– Ага, все ясно! – произнес барон с таким видом, который ясно говорил, что гостю угрожает решительная атака. Вслед за тем дверь отворилась и появился Лажарри в венгерке, подбитой мехом.
– Здравствуйте, дорогой Лажарри, – Эммануил подал гостю руку. – Что это вы так закутались?
– Что делать, граф, – ответил Лажарри вздрагивая, словно от холода, хотя в комнате было очень тепло. – Кто недавно из Неаполя… Бррр!..
– А, так вы недавно были в Неаполе? – спросил Лектур, непринужденно подключаясь к беседе.
– Прямехонько оттуда, – Лажарри гордо подкрутил усы.
– И вы, конечно, восходили на Везувий!
– Нет, я только смотрел на него из окна. Да притом, – продолжал он с презрительным видом, очень обидным для вулкана, – мало ли в Неаполе вещей полюбопытнее Везувия! Что в нем удивительного? Гора, которая дымится; да у меня печка точно так же дымится, когда ветер дует со стороны Бемеля. А кроме того, у меня жена очень боится извержений.
– Но вы, конечно, побывали в Собачьей Пещере? – продолжал допрашивать Лектур.
– А что там смотреть? – удивился Лажарри. – Что интересного, если собака вдруг падает и умирает? Бросьте любой дворняжке кусок хлеба с ядом, так она вмиг откинет ноги. Да притом жена моя страх как любит собак, и она бы расплакалась, если б это увидела.
– Но вы, как ученый-путешественник, полагаю, должны были непременно посетить Сольфатару? – спросил Эммануил.
– Э, помилуйте, любезный граф! – усмехнулся Лажарри. – Стоит ли смотреть какие-то три или четыре десятины серы, которые не дают ничего, кроме серных спичек? Да притом жена моя терпеть не может запаха серы.
– Каковы провинциалы, а? Прошу вас, барон! – Эммануил взял Лектура за руку и повел в комнату, где был приготовлен брачный договор.
– Хорош! Однако не знаю: потому ли, что первого я раньше встретил, только тот мне больше нравится.
– Капитан Поль! – провозгласил лакей.
– Что это значит?! – воскликнул Эммануил, оборачиваясь.
– Кто это? Еще какой-нибудь сосед? – спросил Лектур.
– О нет, этот совсем другое, – ответил Эммануил с беспокойством. – Как этот человек посмел явиться сюда без приглашения?
– Ага, понимаю… Какой-нибудь знакомый – из простых, но богат. Нет? Так может быть, музыкант? Поэт? Живописец?.. Вы знаете, Эммануил, эту братию нынче везде принимают! Проклятая философия перемешала все сословия. Что делать, надо терпеть! Вообразите: нынче художник садится себе преспокойно рядом с дворянином, толкает его, приятельски кивает ему головой, сидит, когда тот встает. Они толкуют между собой о том, что делается при дворе, смеются, шутят! Это умора, да и неприлично, но в большой моде.
– Нет, барон, этот Поль не поэт, не музыкант, не живописец, а человек, с которым нам необходимо поговорить наедине. Уведите отсюда этого дурака де Нозе, покуда я спроважу Лажарри.
Они взяли гостей под руки и двинулись с ними в боковые комнаты, толкуя об охоте и путешествиях. Вскоре в дверях появился Поль.
Он уже знал эту комнату – в ней по всем четырем стенам были двери; из боковых одна вела в библиотеку, другая – в кабинет, куда он при первом своем посещении скрылся во время разговора Эммануила с Маргаритой. Поль подошел к столу и остановился, посматривая на ту и на другую дверь, словно ожидая кого-то. И точно, надежды его скоро оправдались. Через минуту дверь библиотеки отворилась, и в проеме ее возникла чья-то тень. Капитан бросился к ней.
– Это вы, Маргарита? – спросил он.
– Я, – ответила девушка дрожащим голосом.
– Ну, как ваши дела?
– Я ему все сказала.
– И что из этого вышло?
– Через четверть часа брачный договор будет подписан.
– Я так и думал! Он низкий человек!
– Что же мне делать?! – воскликнула Маргарита. – Я в отчаянии!
– Только не унывайте! Вот вам записка, которая немножко ободрит вас.
– Что в ней? Не понимаю!
– Название деревни, где скрывают вашего сына, и имя женщины, которая его кормит.
– Моего сына? О, вы мне посланы небом! – Маргарита сжала руку Поля, которая подала ей записку.
– Тихо! Кто-то идет! – прошептал Поль. – Что бы ни случилось, вы найдете меня у Ашара.
Маргарита, не ответив, выскользнула за дверь: она узнала шаги своего брата. Поль повернулся и пошел навстречу графу. Они сошлись у стола.
– Я ждал вас в другое время, не при таком многолюдном обществе, – сказал Эммануил.
– Но мы, кажется, и теперь одни, – ответил Поль, осматриваясь.
– Да, но здесь подписывают брачный договор, через минуту комната будет полна народу.
– За минуту многое можно успеть сказать, граф.
– Да, но только человеку, который хорошо тебя понимает.
– Я слушаю, – сказал Поль.
– Вы мне говорили о письмах, которые есть у вас, – продолжал Эммануил, подойдя вплотную к Полю и понизив голос.
– Говорил, – подтвердил спокойно Поль.
– Вы назначили цену за них.
– Да, и это правда.
– В таком случае, если вы честный человек, то должны отдать мне их за эту сумму. Здесь, в портфеле, деньги.
– Да, граф, – ответил Поль, – все было так, пока я думал, что ваша сестра, забыв свои клятвы, свой грех и даже своего сына, помогает вам в исполнении ваших честолюбивых планов. И я решил, что если уж этому несчастному ребенку суждено войти в свет без имени, то мне следует помочь ему вести хотя бы безбедную жизнь. Недавно, это правда, я требовал с вас за эти письма сто тысяч франков, но теперь обстоятельства изменились. Я видел, как сестра бросалась к вашим ногам, слышал, как она умоляла вас не принуждать ее к постыдному браку: ни просьбы, ни слезы ее не тронули вашего сердца. Прежде я хотел спасти ребенка от нищеты, теперь хочу спасти его мать от отчаяния, и я могу это сделать, потому что не только ваша – честь всей вашей фамилии у меня в руках. Я отдам вам эти письма только тогда, граф, когда на этом столе мы подпишем брачный договор Маргариты д’Оре не с бароном де Лектуром, а с Анатолем Лузиньяном.
– О, этому не бывать!
– А иначе вы не получите этих писем.
– Я найду средство заставить вас отдать их мне.
– Не думаю.
– Отдадите ли вы мне эти письма?
– Граф, – сказал Поль, хмуро посмотрев на Эммануила, – граф, послушайте меня!
– Отдадите ли вы мне эти письма?
– Граф!..
– Да или нет?
– Дайте мне сказать вам два слова…
– Да или нет?
– Нет, – холодно ответил Поль.
– Ну так у вас есть шпага, у меня тоже; оба мы дворяне – по крайней мере, я полагаю, что и вы тоже дворянин. Пойдемте в парк, и тот из нас, кто останется в живых, может делать, что ему заблагорассудится.
– К сожалению, я не могу принять вашего вызова, граф.
– Как! На вас мундир, на шее крест, на боку шпага – и вы отказываетесь от дуэли?
– Да, Эммануил, отказываюсь.
– Извольте тогда объяснить причину!
– Я не могу с вами драться, и, поверьте, для этого есть важная причина.
– Вы не можете драться со мной?
– Клянусь вам честью!
– Вы говорите, что не можете драться со мной?
В эту минуту за их спинами раздался громкий хохот. Поль и Эммануил обернулись: рядом стоял Лектур.
– А вот с этим господином я могу драться, потому что он низкий, подлый человек! – воскликнул Поль, указав на барона.
Лицо Лектура вспыхнуло, он бросился было к Полю, но остановился и медленно процедил сквозь зубы:
– Очень хорошо. Пришлите вашего секунданта к Эммануилу, они легко уладят это дело.
– Помните, капитан, дуэль между нами только отложена!..
– Тише, – остановил его Поль, – идет ваша мать!
– Да, при ней нам нельзя говорить. До завтра! Лектур, пойдемте, я представлю вас маркизе.
Капитан молча посмотрел им вслед и отправился искать Маргариту.
Глава XIII
В ту минуту, как Поль скрылся, в дверях гостиной показалась хозяйка замка. Несмотря на то что сегодня ожидалось торжество, она не сняла траура и была одета, как обычно, в черное платье. Пришла она за несколько минут до маркиза, которого никто из присутствующих, даже его сын, несколько лет уже не видели. Правила этикета в дворянской среде соблюдались так строго, что она нашла необходимым, несмотря на помешательство мужа, присутствие его при подписании брачного договора дочери.
Хотя Лектур был человеком вовсе не застенчивым и не робким, однако маркиза произвела на него большое впечатление, и при виде ее неулыбчивого строгого лица и величественной осанки он почтительно поклонился. За маркизой шли нотариус, родственники, свидетели.
– Я очень благодарна вам, господа, – сказала она, кланяясь присутствующим, – за честь, которую вы оказали нам своим приездом по случаю подписания брачного договора моей дочери с бароном де Лектуром. Маркиз, как вам известно, болен, но он явился сюда, чтобы своим присутствием выразить вам свою признательность. Вы знаете о его болезни и, конечно, не удивитесь, если услышите какие-нибудь странные речи…
– Да, мадам, – сказал Лектур, – мы знаем, какое несчастье постигло почтенного маркиза, и знаем также, что вы, как его верный друг и жена, двадцать лет уже несете половину этого тяжкого жребия.
– Видите, maman, – сказал Эммануил, подходя к ней и целуя руку, – все знают и восхищаются вашим редким мужеством и самоотверженностью.
– Где же Маргарита? – спросила маркиза вполголоса.
– Она только недавно была здесь, – ответил Эммануил, оглядываясь.
– Вели ее позвать, – приказала маркиза.
– Маркиз д’Оре! – произнес слуга.
Гости расступились, чтобы не загораживать дверей, и взоры всех обратились в ту сторону, откуда должен был появиться хозяин древнего замка. Вскоре общее любопытство было удовлетворено: маркиз, опираясь на двух лакеев, медленно вошел в комнату.
Страдание запечатлело глубокие следы на лице этого старика, но еще заметно было, что некогда он был одним из первых красавцев при дворе. Маркиз с величайшим удивлением осмотрел все собрание своими впалыми, лихорадочно блестящими глазами. На нем был генеральский мундир, орден Святого Духа на шее и Святого Людовика в петлице. Он с трудом передвигал ноги и не произнес ни слова. Лакеи среди глубокого молчания всех присутствующих подвели его к креслу, посадили и вышли. Маркиза села по правую руку от мужа. Нотариус вынул из портфеля брачный договор и начал громким голосом зачитывать его. Маркиз и маркиза дарили жениху пятьсот тысяч франков и столько же назначали невесте.
Во время чтения договора маркиза при всем своем старании не могла скрыть некоторого беспокойства. Когда нотариус окончил и положил договор на стол, Эммануил опять подошел к матери.
– А Маргарита? – спросила она.
– Сейчас идет, – ответил Эммануил.
– Maman! – проговорила сквозь слезы Маргарита, приоткрыв дверь и с умоляющим видом складывая руки.
Маркиза притворилась, будто не слышит, и, указывая на перо, спросила:
– Не угодно ли вам, барон?
Лектур подошел к столу, взял перо и подписал договор.
– Maman! – сказала опять Маргарита задыхающимся голосом и подошла к матери.
– Передайте перо вашей невесте, барон, – сказала маркиза.
Лектур обошел вокруг стола и приблизился к Маргарите.
– Матушка! – Маргарита рыдала так, что, вероятно, ни одно сердце не осталось равнодушным к ее горю, даже бесчувственный маркиз приподнял голову.
– Пиши! – сказала маркиза, указав на брачный договор.
– Отец! Отец! – воскликнула Маргарита, бросаясь к ногам старика.
– Что ты делаешь, безумная! – Маркиза мгновенно приподнялась с кресла и, нагнувшись, заслонила мужа.
– Отец! Отец! – продолжала Маргарита, обвив шею маркиза руками. – Батюшка, сжальтесь надо мной!.. Спасите несчастную свою дочь!
– Маргарита! – сказала маркиза тихим, но дрожащим от гнева голосом.
– Maman! – проговорила сквозь слезы Маргарита, – я уже не надеюсь на вашу доброту, но позвольте мне просить отца… Если вы не хотите, чтобы я прибегла к покровительству закона, – прибавила она, указав с решительным видом на нотариуса.
– Извините, господа, – сказала маркиза вставая. – Это семейная сцена, очень, вероятно, скучная для посторонних. Не угодно ли вам перейти в другую комнату: там приготовлен десерт. Эммануил, проси гостей. Извините, барон…
Эммануил и Лектур молча поклонились и пошли с гостями в другую комнату. Маркиза стояла неподвижно, пока все не удалились, потом плотно прикрыла двери и подошла опять к мужу, которого Маргарита не выпускала из своих объятий.
– Теперь, – обратилась она к дочери, – здесь остались только те люди, которые вправе распоряжаться твоей судьбой. Подпиши или ступай вон!
– Прошу вас, сжальтесь надо мной, – вся дрожа, сказала Маргарита, – не требуйте от меня этой низости!
– Разве ты не слыхала, – продолжала маркиза, придав своему голосу тот повелительный тон, которому, казалось, невозможно было противиться. – Я не привыкла повторять своих приказаний… Пиши или ступай вон!
– Отец, отец! – воскликнула Маргарита. – Сжальтесь надо мной, вступитесь за меня! Я десять лет не видела вас!.. О нет! Я не отойду, пока он меня не узнает, не обнимет меня… Отец! Отец! Это я, я, ваша дочь!
– Кто это меня как будто умоляет? – проговорил маркиз глухим дрожащим голосом. – Что это за девушка называет меня отцом?
– Это девушка, которая восстает против законов природы, – сказала маркиза, схватив Маргариту за руку. – Это непокорная дочь.
– Батюшка! – вскричала Маргарита. – Посмотрите на меня! Защитите, спасите меня… я ваша Маргарита!..
– Маргарита… Маргарита!.. – сказал, запинаясь, маркиз. – У меня прежде, кажется, была дочь, которую тоже звали Маргаритой.
– Батюшка, но это я и есть, ваша Маргарита!
– Девушка, которая не повинуется своим родителям, не может называться их дочерью, – сказала маркиза. – Исполни мою волю, и тогда ты по-прежнему будешь нашей милой дочерью.
– Вам, отец, вам я готова повиноваться. Но вы не станете мне этого приказывать!.. Вы не захотите сделать меня несчастной… довести до отчаяния… убить меня!..
– Поди, поди ко мне! – сказал маркиз, обнимая ее и прижимая к груди. – Постой, милая девочка, – прибавил он, потирая себе лоб рукою, – я, кажется, начинаю вспоминать!..
– Скажи ей, что она должна мне повиноваться, что ты не благословишь непокорной дочери. Скажи ей это и не поощряй ее к непослушанию.
Маркиз медленно приподнял голову, устремил горящий и уже осмысленный взгляд на жену и медленно сказал:
– Берегись, берегись! Ведь я сказал тебе, что начинаю вспоминать, – и низко наклонившись к дочери, так, что его седые волосы перемешались с черными волосами девушки, он продолжал: – Говори, говори, что с тобой, моя милая? Расскажи мне свое горе.
– О, я очень несчастна!
– Неужели в моем доме все несчастны? – воскликнул маркиз. – И старые, и молодые!.. И седые волосы, и черные! А я ничего не знал об этом!
– Иди в свою комнату! Тебе уже пора! – повелительно произнесла маркиза.
– Чтобы опять быть лицом к лицу с тобой! Сидеть взаперти, как преступнику!.. Запирать меня можно было тогда, когда я был сумасшедшим, маркиза!..
– Да, да, отец, ваша правда, матушке давно уже пора отдохнуть, пора мне поухаживать за вами. Отец, возьмите меня, я буду день и ночь с вами… Я буду повиноваться каждому вашему слову, одному взгляду… я на коленях буду служить вам.
– Нет, у тебя не хватит терпения, ведь я очень болен…
– Хватит, батюшка, будьте уверены!.. Ведь я ваша дочь!
Маркиза кусала губы от досады, но не вмешивалась в этот страстный диалог отца и дочери.
– Если ты в самом деле моя дочь, – сказал задумчиво маркиз, – так почему я тебя раньше не видел?
– Мне говорили, что вы не хотите меня видеть, отец! Мне сказали, что вы меня не любите.
– Тебе сказали, что я не хочу видеть твое ангельское личико! – Маркиз ласково погладил Маргариту по волосам. – Кто же это сказал, что отец не хочет видеть своей дочери? Кто осмелился сказать моей дочери: отец тебя не любит?
– Я! – ответила маркиза и попыталась вырвать Маргариту из его объятий.
– Ты! – воскликнул маркиз, отстраняя ее. – Ты! Неужели ты дана мне судьбой, чтобы убить во мне все человеческие чувства? Неужели все мои несчастья должны происходить от тебя? А сегодня ты хочешь убить во мне сердце отца, как раньше, много лет назад, убила мою любовь к тебе?
– Ты говоришь вздор! Ты в бреду! – сказала маркиза, отпустив дочь и перейдя к окну. – Молчи, прошу тебя, молчи!.. Иди в свою комнату!
– Нет! Я не вздор говорю! – Маркиз закрыл лицо руками. – Нет, нет! Все это правда, ужасная, но правда!.. Скажи лучше… и это тоже будет правдой… скажи, что я – между ангелом, который хочет возвратить мне рассудок, и демоном, который хочет, чтобы я снова помешался! А я уже не сумасшедший! Хочешь, я это тебе докажу? – И он, опершись на ручки, приподнялся в кресле. – Хочешь, я расскажу о письмах? О твоей неверности? О дуэли?
– Я говорю тебе, – маркиза схватила мужа за руку, – я повторяю тебе, что ты с ума сходишь больше чем когда-нибудь! Ты говоришь такие ужасы и не думаешь о том, кто это слушает! Открой глаза, посмотри, кто тут, и потом скажи еще, что ты не безумный!
– Да, ты правду говоришь, – сказал маркиз, опять опускаясь в кресло. – Мать правду говорит, – добавил он, обращаясь к Маргарите. – Я точно безумный, и ты должна верить не тому, что я говорю, а тому, что она тебе скажет. О, она женщина очень честная, женщина редкая… Зато она спит спокойно, не знает угрызений совести и никогда не безумствует… Чего она от тебя хочет?
– Моего несчастья! Моего вечного несчастья, отец! – Маргарита опять заплакала.
– Чем же я могу тебе помочь? Я, несчастный, безумный старик? – воскликнул маркиз раздирающим сердце голосом. – Что я могу сделать, если постоянно вижу, как кровь течет из раны, беспрестанно слышу голос из могилы?!
– О, вы всё можете, отец! Скажите одно слово – и я спасена! Меня хотят выдать замуж.
Маркиз закинул голову назад.
– Выслушайте меня, отец! Меня хотят выдать за человека, которого я не люблю! За низкого, подлого человека! И вас привели сюда, посадили в это кресло, к этому столу, чтобы вы подписали этот гнусный брачный договор… Вот он! Вот, отец, здесь, на столе!
– И не посоветовавшись со мною? – спросил маркиз, взяв договор. – Не спросив меня, согласен я или нет? Разве меня уже считают мертвецом? Неужели они не боятся мертвецов? Ты говоришь, что этот брак для тебя несчастье?
– Вечное! Вечное несчастье! – вскричала Маргарита.
– Ну, так ему не бывать!
– Я дала слово за себя и за тебя. Мы не можем изменить своему слову, – сказала маркиза, чувствуя, что теряет власть над мужем.
– Этому не бывать! – сказал твердо маркиз. – Брак, в котором жена не любит мужа… О, это вещь ужасная! – продолжал он, мрачно сдвинув брови. – Это сводит человека с ума! У меня дело другое… Меня жена… всегда любила… Я помешался совсем не от того…
Адская радость блеснула в глазах маркизы. По ужасу, исказившему лицо мужа, она видела, что рассудок его покидает.
– Это тот самый договор? – спросил маркиз, взяв бумагу и собираясь разорвать ее.