- Отнюдь, больше о нем не было ни слуху ни духу, - сказал Бошан. - Исчез он так же внезапно, как и появился, - словно метеор. Жаль, он был такой романтической личностью, что я даже намеревался заказать ему несколько романов-фельетонов в духе Александра Дюма. У него, надеюсь, нашлось бы достаточно материала.
- Простите, господа! - вмешался в разговор уже упомянутый пятый молодой человек. - Вам угодно знать, где встретил смерть граф Монте-Кристо?
- Может быть, вы располагаете сведениями на этот счет, господин де Лупер? - осведомился Шато-Рено.
- Пожалуй! - ответил новый собеседник. - Я слышал, что некоторое время назад некий человек взобрался на римский Капитолий, произнес речь, обращенную к народу, а затем в пламени вознесся на небо. Можно не сомневаться, это был граф Монте-Кристо.
- Конечно! - подхватил шутку Бошан. - И это, вероятно, было самовозгорание.
- Несомненно! - с иронией заметил де Лупер. - Ведь граф буквально светился, ибо обладал одними только блестящими качествами.
- Так вы знали его, юный Ротшильд? - спросил Дебрэ.
- Я мельком видел его в Париже, - продолжал Лупер в том же легкомысленном тоне. - И мне непонятно, как такой человек мог произвести впечатление на просвещенных парижан.
- Это верно, - согласился Шато-Рено. - Мы все, пожалуй, поддались тогда на эту мистификацию.
- А я вряд ли соглашусь с вами, - возразил д’Эпине немного серьезнее. - Что ни говорите, граф был незаурядной личностью.
- Тут я поддерживаю вас, - заверил его Бошан. - Достаточно вспомнить, как он погубил старого Морсера. Голову даю на отсечение, именно граф был виновником той сцены, что разыгралась в Палате пэров и повлекла за собой смерть генерала. Удивительное было время.
- Дом на Елисейских Полях, который граф тогда занимал, еще стоит, - добавил Дебрэ. - Он подарил особняк Моррелю, и тот жил там некоторое время.
- А Моррель действительно в заключении? - допытывался д’Эпине. - Но ведь среди тех, кому официально предъявлено обвинение, его нет.
- Верно, суду Палаты пэров его не предавали, - сказал Бошан, - но в последнее время режим его содержания в тюрьме стал, говорят, более строгим. Я слышал, что ему не разрешают свиданий с женой.
- Готов подтвердить это, - присоединился к Бошану Дебрэ. - Я читал прошения по этому поводу, направленные его женой министру и королю.
- Выходит, Валентина осталась жива и вышла замуж за Морреля, - задумчиво пробормотал Франц д’Эпине.
- Вы все еще не потеряли к ней интереса? - спросил дипломат. - Радуйтесь, д’Эпине! Во всяком случае, уже тогда она любила своего капитана. Вы никогда не были бы с ней счастливы.
- Это правда, - согласился д’Эпине. - А Вильфор, как я слышал, сошел с ума. Его уже нет в живых?
- Не могу вам сказать, - ответил журналист. - Он исчез так же, как и его сын, князь Кавальканти. Ни о том, ни о другом ничего больше не слышно.
- Как? - вскричал д’Эпине. - Этот подлый преступник ускользнул от наказания? Он же беглый каторжник, убийца - и правосудие его не покарало?
- Ну, я тоже не знаю всех обстоятельств этого дела, - вмешался в разговор Дебрэ. - Но, насколько мне известно, Доказать его причастность к убийству не удалось. Граф Монте-Кристо, единственный свидетель против него, к тому времени уже исчез.
- Исчез после того, как он - все полагали - указал убийцу, - дополнил сказанное Шато-Рено.
- Весьма запутанная история, - сказал д’Эпине. - Кто же была мать этого человека?
Никто не ответил. Бошан, показав глазами на отвернувшегося в это время Дебрэ, приложил палец к губам - вероятно, чтобы дать знак д’Эпине. Тот понял намек.
- Выходит, имени де Вильфора оказалось достаточно, чтобы дать преступнику ускользнуть? - спросил он затем.
- Похоже на то, хотя с полной уверенностью сказать трудно, - ответил Бошан. - Несомненно лишь одно: лжекнязь Кавальканти, в прошлом каторжник Бенедетто, избежал наказания и, похоже, даже улизнул. Возможно, из-за отсутствия улик.
- И все-таки, - продолжал д’Эпине со вздохом, - прежде всего меня интересует судьба Морсера. Кажется, все семейство вымерло, исчезло с лица земли. Загадочная судьба!
Вся компания погрузилась в задумчивость, за исключением одного человека, который по-прежнему хранил ледяную холодность. Это был де Лупер, следивший за выражением лиц своих собеседников.
Между тем игра за другим столом возобновилась. Молодые люди перешли туда и приняли участие в игре. Лишь барон и журналист остались на прежнем месте.
- Кто такой этот барон де Лупер? - спросил д’Эпине. - Прежде я никогда о нем не слышал.
- Я тоже мало что знаю о нем, - ответил Бошан. - Он начал появляться в свете примерно год назад. Я слышал, он из провинции и почти полностью спустил в Париже свое состояние. А с тем немногим, что у него осталось, он принялся испытывать судьбу, играя на бирже.
- Ах вот оно что! Обратите внимание, он носит парик, хотя выглядит еще довольно молодо!
- Действительно, я только сейчас заметил, - вполголоса сказал Бошан. - Эти прекрасные черные волосы - фальшивые! Они слишком контрастируют с красноватым цветом лица. А взгляните на того мексиканца! Вот у кого волосы настоящие! А что за локоны! И какой цвет лица! Что значит южная кровь!
- В самом деле, прекрасный молодой человек! Кто он? По-французски говорит бегло, но с иностранным акцентом.
- Я ведь сказал вам, он мексиканец, из Калифорнии. Его зовут дон Лотарио де Толедо. Он путешествует, стремясь то ли истратить свои капиталы, то ли получить образование. В сущности, это одно и то же. Он прибыл в Париж примерно три месяца назад и сразу же был принят в лучших семействах. Весьма приветливый, простодушный юноша. С первых же слов ясно, что в столице он впервые. Но здесь таких любят. У женщин он пользуется бешеным успехом. Должно быть, у него водятся деньги - этот Лупер так и вертится около него.
- Тем хуже для молодого человека! Но что поделаешь, каждому приходится учиться! - заметил д’Эпине. - Впрочем, пойдемте отсюда, Бошан, здесь скучно.
- Я уже обещал Шато-Рено отправиться вместе с ним - нужно держать свое слово, - возразил журналист.
Друзья обменялись рукопожатием, после чего д’Эпине удалился, а Бошан подошел к игорному столу.
Игра между тем оживилась: были сделаны высокие ставки. Счастье улыбалось дону Лотарио - золото так и текло к нему. Лупер был в проигрыше и посматривал на молодого испанца с тайной завистью. Он занял у него денег, которые Лотарио ссудил ему с величайшей готовностью. Барон проиграл и эти деньги. Неожиданно Фортуна изменила и дону Лотарио, и через каких-нибудь четверть часа оба остались с пустыми карманами. На этот раз везло Шато-Рено и Дебрэ.
Наконец собравшиеся вознамерились покинуть Пале-Рояль. Лупер был явно не в духе, а Лотарио, похоже, не слишком печалился из-за своего проигрыша, который, впрочем, оказался невелик.
- Черт возьми, господа, вам известно, что я остался без гроша? - воскликнул Лупер с наигранным смешком.
- Вы шутите! Человек вроде вас, ежедневно ворочающий на бирже тысячами, - и без гроша? - фыркнул Шато-Рено.
- Нет, нет, какие шутки! - продолжал барон. - Вы не одолжите мне десять тысяч франков до завтрашнего вечера, граф?
На тонком, истинно аристократическом лице графа мелькнула презрительная усмешка. Он пожал плечами.
- Простите меня, барон, - ответил он любезно, но с нескрываемой иронией, - но я не имею привычки давать из выигрыша в долг. Еще мой отец, мой дед, мои предки никогда этого не делали. Такова семейная традиция. Иначе на следующий же вечер будешь в проигрыше.
- Весьма похвальная традиция! - засмеялся Бошан. - Пожалуй, я заимствую ее и завещаю своим детям и внукам.
- Тогда вы, господин секретарь, помогите мне выбраться из этого затруднительного положения! - обратился Лупер к Дебрэ.
- Пардон, - ответил тот столь же учтиво, что и Шато-Рено, - в другой раз я непременно окажу вам эту услугу. К сожалению, завтра я должен оплатить разницу на бирже. Надеюсь, это не станет причиной недоразумений между нами. Для этого сумма, которую вы просите, слишком мала.
В его отказе также сквозила откровенная насмешка. Лупер, очевидно, почувствовал это и закусил губу. Потом перевел взгляд на Лотарио, но, вероятно, решил, что на него можно положиться, и промолчал.
Компания расходилась. Дебрэ, Шато-Рено и Бошан ушли втроем.
- Должно быть, этот Лупер здесь в последний раз, - заметил граф. - Я о нем очень невысокого мнения.
- И я к вам присоединяюсь, - констатировал Дебрэ. - А что вы скажете о доне Лотарио?
- По-моему, он честный, достойный юноша, - отметил Бошан. - Нам следует предостеречь его от Лупера. Почему этот барон так увивается вокруг него. Он иностранец, в Париже новичок. Лупер его разорит!
- Разве у дона Лотарио не было рекомендации к аббату Лагиде? - спросил Шато-Рено.
- Больше того, это основная его рекомендация, - ответил Бошан. - Поэтому именно за него можно ручаться. Мне еще не приходилось слышать, чтобы аббат Лагиде протежировал подозрительному человеку.
- Это правда, - согласился Дебрэ. - И как я слышал, молодой человек наведывается к аббату довольно часто. Нужно сказать Лагиде, чтобы он предостерег юношу от Лупера и ему подобных.
Тем временем оба, дон Лотарио и Лупер, не ведая о том, что о них говорят, молча шли рядом, направляясь на левый берег Сены, где поселился молодой испанец. Было уже за полночь. На улицах ни души. Дон Лотарио насвистывал какую-то мелодию и курил сигару. Лупер мрачно шел рядом, сжав кулаки.
- Лотарио, - прервал он молчание, - вы должны ссудить мне до завтрашнего вечера десять тысяч франков.
- Думаю, что не смогу этого сделать, - простодушно ответил испанец.
- Черт побери, и вы увиливаете! - вспылил барон. - Вы должны дать мне денег.
- Но, любезный друг, сперва надо обдумать, могу ли я себе это позволить! - несколько раздраженно ответил дон Лотарио. - Сегодня я проиграл сумму, которой мне должно было хватить до конца месяца. Дома у меня примерно четыре тысячи франков. На эти деньги мне жить в Париже. Я не могу еще раз идти к своему банкиру. Я и так уже потратил здесь гораздо больше, чем следовало. Из-за вас мне пришлось бы отказаться от своих планов и снова требовать денег. Честно говоря, это мне будет нелегко.
- Ну что же! Больше я у вас просить не стану! Между нами все кончено! Прощайте, дон Лотарио!
Однако высокомерный тон, каким барон это произнес, на сей раз не дал результата, равно как и те несколько шагов, которые он сделал, удаляясь от своего собеседника. В доне Лотарио заговорила гордость.
- Господин барон, - крикнул он вслед Луперу, - если из-за этого вы намерены прекратить наше знакомство - извольте! Я рад, что узнал вас с такой стороны. Всего наилучшего!
Казалось, Лупер намеревался что-то возразить, но, поскольку испанец продолжил свой путь, ему осталось только направиться в противоположную сторону. Однако через несколько шагов он остановился.
- Проклятье! - пробормотал он. - Мой кошелек пуст. Я мог бы выкачать деньги из этого заносчивого испанца. Впрочем, все еще впереди. Попробую сделать то, что уже давно задумал. Ведь когда-нибудь нужно начинать. А теперь мне как раз нужны деньги, много денег. Дать их мне может только она. Смелее!
Решительным шагом он направился правым берегом Сены и вскоре добрался до Итальянского бульвара. Оказавшись у прекрасного особняка, он поднял глаза на окна второго этажа. Они были ярко освещены - вероятно, там еще продолжался прием.
Лупер принялся не спеша прогуливаться по бульвару, временами посматривая на окна. Он увидел, как подкатили несколько экипажей и затем поехали вниз по бульвару. Наконец свет в окнах (похоже, это были окна самого просторного из салонов) погас.
Дождавшись этой минуты, барон вошел в переднюю. Последняя коляска отъехала от парадного входа, и Лупер растворился в темноте, окутавшей внутренние покои особняка.
XIII. ТЕРЕЗА
Тем временем молодой испанец невозмутимо продолжал свой путь. Многое в Лупере было ему не по душе. То, как обошлись с бароном сегодня вечером Дебрэ и Шато-Рено, не могло не привлечь внимание дона Лотарио и озадачило его. Он почувствовал, что Луперу не доверяют, и это обстоятельство заставило и его насторожиться.
Несмотря на то что уже наступила осень, ночь была теплой. Дон Лотарио поднялся на Новый мост. Когда он приблизился к памятнику Генриху IV, установленному прямо посередине моста, у него выскользнула трость, и он наклонился за ней. Тут же заметил у перил женский силуэт.
Одинокая фигурка, застывшая у парапета, заинтересовала его. Он неслышно подошел к перилам и перегнулся через них в нескольких шагах от незнакомки. При этом с любопытством посматривал время от времени на свою соседку, которая, казалось, совершенно не замечала его присутствия.
Ее лицо было почти полностью скрыто от его глаз шляпой, по моде тех лет очень широкополой. Лотарио окинул взглядом ее наряд. Он был прост, однако, насколько мог судить дон Лотарио, свидетельствовал о прекрасном вкусе, и если зрение не обманывало нашего героя, легкий шелковый плащ скрывал очаровательную фигурку. Незнакомка так сильно наклонилась, что не могла не видеть воду. Дона Лотарио она не заметила, но невольно сделала едва уловимое движение в его сторону, и молодому человеку представилась возможность разглядеть ее.
В неверном свете дальних фонарей он различил тонкое бледное лицо, прекрасные, гладко зачесанные волосы, небольшой, но приятный лоб, маленький, красивой формы нос и тонко очерченный рот с плотно сжатыми губами. В целом это создавало впечатление скорее привлекательности, нежели броской красоты. Но именно такие лица нравились дону Лотарио.
Некоторое время молодой испанец надеялся, что незнакомка взглянет на него. Увы, надежды оказались тщетными. Его соседка словно застыла. Взор ее был прикован к волнам, а рот по-прежнему плотно сжат. По всей вероятности, она не догадывалась, что за ней кто-то наблюдает.
Дону Лотарио пришлось дать знать о своем присутствии и подождать развития событий. Он опять уронил свою трость, на этот раз намеренно, и тут же поднял ее, не сводя глаз с незнакомки.
Она рассеянно оглянулась, нисколько не испугавшись. Выходит, она знала, что он рядом.
- Простите, сударыня, - сказал дон Лотарио, - я помешал вам.
Ответа не последовало. Женщина вновь приняла прежнюю позу, будто не слышала, что к ней обратились, или не заметила, что обратились именно к ней.
- Возможно, мы оба поклонники искусства, - продолжал испанец. - Вероятно, вы, как и я, изучаете световые блики на воде. Здесь прекрасная возможность заниматься этим, и к тому же никто не мешает.
- Вы изучаете световые блики? - насмешливо спросила неизвестная особа.
- Совершенно верно, - поспешно подтвердил дон Лотарио, чрезвычайно обрадованный тем, что ему удалось разговорить незнакомку. - Смотрите, как замечательно отражается в воде эта цепочка фонарей!
- В самом деле, очаровательное зрелище, - согласилась молодая женщина. - Вы намерены рисовать Париж именно отсюда? Картина должна получиться весьма непривычной.
Дон Лотарио рассмеялся, тем более что в словах незнакомки слышалась откровенная ирония. Впрочем, он достиг своей цели - разговор завязался.
- Жаль, что вы не поклонница искусства, - сказал он. - А я был уверен в обратном. Это первое, что пришло мне в голову, когда я увидел молодую женщину в такое время и в таком месте.
- Нет, я не художница. Я не изучаю отражение в воде света газовых фонарей. Я просто люблю наблюдать за отражением, которое отбрасывает на этих темных волнах моя собственная душа.
Теперь дон Лотарио не сомневался, что встретил женщину, пережившую какое-то горе. Его потряс суровый, строгий тон ее голоса. Ему никогда не приходилось слышать из женских уст ничего подобного.
- И вы пришли сюда, чтобы без помех предаться своим ночным мыслям? - спросил он.
- Может быть, - ответила она. - Впрочем, на этой земле есть огромный недостаток: здесь даже нельзя углубиться в собственные мысли - тебе непременно помешают.
- Если это упрек мне, я спокойно принимаю его, - сказал дон Лотарио. - Я даже ставлю себе в заслугу, что мне удалось отвлечь молодую и красивую женщину от печальных мыслей.
- Выходит, я должна быть вам благодарной? Пусть так! - заметила незнакомка. - Однако мои мысли не были столь печальными. Это, скорее, философские размышления. Я смотрела на черную, холодную, глухо шепчущую воду. Я видела, как на мелких волнах играют световые блики. Воображение рисовало мне, что в этот момент на дне находится, может быть, чье-то бездыханное тело и течение медленно сносит его, а здесь, наверху, ничего об этом не знают, и его никогда не найдут или отыщут с большим опозданием. Я представляла себе, как мало беспокоятся об этом трупе, как предпримут поиски и как в конце концов зароют его в землю и никто не будет его оплакивать. Спустя месяц никому и в голову не придет, что на свете жила такая душа. Не правда ли, довольно мрачно - впрочем, только для нас, которые еще живут, чувствуют и мыслят! Но если лежишь на дне, там, должно быть, совсем хорошо.
- И об этом вы думали? - с испугом и смущением спросил дон Лотарио.
- А почему бы и нет? - почти шутливо ответила женщина. - Разве вас никогда не посещали такие мысли?
- Лишь однажды, но не в такой отталкивающей форме, - признался молодой испанец. - Тогда меня оставила возлюбленная.
- Значит, и вас покидала любимая женщина? - спросила незнакомка. Голос ее звучал непривычно, в нем слышались почти торжествующие нотки. - Обычно такое случается редко, не только здесь, в Париже, но и повсюду. Чаще мужчины бросают своих возлюбленных. А мы, несчастные женщины, от души радуемся, если мужчина остается с нами.
Если бы дон Лотарио в этот миг меньше был занят собственными мыслями о прошлом, эти слова, возможно, открыли бы ему тайну незнакомки. Но он думал лишь о донне Росальбе и о жестоком оскорблении, которое она ему нанесла.
- У меня было достаточно причин ненавидеть женщин, - сказал он, и его юношескому тщеславию льстила возможность открыть ей подобную тайну. - Мне любопытно знать, оправдали бы вы мою бывшую возлюбленную за ее поступок, расскажи я вам свою историю?
- Прежде вам нужно посвятить меня во все подробности, - ответила, явно заинтересовавшись, неизвестная особа.
Молодому человеку только это и было нужно. Подобно всем юношам, он верил, что бесхитростная история его первой любви не может не пробудить у другой женщины интерес к нему. Он рассказал о несчастье, которое его постигло, и о том, как отнеслась к нему донна Росальба. Лорда Хоупа он упомянул лишь вскользь, не желая затягивать свое повествование. Незнакомка выслушала его исповедь спокойно.
- Сударь, - сказала она, - ваша донна Росальба - самая заурядная, корыстная девица. Только теперь, узнав, как вы молоды и как мало знаете свет, я понимаю, что вы позволили ей провести себя. Донна Росальба никогда не любила вас - она вас обманывала. Но вы еще не можете судить обо всех женщинах и должны благодарить судьбу, что она избавила вас от тягостного брака и роли семейного раба. Жаловаться вы были бы вправе, если бы знали, что в самом деле были любимы и ваша возлюбленная принесла бы вас тем не менее в жертву светским предрассудкам.
- Истинная любовь не признает предрассудков такого рода, - возразил дон Лотарио.