В субботу к нам на борт явились четыре деятеля, которые вежливо попросили разрешить им осмотреть судно. Явно удовлетворенные увиденным, они подошли ко мне и, приветливо улыбаясь, осведомились, нельзя ли также спуститься в трюм. Я с не менее приветливой улыбкой попытался разъяснить им, что у нас нет трюма, вообще под палубой ничего нет, всё на виду, и стал описывать устройство "Тигриса". Корпус из бунтов... По образцу шумерского ма-гур... Инспекторы нахмурились, дружелюбия как не бывало, и двое из них с нескрываемой подозрительностью начали заглядывать под матрасы и палубные доски, а остальные двое подвергли меня перекрестному допросу. За каждым ответом следовал новый вопрос. Для меня стало очевидно, что это сотрудники сыскной или тайной полиции, которым поручили произвести заключительную проверку, прежде чем впускать нас в султанат, и я принес камышовую модель, связанную индейцами с Титикаки, а также вырезки из газет других арабских стран и письмо норвежского Министерства иностранных дел. Тем не менее инспекторы покидали ладью отнюдь не убежденные в том, что у нас нет трюма. Так или иначе, следом за ними в охраняемую зону порта была допущена молодая англичанка, которая взяла интервью для "Оман таймс", после чего явился с доброй вестью морской агент: султан Кабус подписал разрешение, мы можем, "находясь под наблюдением", посетить Маскат и снимать все, кроме нового дворца султана.
Современный Порт-Кабус выстроен в бухте на месте старого селения Эль-Матрах; от столицы и султанской резиденции его отделяют лишь иссеченные вертикальными складками утесы, окаймленные петлей дороги. Рыбный рынок на берегу и фруктовый базар среди старых домов Эль-Матраха не менее и не более живописны, чем такие же базары в других арабских селениях, куда еще не проторили путь туристы, но лица здесь удивительные. Собери Голливуд для библейского фильма столько длиннобородых мужей с изумительным профилем, я сказал бы, что продюсер хватил через край, но султан-то уж вряд ли старался специально для нас. Особенно внушительно смотрелись старцы с орлиным носом, гордо носившие на поясе кривой серебряный кинжал мастерской работы. Возможно, из-за длинного халата, чалмы и бороды они казались старше своего истинного возраста. Вообще-то седые бороды преобладали над черными, нередко они раздваивались, и у многих достигали пояса, как у Деда-Мороза или Мафусаила. Что ни лицо, то картина, и Карло лихорадочно щелкал затворами своих фотоаппаратов.
На базарах, на узких улочках, да и везде, где нам довелось побывать, чувствовалось, что Оман - древний тигель, в котором сплавлялись семитские, персидские, пакистанские, индийские и африканские типы. В облике людей я видел подтверждение того, что нам известно об истории этого края. Задолго до дней пророка Оман был центром мореплавания, привлекавшим парусники из Азии и Африки. Используя муссон, летом африканские купцы шли на север - в Оман, Пакистан, Индию, а зимой возвращались в Африку вместе с торговцам из Аравии и с Азиатского материка. И португальские завоеватели не замедлили оценить стратегическое положение Омана в центре ближневосточных морских путей, как только Васко да Гама позаимствовал у арабов плоды их вековых наблюдений над муссонами.
Маскат стал столицей Омана прежде всего благодаря современному порту, а раньше главным городом был Эс-Сохар, лежащий севернее на открытом берегу, мимо которого мы прошли. Там парусники могли становиться на якорь на мелководье, и оттуда было несложно дойти до входа в залив, где пролегали пути к Бахрейну, Персии, Месопотамии. Но в Эс-Сохаре нет защищенной гавани, а потому он был забыт внешним миром, когда султан Кабус приступил к модернизации Омана и начал с новой столицы. На горе над старой гаванью Маската появился роскошный дворец, а центром морских перевозок стал расположенный рядом Порт-Кабус. В это же время в процветающей столице и около нее были построены большой международный аэропорт, шоссейные дороги, административные и правительственные здания.
Тем интереснее было для меня услышать упоминание Эс-Сохара уже в первый наш вечер на берегу, во время обеда, данного в честь членов экспедиции генеральным директором порта англичанином Бэрри Меткалфом и его супругой Кэт. Кто-то сказал, что в районе Эс-Сохара можно увидеть маленькие лодки, похожие на нашу ладью. Мы как раз пришли с базара распаренные и усталые и не отреагировали на эти слова, ибо Меткалфы и двое их соседей предложили нам воспользоваться ванной. Исполнив танец радости и благодарности под чистыми струями душа, мы словно заново родились на свет и блаженно погрузились в мягкие кресла, вооруженные тарелками с цыплячьим рагу и огромными кружками, в которых пенилось холодное пиво. Только тут до меня постепенно дошло, что человек, говоривший о лодках под Эс-Сохаром, не кто иной, как видный итальянский археолог Паоло Коста, генеральный инспектор Управления древностей в Оманском султанате. Несмотря на пышный титул, Коста оказался очень простым и добродушным человеком, мы быстро перешли на "ты" и углубились в далекие тысячелетия, когда мусульманская вера и архитектура еще не распространились до Омана.
Паоло рассказал, что на севере страны находятся древние медные копи. Там же найдены подземные акведуки, а на холмах стоит множество каменных башен, представляющих собой могильники примерно того же периода, что и многочисленные бахрейнские курганы.
Интересные древние развалины, продолжал он, обнаружены на юге, в приморье у границы Южного Йемена. Правда, туда мы не сможем попасть, потому что йеменские власти враждуют с султаном и в пограничной зоне идут непрерывные стычки.
Слухи о зиккурате не шли у меня из головы, и я спросил Паоло, верно ли, что в Омане найдена шумерская храмовая пирамида. Тотчас Норман придвинулся поближе к нам со своим креслом.
- Что-то найдено, - последовал неожиданный ответ. - Не хочу утверждать, что пирамида шумерская, но конструкция во всем похожа на шумерские зиккураты.
Мы не стали терять времени. На другой день рано утром за воротами гавани нас уже ждал предоставленный портовыми властями автобус. Коста вызвался быть нашим экскурсоводом, и мы отправились в путешествие по краю, закрытому для туристов. Миновав сверхсовременную застройку в пригородах Маската, мы затем с каждой сотней километров словно углублялись на тысячу лет в прошлое, проехали древний город Низва и в горах, примерно в 250 километрах от Маската, достигли еще более древнего городка Эль-Хамра. Новое шоссе султана недавно дотянулось сюда, но электричество и водопровод еще не подоспели. Ни тебе транзисторных приемников, ни пепси-колы, ни полиэтиленовых мешочков...
И если не считать того, что все мужчины моложе сорока пяти лет использовали шоссе, чтобы перебраться на заработки в Маскат, жизнь этого привлекательного уголка мало в чем изменилась со времен возникновения древних ближневосточных цивилизаций. Мы снова окунулись в библейскую атмосферу, - впрочем, тут не Библию следует вспоминать, а Коран.
Из прилепившихся гроздьями к голому камню высоких глинобитных строений горчичного цвета появлялись босые женщины в ярких одеяниях и с царственной осанкой шествовали с кувшинами на голове к старым акведукам в тени фиговых пальм. Позвякивающие браслеты на их руках, как и серебряные кинжалы мужчин, украсили бы собрание самого взыскательного коллекционера. С отведенной для посадок влажной земли женщины возвращались на отшлифованные до блеска множеством ног и копыт узкие каменистые улочки, которые от вечнозеленых пальм между светло-коричневыми домами круто поднимались прямо в голубое небо. В прохладной тени аркад сидели и стояли люди в халатах, размышляя или беседуя и заботясь о времени не больше, чем присоседившиеся к ним вьючные ослики и безмятежно жующие жвачку козы. Нигде не видел я столько мужчин, напоминающих известное изображение "дяди Сэма" с роскошной бородой и орлиным носом. Нигде, если не считать доколумбовые каменные рельефы с изображением загадочных ольмеков, которые принесли цивилизацию на берега Мексиканского залива задолго до прибытия сюда европейцев. Величавая осанка и спокойные лица старцев придавали им сходство с древними мудрецами. Снисходительные взгляды, провожавшие вторгшихся в их мир чужаков, заставляли нас чувствовать себя школярами, затеявшими возню перед коллегией профессоров, обдумывающих тайны бытия. Возможно, здешние жители не умеют писать, но ведь это их двойники первыми изобрели письменность! Их предки пустили и передали нам беспокойные часы цивилизации; мы заставили эти часы тикать в тысячу раз быстрее и, не осознав еще толком своих заблуждений, спешим распространить их всюду, куда дотянулись наши дороги.
Эль-Хамра выстроен на скальном грунте, и его внушительные здания еще долго будут стоять на радость туристам, когда те устремятся в Оман. Но дома станут подобны пустым раковинам на морском берегу, ибо даже всемогущий султан не повернет вспять поток молодежи, устремляющейся по новым дорогам в Маскат.
Живое прошлое, с которым мы соприкоснулись в еще обитаемых городах и селениях горного Омана, согревало своим теплом и наделяло смыслом соседствующие с ними древние развалины. Особо знаменательными были для нас с "Тигриса" следы давней деятельности человека у Тави-Арджа, на сухих равнинах Вади эль-Джитти в северной части страны. Мы проникли туда на вездеходе Паоло Косты через приморскую низменность Эль-Батина, которую наблюдали с моря, когда шли на юг. Теперь, по пути на север, мы рассмотрели нашу якорную стоянку у островов Сувади, а часах в трех от Маската хорошая дорога привела нас к скромным пригородам бывшей столицы. От Эс-Сохара другое шоссе вело внутрь страны, к диким горам; мы уже видели их с другой стороны, когда пробирались к выходу из залива. На смену плоской равнине пришли сперва отлогие холмы, и мы с волнением заметили, что все они венчаются рядами древних каменных башен, удивительно похожих на бахрейнские. Коста рассказал, что многие башни уже раскопаны и оказались могильниками третьего тысячелетия до нашей эры, то есть периода шумеров, как и на Бахрейне. Сходство с бахрейнскими склепами выражается и в том, что здесь внутренняя камера тоже крестовидная.
Я смотрел на древние башни по обе стороны вади, и они представлялись мне каменными турами, указывающими путь к храмовой пирамиде, к которой мы направлялись.
Вскоре Коста круто свернул с дороги, и машина запрыгала по дну каньона, где одни лишь верблюжьи тропы вились через потаенный мир пересохших русел и бывших пойм, всю растительность которых составляли редкие корявые деревца с несъедобными ягодами в обрамлении колючек. И кругом ни одного дома, хотя кое-где нам попадались живущие в своего рода симбиозе с деревьями полукочевые семьи. Их примитивное жилье представляло собой огороженную ветками платформу, примостившуюся среди кривых сучьев наподобие гнезда, и похоже было, что приносимая жильцами дань идет на пользу дереву. Скудная одежда и утварь висели на сучьях вне пределов досягаемости для коз; как нам рассказали, когда кочевников переселяют в настоящие дома, они по привычке пол ничем не занимают, все имущество развешивают под потолком и на стенах.
Вади эль-Джитти - самое большое сухое русло в этом бесплодном краю. Словно вымощенная галькой широкая автомагистраль, петляет оно на окаймленной покатыми и крутыми холмами песчаной равнине с разрозненными колючими деревцами. Обработанные обломки яшмы да выложенный в древности круг из камней - вот и все подмеченные нами здесь следы человека. В глубине страны линию горизонта вычертили зубчатые горы западного побережья; череда высоких гряд стала на пути в Саудовскую Аравию и к заливу. В другую сторону, вплоть до Эс-Сохара и открытого морского берега, откуда мы ехали, простерлась плоскость широкого вади. Без дороги, прямо по гальке мы доехали до конической черной вершинки, служившей для Косты ориентиром, обогнули ее и на равнине перед собой увидели то, ради чего была устроена поездка.
Я еще из машины обратил внимание на большие камни шоколадного цвета, слагающие террасированную стену засыпанного песком сооружения. Меня так и подмывало выскочить на ходу; наконец мы остановились, и я смог воочию убедиться: перед нами было то самое, что я надеялся увидеть, отнюдь не уверенный, что надежда сбудется. Никаких сомнений!
Коста подвел меня и Нормана вплотную, и Норрис поспешил занять удобную позицию со своей камерой, чтобы запечатлеть первую за много столетий встречу "камышовых" мореплавателей из Двуречья с остатками святилища, возможно принадлежавшего шумерам. Мы стояли у подножия рукотворного холма, пострадавшего от времени, но достаточно сохранного, чтобы судить о его форме. Разглядывая огромные коричневые камни кладки, мы слушали обстоятельное объяснение Косты:
- Пока не произведены серьезные раскопки, нет оснований датировать это сооружение третьим тысячелетием до нашей эры. Несомненно одно: перед нами капитальное сооружение уникального типа, квадратное в плане, ступенчатое, весьма умело сложенное без подбора камней. Поскольку оно стоит посреди равнины, окруженной холмами, речь явно идет не о фортификационном сооружении, и мы вправе утверждать, что это храм.
Продолжая жадно рассматривать высокий курган, мы подошли следом за Костой к той грани, вдоль которой до верхней террасы поднимался узкий пандус. Герман с трудом сдерживал свое возбуждение - ведь перед нами была ступенчатая пирамида вроде тех, которые нам с ним не раз встречались среди развалин доколумбовой поры в Мексике! И в то же время она обладала типичными чертами месопотамского зиккурата. Как подчеркнул Коста, ничего подобного не находили до сих пор не только в Омане, по и на всем Аравийском полуострове. Над поверхностью земли четырьмя ступенями возвышались облицованные крупным диким камнем террасы. Углы квадратного сооружения ориентированы по сторонам света; посередине одной из граней - хорошо сохранившийся мощеный пандус, совсем как у храмовых пирамид солнцепоклонников Двуречья и доколумбовой Мексики. Воздвигшие эту пирамиду люди руководствовались немусульманскими канонами, зато бросалось в глаза принципиальное сходство с дильмунским храмом на Бахрейне, который Джеффри Бибби назвал "мини-зиккуратом".
На глаз нельзя было сказать, скрыта ли часть сооружения под землей или оно все на виду, но с одной стороны к террасированному кургану примыкала чуть выступающая над плотным грунтом верхняя часть булыжной ограды прямоугольного храмового дворика. Раскопок здесь совсем не производили. Всюду кругом были видны остатки других стен и сложной системы водоводов. Следы каменной кладки уцелели и на бугре, возвышающемся над храмовой пирамидой. В самом деле, почему не начаты раскопки?
Коста пожал плечами: некогда было. Вместе со своими помощниками (двое из них сопровождали нас в этой экскурсии и впервые увидели загадочный курган) он занимался обследованием археологических объектов по всему Оману. Пирамида открыта совсем недавно, по чистой случайности, в связи с тем, что султан разрешил производить в стране общую археологическую и геологическую съемку. Четыре года назад в этот вади приехали на "лендроверах" геологи Оманской геологоразведочной компании. Они занимались поиском полезных ископаемых по программе, разработанной Ч. Хастоном и одобренной его величеством султаном Кабусом. Геологи представили оманскому правительству отчет обо всем, что было обнаружено, но, поскольку главный интерес для властей представляли экономические данные, весть о храмовой пирамиде лишь недавно стала достоянием более широких кругов. Экспедиция Гарвардского университета во главе с Дж. Хемфрисом посетила этот объект и указала в своей публикации, что в районе горных выработок есть "зиккурат месопотамского типа". Арабы в свое время не обошли вниманием древние копи, но и в наши дни возрождение выработок сулило немалую отдачу.
Копи... В уме возникло смутное воспоминание. В двух-трех десятках метров от пирамиды пестрели на солнце причудливые груды то ли битого камня, то ли шлака. Красивые цвета: красный, бурый, фиолетовый, желтый, зеленый... Конечно, шлак.
- Я говорил тебе про древние медные копи. Вот они, перед тобой! - сказал Коста.
Куски давно разрозненной мозаики начали складываться в логическую картину, и на миг у меня перехватило дыхание, а Коста уже показывал на странную гору за бугром со следами кладки. Будто огромный ржаво-красный гнилой зуб с почти сквозной дырой посередине. Сразу видно, что это не эродированный кратер, вообще не природное образование, - тут поработал человек.
- Одна из старинных выработок, - объяснил Коста. - Здесь ты на каждом шагу увидишь следы деятельности древних рудокопов.
Но тогда понятно, почему именно здесь появился зиккурат шумерского типа. Вспомнились тексты древних шумерских плиток, с которыми я знакомился в Ираке и о которых говорил с Джеффри Бибби на Бахрейне. Прикидывая в уме итог, я с трудом удержался от того, чтобы высказать вслух напрашивающуюся догадку.
По словам Косты, только у подножия причудливой горы лежало в кучах около сорока тысяч тонн шлака. Всего же геологи обнаружили в Северном Омане сорок шесть древних выработок. Нашему экскурсоводу не терпелось показать нам другую копь, где накопилось до ста тысяч тонн шлака. Древние рудокопы начисто срыли целую гору, и мелкая лощина на ее месте, засыпанная разноцветным шлаком из множества маленьких плавильных печей, напоминает исполинскую палитру живописца.
Трясясь по каньонам и пересохшим руслам, мы достигли самого впечатляющего, по мнению Косты, изо всех археологических объектов Омана. В самом деле, нельзя было не поразиться размаху древних тружеников, преобразивших местность в подобие огромной арены или живописного театра под открытым небом. От бывшей тут горы рудокопы оставили только отливающий металлическим блеском монументальный выступ, этакую триумфальную арку, примостившуюся на приподнятом краю пестреющего обломками поля битвы. Не исключено, что величественная арка была сохранена намеренно в память о первой штольне, с которой рудокопы начали штурм медной горы, обреченной на полное исчезновение.
Я не мог больше терпеть, должен был поделиться своими догадками.
- Макан! - вырвалось у меня, когда Коста завел нас под могучую арку, чтобы мы оттуда полюбовались эффектным зрелищем.
- Верно, - подтвердил он. - Вполне возможно, что это и есть Макан, легендарные Медные горы древних шумеров. Здесь самое близкое к Двуречью месторождение меди.