– Алмаза здесь нет, – разочарованно вздохнула Рэчел.
– Нет! – повторила Клара. – Что же придется поискать другие. Может быть, нам посчастливится, и мы увидим больших хламид... Милая Рэчел, нам надо торопиться, чтобы успеть осмотреть еще одну беседку до наступления ночи.
Мисс Оинз посмотрела на подругу с состраданием. Клара выглядела очень уставшей, пот струился по ее лицу, ботинки разорваны, руки покрыты царапинами. Кроме того, солнце почти закатилось, еще немного – и ночь опустится на землю.
Рэчел попыталась убедить подругу поскорее вернуться на ферму Уокера.
– Не говори мне о моей усталости, Рэчел, – недослушала ее Клара, – у меня еще достаточно сил. Не говори мне, чтобы я вернулась, прежде чем удостоверюсь... Я не могу отказаться от последней надежды!
– Прошу тебя, Клара, одумайся! У нас не хватит ни сил, ни времени, чтобы дойти до новой беседки и вернуться к Джону. Вспомни о своей матери! Она с ума сойдет от беспокойства.
– Если ты устала, можешь возвращаться, я тебя не удерживаю. Возьми с собой кого-нибудь из этих австралийцев и отправляйся на ферму Уокера, а я останусь с Волосяной Головой. Прошу тебя только об одном: подождите меня с Джоном хотя бы час. Если через час я не вернусь, возвращайтесь в Дарлинг. Я решилась, и своего решения не изменю. Беспокойство, которое вызовет мое продолжительное отсутствие, не может сравниться с тем огорчением, которое причинят матери мои признания, если я не найду алмаза.
– Неужели ты считаешь меня способной бросить тебя? Я останусь, с тобой, Клара. Мы не расстанемся, что бы ни случилось.
Рэчел поспешила сообщить австралийцу о своем желании немедленно осмотреть еще одну беседку.
Волосяная Голова и его семейство не понимали, зачем эти две девушки непременно хотят продолжать путешествие, но повиновались. Если бы Клара приказала им поджечь заросли, они сделали бы это не колеблясь.
Прежде чем тронуться в путь, Рэчел захотела узнать, в какую сторону они пойдут, и с удовольствием услышала, что значительно приблизятся к ферме Уокера. Этот последний отрезок пути не должен был быть длиннее, чем тот, который они прошли. Мисс Оинз поспешила передать это приятное известие Кларе, которая тут же спросила, маленьких или больших хламид видел там австралиец.
– Больших, Клара, – ответил Волосяная Голова.
– Ну, Бог нам поможет! – прошептала Клара. – Может быть, я наконец-то получу награду за свои труды!
Теперь девушки шли, держась за руки, стараясь поддерживать друг друга. Их снова мучила жажда, да и усталость давала себя знать. К тому же солнце почти закатилось, идти стало гораздо труднее. В сумерках деревья и кусты принимали фантастические очертания, и Кларе чудилось, что за каждым из них притаились отвратительные и грозные чудовища, готовые броситься на них.
Наконец, после многих остановок, они добрались до места, где находилась беседка. Клара оживилась: сейчас она узнает свою участь, сейчас будет положен конец беспокойству, почти столь же болезненному, как и обманутое ожидание. Однако их ждало новое затруднение. Настала ночь, и куст, под который находилась беседка, был почти не виден в сгущавшейся темноте.
Судя по всему, беседка была пуста, а птицы давно спали на соседних деревьях. Клара и Рэчел опустились в изнеможении на землю, не зная, каким образом осмотреть ее. Но Волосяная Голова уже понял, в чем состоит затруднение. По его знаку Проткнутый Нос бесшумно скользнул в заросли, откуда через несколько минут послышался стук его топора. Скоро он вернулся, неся в руках сухие ветви.
– У нас будут факелы! – догадалась Рэчел, радостно захлопав в ладоши.
Она вынула из кармана спички, и несколько факелов запылали, разливая яркий свет. Теперь можно было продолжать поиски.
Австралиец был прав: беседка принадлежала большим хламидам. Или так было в действительности, или свет факелов придавал новый блеск убранству, но эта беседка показалась подругам более украшенной: драгоценности хламид сверкали у входа в нее. Клара и Рэчел сидя на земле, быстро пересмотрели эти блестящие вещицы, но, увы, пропавшего алмаза среди них не было.
Когда Клара убедилась в этом, с ней началась истерика. Она рыдала, каталась по земле, ломала руки и рвала на себе волосы. Испуганная Рэчел, как ни старалась, не могла ее успокоить.
– Оставьте меня! – кричала Клара. – Возвращайся в Дарлинг, я хочу умереть здесь. Скажи моей матери, что я заблудилась в пустыне, что меня укусила черная змея. Я никогда не осмелюсь сказать ей правду... Я обречена на несчастья и предпочитаю умереть.
Однако отчаяние ее было слишком бурным для того, чтобы долго продолжаться. Мисс Оинз дала пройти первой вспышке и, взяв Клару за руку, попыталась образумить ее. Она говорила о том, что надо доверять матери и друзьям, о Боге, запрещавшем предаваться отчаянию и спасающем бедных смертных в самых безвыходных ситуациях. Мало-помалу ее спокойный, вкрадчивый голос нашел наконец дорогу к сердцу Клары. Она перестала рыдать и стала понемногу успокаиваться.
На протяжении этой сцены австралийцы, сгрудившись вокруг девушек и воткнув в песок зажженные факелы, с изумлением смотрели на них. В эту минуту тишина в пустыне показалась Рэчел зловещей.
Наконец Клара, утерев слезы, сказала разбитым голосом:
– Извини меня, Рэчел, наверное, я кажусь тебе сумасшедшей, но когда ты все узнаешь, то поймешь мое отчаяние... – После непродолжительного молчания она прибавила: – Нам нечего больше делать здесь, вернемся скорее к тому месту, где нас ждет шарабан... Не следует забывать, что ты не имеешь таких причин, как я, опасаться нашего возвращения в Дарлинг.
– Может быть, и не следовало бы в такой темноте идти, – вздохнула Рэчел. – Однако не ночевать же нам здесь!
Клара поднялась на ноги с помощью своей подруги. Голова у нее кружилась, но она собралась с силами и сказала, что готова идти.
На вопрос Рэчел австралиец, как и раньше, ответил, что идти придется недолго, но она опасалась, что этот переход мог оказаться не по силам Кларе, притом возвращение в темноте через заросли было гораздо более трудным и медленным. Однако другого выхода не оставалось, и скоро отряд пустился в путь при красноватом свете факелов.
Австралийцы, казалось, с нетерпением желали побыстрее закончить эту длинную прогулку. Для этих детей природы сон становится необходимой потребностью, как только заходит солнце, им давно хотелось лечь на свое ложе из мха, в хижине из древесной коры. Не понимая ничего в поведении девушек, вверившихся их защите, они не могли сочувствовать огорчениям Клары. Только Проткнутый Нос, по-видимому, смутно догадывался об истине и украдкой наблюдал за девушкой, как будто придумывал средство помочь ее горю.
XVI
ФЕРМА УОКЕРА
Маленькому отряду понадобилось не менее двух часов, чтобы пройти две мили. Наконец он достиг ложа высохшего ручья.
Утопавшую в тишине равнину освещала луна. После удушливого, обжигающего воздуха пустыни здесь, казалось, он напоен свежестью и прохладой.
Девушки, приободрившись, ускорили шаг. Самое трудное уже позади, и они без страха думали о необходимости провести ночь на ферме под защитой верного Джона. Однако каково же было их удивление и беспокойство, когда, достигнув того места, где они оставили негра, не нашли ни его, ни шарабана.
Рэчел сначала подумала, что Волосяная Голова ошибся и что это не ферма Уокера, но он указал ей на знакомый древовидный папоротник, возле которого Джон остановил шарабан всего несколько часов назад. Куда же он мог деться? Мисс Оинз решила, что слуга спит где-нибудь под кустом. Она начала громко звать его, ожидая увидеть его в смущении от своей беспечности, но кусты не шевелились, ничей голос не отвечал ей.
Беспокойство все больше овладевало Рэчел.
– Что случилось с Джоном? – вскрикнула она.
– Неужели он нас бросил? – спросила Клара.
– Джон не мог этого сделать. Я убеждена в его преданности и знаю, что никогда добровольно... Но где же может он быть?
Австралийцы также были удивлены исчезновением Джона. Если бы дело происходило днем, то они очень скоро отыскали бы след шарабана и узнали бы, куда отправился Джон. Даже сейчас, несмотря на темноту, они осматривали, светя факелами, песок и траву, и Клара приметила, что при этом Волосяная Голова все чаще поглядывал в сторону фермы. Посмотрев туда, она вздрогнула, увидев в одном из строений свет.
– Рэчел, – сказала она, – посмотри, там, наверное, кто-то есть.
– В самом деле, – с удивлением ответила Рэчел. – Но я уверена, что там не может быть Уокера, потому что он два дня провел в Дарлинге, отправляясь в Мельбурн, а стадо приказал перегнать подальше, где еще осталась вода и трава погуще.
– Значит, это Джон, выведенный из терпения нашим продолжительным отсутствием, отправился туда спать.
– Не думаю, чтобы Джон решился на это. Вспомни, что он нам говорил сегодня о пастухе Берли!
– Но если Уокер приказал перегнать стадо, Берли отсутствует... – Клара помолчала. – Рэчел, почему бы нам не сходить на ферму и не спросить о Джоне, а может быть, даже попроситься переночевать?
Мисс Оинз некоторое время молчала, о чем-то думая.
– Не знаю почему, – наконец ответила она, – но я предпочла бы попросить гостеприимства у Волосяной Головы.
– Его селение далеко отсюда, Рэчел, и опять придется продираться через эти заросли... Но чего ты боишься?
– Сама не знаю. Я почему-то вспомнила об этих подозрительных всадниках, которых заметил Джон, когда мы отправлялись в пустыню. Не лучше ли...
Рэчел замолчала, увидев, что австралийцы испуганно сбились в тесную группу. В следующий миг из темноты появился какой-то человек, одетый по-европейски, с хлыстом в руке.
– А, мои хорошенькие мисс, вы наконец вернулись с вашей ловли за бабочками? – иронично произнес он. – Молодым девушкам не следует так поздно прогуливаться одним.
Рэчел узнала свирепого пастуха, однако ответила, стараясь не обнаружить своего страха:
– Это вы, мистер Берли? А я думала, что ферма пуста и что вы отвели ваше стадо на север. Во всяком случае, мистер Уокер, верно, еще не вернулся из Мельбурна?
– Вы об этом знаете? – удивился Берли. – В самом деле, он еще не вернулся, но я заменяю его здесь. Пройдемте же в дом, мисс, вы будете хорошо приняты.
Это приглашение, сделанное насмешливым и фамильярным тоном, усилило опасения девушек.
– Благодарю вас, мистер Берли, – ответила Рэчел, – но мы не намерены останавливаться у вас. Ночь светлая, и мы хотим ехать в Дарлинг, где наше отсутствие, без сомнения, беспокоит наших родных. Но не можете ли вы сказать мне, где мой слуга Джон?
– Где же ему быть, как не на ферме? Разве можно было оставить несчастного негра печься на солнце? Вы найдете его в доме со стаканом грога и с трубкой. А лошадь я отвел на пастбище, где еще осталась кое-какая трава... Пойдемте же, вы увидите Джона, а потом уедете, если захотите.
– Нет, спасибо, – отказалась Рэчел. – Я вас прошу только сказать моему слуге, что мы его ждем.
Берли нахмурился.
– Вы, кажется, не доверяете мне, мои хорошенькие мисс?
– Мы просто ужасно устали, – сказала Клара, – и подождем Джона здесь вместе с этими бедными австралийцами, верность и преданность которых нам известна.
– С этими австралийцами? – повторил Берли, как будто только заметив их присутствие. – За каким чертом они пришли сюда? Ну, убирайтесь скорее, – прибавил он, обернувшись к ним и взмахнув бичом. – Вы должны, однако, знать, с кем имеете дело!
Волосяная Голова и его семья, видимо, ожидали такое окончание этому свиданию, потому что отошли на почтительное расстояние от разговаривающих. При угрожающем движении Берли они бросились врассыпную, крича:
– Клара! Рэчел! Злые белые, злые!
Девушки звали их, просили вернуться, но испуганные хлопаньем страшного бича австралийцы исчезли в темноте.
– Ну вот и прекрасно, – заключил Берли. – Эти негодяи меня знают, и мне не нужно пускаться в длинные речи. Ну, милые мисс, пойдете ли вы теперь со мной?
– Не пойдем, – решительно ответила Рэчел. – Я буду жаловаться на ваше обращение с нами мистеру Уокеру.
– Да-да, мы будем жаловаться, – повторила Клара, ободренная твердостью подруги.
Берли пожал плечами.
– Хорошо, – сказал он, усмехнувшись, – мы поговорим об этом с Уокером, если встретимся когда-нибудь... А пока вы пойдете на ферму.
– Уж не намерены ли вы употребить силу? – холодно осведомилась Рэчел.
– Смею заметить, мисс, что вы не в мельбурнской гостиной, в обществе изящных джентльменов, только что приехавших из Старого Света.
Подругам пришла в голову одна и та же мысль: бежать в пустыню, где они могли найти убежище у австралийцев. Однако они понимали, что не сделают и десяти шагов, как Берли их поймает.
– Ну, решитесь ли вы наконец? – продолжал Берли. – Вы нужна на ферме, вы должны сейчас же идти туда, слышите?
Он приблизился, намереваясь схватить их за руки. Клара отшатнулась.
– Не дотрагивайтесь до меня! – закричала она. – Мы пойдем с вами.
Рэчел тоже поняла, что побег и сопротивление невозможны.
– Я согласна, – сказала она. – Но помните, что мой отец и мистер Денисон, дарлингский судья, сумеют строго наказать вас, если вы дурно обойдетесь с нами... Мы пойдем к Джону и узнаем, почему он ослушался моих приказаний.
– Вот это хорошо, – кивнул Берли. – Вы наконец образумились... Ну, ступайте вперед, мои милые девицы. Обещаю, что вам не причинят никакого вреда, если вы будете послушны.
Между тем не все австралийцы бежали от Берли. Проткнутый Нос, вместо того чтобы вернуться в пустыню вместе с другими, спрятался за куст, оттуда следил за бедными пленницами. Когда они направились к ферме, он последовал за ними.
Когда девушки миновали загон для овец, Клара заметила стоявшего неподвижно на дороге человека и вздрогнула от необъяснимого ужаса. Он поглядел на них пристально и сказал пастуху по-испански:
– Эге, Берли, вы поймали наконец этих хорошеньких лесных птичек? Я начинал бояться, что они улетят совсем, что не уменьшило бы, конечно, наших затруднений.
– Сеньор, я же вам говорил, что они привязаны за лапки и что мы успеем посадить их в клетку.
Клара и Рэчел не понимали, о чем они говорят, но Берли, заметив, что они остановились, сказал им, переходя на английский:
– Ну, чего же вы ждете, мои юные гостьи? Идите же! Этот джентльмен – мой друг.
Незнакомец спросил:
– Вы знаете, Берли, что одна из этих девушек – дочь Оинза, дарлингского землемера, а другая – единственная дочь Бриссо, моего бывшего хозяина, и невеста судьи Ричарда Денисона?
– Знаю ли я, сеньор Фернанд? Разве вы не слыхали, как негр хвалился именами их родителей? Притом я сам знаю их обеих: они приезжали сюда две недели назад вместе с женой Бриссо, с Оинзом и самим судьей.
– Ну, Бог даст, – сказал Фернанд (это действительно был бывший приказчик Бриссо), – мы с их помощью сумеем выпутаться из беды, в которую попали.
Поскольку они опять перешли на испанский, пленницы не могли понять этого разговора, но они чувствовали, что попали в засаду, а мрачные взгляды мужчин подтверждали их опасения. Однако Клара была поражена, услышав имя Фернанда, поскольку знала, что так звали одного из приказчиков ее отца. Поэтому она намеревалась обратиться к нему с просьбой о покровительстве и придумывала, как поговорить с ним наедине, когда они наконец дошли до фермы Уокера.
Эта ферма состояла из нескольких строений. Одно из них, самое большое, служило жилищем хозяину, другие предназначались для амбаров или прислуги. Во дворе девушки заметили свой шарабан; лошадь, без сомнения, поместили в загородку, где еще несколько животных щипали траву.
Из главного строения доносился шум, узкое окно было освещено. Берли открыл дверь и ввел Рэчел и Клару в небольшую комнату, обставленную по-европейски.
Пол в ней был, однако, земляной, а стены, на которых висели ружья, охотничьи и рыболовные снасти, были покрыты вместо обоев китайскими и новозеландскими циновками.
В комнате горело множество свечей, в камине, где жарился почти целый баран, пылал огонь. Шесть человек, весьма неприятной наружности и в поношенной одежде, сидели вокруг стола, куря сигары и попивая грог. От табачного дыма, сильного запаха спиртного и бараньего жира в воздухе стоял смрад.
Рэчел и Клара, переступив порог, замерли в испуге при виде этой картины и чувствуя на себе бесстыдные взгляды. Мужчины принялись о чем-то расспрашивать Берли и Фернанда, и их хриплые, пьяные, пронзительные голоса еще больше напугали девушек.
Наконец высокий мужчина с черной бородой, который, завернувшись в какие-то лохмотья, сидел в мягком кресле, повелительным жестом заставил замолчать остальных. Закурив сигару, он сказал Фернанду:
– Чудесная добыча! Но которая из этих двух дочь землемера?
– Гуцман, спросите лучше у Берли, – ответил тот. – Я и ту и другую вижу в первый раз...
Берли указал на мисс Оинз.
– Итак, – продолжал Гуцман, пристально глядя на Клару, – другая – дочь Бриссо? Пока она останется в нашем обществе, я беру на себя обязанность караулить ее. Я должен поквитаться с ее отцом за то, что он убил нашего храброго Альвареса, который придумал воспользоваться пороховым бочонком. Бедный Альварес, он заслуживал лучшей участи!
– Я уже вам говорил, Гуцман, – возразил Фернанд, – что Альвареса застрелил не Бриссо, а другой, француз Мартиньи, тот, кого вы называете человеком с алмазом. И я нахожу, что Мартиньи хорошо сделал, убив его. Не гнусно ли было предпринять такую штуку, когда я находился в магазине – я, ваш друг, – не предупредив меня об опасности?
– Вы тогда еще не решились перейти на нашу сторону, – возразил Гуцман. – Только после смерти Альвареса вы поняли наконец-то, на что мы способны. Жаль, конечно, что все вышло дурно и нам не достались богатства, на которые мы рассчитывали. Впрочем, – прибавил он небрежно, – удача, кажется, возвращается к нам, и мы можем поблагодарить судьбу за то, что она так кстати прислала к нам этих сеньорит.
Шайка Гуцмана, так жестоко расправившегося с Бриссо и Мартиньи, вынуждена была бежать с приисков. Бандиты намеревались скрыться в пустыне, если за ними будет погоня, но на свое счастье встретили Джона, ожидавшего свою хозяйку на берегу ручья. Узнав от него о присутствии неподалеку от фермы Клары и Рэчел, они задумали захватить их, и теперь им это удалось.
Пленницы не подозревали, что находятся среди своих врагов. Конечно, лохмотья, заменявшие одежду этим людям, и их зловещие физиономии внушали девушкам страх, но небрежность в одежде и грубость в обращении были свойственны золотоискателям.
Рэчел, собравшись с духом и гордо выпрямившись, спросила:
– Могу я узнать, господа, зачем нас привели сюда против нашей воли? Мы подданные королевы и, без сомнения, джентльмены, какими кажетесь вы, не осмелятся забыть об этом.
Слова мисс Оинз были встречены хохотом.
Она не смутилась и продолжала:
– Могу я по крайней мере узнать, господа, где мой слуга Джон и имеете ли вы намерение вернуть лошадь и шарабан, в котором мы должны вернуться в Дарлинг?
– Слуга ваш, – ответил Гуцман на дурном английском, – лежит под этой скамейкой. Возьмите его, если можете.