"Умирая, томлюсь о бессмертье…"
Умирая, томлюсь о бессмертье.
Низко облако пыльной мглы…
Пусть хоть голые красные черти,
Пусть хоть чан зловонной смолы.Приползайте ко мне, лукавьте,
Угрозы из ветхих книг,
Только память вы мне оставьте,
Только память в последний миг.Чтоб в томительной веренице
Не чужим показался ты,
Я готова платить сторицей
За улыбки и за мечты.Смертный час, наклонясь, напоит
Прозрачною сулемой.
А люди придут, зароют
Мое тело и голос мой.1912
"Ты письмо мое, милый, не комкай…"
Ты письмо мое, милый, не комкай.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
И уже не монашенка я –В этом сером, будничном платье,
На стоптанных каблуках…
Но, как прежде, жгуче объятье,
Тот же страх в огромных глазах.Ты письмо мое, милый, не комкай,
Не плачь о заветной лжи,
Ты его в твоей бедной котомке
На самое дно положи.1912
Исповедь
Умолк простивший мне грехи.
Лиловый сумрак гасит свечи,
И темная епитрахиль
Накрыла голову и плечи.Не тот ли голос: "Дева! встань…"
Удары сердца чаще, чаще,
Прикосновение сквозь ткань
Руки, рассеянно крестящей.1911. Царское Село
"В ремешках пенал и книги были…"
Н. Г.<умилеву>
В ремешках пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый.
Только, ставши лебедем надменным,
Изменился серый лебеденок.
А на жизнь мою лучом нетленным
Грусть легла, и голос мой незвонок.1912. Царское Село
"Со дня Купальницы-Аграфены…"
Со дня Купальницы-Аграфены
Малиновый платок хранит.
Молчит, а ликует, как царь Давид.
В морозной келье белы стены,
И с ним никто не говорит.Приду и стану на порог,
Скажу: "Отдай мне мой платок!"Осень. 1913
"Я с тобой не стану пить вино…"
Я с тобой не стану пить вино,
Оттого, что ты мальчишка озорной.
Знаю я – у вас заведено
С кем попало целоваться под луной.А у нас – тишь да гладь,
Божья благодать.А у нас – светлых глаз
Нет приказу подымать.1913
"Вечерние часы перед столом…"
Вечерние часы перед столом.
Непоправимо белая страница.
Мимоза пахнет Ниццей и теплом.
В луче луны летит большая птица.И, туго косы на ночь заплетая,
Как будто завтра нужны будут косы,
В окно гляжу я, больше не грустя,
На море, на песчаные откосы.Какую власть имеет человек,
Который даже нежности не просит!
Я не могу поднять усталых век,
Когда мое он имя произносит.1913
"Будешь жить, не зная лиха…"
Будешь жить, не зная лиха,
Править и судить,
Со своей подругой тихой
Сыновей растить.И во всем тебе удача,
Ото всех почет,
Ты не знай, что я от плача
Дням теряю счет.Много нас таких бездомных,
Сила наша в том,
Что для нас, слепых и темных,
Светел божий дом,И для нас, склоненных долу,
Алтари горят,
Наши к божьему престолу
Голоса летят.1915
"Как вплелась в мои темные косы…"
Как вплелась в мои темные косы
Серебристая нежная прядь, –
Только ты, соловей безголосый,
Эту муку сумеешь понять.Чутким ухом далекое слышишь
И на тонкие ветки ракит,
Весь нахохлившись, смотришь – не дышишь.
Если песня чужая звучит.А еще так недавно, недавно
Замирали вокруг тополя,
И звенела и пела отравно
Несказанная радость твоя.1912
"Я пришла тебя сменить, сестра…"
"Я пришла тебя сменить, сестра,
У лесного, у высокого костра.Поседели твои волосы. Глаза
Замутила, затуманила слеза.Ты уже не понимаешь пенья птиц,
Ты ни звезд не замечаешь, ни зарниц.И давно удары бубна не слышны,
А я знаю, ты боишься тишины.Я пришла тебя сменить, сестра,
У лесного, у высокого костра","Ты пришла меня похоронить.
Где же заступ твой, где лопата?
Только флейта в руках твоих.
Я не буду тебя винить,
Разве жаль, что давно, когда-то,
Навсегда мой голос затих.Мои одежды надень,
Позабудь о моей тревоге,
Дай ветру кудрями играть.
Ты пахнешь, как пахнет сирень,
А пришла по трудной дороге,
Чтобы здесь озаренной стать".И одна ушла, уступая,
Уступая место другой.
И неверно брела, как слепая,
Незнакомой узкой тропой.И все чудилось ей, что пламя
Близко… бубен держит рука.
И она как белое знамя,
И она как свет маяка.1912
Стихи о Петербурге
1. "Вновь Исакий в облаченье…"
Вновь Исакий в облаченье
Из литого серебра.
Стынет в грозном нетерпенье
Конь Великого Петра.Ветер душный и суровый
С черных труб сметает гарь…
Ах! своей столицей новой
Недоволен государь.1913
2. "Сердце бьется ровно, мерно…"
Сердце бьется ровно, мерно.
Что мне долгие года!
Ведь под аркой на Галерной
Наши тени навсегда.Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним садом
Месяц розовый воскрес, –Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Вся любовь утолена.Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, –
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.1913
"Знаю, знаю – снова лыжи…"
Знаю, знаю – снова лыжи
Сухо заскрипят.
В синем небе месяц рыжий,
Луг так сладостно покат.Во дворце горят окошки,
Тишиной удалены.
Ни тропинки, ни дорожки,
Только проруби темны.Ива, дерево русалок,
Не мешай мне на пути!
В снежных ветках черных галок,
Черных галок приюти.1913
Венеция
Золотая голубятня у воды,
Ласковой и млеюще-зеленой;
Заметает ветерок соленый
Черных лодок узкие следы.Сколько нежных, странных лиц в толпе.
В каждой лавке яркие игрушки:
С книгой лев на вышитой подушке,
С книгой лев на мраморном столбе.Как на древнем, выцветшем холсте,
Стынет небо тускло-голубое…
Но не тесно в этой тесноте
И не душно в сырости и зное.1912
"Протертый коврик под иконой…"
Протертый коврик под иконой,
В прохладной комнате темно,
И густо плющ темно-зеленый
Завил широкое окно.От роз струится запах сладкий,
Трещит лампадка, чуть горя.
Пестро расписаны укладки
Рукой любовной кустаря.И у окна белеют пяльцы…
Твой профиль тонок и жесток.
Ты зацелованные пальцы
Брезгливо прячешь под платок.А сердцу стало страшно биться,
Такая в нем теперь тоска…
И в косах спутанных таится
Чуть слышный запах табака.1912
Гость
Все как раньше: в окна столовой
Бьется мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.Я спросила: "Чего ты хочешь?"
Он сказал: "Быть с тобой в аду".
Я смеялась: "Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду".Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
"Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты".И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни одни не двинулся мускул
Просветленно-злого лица.О, я знаю: его отрада –
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.1 января 1914
"Я пришла к поэту в гости…"
Александру Блоку
Я пришла к поэту в гости.
Ровно в полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
А за окнами морозИ малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом…
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня!У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен;
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.Январь 1914
"Простишь ли мне эти ноябрьские дни?.."
Простишь ли мне эти ноябрьские дни?
В каналах приневских дрожат огни.
Трагической осени скудны убранства.Ноябрь 1913
Примечания
Смятение
Душевное состояние героини ахматовских стихов совпадает с состоянием героя стихотворения 1907 г. А. Блока "Смятение" ("Мы ли – пляшущие тени?.."). См. об этом в статье В. А. Черных "Блоковская легенда в творчестве Анны Ахматовой" (Серебряный век в России). Автор статьи делает вывод о наличии блоковской "любовной" темы в раннем творчестве Ахматовой и, в частности, в сб. "Четки". Действительно, система образов и настроений в поэзии этого периода отражает напряженную "любовную" коллизию 1913 – нач. 1914 гг., связанную в судьбе Ахматовой с несколькими адресатами. В 1913 г. она знакомится с Н. В. Недоброво – поэтом, литературным критиком, 8 февраля 1914 г. или ранее в 1913 г. – с А. С. Лурье – талантливым музыкантом-модернистом. Оба были увлечены Анной Ахматовой, к обоим, хотя и по-разному, испытывала влечение она. По-прежнему сложными оставались отношения с мужем, Н. С. Гумилевым, в которых дружеское равноправие свободных личностей сменялось противоборчеством и почти враждой. Легкий оттенок чувственности появился в стихах, посвященных М. И. Лозинскому, с которым Ахматова была знакома с 1911 г. ("Не будем пить из одного стакана…"). И, разумеется, в лирической теме "Четок" отразились два самоубийства – Всеволода Гаврииловича Князева (1891–1913) – 29 марта (умер 5 апреля) 1913 г. и Михаила Александровича Линдерберга – 23 декабря 1911 г. Оба самоубийства были "романтическими", связанными с любовными "многоугольниками", в один из которых входила О. А. Глебова-Судейкина, в другой – Ахматова. "Блоковская тема" "Четок" существует; она не сводится только к стихотворению "Я пришла к поэту в гости…" (январь 1914), но данных для точной адресации Блоку других стихотворений "Четок" недостаточно.
Прогулка
Написанное в мае 1913 г., стихотворение, возможно, является воспоминанием о мае, проведенном Ахматовой в Париже в 1910 и 1911 гг. Современные авторы книг об Ахматовой и Модильяни связывают это стихотворение с образом Модильяни в стихах Ахматовой 1910–1913 гг. См. об этом в книге Б. Носика "Анна и Амедео". С. 116.
"Все мы бражники здесь, блудницы…"
"Бродячая собака" – литературно-артистическое кабаре (открылось 31 декабря 1911 г.) излюбленное место встреч, выступлений и литературных вечером, в которых принимали участие Ахматова и ее друзья – поэты, артисты, художники. Находилось в Петербурге, на Михайловской площади, во втором дворе дома №5. Официально "Бродячую собаку" закрыли 3 марта 1915 г. – по одной из версий, за торговлю вином в условиях "сухого закона", по другой – после скандального выступления В. Маяковского 11 февраля 1915 г. с чтением стихотворения "Вам" (см. об этом в кн.: Крученых А. Наш выход. К истории русского футуризма. М., 1996. С. 62 и 216).
В 1960-е годы, намереваясь включить это стихотворение в кн. "Бег времени", Ахматова предполагала изменить первую строку на "Все мы вышли из небылицы…", однако, по-видимому, этого не потребовалось, и стихотворение вошло в книгу в первоначальной редакции.
"Все мы бражники…" – стихи скучающей капризной девочки, а не описание разврата, как принято думать теперь… – АА "Автобиографическая проза".
"…И на ступеньки встретить…"
Сандрильона – героиня сказки французского писателя Шарля Перро (1628–1703), в русском переводе "Золушка".
"Безвольно пощады просят…"
Короткое, звонкое имя – Некоторые исследователи полагали, что стихотворение обращено к А. А. Блоку, но на экземпляре сборника стихов 1958 г., подаренного Ахматовой близкой подруге В. С. Срезневской, оно имеет посвящение: С. С., т.е. Сергею Судейкину.
Сергей Юрьевич Судейкин (1882–1946) – художник. Ахматова была дружна с ним, ему принадлежит ранний портрет Ахматовой, которым в 1965 г. она планировала иллюстрировать раздел "Вечер" в "парадном" итоговом собрании своих стихов. В РТ <рабочая тетрадь>114 есть рассказ Ахматовой:
"Мой рисунок Судейкина, кот<орый> всегда висел в кабинете М<ихаила> Л<еонидовича Лозинского>, возник так. Я пришла с Судейкиным в редакцию "Аполлона". К Лозинскому, конечно. (У Мако я никогда не была). Села на диван. С<ергей> Ю<рьевич> нарисовал меня на бланке "Ап<оллона>" и подарил Мих<аилу> Леонид<овичу>".
"В последний раз мы встретились тогда…"
Существует несколько предположений относительно адресата стихотворения. Возможно присоединение этого стихотворения к "блоковскому" циклу Ахматовой. М. М. Кралин связывает стихотворение с опубликованным в 1913 г. поэтическим описание Ахматовой в стихотворении поэта-царскосела В. А. Комаровского "Видел тебя красивой лишь раз. Как дымное мое…".