каким предлогом не лишит его благодатного отдыха!
- Но если основания столь важны…
- Нет на свете такого предлога, чтобы нарушить сон короля!
- И все-таки нужно! - воскликнул Карл Лотарингский. Ему стало в конце концов досадно тратить столько времени на препирательства со своей юной племянницей. - Интересы государства превыше вашей чувствительности, мне нужна подпись короля незамедлительно, и я ее получу!
- Вы ее не получите, кардинал!
Кардинал сделал еще один шаг к постели короля, и тогда Мария Стюарт стала перед ним вплотную, преграждая дорогу.
Охваченные гневом, королева и министр смотрели друг другу в глаза.
- Я пойду, - глухо бросил Карл Лотарингский.
- И вы осмелитесь поднять руку на меня?!
- Но вы моя племянница!
- Я не ваша племянница! Я ваша королева!
Это было сказано так твердо, с таким достоинством, что подавленный кардинал отступил.
- Да, ваша королева, - повторила Мария, - и если вы посмеете сделать хоть шаг, хоть движение, я тут же позову стражу, и вы, дядя, будете по моему приказу арестованы! Я, королева, обвиню вас в оскорблении величества!
- Какой позор! - пробормотал потрясенный кардинал.
- А кто из нас тому виной?
Огненный взгляд, раздутые ноздри, прерывистое дыхание Марии - все показывало, что она приведет свою угрозу в исполнение.
Но вместе с тем она была так прекрасна, так благородна и в то же время так трогательна, что даже каменное сердце кардинала дрогнуло.
Государственные интересы были сломлены голосом сердца. Кардинал глубоко вздохнул.
- Ну что ж, я подожду, когда он проснется.
- Благодарю вас, - грустно сказала Мария.
- Но лишь только он проснется… - начал было Карл Лотарингский.
- Если он сможет выслушать и отвечать вам, дядюшка, я не стану противиться.
Кардиналу пришлось удовольствоваться этим обещанием. Он ждал, она надеялась.
В течение всей ночи Франциск ни разу не проснулся. Амбруаз Парэ не обманул. Первый раз за время болезни король провел всю ночь в глубоком и спокойном сне. Правда, время от времени он ворочался, жалобно стонал, бормотал что-то и снова впадал в забытье… Кардинал каждый раз торопливо поднимался с места и каждый раз разочарованно усаживался в кресло. И, сжимая в руке бесполезный приговор, он смотрел, как тускнеют и догорают свечи, как холодный декабрьский рассвет уже белеет в окнах.
Наконец, когда пробило восемь часов, король очнулся, открыл глаза и позвал:
- Мари? Ты здесь, Мари?
- Я здесь, - ответила Мария.
Карл Лотарингский подошел с бумагой в руке.
Время еще было: долго ли поставить эшафот? Но в это же время вошла в королевскую спальню Екатерина Медичи.
"Слишком поздно! - подумал кардинал. - Судьба от нас отвернулась! Теперь, если Амбруаз не спасет короля, нам смерть!"
XXXIII
СМЕРТНЫЙ ОДР КОРОЛЕЙ
Екатерина Медичи тоже в эту ночь не тратила даром времени. Она отправила к королю Наваррскому кардинала Турнонского и заключила с Бурбонами письменное соглашение.
Затем до рассвета она приняла канцлера л’Опиталя, который сообщил ей о предстоящем приезде в Орлеан ее союзника - коннетабля. Она рассказала л’Опиталю все, что происходило в спальне короля, и тот обещал ей к девяти часам прибыть в большой зал ратуши, находившийся рядом с королевскими покоями, и привести с собой сторонников Екатерины. Наконец, она вызвала к половине девятого Шапелена и еще двух-трех королевских врачей, которые в силу собственной их посредственности ненавидели гениального Амбруаза Парэ.
Когда все предосторожности были приняты, она раньше всех появилась в комнате короля, который только что проснулся. Она сначала подошла к постели сына, постояла несколько мгновений, поникнув головой, как и подобает скорбящей матери, поцеловала его повисшую руку, уронила несколько слезинок и села в кресло с таким расчетом, чтобы не спускать с него глаз.
Герцог де Гиз вошел сразу же за ней. Обменявшись несколькими словами с Марией, он подошел к брату и спросил:
- Вы успели что-нибудь сделать?
- Увы, я ничего не добился.
- Счастье против нас. Сегодня с утра в приемной Антуана Наваррского толпится народ.
- Что слышно о Монморанси?
- Ничего. Очевидно, он подходит к городским воротам.
- Если Амбруазу Парэ не удастся операция, прощай наше счастье, - уныло заметил Карл Лотарингский.
В это время появились врачи, приглашенные Екатериной Медичи.
Екатерина самолично подвела их к постели больного, у которого возобновились боли. Врачи один за другим обследовали больного, а потом отошли в угол комнаты посоветоваться между собой. Шапелен предлагал некую припарку, чтобы вытянуть гной наружу, двое других настаивали на том, чтобы влить в ухо какую-то микстуру.
Они как раз собирались остановиться на последнем средстве, когда вошел в сопровождении герцога де Гиза Амбруаз Парэ.
Обследовав состояние больного, Парэ присоединился к своим коллегам.
Амбруаз Парэ был личным врачом герцога де Гиза, его научная слава уже упрочилась, и с таким авторитетом, как у него, нельзя было не считаться. Врачи ему сообщили о своем решении.
- Тут лекарства бесполезны, - громко заявил Амбруаз Парэ, - надо спешить, ибо гной вот-вот проникнет в мозг.
- Так поторопитесь же, ради всего святого! - воскликнула Мария Стюарт, расслышав его слова.
Екатерина Медичи и оба брата Лотарингские подошли к врачам и включились в разговор. Шапелен обратился к Парэ:
- Можете ли вы предложить, мэтр, другие средства? Более верные, чем наши?
- Могу.
- Какие именно?
- Нужно сделать трепанацию черепа.
- Трепанацию черепа - королю? - в ужасе воскликнули все трое.
- А в чем она состоит? - спросил герцог де Гиз.
- Эта операция еще малоизвестна, ваша светлость, - ответил Амбруаз. - Дело в том, чтобы неким инструментом проделать в боковой части черепной коробки небольшое отверстие, величиной с мелкую монету.
- Боже милосердный! - с негодованием воскликнула Екатерина Медичи. - И вы осмелитесь занести нож над головой короля?!
- Осмелюсь, государыня!
- Но это же убийство! - продолжала Екатерина.
- Государыня, - доказывал Амбруаз, - пробуравить череп осторожно, по правилам науки, - это не то, что раздробить его тяжелым палашом! А разве мы не умеем залечивать раны!
- Но можете ли вы, мэтр, ручаться за жизнь короля? - спросил кардинал.
- Один Бог волен в жизни и смерти нашей. Вы это, господин кардинал, знаете лучше меня. Я могу вас заверить в другом: иного выхода нет! Это единственная возможность, но она, конечно, только возможность.
- Однако вы говорите, что ваша операция может пройти удачно! Не так ли, Амбруаз! - обратился к нему герцог де Гиз. - Скажите, вам уже приходилось делать ее? И с каким успехом?
- Да, ваша светлость. Совсем недавно я оперировал так господина де ла Бретеша, что проживает по улице Гарпий, под Красной Розой, а если угодно вашей светлости вспомнить, такую же операцию я сделал господину де Пьенну во время осады Кале…
- А ведь и в самом деле… - сказал герцог де Гиз. - Ну что ж, теперь я уже не могу колебаться… На операцию я согласен!
- И я, - заявила Мария Стюарт.
- Но только не я! - воскликнула Екатерина.
- Государыня, но ведь вам говорят, что это последняя возможность! - возразила ей Мария.
- А кто говорит? - переспросила Екатерина. - Амбруаз Парэ - еретик! Другие врачи так не думают!
- Вот именно, государыня, - подтвердил Шапелен, - мы все возражаем против предложения мэтра Парэ.
- Вот видите! - торжествовала Екатерина.
Тогда герцог де Гиз, вне себя от бешенства, подошел к Екатерине, отвел ее в сторону и сдавленным шепотом сказал ей:
- Слушайте, государыня, ведь вы хотите, чтобы ваш сын умер и чтобы уцелел ваш принц Конде! Вы столковались с Бурбонами, с Монморанси! Сделка состоялась! Я знаю все! Берегитесь!
Но Екатерина была не из тех, кого можно запугать. Герцог де Гиз просчитался. Она поняла, что тут нужна решительность, если уж герцог стал играть в открытую. Она бросила на него испепеляющий взгляд, затем метнулась к двери и распахнула ее настежь:
- Канцлер, сюда!
Канцлер л’Опиталь, согласно приказанию, ожидал в соседней зале; при нем были все сторонники Екатерины Медичи, каких ему удалось собрать.
Услышав возглас Екатерины, он двинулся вперед. У открытой двери столпились любопытные придворные.
- Господин канцлер, - повысила голос Екатерина, - над особой короля желают произвести операцию, тяжелую и безнадежную. Мэтр Парэ намеревается просверлить ему голову каким-то инструментом. Я, мать короля, и со мной три врача… Мы не допустим этого преступления. Учтите это, господин канцлер!
- Закрыть дверь! - крикнул герцог де Гиз.
Несмотря на ропот придворных, Габриэль все же захлопнул дверь. Канцлер остался в королевской спальне.
- Господин канцлер, - обратился к нему герцог де Гиз, - примите к сведению, что операция эта необходима и что мы, - королева и я, ручаемся если не за исход ее, то за мастерство хирурга.
- А я, - воскликнул Амбруаз Парэ, - беру на себя всю ответственность, какая падет на меня! Да, я отдам свою жизнь, если не сумею спасти жизнь короля! Но время проходит! Посмотрите на короля!
И в самом деле, Франциск II лежал бледный, неподвижный. Казалось, что он уже ничего не видит, ничего не слышит. Он даже не отвечал на слова Марии, обращенные к нему.
- Так поторопитесь же, - сказала Мария Амбруазу, - поторопитесь во имя Господа! Попытайтесь спасти жизнь короля!
Канцлер невозмутимо заявил:
- Я не могу вам препятствовать, но мой долг велит мне учесть пожелание королевы Екатерины.
- Господин л’Опиталь, вы больше не канцлер, - холодно произнес герцог де Гиз и обратился к хирургу: - Действуйте, Амбруаз!
- Тогда мы, врачи, удаляемся, - сказал Шапелен.
- Пусть так, - отвечал Амбруаз. - Но теперь я требую абсолютной тишины. С вашего позволения, господа, лучше бы всем вам выйти. Если я здесь хозяин, мне одному за все и отвечать.
За эти минуты Екатерина Медичи не проронила ни слова. Она неподвижно стояла у окна и смотрела на двор ратуши, откуда доносился какой-то шум. Но в комнате на этот шум никто не обратил внимания.
Все напряженно следили за Амбуазом Парэ, который с завидным самообладанием готовил инструменты.
Но едва он наклонился над постелью Франциска, шум снаружи усилился и докатился до соседнего зала. Злобная, торжествующая улыбка пробежала по бледным устам Екатерины. Дверь с силой распахнулась, и коннетабль Монморанси в полном вооружении показался на пороге.
- Вовремя! - вскричал он.
- Что это значит? - произнес герцог де Гиз, хватаясь за клинок.
Амбруаз Парэ поднял голову и остановился. Двадцать дворян, сопровождавших Монморанси, ворвались вместе с ним в королевскую спальню. Вполне понятно, что в этих условиях удалить их из комнаты было просто невозможно.
- Если так, - с досадой буркнул Амбруаз Парэ, - я отказываюсь от операции!
- Мэтр Парэ! - вскричала Мария Стюарт. - Я королева! Я вам приказываю подготовить операцию!
- Государыня, я уже говорил: основное условие - полная тишина, а здесь сейчас… - и хирург указал на коннетабля с его свитой.
- Господин Шапелен, - потребовал коннетабль, - применяйте ваше средство.
- Сию минуту, - засуетился Шапелен. - У меня все готово.
И с помощью двух своих собратьев он немедленно влил микстуру в ухо королю.
Мария Стюарт, Гизы, Габриэль, Амбруаз ничего не смогли поделать. Растерянные, окаменевшие от ужаса и собственного бессилия, они молчали. Зато заговорил коннетабль:
- Вот и хорошо! И подумать только: без меня вы успели бы раскроить череп королю! Нет уж, предоставьте королям Франции умирать на полях сражений и пусть разит их меч врага, но только не нож хирурга!
Потом, упиваясь смятением герцога де Гиза, он добавил:
- Я прибыл, благодаря Господу, как раз вовремя! Вы хотели, как мне сказали, отрубить голову принцу Конде, моему милейшему племяннику! Но вы разбудили старого льва в его логовище - и вот я здесь! Я освободил принца, договорился с запуганными вами Генеральными штатами и, как коннетабль, снял часовых, которых вы поставили у ворот Орлеана! С каких это пор охраняют у нас короля от его верноподданных!