Через несколько минут охрана квартала оцепила территорию вокруг публичного дома. Лао вошёл через центральный вход, где за вертикальной бамбуковой решёткой демонстрировали себя босоногие томные красавицы.
Кагасиро, раскидав огненно-рыжие кудри по розовой подушке, блаженно улыбался, предвкушая страстные прикосновения рук жрицы любви к его телу. Он глядел, широко раскрыв глаз - не желал пропустить ни момента из дикой своеобразной прелюдии, которую начала ойран, девушка с красивой снежно-белой грудью. В комнате стоял полумрак, на тумбочке горела восковая свеча в глубокой чашке, приятно пахло кедровым маслом. Вдруг возбуждение сменилось тревогой, Кагасиро поёжился, проворчал - отдых испорчен. Ойран, заметив перемену настроения клиента, заторопилась приблизиться.
- Отодвинь занавеску, женщина, отойди, - сухо сказал он, быстрым движением руки схватил ремешок в изголовье подушки. Затянув волосы в конский хвост, встал с футона, надел серые широкие штаны, обрезанные на голени, отягощённые поясом и ножнами с мечом, с кинжалами и мешочком с вознаграждением, полученным накануне из рук лорда Коридвена. Набросил на тело старую накидку со стёршимся рисунком змеи, от которой остался лишь чешуйчатый хвост. Стрельнул глазом в окно: на глиняной оббитой до тростниковой щепы стене соседнего дома появились растянутые тени - на крыше синоби? По душе - точно коршуны прохаживались! Вот и расслабился… Зря он не прислушался к словам осторожной Саюке, не взял с комодзинского корабля ни дымные, ни взрывные шары! Недаром же собратья прозвали Кагасиро Рыжим Змеем - всегда-то он, пропахший серой и дымом, выбирался из любой передряги. Сейчас разбойник почувствовал своим затрепетавшим существом, что придётся трудно, как никогда.
Кагасиро схватил пискнувшую ойран, высунулся из комнаты и глянул вниз. Человек, не торопясь поднимавшийся по ступенькам наверх, поднял блеснувшую глянцем лысую голову и холодно произнёс:
- Ты нужен хозяину живой, не валяй дурака, Тэнгу!
Выпустив испуганную женщину, Кагасиро велел ей встать у входа, создав некоторое препятствие полицейскому, взял здоровенную жаровню, и, показавшись в окно, резко прикрылся ей. Дротик звонко отлетел от железа. Разбойник выпрыгнул из окна на кучу соломы в телеге. Расталкивая скакавших людей в масках, он свернул в тесный проулок между домиками, побежал к храму, к толпе зевак, наблюдавших за рубкой бамбука. Два нетрезвых нищих, накрывшихся выброшенными циновками, сонно водили взглядом по незнакомцу, который влез под такое же покрывало и ножом наскоро проделал в нём большие дыры.
Колокол на башне забил тревогу, городская охрана прочёсывала квартал увеселений, по крышам осторожно, но скоро, шли оммицу с Чонг-Ву во главе.
Кагасиро, замаскировавшийся под нищего, отобрал маску у попавшегося в проулке "демона". На условный стук в стенку одной из чайных высунулась огромная башка. Увидев человека в мешковатой одежде из циновок в размалёванной красным рогатой маске, он удивлённо округлил глаза, на широкий лоб с испариной заползли морщины.
- Бодзу, не высовывайся! - предупредил Кагасиро. - Не вздумай лезть на рожон, кто-то проговорился. Я останусь в живых, слышишь, выберусь.
Воин исполинской стати, бывший сохэй, монах, готов был жизнь отдать за Кагасиро, потому что, благодаря Тэнгу, познал радости свободы. Рыжий Змей стал здоровяку в самом деле демоном-наставником.
- Скажи остальным, пусть уходят и ждут распоряжения Онна! - велел разбойник.
- Саюке нас убьёт за тебя! - взмолился Бодзу. - Останься здесь, я скрою.
Зелёно-серые глаза Бодзу повлажнели: он переживал, точно маленький ребёнок, у которого долго задерживались родители.
- Проскользну. Меня не узнают. А вас одних не тронут…
Но Бодзу не мог усидеть спокойно, придумал, как помочь: надо найти какого-нибудь конягу и отвязать, чтобы Змей перехватил его на окраине.
Попрощавшись, пританцовывая, Рыжий Змей выбрался из проулка. На дорожках, во дворах, около буддийского храма Дзему, собралось множество народа. Тут ходили городские полицейские, охранники квартала. Несколько оммицу сновало среди простого люда, их, переодетых в крестьянскую одежду, Кагасиро определял по движениям и по слаженному перемещению - словно гребнем прочёсывали толпу хорошо обученные ситтапики, недавние такие же, как он, бандиты. Они недоверчиво оглядывали каждого встречающегося на пути. Под громкий звон бубенцов и звуки трещоток сосредоточиться было непросто. Охранники то и дело останавливались, осматривали с ног до головы скакавших вокруг них "демонов", требовали снять маску. Рыжий Змей проходил самыми людными местами.
По улице нёсся жеребец, за которым волочился выдранный ремень недоуздка.
- Единственный способ скоро выбраться из города! - словно иглой пронзила мысль. Кагасиро поймал его, ржавшего и неспокойного, заскочил в седло. Пришпорив, помчался в сторону склада, к воде, к пристани, где обычно удил рыбу старый знакомый лодочник. Миновав улицу торговцев рыбой, меж двух складских строений он увидел бирюзовую кайму залива. - Ушёл!!! - понёсся на радостях.
Болас, ловко брошенный с крыши, опутал лошадиные ноги, инерция выхватила Кагасиро из седла. Он опомнился на земле, помятый и грязный, одним движением освободился с помощью кинжала от своей циновки, намного сковывающей движения, и увидел спрыгнувшего лысого человека. Не торопясь, тот подошёл мягкими осторожными шагами, не отводя сердитого взгляда, положил левую руку на оплетённую кожей рукоятку меча в ножнах, напористо спросил:
- Догадываешься, кто я, Тэнгу?
- Мертвец?! - рука Кагасиро готовилась метнуть кинжал.
- Мы будем драться на мечах, - проговорил Лао сквозь зубы. Встряхнувшись, точно мокрый волкодав, он подёргал нервно головой, скорчил гримасу и зарычал. Так перед боем Лао всегда заряжался злостью к врагу.
- У тебя будет пять минут, чтобы поразить меня. По истечению времени… - недоговорив, он выхватил меч и молниеносно атаковал. В отличие от младшего брата, Зотайдо Лао не сдерживал эмоции. Он проводил бой мощно и кричал при каждом ударе, вкладывая в разящий клинок всю свою ярость.
Рыжий Змей, сверкая глазом, защищался, отступая в тень большого склада. Мастер зотай-до значительно превосходил противника возрастом, но орудовал катаной Лао без устали. Кагасиро, непривычный к такому темпу, очень быстро устал, и вскоре уже не помышлял об атаках - только вяло парировал удары. Он рванул в узкий проулок между складами, надеялся, что в нём Лао не сможет ловко работать катаной и станет мишенью для кинжала. Между складами оказалось очень мало места. Змей, перебросив меч из одной руки в другую, с силой бросил коцуку. Лао предугадал: успел подпрыгнуть, упёрся ногами в стенки, сощурился и встопорщил, ехидно улыбаясь, усы.
Кагасиро нахмурился: над ним издевались! Он кинул второй нож и резко переместил катану вперёд - приготовил для защиты. Мастер Лао кувырком перепрыгнул его, глухо приземлившись на ноги.
Бросив назад последний кинжал, разбойник был уверен, что поразил недруга. Повернулся. Лао лежал на земле и придерживал бамбуковую трубку у рта. Дротик уколол Кагасиро в бедро. Усыпляющее вещество быстро подействовало на усталого человека. Сначала Рыжий Змей ощутил недомогание, затем потемнело в глазах, он точно свалился в бездонную темноту.
Чайки противно кричали, кружась над водой между прибрежными островками.
Глава 6
В три дня середины июля укладывается праздник Обон - поминания усопших родственников. Шиничиро чувствовал себя счастливо: тренировки в этот день строго запрещались. Юноша наслаждался ванильным запахом крема, и, наблюдая за служанкой, медленно перебирал шёлковые струны бива и тихо напевал. В открытое окно Рёи заметила Шину и Шуинсая, возвращавшихся из города. Вечером они всегда задерживались в саду, гуляли и разговаривали. Шини убежал в комнату с токонама и убрал на место бива, которую тот сломал бы о голову сына-поэта, если б нашёл. Хотя, Рёи нравилось, и мама была не прочь послушать.
О героических предках императора Тоды никто ничего толком не знал. Но праздник отмечался - для порядка. Собираясь перед буцуданом, вместе с Шуинсаем семейные вспоминали предков рода Абэ, перечисляли их заслуги, восторженно повторяли предание о доблести и подвигах, рассказываемые из поколения в поколение, делали подношения ками.
Строго определёнными движениями и размеренностью чайная церемония создавала покой души, приводила в состояние, при котором душа особенно чутко отзывалась на вездесущую красоту природы. Белоснежные льняные платки и ковш, сделанный из спиленного куска бамбука, - традиционные предметы при подготовке к чаепитию. Рёи, залив чай кипятком, тщательно взбивала метёлкой густой белковый крем, которым украсит рисовые лепёшки, обёрнутые в красные бобы так, что получится красивый цветок пиона.
Ужиная, Шуинсай был по-прежнему строг и задумчив, предупредил сына, чтобы следующие несколько месяцев слушался Йиро и не смел опаздывать. И Шиничиро чувствовал: терпение отца не беспредельно - отец и так едва простил ему прошлую провинность.
- Не дай повода, чтобы мне сообщили о неповиновении - не избежать твоей спине бамбука!
Несмотря на неловкость, ими владело прекрасное чувство близости родных людей. В душе у каждого будто загорелся огонёк и не поделиться его теплом, казалось, невозможно.
Шина, подозревая долгое расставание, находилась в смятении, нервно молчала и пристально глядела на мужа. Волновалась, как ни странно, даже Рёи. Только Шиничиро пребывал в приподнятом настроении и хлопал длинными ресницами, не отводя глаз от отца. Его отлучка из додзё и из дома была для сына полна аромата романтического геройства. Когда-нибудь и про отца он, Шиничиро, расскажет в этот день своим будущим маленьким сыновьям, глядящим на него восторженно расширенными глазёнками… И, конечно, не мыслил и свою он жизнь без славных подвигов.
Иногда в короткие вечерние часы за ужином Шиничиро мог поговорить с папой не о тренировках, пошутить, улыбнуться, послушать истории, которые довелось узнать от простонародья на городском рынке, или от деревенского кузнеца, обрабатывавшего одновременно и додзё Ампаруа, к которому не раз заглядывал мальчишка просто так, полюбоваться на процесс. Хотя вообще-то кузнецы считались колдунами…
Наконец, выпив третью чашку саке, Шуинсай зарумянился, слегка прищурил глаза, сверкнувшие яркими бусинами, и растянул губы, облегчённо вздохнул. Обычная строгость пропала, в движениях и голосе чувствовалась лёгкая развязность. У сына и отца находилось мало тем для разговора. Сегодня, почувствовав натянутость и гнетущую тишину, Шуинсай стукнул себя по коленке и проговорил:
- Как-то старый мастер сказал, мол, не сражайся против женщины и… дуба, ведь в них - один дух и сила. Дерево стоит, не шелохнётся, и женщина порой бывает непреклонна.
Про искусство боя Шуинсай мог разглагольствовать часами, красноречиво и сочно, но шутить не умел - заметно старался разрядить обстановку неловкости. Шина иронично посмотрела на него. Он продолжил:
- Живот спокойный - хорошо - сытый. Живот неспокойный - сходи на место…
- Умереть со смеха! - сдержано рассмеялась Шина, прикрывшись рукой. Служанка улыбнулась шутке к вечернему столу…
- Умирать… - повторил Шуинсай недоверчиво. - Обратите внимания на картины в комнатах - это ведь живые люди, оставившие частицу своей души ради чести. Как бы я хотел, чтобы и мои ученики потрудились так же. Но умирать… "Вы можете красиво умереть в лепестках сакуры, но лучше жить среди бамбука, поверьте", как советовал мудрец. - Тучи - хорошо, как легко на них будет, но без них - легче, ты ведь жив.
- Остановись, данна, оставь философствовать монахам! - ласково попросила Шина. - Мы привыкли, что ты строг и молчалив за столом, а болтовня - на тебя так не похоже!
- Что касается "остановись", - несло Шуинсая. - Время - скрипучая повозка, никогда не знаешь, когда остановка…
Стоило домашним что-то сказать, как он хватался за слово, словно ястреб за добычу, и в развитие своим тревожным мыслям выдавал банальность или пошлость. Редко он бывал дома разговорчивым и весёлым, в основном уходил в думы и молчал - одно из качеств, которое Шина любила в муже, а сын - уважал в отце.
- Отец, как будешь тренировать сестру императора? - с интересом спросил Шиничиро. - Выше четвёртого и пятого дана женщина не поднималась. Получить уровень мастерства выше - невозможно. По природе своей женщина хрупка и получение высших данов может навредить. Сколько случаев, что женщина не выдерживала испытания духа и погибала?! Тело её может быть подготовлено, но дух - нет.
- Я тоже об этом слышала, - сказала Шина, закивав.
Посерьёзнев, Шуинсай ответил:
- В Суа-химэ есть сила. Иначе Кендзо не тратил бы на неё время, даже если бы ему приказал сам император, он сумел бы отговориться. Единственный верный помощник, который проницательнее и мудрее Конфуция, покажет. Время…
Что касалось времени, то оно дьявольски раздражало Белого Тигра. Пропадая в скучных государственных делах, выслушивая неинтересные доклады, сёгун тосковал - по лязгу стали, боевым крикам, жаждал ощутить бесподобное чувство эйфории сражения. Однако надо было разоблачить измену, поскольку Такэда, важнейший союзник, поставил условие: либо полное доверие, либо каждый сам по себе. И, как назло, главарь банды, Рыжий Змей, молчал! Никакие пытки не могли выудить из него ни слова. Кампаку Мотохайдус, который того пытал, рассказывал, что, попадая в руки мучителей, разбойник будто выпускал душу из тела. Его тело как бы принадлежало врагу, но мысли и душа - нет. Мицухидэ подтверждал, будто искусству ухода в Хиган без специального ритуала Кагасиро мог научиться у носатых горных демонов - недаром он звался Тэнгу. Пытки измучили его, он был на волоске от смерти, но говорить отказывался. Ёсисаду Хадзиме сердило мертвецкое молчание Змея, но более нервировало ожидание результата от Мицухидэ, которому он вопреки раскрытым перед хатамото планам вверил лишь ополченцев. Мотохайдус помог советом и тут - светлая голова! - в качестве костяка армии Мицухидэ предложил придать отряды Кендзо - мафиозный, и Зотайдо Лао - полицейский, но состоящий из бывших разбойников и ронинов. Вот у кого железная дисциплина - практически готовые самураи!
Йиро, узнав о том, что мастер Шуинсай не собирался брать его на испытания, не расстроился - знал, что не готов: после победы над ним Суа, путь к высокому дану был ему пока закрыт. Признаться, он обрадовался: тренировать группы учеников и жить дома - гораздо уютнее, безопаснее и веселее, нежели прозябать в горах, где орудовали бандиты. Что касалось Чонг-Ву, то Лао взял его своим заместителем, несмотря на поражение.
Когда у одних накапливались проблемы, у других не находилось совсем. Беззаботный Шиничиро по-прежнему продолжал пропускать тренировки. Когда соизволил прийти, то обнаружил маленького старика с тростью, в чёрных таби и широких штанах с белыми полосами, заложенных в складки на поясе, в кимоно с кружевными рукавами, удлинёнными и растянутыми, словно юката. Он сидел на скамейке и любовался садом. Его седая, точно пух, борода, охвачена коричневым кожаным ремешком у самого подбородка. Нос орлиный, голова овальная, как яйцо, загорелая, сморщенная, точно чернослив. На затылке и на висках - редкие жёсткие серо-белые волосы, образовавшие точно венок. На выпуклом темени сидела мохнатая родинка. Черты лица неподвижные, могли принадлежать и странствующему монаху и мастеру ниндзю-цу одновременно. Но всего больше этот старик походил на итимэ-кодзо, монашка-демона, что подкарауливает путников у дорог, даром что двуглаз.
- Старик, ты не заблудился? - уточнил Шиничиро, подойдя. - Нам не нужны ни садовники, ни слуги. Торговая площадь - в центре Эдо возле стены дворца. Проваливай отсюда, скамейка принадлежит парнишке Шини!
Испытующий взгляд старика, вмиг обратившийся на юношу, стал холоден, точно горное озеро, заставил поёжиться на месте. Птичьи глаза - чёрно-лиловые, как земля после дождя, расширились. Он протяжно свистнул.
В саду появились незнакомые ученики. Татуировки покрывали их плечи. На лбах темнели повязки, на которых изображались два иероглифа кровавого цвета, означавших "Затаившийся дракон" - символ столичного додзё мастера Кендзо.
- Двадцать ударов, - проговорил возмутившийся старик, и продолжил любоваться красивыми цветами.
- Эй, я не знал! - растерялся Шиничиро. И, перескочив через низкую изгородь сада, побежал к Йиро, что тренировал группу малышни.
Йиро всегда готов защитить друга, но тут воздержался: просто так ученики Кендзо никого бы не ловили. Растолкав толпу, рявкнув на Йиро, Шини хотел запереться на складе оружия. Морико, перегородив ему путь, встала в дверном проёме. Её лицо пылало от волнения, отражая борьбу противоречивых чувств. Согласно кодексу додзё, требовалось схватить и сдать провинившегося ученика мастеру, чтобы не создавать соблазн нарушения субординации, но если этим нерадивым юношей оказался Шини, что делать тогда?!
- Не заставляй применять силу! - пригрозил кулаком он. - Отойди, не то получишь!
Ученики разошлись по сторонам, очистив путь синюшным, в наколках, ребяткам Кендзо.
- Прости, Шини-доно, - глухо произнесла Морико, не отошла.
После наказания спина и ягодицы Шиничиро посинели, жутко болели. Не мог ни сидеть, ни лежать на спине. Заботливая Рёи приложила к больным местам компресс из лечебного раствора. Мазь сильно щипала - юноша, постанывая, сердился:
- Я им покажу! Кто мне Кендзо? Старик!.. Морико предала меня! Как могла? Ну, девка… Будет время - докажу им, из чего сделан. Докажу!..
Рёи пыталась успокоить Шиничиро, тот не унимался. Лёжа на животе, на жестковатом набитом соломой футоне, стучал кулаком по полу. Бросая огненные взгляды, от каких, казалось, могла запылать жаровня, он проклинал и старика Кендзо и Йиро, и Морико… и вообще всех, кого не страшно проклясть.
- Уйди от меня, женщина! Я - не слабак, - Шини отогнал служанку. - Сейчас встану и надаю им, как следует. Заберусь в дом Кендзо, припомню… где он живёт? У дяди Лао? - всхлипывал он, шмыгая носом. Не хотел плакать, но слёзы бежали.
"Воин не плачет, даёт лишь выход эмоциям в открытом бою" - одно из правил в додзё, которому юноша следовать пока не умел.
- Вот покажу им, покажу! - процедил Шиничиро, закрыв глаза. Почувствовал тёплую руку Рёи. Она гладила по голове. Не стал отгонять и кричать, успокаивался.