В скворечнике на длинном шесте все шло, как полагается. Самец прилежно и с наслаждением распевал песни, помогал обновлять подстилку, гонял непутевых холостяков и бездомовников. Но когда закончилась пора песен, а из скворечника раздалось тихое попискивание птенчиков, и началась страда воспитания прожорливого потомства, скворчиха одна осталась с малолетками. Ее супруг исчез, пропал. Впрочем, иногда к скворечнику на шесте прилетал какой-то скворец. Кто он был, образумившийся ли папаша, беспечный ли холостяк, вознамерившийся принять участие в воспитании чужого потомства, или, быть может, чужая мать, решившая оказать помощь? По внешнему облику скворцов невозможно отличить самку от самца.
Хозяйка маленького дома всегда встречала гостей враждебно, нападала на них, устраивала длительную погоню. Один раз застала чужака в своем доме и устроила ему основательную потасовку.
Прилетел и молодой серенький скворец, покрутился на дереве и заскочил в скворечник. Долго он там не был, иначе бы досталось от хозяйки. Зачем он прилетел сюда, и не тот ли он, кто вырос в этом скворечнике?
Родительских забот у скворцов немало. Рано-рано утром раздался стрекот сорок и тревожные крики скворцов. Хитрая воровка бесцеремонно заглядывала в горизонтальный скворечник, намереваясь стащить птенца. Бедные родители от волнения раскрыли клювы, в панике кричат, но приблизиться к незваному посетителю боятся. Видимо, знают - с сорокой шутки плохи.
Я прогнал сороку, выпилил из фанеры накладку на леток, сделал его, как полагается, для скворцов поменьше - диаметром в четыре с половиной сантиметра.
Долго скворцы летали у входа в свое жилище с едой в клювах для птенчиков, кричали тревожными голосами: фанерная накладка их пугала. Но вот один осмелел, проник в скворечник. За ним и другой последовал. И все пошло на лад. Теперь сороки не страшны, не пролезут к птенчикам.
Птенчики растут не по дням, а по часам. Вчера писк чуть был слышен, сегодня уже слегка голосят, становятся крикливей. Родителям - масса забот. Напряженный труд сделал их возбужденными.
Я пригляделся к одной паре. Распорядок в работе и специализация родителей строгие. Один из них без конца таскает сверчков, другой - больших зеленых гусениц-совок. Когда один из родителей находится в скворечнике или возле него, другой не подлетает, ожидает в стороне. Мешать друг другу не полагается. Теперь мать и отец крикливого семейства видят друг друга только издалека. Поздно вечером прекращается доставка провианта. Птицы садятся на провода, отдыхают, чистят перышки.
Иногда скворцы приносят землянику. Под каждым скворечником ее валяется немало. Подойдешь к гнезду, раздается истошный крик. Пойдешь собирать землянику - тоже кричат. Подлетят сами к скворечнику с добычей, опять крик несется. И так весь день.
Если прислушаться, крики скворцов разные. Орнитологи насчитали что-то около десяти сигналов. Мне же кажется, что разговор птиц гораздо сложнее.
Скворчата стали большими, выглядывают из окошка и смотрят на небо, на землю, на родителей, прилетающих с едой, на нас - страшных. Представляю, каким интересным им все это кажется. Но как быстро они развиваются! Месяц назад в гнездах лежали голубые яички, а сейчас!
Темперамент у родителей разный. В одном скворечнике царит деловая обстановка, без конца одна птица сменяет другую, и пища поступает без перерыва. В другом - скворцы невероятно шумливы, кричат без конца. Быть может, первые родители опытные, бывалые, хорошо знакомые со своими обязанностями. Вторые - молодые. Им все в новинку, все их беспокоит, волнует. Но это так, с нашей, человеческой точки зрения.
Забрался на чердак, пристроил там магнитофон, решил записать птенчиков. Скворчата скворчат и тихими голосами. Иногда замолкнут, иногда разболтаются не в меру. Но вот летит с кормом мать и заранее извещает:
- Несу еду, готовьтесь!
Скворчата сразу дружно отвечают:
- Ждем, очень ждем, есть хотим!
Скворчиха прилетает, сует еду в один рот, другой, потом, завидев меня, орет истошным голосом:
- Детки, хоронитесь, берегитесь, не высовывайтесь. Кругом люди, собаки, кошки, сороки!
И улетает за очередной порцией. Но скворчата никак не могут успокоиться, еще долго шумят.
Скворцам - претендентам на освобождающиеся квартиры - стало невтерпеж. Не могут спокойно дожидаться, хватают соломинки, таскают в клювах, крутятся с ними возле еще не освободившихся скворечников. Хозяева неумолимы и гонят назойливых посетителей.
И вдруг 11 июня, в день зацветания зверобоя, один за другим полетели молодые скворцы. Прежде чем выбраться наружу, птенец долго выглядывает в окошко, смотрит в том направлении, куда скрылись его собратья, не решается покинуть жилище, примеряется, раздумывает.
Во время этого необыкновенно важного события у одного скворечника, в котором остался запоздалый птенец, собралось около двух десятков холостяков. Они молча посматривали на окошко, некоторые из них улетали, некоторые прилетали. На скворчонка - никакого внимания. Он одинок, родители его исчезли вместе с выводком. Наконец последыш набирается решимости, выскальзывает из своего убежища, часто-часто взмахивая крыльями, отправляется в первый полет.
"Совещание" скворцов продолжается весь день. И - никаких скандалов, ссор или попыток занять освободившуюся квартиру. Лишь один раз двое забияк, сцепившись, упали на землю.
На следующий день у скворечника сидит новый владелец и распевает песни. Он очень музыкален, талантливее своего предшественника. В его песне хорошо слышится крик жеребенка. Он часто его повторяет. Поет день, два. Иногда к нему прилетает его подруга. От претендентов никого не осталось!
Я вспоминаю, сколько ссор было весной возле новых скворечников. Желающих в них поселиться - масса. А возле старых - почти никаких недоразумений.
Во всей этой удивительной истории, могущей вызвать иронию у тех орнитологов, которые предпочитают смотреть на птиц больше через мушку ружья, нежели через бинокль, непонятно, как скворцы узнали, что пришла пора вылетать птенцам, как "решили" между собою, кому принадлежит право занимать жилище, кто и как "выдал ордер" на заселение освободившейся жилой площади.
Проходит пара дней, новые жильцы жизнерадостны, распевают песни, выбрасывают хлам, принадлежавший прежним владельцам, носят новый строительный материал.
Молодежи, родившейся в этом году, не видно. Улетели все сразу, наверное, кочевать, учиться житейским делам, набираться опыта в других местах, чтобы не мешать новым парам заниматься заботами по воспитанию потомства. В таком распорядке жизни заложена большая мудрость. Нельзя истощать угодия, где воспитываются малые дети.
Новый поселенец-самочка подолгу сидит во входе, высунувшись наружу. Эта поза означает, что жилище занято, пролетайте мимо, нечего вам здесь делать. Самец распевает, носит всякую строительную мелочь. Самка придирчива. То, что приносит супруг, нередко выбрасывает.
Иногда самец, нахватав мелких растений, усаживается возле скворечника и не торопится расставаться со своим грузом, использует минуту отдыха, музицирует, не раскрывая рта, с пучком растений, очень напоминая усатого старика. Горлышко его трепещет, перья нахохлены.
Вечером обе птицы улетают на ночлег.
Я долго раздумываю об удивительном порядке смены поколений скворцов в скворечниках. Мирная смена, конечно, не случайна, и мне кажется, что птицы долго не теряют родственных связей. Первыми занимают скворечники старики - родители, затем по старшинству - их дети, потом, возможно, внуки. Все это может показаться невероятным, но чутьем натуралиста я верю в существование подобного, если хотите, "родового строя" общественной жизни скворцов. Когда-нибудь, возможно, это смелое предположение будет подтверждено орнитологами, сейчас же, при современном уровне нашего знания сокровенных сторон поведения животных, оно звучит, как любит говорить ученый народ, "антропоморфически". Слова "общественная жизнь скворцов" я употребил не случайно. Большую часть года эти птицы проводят в тесном окружении себе подобных, кочуя с места на место большими стаями. Ближайшие же родственники обыкновенного скворца - розовые скворцы, те и гнездятся совместно колониями.
У скворцов появились маленькие птенчики второго поколения, пищат слабенькими голосочками. Родители носят пищу редко - в основном мелких насекомых. "По Сеньке и шапка". Один чужой скворец прилетел к скворечнику. Быть может, неудачник, холостяк, или прежний жилец. Хозяева, выглядывая из летка, долго косились на пришельца, потом прогнали. Тогда назойливый гость, улучив момент, все же тихонько проскользнул в скворечник. Захотел полюбоваться чужими детками! Но вернулась хозяйка. Из деревянного домика раздался шум, писк, крик, потом из него высунулся скворец и заорал громким голосом, пытаясь вырваться наружу. Сзади его за хвост трепала хозяйка. Наконец высвободился, улетел и больше не появлялся.
Иногда к скворечнику подлетает воробей. Наклоняя головку в разные стороны, он долго и внимательно прислушивается к доносящемуся из чужого жилища писку. Скворцы не обращают на него внимания: пусть любопытствует!
Как-то вместе с родителями прилетели молодые скворцы. Проведали родную сторонушку, посидели на проводах, посмотрели. Один серенький глупышка долго клевал большой коричневый изолятор. И улетели.
Пришло время, и второе поколение вылетело, и опустели скворечники.
Молодые скворцы полиняли, нарядились в костюм взрослых, хотя немного все же отличаются от них, не такие черные, не такие блестящие. Как-то прилетели шестеро, сели на провода, один из них запел и закричал коршуном.
- Наш скворушка прилетел! - невольно вырвалось у меня громкое восклицание.
Скворцы спустились к скворечнику, поочередно побывали в нем, поочередно же, высунув из него голову, погрозились раскрытым клювом, будто заявляя собственность на покинутый домик, погонялись друг за другом, как это делали родители весной, отвоевывая себе жилище, и, побаловавшись, улетели.
Лето кончилось. Исчезли скворцы, галки перестали садиться на опору электропередачи. Ночи стали тихие, длинные и не такие, как прежде. Не стало и сверчковых песен, как будто по уговору, оборвались сразу, неожиданно. Только утром, когда солнце обогрело землю, в углу сада чиркнул сверчок-трубачик раз, другой и замолк. Наверное, последний…
Вспоминается еще несколько случайных наблюдений над скворцами.
Нам предстояло переехать на пароме через реку Или, и кто знает, сколько времени отнимет у нас эта переправа. Поэтому проснулись рано, быстро позавтракали, собрали палатки, погрузили имущество на машину и тронулись в путь. Солнце только что поднялось над пустыней, осветило далекие сиреневые горы Джунгарского Алатау, заиграло на пожелтевших листьях разнолистного тополя. Деревья здесь росли маленькими рощицами или поодиночке, на значительном расстоянии друг от друга, напоминая африканские саванны.
Далеко впереди появилась синяя полоска тугаев, блеснула на солнце ниточка реки. Вот мы и возле Или, смотрим в ее мутные воды. Паром находится на противоположном берегу, далеко, не видно, что с ним. Возле переправы уже скопилось несколько грузовых машин, толпятся люди. Почему-то все подняли кверху головы, смотрят на небо, куда-то показывают руками, о чем-то оживленно говорят. И мы все, будто сговорившись, без слов подняли головы, разглядываем синее небо.
Сперва я не могу понять, что происходит. Вижу, высоко в небе вьется штопором громадная стая скворцов и поднимается все выше и выше. Вверху стая узкая, заостренная, плотная, внизу - широкая, растянувшаяся. Потом замечаю: впереди стаи кверху стремительно мчится большая черная точка. В бинокль становится яснее, черная точка - ворона. За нею будто гонится многотысячная стая скворцов. Вот ворона сделала плавный круг, и так же плавно выстроились за нею скворцы, упала книзу, и острый конец стаи распался, стал головокружительно падать. Ворона поднялась кверху, скворцы немного от нее отстали, потом бросилась прямо в самую гущу птиц, и те, расступившись, образовали вокруг нее хоровод, понеслись за нею послушной свитой.
Нет, скворцы вовсе не гоняются за своим случайным предводителем, как мне сперва показалось, это просто игра, забавная, вычурная, и верховодит ею неожиданный командир полетов.
Вот бы заснять всю эту необычную картину при помощи телеобъектива на киноаппарат! Кто поверит в то, что сейчас происходило перед нашими глазами?
Долго стая скворцов совершала сложные виражи, падения и взлеты во главе с черной вороной. И, что удивительнее всего, вся стая летала точно над рекой, не отходя от нее в сторону, но на большой высоте постепенно продвигаясь к западу по ее течению.
Вскоре стая птиц стала едва заметным легким облачком. Потом от нее отделилась слабо различимая черная точка и пошла кругами вниз. Командир полетов устал и отправился отдыхать после столь длительного развлечения. Игра птиц закончилась. Стайка скворцов тоже снизилась, потонула на фоне далеких синих гор. В это время к берегу подошел паром. Пора было грузиться…
Как уже было сказано, скворцы - насекомоядные птицы, хотя иногда они пробавляются спелыми плодами, ягодами. Но вот однажды я был свидетелем необычной скворечьей трапезы.
Прервав долгий и утомительный путь и собираясь готовить обед, мы съехали с асфальтового шоссе к небольшой речке. С ее берега со своеобразным гортанным криком снялись потревоженные утки-атайки. Над водой летали сверкающие изящным оперением щурки, проносились озабоченные скворцы. Здесь в обрывистых берегах птицы устроили свои гнезда.
К маленькой протоке подлетает скворец, садится на бережок, склонив голову набок, смотрит на воду и вдруг бросается в реку, едва окунувшись, выскакивает обратно. Бросок оказался не случайным и удачным, в клюве птицы затрепетала маленькая рыбка.
Я поражен! Ну чем не заправский зимородок! Уж не видел ли он, как охотится этот рыболов, и не решил ли ему подражать? Не расставаясь с добычей, скворец пробегает несколько шагов по бережку, поднимается в воздух, трепещет над водой. Он, видимо, не прочь снова нырнуть за другой рыбкой. Но что делать с той, которая во рту, она не кузнечик, не кобылка или медведка, которых можно захватить сразу несколько. Птица снова садится на бережок, как будто раздумывает, потом улетает к обрыву и исчезает в одной из норок.
Никогда я не слышал, что скворец может стать рыболовом. Сейчас в пустыне мало насекомых. Научились же скворцы в городе добывать себе пропитание в мусорных ящиках. Почему бы здесь не заняться рыбной ловлей!..
Наступает осень, и скворцы покидают родную сторону. По сухой и желтой пустыне ветер гонит перекати-поле, и мы, подумывая о предстоящем ночлеге, сворачиваем к горам, рассчитывая найти там уютное место для бивака.
Едва мы остановились в ущелье, как над головой что-то сильно зашумело. Собака вздрогнула и помчалась за холмы. Но никто не заметил, что случилось.
Солнце опустилось за горы, в ущелье легла глубокая тень, и только скалистые вершины долго краснели от потухавшей зорьки.
Рано утром тот же резкий и непродолжительный шум снова раздался над биваком. А потом еще и еще. На этот раз я узнал, в чем дело: над ущельем будто по заранее проложенному маршруту, без единого крика, деловито и поспешно пролетали небольшие стайки скворцов. Они держали путь строго на юг, очевидно, покидая свою родную северную сторону.
Быть может, это одна и та же стайка совершала забавный и непонятный круговой полет над горами? Но стайки были разными по количеству ее участников, и малыми, и большими.
Долго, почти до полудня летели скворцы, около двадцати стаек промчалось над ущельем.
К вечеру захмурило небо, поползли темные тучи, потянуло сыростью, холодом. Ночью несколько раз принимался накрапывать дождик. Утро было неприветливое, серое. Мы быстро собрались и поехали вниз, к реке Или. Несколько стаек скворцов обогнало нас, несколько других пересекло дорогу: они летели из других ущелий. Вскоре по радио мы услышали, что на севере Казахстана похолодало, пошли дожди со снегом.
Не зря скворцы так дружно отправились в дальнее путешествие!
Спутники человека
За зиму промерз сад дачного участка, вся жизнь в нем затаилась почечками, семенами, росточками, яичками, личинками и куколками насекомых. Лишь по вечерам появляются извечные спутники человека - воробьи и, завидев меня, напуганные, шарахаются в стороны. Отвыкли за зиму! Рано утром они улетают в сторону города и там промышляют на помойках.
Воробьи - двух видов, полевые и домовые. Оба вида живут бок о бок, вместе, селятся под крышами дачных домиков, не обращая внимания друг на друга и не враждуя между собой. Полевой воробей ярче, красивее, с шоколадно-коричневой шапочкой, белым ошейником и черным горлом. У самочек черное горло и белый ошейник меньше, окраска не столь ярка. Домовой воробей окрашен скромнее полевого. У самца шапочка менее нарядна, белого ошейника нет, на горле не черное пятно, а всего лишь полосочка. Самочка же совсем серенькая, с охристой или беловатой полоской над каждым глазом.
За зиму наша стайка воробьев уменьшилась. Я не обмолвился и "нашей стайкой" назвал не случайно. Всю зиму в нашем домике ночевали эти шумные и деятельные птицы. Наверное, часть из них погибла, другие остались в городе или расселились по другим местам. Среди серой братии полевых воробьишек появились совсем черные, вымазанные сажей и прокопченные дымным воздухом горожане. Наверное, каждый год воробьи-горожане уходят жить в поле, поселяются на дачах. Мы, люди, тоже скрываемся из города.
Наступила весна, и я заметил: когда воробьям приходит пора заботиться о потомстве, очень оживленные и крикливые самочки начинают пищать, как птенчики, и трепетать полураскрытыми крылышками. Наверное, объясняют друг другу, что кончились зима и кочевки, пришла весна и вместе с нею пора заботы о потомстве. Что может быть сильнее родительских чувств! Подобное же поведение я наблюдал и у ласточек, и, возможно, оно широко распространено среди мелких птиц.
Зимою голодающие дачные кошки, оставленные на произвол своими легкомысленными хозяевами, приучились охотиться за воробьями. Сегодня я был свидетелем необычного происшествия. На участке соседа, на опавших с деревьев и подсохших от теплых весенних лучей солнца листьях, разлеглась кошка и стала как-то необычно кататься по земле. Ее странное поведение привлекло мое внимание.
Кошку мгновенно заметили сидевшие стайкой воробьи, а так как до нее было метров тридцать, перелетели на другое дерево поближе и, склонив головки, замерли.
Кривляющаяся кошка и стайка воробьев, молчаливо наблюдавшая за нею, - такое я увидел впервые в жизни.
Вскоре воробьи один за другим с ветки на ветку стали опускаться ниже. Самый любопытный из них подскакал к кошке совсем близко. Сейчас ему достанется!
Мне бы посмотреть до конца представление. Но не выдержал, спугнул коварного хищника. Кошка умчалась, а воробьи разлетелись во все стороны. Тем все и закончилось!..
Потом два дня шли теплые дожди, почки набухли, зазеленела трава, и воробьи впервые умылись, стали чистенькие, красивые. Пока было холодно, они не принимали ванны. Самый черный воробей, "негритенок", как я его прозвал, потемневший от ночлегов в трубах городских домов, тоже посветлел, но все же не отмылся как следует. Уж очень был грязный.