– Остальная часть отряда сейчас должна быть высоко над долиной и ехать слишком быстро, чтобы мы могли их догнать. К тому же они едут в другую сторону, – сказал он.
– Другие охотники рассеяны по пустыне. Мы можем искать их весь день – и не найти.
– Нужно вернуться туда, где стоит флот, к Даббе. На кораблях есть хирург, – пришла она к единственно правильному заключению, и Нефер кивнул. Минтака пустила лошадей шагом, и колесница покинула рощу и въехала на высоту, снова направляясь на юг.
– До Даббы три часа пути, а то и больше, – сказала Минтака.
– Меньше, если ехать поперек излучины реки, – ответил он. – Можно сократить путь по меньшей мере на четыре лиги.
Минтака заколебалась и посмотрела на восток, в сторону дикой пустыни, куда он убеждал ее направиться.
– Я могу там заблудиться, – проговорила она со страхом.
– Я буду показывать дорогу, – ответил он, уверенный в себе, потому что Таита научил его путешествовать в пустыне.
– Это – наш лучший шанс. – Она повернула упряжку влево, отметив голубоватый сланцевый пригорок в той стороне, куда указал Нефер.
Когда они были сильны и здоровы, им обоим чрезвычайно нравилось ехать в колеснице по неровной земле, и они пружинили на подъемах и спусках молодыми ногами. Но сейчас, даже при том, что Минтака вела лошадей шагом или рысью, столкновение с каждым камнем или выступом, толчок от каждой ямы передавались через твердые колеса, в истерзанном теле Нефера. Он морщился и обливался потом, но пытался скрыть свою боль. И все же с течением времени его раны воспалились, и боль стала невыносимой.
Он громко застонал при особенно сильном толчке и внезапно потерял сознание.
Минтака немедленно остановила лошадей и попробовала привести его в чувство. Она намочила в воде комок льняной ваты и выжала несколько капель в просвет между его губами. Затем протерла бледное, потное лицо Нефера. Но когда она попыталась повторно перевязать раны, то обнаружила, что глубокая рана в бедре вновь кровоточит. Она попыталась остановить кровь, но добилась только того, что кровь стала течь медленнее.
– С тобой все будет хорошо, мой дорогой, – сказала она ему с уверенностью, которой не чувствовала. Она нежно обняла его, поцеловала в запыленную, покрытую засохшей кровью голову, в темя, и снова взяла поводья.
Час спустя она отдала Неферу и лошадям последнюю воду и не пила сама. Затем встала вытянувшись в струнку на переднем щите колесницы и принялась оглядывать холмы из гравия и сланца, колеблющиеся и дрожащие в жарком мареве. Она поняла, что заблудилась. "Я проехала слишком далеко на восток?" – задавалась она вопросом, глядя на солнце и пробуя вычислить его угол. У ее ног шевелился и стонал Нефер, и она посмотрела вниз с храбрым выражением на лице и улыбнулась.
– Мы не поедем дальше, сердце мое. Со следующего гребня мы должны увидеть реку.
Она поправила овчину под его головой, встала, взяла поводья и постаралась успокоиться. Внезапно она поняла, как устала: каждая мышца в ее теле болела, глаза воспалились и были красные от яркого солнца и пыли. Она с усилием тронула упряжку с места.
Скоро появились признаки утомления лошадей. Они прекратили потеть, и их спины покрыл белый иней высохшей соли. Она попробовала пустить их рысью, но животные не могли бежать, поэтому она спустилась, взяла жеребца под уздцы и повела упряжку. Теперь и она пошатывалась, но наконец наткнулась на следы колесницы на песчаном дне долины и повеселела.
– Они ведут на запад, – прошептала она губами, которые начинали раздуваться и трескаться. – Они приведут нас назад к реке. – Она пошла дальше по следам колес, но через некоторое время остановилась в замешательстве, поскольку обнаружила перед собой собственные следы. Ей потребовалось время, чтобы понять, что она, должно быть, шла по кругу по своей колее.
В конце концов ее охватило отчаяние. Она опустилась на колени, беспомощная и потерянная, и прошептала Неферу, по-прежнему лежавшему без сознания:
– Прости, мой дорогой. Я подвела тебя. – Минтака сдвинула спутанные волосы с его лица, посмотрела на вершину низкого холма на востоке и заморгала. Она потрясла головой, чтобы лучше видеть, посмотрела вдаль, чтобы дать отдохнуть своим воспаленным глазам, и снова поглядела туда. Она почувствовала, как ее настроение снова улучшается, но все-таки не могла быть уверена, что увиденное не иллюзия, а действительность.
На гребне холмов над ними, на фоне неба, опершись о длинный посох, стояла худощавая фигура. Серебристые волосы сияли подобно облаку, и легкий жаркий ветер из пустыни хлопал набедренником по тонким как у цапли ногам. Человек глядел на них.
– О, Хатор и все богини, этого не может быть, – прошептала она.
Нефер открыл глаза.
– Таита – рядом, – пробормотал он. – Я чувствую, что он близко.
– Да. Таита – здесь. – Ее голос был еле слышен, и она схватилась за горло от потрясения.
– Но как он узнал, где нас найти?
– Он узнал. Таита знает как, – ответил Нефер, закрыл глаза и снова потерял сознание.
Старик уже шагал к ним вниз по неровному склону, и Минтака с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, пошла ему навстречу. Ее усталость стремительно убывала, и она замахала руками и закричала ему приветственные слова, почти обезумев от радости.
Таита вел колесницу вниз по откосу к реке и деревне Даббе. Лошади не артачились, чуя его руку, и двигались легко, что было хорошо для раненного мальчика на площадке колесницы. Некое глубинное чутье подсказывало Таите, какие лекарства и перевязочные материалы понадобятся Неферу, и он принес их с собой. Сменив повязки на ранах, он повел лошадей к скрытому источнику поблизости, где горьковатая вода восстановила их силы. Он поднял Минтаку на площадку и безошибочно повернул лошадей к Даббе и реке.
Стоя рядом с ним, Минтака почти со слезами умоляла его объяснить, как он узнал, что они нуждаются в нем и где их найти. Таита мягко улыбнулся и крикнул лошадям:
– Потише теперь, Молот! Спокойно, Звездочет.
На площадке колесницы Нефер лежал в глубоком сне под действием красного шепенна; его раны, очищенные и перевязанные льняными полосами, больше не кровоточили. Яростный красный закат над Нилом начал бледнеть, будто затухающий лесной пожар. В меркнущем свете, будто детские игрушки, виднелись корабли, все так же стоявшие на якорях в речном потоке.
Из деревни Дабба им навстречу выехали Апепи и Наг. Господин Наг был очень взволнован, а Апепи, как только они оказались в пределах слышимости его бычьего голоса, проревел дочери:
– Где вы были, глупая девчонка? Половина войска ищет вас. – Волнение господина Нага уменьшилось, как только он подъехал достаточно близко и увидел перевязанного Нефера, лежащего без сознания на дне колесницы. Он стал почти жизнерадостным, когда Таита объяснил ему, сколь тяжки раны фараона.
Несколько лодочников вынесли бесчувственного Нефера на носилках на берег реки и осторожно подняли на борт одной из галер.
– Я хочу, чтобы фараона как можно скорее доставили в Фивы, – сказал Таита Нагу, – пусть даже это будет ночная поездка. Очень велика опасность того, что раны загноятся. Так бывает с ранами, полученными от больших кошек. Будто их клыки и когти пропитаны сильным ядом.
– Вы можете приказать, чтобы галера отплыла тотчас, – ответил Наг во всеуслышание, но затем взял Таиту за руку и отвел его чуть дальше по берегу реки туда, где их не могли подслушать.
– Помните о задаче, возложенной на вас богами, Маг. Я ясно вижу в этом чрезвычайном происшествии их божественное вмешательство. Если фараон умрет от ран, никто в обоих царствах не усомнится в том, что его смерть была естественный. – Он не сказал ничего больше, но пристально поглядел в лицо Таиты пронизывающими желтыми глазами.
– Воля богов победит все, – спокойно, но загадочно согласился Таита.
Наг усмотрел в его ответе то, что хотел услышать.
– Между нами царит согласие, Таита. Я надеюсь на вас. Идите с миром. Я последую за вами в Фивы после того, как позабочусь об Апепи. – Это последнее замечание показалось Таите необычным, но он был слишком озабочен, чтобы обдумать это. Наг загадочно улыбнулся и продолжил: – Кто знает? Может быть, когда мы встретимся снова, у нас будут важные новости друг для друга.
Когда Таита поспешил вернуться на борт галеры и вошел в маленькую каюту на палубе, где лежал Нефер, он увидел там Минтаку, в слезах стоявшую на коленях около носилок.
– Что такое, моя дорогая? – спросил он ее мягко. – Вы были храброй как львица. Боролись как воин. Как вы можете впадать в отчаяние сейчас?
– Мой отец заберет меня утром в Аварис, а я должна быть с Нефером. Я обручена с ним. Он нуждается во мне. Мы нужны друг другу. – Она жалобно глядела на него. Таита видел, что она физически и эмоционально истощена. Она схватила его за руку.
– О Маг! Вы не можете пойти к моему отцу и попросить позволения мне вернуться в Фивы, чтобы помочь вам заботиться о Нефере? Мой отец послушает вас.
Но Апепи фыркнул от смеха, когда Таита попытался уговорить его.
– Поместить моего ягненка в загон Нага? – Он весело покачал головой. – Я доверяю Нагу не больше чем скорпиону. Кто знает, на какие хитрости он может пуститься, если заполучит ее? Что касается этого молодого щенка, Нефера, он окажется возле ее набедренника быстро, как сокол на дрофе, хотя, может быть, он уже путешествовал по той дороге. – Он снова засмеялся.
– Я не хочу снизить цену ее девственности. Нет, Чародей, Минтака до дня своей свадьбы вернется под мое крыло в Аварис. И ни одно из ваших волшебных заклинаний не заставит меня передумать.
Минтака печально отправилась прощаться с Нефером. Он был едва в сознании, слабый от потери крови и дурманящего лекарства. Но когда она поцеловала его, он открыл глаза. Она говорила тихо, заверяя его в своей любви, а он смотрел в ее глаза, пока она говорила. Прежде чем подняться, чтобы оставить его, она сняла с шеи золотой медальон.
– Здесь локон моих волос. Это – моя душа, и я отдаю ее вам. – Она вложила медальон Неферу в руку, и он сильно сжал его пальцами.
Минтака одиноко стояла на берегу Нила, когда быстрая галера, несущая Нефера и Таиту, разрезала поток. С двадцатью гребцами у каждого борта и белым буруном под носом она направилась вверх по течению к Фивам. Минтака не помахала рукой высокой фигуре Таиты на корме и лишь печально смотрела на него.
На следующее утро на борту гиксосской царской барки состоялась последняя встреча между Апепи и регентом, господином Нагом. На ней присутствовали все девять сыновей Апепи, а Минтаку посадили рядом с ее отцом. С предыдущего вечера, когда уплыл корабль, несущий фараона Нефера Сети, Апепи держал ее на коротком поводке. Он достаточно хорошо изучил свою упорную дочь, чтобы не доверять ни ее суждениям, ни ее чувству дочернего долга и повиновения, если она становилась на путь действия.
Прощальная церемония на палубе галеры Апепи началась с заявлений о взаимном доверии и преданности миру.
– Пусть он продлится тысячу лет! – произнес Наг, когда даровал Апепи Золото Вечности, награду, которую придумал для этого подходящего случая.
– Тысячу раз тысячу, – ответил Апепи так же серьезно, когда инкрустированную драгоценными и полудрагоценными камнями цепь повесили ему на плечи. Регент и царь обнялись как братья, и Нага повезли на лодке к его собственной галере. Два флота разделились – один чтобы вернуться в Фивы, другой чтобы плыть вниз по течению сотни лиг к Мемфису и Аварису – и команды кораблей выкрикивали приветствия друг другу, пока не скрылись из вида. Поверхность широкой реки покрывали гирлянды и венки из пальмовых листьев и цветов, брошенные с одного корабля к другому.
Путешествие царя Апепи не было срочным, и не требовалось, чтобы его флот плыл в темноте безлунной ночи, поэтому вечером он бросил якоря в Баласфура, напротив храма Хапи, полугиппопотама, двуполого бога Нила. Царь и его семейство сошли на берег и у алтаря святилища принесли в жертву вола чисто-белого цвета. Верховный жрец разрезал ревущему животному живот, и у еще живого вытащил и осмотрел внутренности, чтобы прочитать предзнаменования для царя. И испугался, обнаружив, что кишки животного наполнены зловонными белыми червями, высыпавшимися на пол храма шевелящейся массой. Он попытался скрыть от царя это отвратительное зрелище, расправив накидку и начав молоть какую-то лживую чепуху, но Апепи отодвинул его плечом в сторону и уставился на жуткое зрелище. Даже он был заметно потрясен и выглядел подавленным, когда покидали храм и спускались на берег реки, где Трок и его военачальники устроили ужин и развлечения для него.
Даже священные черные петухи храма отказались клевать нечистые внутренности жертвы. Жрецы бросили ужасное месиво в огонь храма, но вместо того, чтобы сгореть, оно погасило огонь, пылавший с древних времен. Более зловещих предзнаменований быть не могло, но верховный жрец приказал захоронить внутренности и снова зажечь огонь.
– Я никогда не видел такого трагического предзнаменования, – сказал он своим служителям. – Такой знак от бога Хапи может предвещать только ужасное событие, вроде войны или смерти фараона. Нам следует молиться в течение всей этой ночи об исцелении фараона Нефера Сети от ран.
На берегу реки, чтобы принять царское семейство, господин Трок установил павильоны, увешанные яркими красными, желтыми и зелеными драпировками. Целые волы жарились над ямами с пылающими углями, амфоры отборных вин охлаждались в речной воде. Рабы пошатывались под их тяжестью, вынося их на берег по мере того, как одну за другой их осушали пирующие и Апепи громко требовал нести все новые кувшины.
Мрачное настроение царя рассеивалось с каждой выпитой им чашей, и вскоре он поощрял своих сыновей присоединиться к нему в пении грубых военных походных песен. Некоторые были столь грубы, что Минтака, сославшись на усталость и головную боль, встала вместе со своими девушками-рабынями, чтобы удалиться на царскую барку, поставленную на якорь на некотором расстоянии от берега. Она хотела взять с собой своего самого младшего брата, Хиана, но вмешался Апепи. Хорошее вино помогло ему забыть предчувствия, навеянные предсказанием в храме.
– Оставь мальчика, где он сидит, маленькая лисица. Пусть учится ценить хорошую музыку. – От избытка нежности он прижал мальчика к себе и поднес винную чашу к его губам.
– Выпей глоток. Это позволит тебе петь слаще, мой маленький принц.
Хиан обожал отца, и такое прилюдное выражение товарищества вызвало в нем прилив гордости и благоговения. Наконец то его отец обращался с ним как с мужчиной и воином. Даже при том, что вином он давился, он сумел осушить одну чашу, и компания под руководством господина Трока приветствовала его громкими возгласами, как если бы он убил своего первого врага в сражении.
Минтака колебалась. Она ощущала почти материнское беспокойство за младшего брата, но она поняла, что отца не убедить. Со всем достоинством она увела своих служанок вниз к берегу реки, и под иронические и пьяные выкрики компании они поднялись на борт барки.
Минтака лежала на матраце и прислушивалась к звукам кутежа. Она пробовала уснуть, но Нефер занимал все ее мысли. Чувство утраты, которое она подавляла весь день, и ее тревога из-за ранений Нефера вернулись, и хотя она пыталась сдержаться, слезы хлынули из глаз. Она глушила рыдания в подушках.
Наконец она погрузилась в черный сон без сновидений, от которого с трудом пробудилась. Она выпила совсем мало вина, но чувствовала себя одурманенной, и голова у нее болела. Минтака задалась вопросом, что ее разбудило. Затем она услышала сквозь борт хриплые голоса, и барка качнулась под ней, когда на нее вскарабкались люди. Слышались пьяный смех и голоса и тяжелые шаги по палубе над головой. Из разговоров стало понятно, что на барку принесли ее отца и братьев. Мужчины в ее семействе частенько напивались до такого состояния, но она волновалась о маленьком Хиане.
Минтака с усилием поднялась с ложа и начала одеваться, но чувствовала себя странно вялой и оглушенной. Она покачивалась, когда поднималась на палубу.
Первым человеком, кто встретился ей, был господин Трок. Он давал указания солдатам, несшим ее отца. Потребовалось шесть человек, чтобы нести его огромное неподвижное тело. Ее старшие братья были не в лучшем состоянии. Она почувствовала гнев и стыд за них.
Затем она увидела, как лодочник несет Хиана, и побежала к нему. "Теперь они добрались и до Хиана, – подумала она с горечью. – Они не остановятся, пока и его не превратят в пьяницу".
Она приказала лодочнику отнести Хиана вниз на тюфяк в каюте отца и там раздела его и влила в рот настой трав, восстанавливающих силы. Это зелье было лекарством от всех болезней, которое смешал для нее Таита, и оно, кажется, подействовало. Хиан наконец пробормотал что-то и открыл глаза, а затем сразу снова погрузился в сон, глубокий, но естественный.
– Надеюсь, это будет ему уроком, – сказала она себе. Больше она ничего не могла сделать для него, только позволить выспаться. Кроме того, она все еще чувствовала себя сонной, а голова невыносимо болела. Она вернулась к себе в каюту и, не потрудившись раздеться, упала на матрац и почти сразу снова заснула.
В следующий раз, когда она пробудилась, ей показалось, что ей снится кошмар: она слышала крики и задыхалась в облаках густого дыма, обжигающего горло. Не успела Минтака окончательно проснуться, как почувствовала, что ее схватили с кровати, завернули в меховое одеяло и вынесли на палубу. Она сопротивлялась, но была беспомощна как младенец в сильных руках. На палубе безлунную ночь озаряли скачущие языки пламени. Они ревели в открытом переднем люке царской барки, поднимались на мачты и вихрились адским оранжевым потоком. Она никогда прежде не видела горящий деревянный корабль, и проворство и свирепость огня ужаснули ее.
Ей не дали долго смотреть на это, поскольку быстро понесли по палубе и через борт в ожидавшую фелюгу. Вдруг, опомнившись, она снова начала биться и кричать.
– Отец! Братья! Хиан! Где они? – Фелюга отошла от берега, и теперь она отчаянно боролась, чтобы освободиться, но руки, державшие ее, были безжалостны. Ей удалось высунуть голову и увидеть лицо человека, державшего ее.
– Трок! – Она была возмущена его дерзостью, тем как он обращался с ней и не обращал внимания на ее крики. – Отпустите меня! Я приказываю!
Трок не отвечал. Он без труда удерживал ее и смотрел на горящую галеру со спокойным, равнодушным выражением.
– Вернитесь! – кричала она ему. – Моя семья! Вернитесь и вынесите их!
Его единственным ответом был короткий приказ гребцам:
– Весла на воду! – Они опустили весла, и фелюга закачалась посреди реки. Команда зачарованно смотрела на горящий корабль. Там слышались страшные крики попавших в ловушку в трюме под палубой.
Вдруг часть юта обрушилась, подняв столб пламени и искр. Швартовочные канаты сгорели, и галера медленно закружилась в потоке и поплыла вниз по течению.
– Пожалуйста! – Минтака сменила тон. – Пожалуйста, господин Трок, там моя семья! Вы не можете позволить им сгореть.
Теперь крики внутри корпуса затихли, и их сменил низкий гул огня. Слезы лились по щекам Минтаки и капали с подбородка, но она была все так же беспомощна в руках Трока.