Двадцать две мили до Пакистана, вот-вот покажется земля... Норман открыл "Лоцию западного побережья Индии", изданную в 1975 году, и на первой же странице прочел, что карты для прибрежного плавания вполне надежны, "исключая часть Макранского приморья". Карты этого участка, прочли мы дальше, основаны на съемках, произведенных в прошлом столетии с применением ручного лота, и "охватывают районы с внезапно возникающими и кочующими мелями, а у берегов Макрана... мелкомасштабные измерения глубины ныне малонадежны, поскольку впоследствии (1945 год) вулканические извержения изменяли рельеф морского дна". И еще: "В 1945 году в трех милях к юго-западу от Джазират Шахардама наблюдался небольшой вулканический остров, однако в 1947 году он ушел под воду".
Словом, увлекательный район, сулящий всевозможные сюрпризы. Море здесь буквально кишело рыбой. И полчищами крохотных белых червей. Карло, завзятый альпинист, превратился в страстного любителя океанской рыбной ловли и одну за другим выудил шесть больших корифен, прежде чем мне удалось его остановить. Юрия осенила мысль развесить для вяления несколько рыбин на бамбуковом шесте. Уписывая корифену с полентой, мы приметили впереди на горизонте белый парус дау. Мы шли на сближение со скоростью три с лишним узла, однако едва команда рассмотрела нас, как дау описала широкий полукруг и скрылась. Что ж, хоть увидели наконец парусник, и то утешение!
Двадцать четвертого января возникли осложнения. Прямо по курсу, над районом Карачи, копились густые облака; сильные порывы ветра с разных направлений нагнали крутую волну. Решили, пока не поздно, убрать топсель, но топенанты заело, и парус не желал спускаться. С приходом сумерек мы увидели, что черные тучи над Карачи непрерывно озаряются молниями. Эйч Пи привязал нож к бамбуковому шесту, и после ужина, когда буйный ветер не оставил нам другого выбора, Норман и Детлеф вскарабкались на верхнюю перекладину двуногой мачты и, придерживая друг друга, перерезали топенанты, после чего бешено хлопающий парус лег на палубу. Через редкие просветы в штурмующих небо облаках на нас поглядывала полная луна, потом она совсем пропала, и рокочущие стихии затеяли фейерверк над нами и над незримым берегом Макрана. Мы шли навстречу буре.
Я прилег перед ночной вахтой, а когда, захватив фонарик и страховочный леер, выбрался из рубки, чтобы вместе с Тору подняться на мостик, то увидел голые мачты. Сдавая нам чреватую неприятностями вахту, основательно продрогшие Норрис и Асбьёрн доложили, что всякий раз, когда над "Тигрисом" проходила особенно черная грозовая туча, ветер начинал метаться в разные стороны. Они физически не поспевали отдавать и выбирать шкоты и брасы, к тому же качка достигла такой амплитуды, что они боялись, как бы пляшущая рея не сломалась и не разорвала грот в клочья. С помощью Нормана они убрали парус, и теперь ладья снова дрейфовала с плавучим якорем. Берег подступил совсем близко, и где-то во тьме притаился остров, так что нам следовало быть начеку.
Из "Лоции западного побережья Индии" с предельной ясностью следовало, что в таких коварных водах пассивный дрейф не сулит добра, и когда со стороны Ормузского пролива подул слабый попутный ветер, я, выждав для верности полчаса, поднял людей, чтобы поставить грот. В темноте поблизости от ладьи громко сопели три кита, и при скудном свете фонарей мы приметили на высоких оконечностях ладьи двух крупных белых птиц. Не успели мы поставить парус, как ветер переменился и подул от северо-востока, как положено муссону. Но если это и впрямь проснулся муссон, налицо опасность, что нам вовсе не видать Пакистана. И нам сильнее прежнего захотелось ступить на берега Макрана.
Мы снова обратились к карте. Согласно счислимому месту, мы находились на уровне рыбацкого селения Пасни. Земля - где-то сразу за горизонтом. Правда, земли Макрана еще не долина Инда, но Индская цивилизация простерла свое влияние и на это побережье. Археологи обнаружили развалины сооруженных ее основателями древних крепостей, которые прикрывали вход в обе долины, уходящие вглубь здешнего края. Одна крепость - Суткаген-Дор, у самой границы Ирана, - уже осталось позади нас. Вторая - Сутка-Кух - в устье долины как раз у Пасни. В своем сообщении о недавних раскопках этих двух приморских крепостей археолог Дж. Ф. Дейлс указывает, что там найдено множество черепков индской керамики, привязываемых к раннему периоду Индской цивилизации. По мнению Дейлса, эта керамика попала в Макран из области нижнего течения Инда и вообще археологические свидетельства говорят о том, что могущественные города-государства Мохенджо-Даро и расположенный выше в бассейне той же реки Хараппа уделяли большое внимание мореплаванию и воздвигли крепости в единственных доступных для высадки местах Макранского побережья для защиты от вторжений с моря. Наличие индских форпостов в приморье утвердило Дейлса в его убеждении, что "ни одна из великих цивилизаций мира не возникала и не развивалась в культурном и экономическом вакууме".
Эти слова производили особенно весомое впечатление теперь, когда я среди уютных тростниковых стен перечитывал свои старые записи в нескольких милях от Сутка-Куха.
- Вижу Пакистан!
Донесшийся сверху голос вернул меня к действительности. Норман, примостившись на конце мачты, чуть не пел от радости. Я захлопнул свои блокноты, сунул их обратно в ящик под матрасом, выбрался из рубки и полез к нему по перекладинам. Одиннадцатый день как мы вышли из Маската. На мачте было тесновато, всем не терпелось увидеть незнакомую землю. Двадцать шестое января, 9.05 утра, великая минута для меня. Земля, которую Норман увидел слева по носу, представляла собой плосковершинный остров - поначалу голубой, затем, когда мы проходили мимо, ярко-желтый в солнечных лучах. Юрий, зимовавший в Антарктике, заметил, что он напоминает плоский айсберг.
Это был остров Астола. Из-за мглы мы не могли рассмотреть материковый берег Макрана. А остров нас нисколько не манил: он известен лишь заброшенным индусским святилищем да полчищами мелких ядовитых змей. Некоторые авторы отождествляют его с островом Карнин, или Насола, на который заходил Неарх, командующий флотом Александра Великого. Однако римский историк Плиний в 77 году нашей эры называл его островом Солнца или Обителью Нимф, "где все животные без исключения погибают от неведомых причин". Возможно, до римлян не дошли сведения о змеях...
Мы плыли в исторических водах. Биограф Александра, Арриан, располагавший записями Неарха, сообщает, что греки, достигнув Индии после утомительных переходов через дикие гористые пустыни Персии, построили флот на реке Инд и зимой 326/25 года до нашей эры возвратились в Месопотамию морем вдоль персидских берегов. И хотя плавание Неарха состоялось более шестнадцати веков назад, мы, идя по следам людей, которые побудили правителей Индской долины соорудить крепости в приморье за двадцать с лишним столетий до дней Александра, воспринимали его чуть ли не как факт современной истории.
Небо над нами прояснилось, но на горизонте клубились новые облака, и оттуда доносились громовые раскаты. "Тигрис" шел вдоль самых нелюдимых берегов Пакистана, не располагавших мореплавателей к высадке ни в прошлом, ни в настоящем. Здесь не было нужды в крепостях, лоция кратко извещала, что природа воздвигла отвесные известняковые стены, перемежающиеся непроходимыми мангровыми зарослями. Пожалуй, это был наименее изученный участок азиатского побережья на всем нашем пути. Нам предстояло где-то причалить, но мы могли только гадать, где именно. После того как змеиный остров Астола канул в море за кормой "Тигриса", мы больше не видели суши до самого заката, когда солнце скрылось за мятущимися облаками.
Пожелав друг другу спокойной ночи, мы забрались в свои рубки. Хотя мы не подозревали, что предстоящая ночь принесет нам обилие сильных впечатлений и острых ощущений, все были несколько взвинчены. И не только от сознания того, что слева по борту простирался неведомый мир. Что-то было не так, нас будоражили смутные предчувствия. Царила необычная атмосфера, я не мог припомнить ничего похожего за все наши плавания. Море притихло, кругом - ни звука, если не считать мирного похрапывания, стрекота кузнечиков да иногда коротких всплесков прыгающей рыбы. Как будто мы очутились на горном озере. Как будто сердце планеты перестало биться. Затишье перед бурей?.. Белые птицы на носу и на корме сидели неподвижно, словно ожидая чего-то, похожие на чучела.
Раз за разом тревога выгоняла меня на палубу - не видно ли суши? И я неизменно наталкивался на Карло, снедаемого тем же беспокойством. Такое совпадение еще больше встревожило меня. Карло предложил промерять глубину ручным лотом и был очень недоволен, когда я отклонил его предложение.
- Зачем? Мы ведь далеко от берега, - сказал я. - Полночь. Иди лучше спать.
- Да ты погляди на воду, - возразил Карло, наклоняясь над бортом с фонариком в руке.
Гладкое море было скорее белым, чем голубым.
- Должно быть, река муть вынесла, - предположил я. - Где ты возьмешь длинный тросик, чтобы достать дно в этом месте?
Мой ответ чем-то задел Карло, и он с угрюмым видом полез обратно в рубку. Я остался сидеть на длинной узкой лавке у левой двери. Именно с этой стороны следовало ожидать появления земли, и некоторое время я пристально всматривался в мрак в надежде увидеть далекий берег. Ничего... Вообще, по нашим расчетам, до суши еще было слишком далеко. И я вернулся в рубку.
В 01.30 меня разбудили громкие голоса Норриса и Асбьёрна, доносившиеся с мостика над головой. Вахтенные толковали о суше, и, выбравшись через левую дверь наружу, я тоже ее увидел. Выше стелющейся над морем белой мглы в ночи на фоне звездного неба отчетливо проступали волнистые очертания горной гряды. Светила чуть урезанная с края луна. Насколько мы могли судить, горы были очень высокие, и нас отделяло от них изрядное расстояние. Вершины и седла оставались на одном месте, хотя мы шли на восток с приличной скоростью, принимая справа южный ветер. Наши карты этого района показывали только береговую линию, а лоция ограничивалась упоминанием о ровной череде известняковых утесов, так что столь внушительная картина явилась для нас полной неожиданностью. Вода кругом по-прежнему была молочного цвета. Я посидел, любуясь Азией и слушая всплески прыгающей рыбы, потом снова прилег, а в 02.00 заступил на рулевую вахту вместе с Тору.
Вид далекого берега почти не изменился, и это подтверждало, что расстояние до него достаточно велико. Мы с Тору без труда сохраняли курс 85-90°, рассчитанный на то, чтобы с запасом миновать расположенный на курсовом углу 76° мыс Ормара - единственный мыс, выступающий в океан достаточно далеко, чтобы затруднять нам подход к Карачи.
Во время нашей вахты облик берега вдруг стал меняться. Борозды ущелий и долин сгладились, и волнистая гряда сменилась плоским плато. Одновременно темный массив стал призрачно-серым и придвинулся совсем близко, покричи - отзовется эхом. Но эха не было. Пожалуй, и суши тоже, потому что призрачная стена местами свертывалась и растворялась в поднебесье наподобие облаков. Что за чертовщина! Похоже, природа надула нас...
Подошло время Карло сменять меня, но еще раньше на палубу вышел по нужде Детлеф. Молочная гряда облаков оставила его безучастным, зато он обратил внимание на молочную окраску воды.
- Какая-нибудь река выносит глину! - крикнул он мне, почти дословно повторив мое заключение, которое вызвало такую досаду Карло.
Сам Карло только что вылез из рубки, держа в руках тросик, чтобы измерить глубину, прежде чем заступать на вахту. Ничего не говоря, он швырнул тросик обратно в рубку, поднялся на мостик и выхватил румпель у меня из рук.
- Курсовой угол восемьдесят пять градусов, не меньше. Не то врежемся в мыс, - предупредил я.
Подстегнутый его странной раздражительностью, я добавил:
- Да не трусь ты! Это всего-навсего облака, - и небрежно показал на таинственную пелену с левой стороны.
Тут же я пожалел о вырвавшемся у меня обидном слове, так как сам сомневался. Настолько, что вместе с Детлефом сел на лавку у левого борта и уставился на пелену тумана, неожиданно закрывшую вид на далекие горы, которые я так явственно наблюдал вместе с Норрисом и Асбьёрном. Прислонясь спиной к пружинистой тростниковой стене, я едва не уснул, но тут с проплывающей мимо нас мглистой пеленой что-то стало происходить. Молочная окраска сменилась желтоватой, и появились отчетливые вертикальные трещины - как будто изломанные края гренландского ледника медленно сбрасывали тонкий шлейф ночного тумана. Мгла рассеялась, облака исчезли, и перед нами в лунном свете обнажились бледные утесы, сложенные то ли известняками, то ли затвердевшей глиной. Гладкие, как стекло, они поднимались на 200-250 метров к звездному небу, теряясь вдалеке. Закрытый туманом, окаймленный мутной водой, берег Макрана уже не один час как подступил к нам совсем близко. То ли усиленный ветровой снос, то ли направленное к северу течение увели нас с взятого курса после острова Астола. Но утесы остановили снос, и ладья пошла прямо. Те самые стихни, что прижимали нас к берегу, сами повернули, напоровшись на твердыню. Дальше воздушные и морские течения следовали вдоль стены - и мы вместе с ними. Вдали от берега было раздолье ветру и воде. Здесь же командовали утесы. И они поработали на нас, даже волны усмирили.
Вершины, замеченные Норрисом во время его вахты, принадлежали расположенным в глубине материка горам Белуджистана. Вздымающиеся на тысячу метров пики и гребни на фоне звезд было видно, пока мы шли достаточно далеко от берега и отороченная двухсотметровыми утесами приморская пустыня не могла их заслонить. Когда же мы приблизились к берегу, нависшие высоко над нашей головой, одетые в мглу утесы закрыли обзор.
В хлопотах с парусом, думая лишь о том, как отойти подальше от призрачных скал, мы забыли про тросик Карло, и хотя его инстинктивная тревога была вполне оправданна, нам так и не пришлось узнать, чем была вызвана молочная окраска воды - эрозией меловых утесов или близостью дна. Одно несомненно: когда мы любовались высокими хребтами далекого Белуджистана, нас в каких-нибудь сотнях метров подстерегал Макран.
Нам довольно легко удалось нейтрализовать снос и увеличить дистанцию, отделяющую "Тигриса" от длинной скальной стены, и я снова улегся на свой матрас. Но уже часа через два проснулся оттого, что Детлеф немилосердно дергал меня за ногу.
- Видно мыс Ормара, и что-то непохоже, чтобы нам удалось его обойти!
Я весь похолодел. Раннее утро 27 января, солнце еще не показывалось, мы шли с хорошей скоростью мимо озаренных луной белых утесов, по впереди они обрывались, открывая вход в широкую бухту. А за бухтой в море выступал гористый мыс, вдвое выше приморских утесов, с острыми шпилями и обрывами, при виде которых у наших рулевых сразу отпала охота следовать дальше вдоль берега. К тому же, как только кончились белые утесы, изменилось направление ветра. Стихии, диктуя свою волю, явно хотели, чтобы мы вместе с утесами и плавающим мусором вошли в незнакомую бухту. Высокий мыс Ормара был точно регулировщик, указывающий левый поворот.
На фоне багряной зари он напомнил мне норвежский мыс Нордкап, крутые склоны которого точно так же обрываются в черные волны в зимний полдень перед началом поры полуночного солнца. А может быть, вернее сравнить Ормару с азиатским драконом, пришедшим к морю на водопой. Крутая спина дракона вздымалась к окропленному кровью небу, зубчатый хвост уходил в глубину бухты.
Надо было незамедлительно что-то решать. Я разбудил Нормана, он в два прыжка очутился на мостике и определил направление по компасу.
- Обойти не удастся! - крикнул он. - Нас несет прямо на скалы!
- Тогда войдем в бухту и отдадим якорь! - крикнул я в ответ.
Не теряя времени, мы вызвали на палубу всю команду. Убрали топсель. Повернули грот. Курсом фордевинд вошли в широкую бухту, оставляя мыс справа. И залюбовались великолепным зрелищем - очень впечатляюще выглядел черный дракон. Пурпурное небо за ним светлело на глазах, и вот уже первые серебристые лучи, протянувшись над его головой и над "Тигрисом", озарили слоновую кость утесов по другую сторону залива. В глубине бухты возникли три белых паруса. Когда они приблизились, мы подняли пакистанский флаг - звезда и полумесяц на зеленом поле с белым краем. Однако рыбацкие лодки миновали нас на почтительном расстоянии. Внутренний берег бухты терялся вдали.
Тору и Асбьёрн сели на резиновую шлюпку, чтобы поснимать восход и промерять ручным лотом глубину перед нами.
- Пять саженей! Четыре сажени! - кричали они.
Только вошли в бухту, а уже так мелко! Вода и здесь была молочного цвета.
Норман попробовал вызвать по радио Ормару, Карачи, Бахрейн, потом послал вызов "всем, всем" - надо же было как-то запросить разрешение на высадку. Но нас никто не слышал. Оставалось готовить якоря и подходить к берегу незнакомого залива без разрешения. И без карты, продолжая измерять глубину. Впрочем, она больше не менялась. Посреди бухты мы убрали грот и на глубине четыре сажени отдали оба якоря. Они поползли по песчаному дну, и мы отметили, что ветер с моря усиливается. Над океаном громоздились низкие облака; по берегам залива крутились в воздухе песчаные вихри. Надвигался шторм, и хотя мыс частично прикрывал нас от ветра, "Тигрис" заплясал на высоких волнах, продолжая волочить якоря.
Непуганые птицы бесстрашно садились на палубу рядом с нами. Крупная олуша опустилась на воду около качающейся шлюпки и оставила свою визитную карточку на Детлефе, когда он отказал ей в удовольствии спокойно посидеть на весле. В этих местах явно не было заведено охотиться на птиц, зато, когда три лодки проходили мимо нас, мы почти за километр уловили явственный запах рыбы.
В полдень мы все так же волочили оба якоря, и ветер напирал немилосердно. Погода не располагала к тому, чтобы, подняв якоря, маневрировать по соседству с незнакомыми скалами в поисках более крепкого грунта. Я решил послать Нормана и Рашада на разведку - пусть поищут людей и либо на английском, либо на арабском языке выяснят, где нам лучше отстаиваться. Асбьёрн сел на весла, все трое надели спасательные жилеты, и нагруженная до предела резиновая шлюпчонка тронулась в путь, ныряя в ложбины между волнами.
Шли часы. Вернулся Асбьёрн, доложил, что прибой зверский, но они отыскали в крайней правой части пляжа защищенный уголок под скалами. Встретили человека, который кое-как объяснялся на арабском языке, и Норман с Рашадом пошли с ним. Отчитавшись, Асбьёрн отправился ждать наших посланцев. И надолго пропал.