Она постаралась не обращать внимания на его странности - убедить его казалось гораздо важнее.
- Ох, Чет, кто-то ведь счел, что этот случай соответствует нашему профилю! И вчера мне звонили из Северной больницы Бостона. В деталях я пока не разобралась, но выглядит очень похоже. У обоих детей так серьезно затронут позвоночник, что, по-моему, мы просто обязаны включить их в свой проект - пока кому-нибудь не пришло в голову спросить, почему мы этого не сделали. Нас даже могут обвинить в том, что мы пытаемся скрыть факты. Два случая - разве не странно? Что, если это какое-то новое заболевание? Подумай, что это могло бы означать для фонда. Наша репутация взлетит до…
- Никакое это не новое заболевание, - резко оборвал он ее. - Просто очень неудачный перелом. Может, тренер прикрывает собственные грешки - то, что он допустил возникновение опасной ситуации на поле.
- Я разговаривала с людьми, которые видели, как все произошло… тренер сам дал мне их имена. И они подтвердили его рассказ - что никакое это было не грубое столкновение, вообще ничего из ряда вон. Обычно дети в таких случаях вскакивают, отряхиваются и продолжают играть. Кстати, другой мальчик так и сделал. Но не Прайвес. Мне просто хотелось бы выяснить почему.
- Мне неприятно говорить тебе такое, но ты этого не выяснишь. Слишком дорого.
- Но должен же быть какой-то денежный фонд на случай таких вот непредвиденных обстоятельств. И мы тратим немалые суммы на тех, кто уже попал в проект… еще один человек погоды не сделает. Никто этого и не заметит.
- Шутишь? Наверху сидят орлы, не синички. Они замечают все.
- Думаешь, им эта идея не понравится?
- Да, именно так я и думаю.
- И ты не станешь поддерживать меня.
- Нет, если ты не представишь более убедительных причин, с какой стати я должен делать это.
Джейни в раздражении покинула его офис. Едва она ушла, Малин открыл на компьютере программу по учету кадров, сделал короткую запись и снова закрыл программу.
Джейни уже несколько месяцев не виделась со своим бывшим академическим куратором Джоном Сэндхаузом и удивилась, когда, позвонив ему, узнала, что он переехал из просторного дома в пригороде и теперь живет в одной из квартир Университетского общежития.
- Привет, рад видеть тебя, - улыбнулся он, открывая ей дверь.
- Взаимно. - Джейни обняла его. - Нужно чаще встречаться.
- Ты права. Просто моя жизнь катится вперед все быстрее и быстрее, такое складывается впечатление.
- Мне знакомо это чувство. - Она повела рукой вокруг. - Это все, наверное, очень ново для тебя.
- Начинаю привыкать помаленьку, - ответил он. - Может, со временем и полюблю. Кэти, по крайней мере, точно нравится. Знаешь, прошлой осенью я как-то смотрел в окно на листопад, и меня словно ударило: если сосчитать все время, что я потратил, сгребая листья, получится, скорее всего, не меньше полугода. Именно в тот момент до меня дошло, что я не могу больше этим заниматься. Никогда. Опадающая листва стала для меня символом ловушки, в которую загоняют нас жесткие поведенческие рамки современного общества. Подумать только! Я, тупица, тратил столько времени, пытаясь заставить природу вести себя, как мне того хочется. Вот мы и переехали. И теперь у нас есть неиссякаемый запас бебиситтеров прямо на дому и гарантия, что каждый сентябрь он будет возобновляться.
- Равно как неиссякаемый поток отупевших от пива юношей и девушек, который тоже будет постоянно возобновляться. Проблема в том, что их уже не отшлепаешь.
- Да? Однако посмотри на меня. Пока все в порядке. Нам нравится. Не думаю, что смог бы поселиться в одном из этих новых общежитий… слишком стерильно. Здесь, однако, мило. Напоминает то общежитие, где я жил, когда учился в Кембридже. И плата приемлемая, это уж точно.
- Надеюсь, ты получил за свой дом приличную цену…
- В разумных пределах. Рынок, знаешь ли, все еще наводнен предложениями. Честно говоря, я счастлив, что мы вообще сумели продать его.
- А вот я больше переезжать не собираюсь. Никогда. Разве что меня соскребут с кухонного пола.
- Конечно, тебя связывает с домом множество воспоминаний. Мы такого не пережили.
- Вам очень повезло.
- Да. - Джон помолчал. - Пойдем, я все тебе покажу.
Обойдя квартиру, они уселись на кухне, в подробностях рассказывая друг другу, что произошло с каждым за последние месяцы.
- Эта девушка, которая работала с тобой в Англии… - начал Джон.
- Кэролайн.
- Да. Как она?
- Гораздо лучше. Вообще-то пару месяцев назад она вышла замуж.
- Правда? Это замечательно! - Джон помолчал. - Вроде бы ты говорила, что к ней воспылал нежными чувствами какой-то английский коп. Это он?
- Он самый. Теперь он лейтенант Биопола в западном округе Массачусетса.
- Ух ты! Это впечатляет. Однако меня больше интересует ее… ну…
- Состояние здоровья, - с улыбкой закончила за него Джейни. - Оно все время улучшается. Заживление большого пальца на ноге идет полным ходом. Правда, время от времени он начинает побаливать… точно не знаю почему, а она никак не хочет обращаться к медикам…
- Ее можно понять.
- Да, наверное. И все же ей гораздо лучше. Она старается спускаться по лестнице, не хромая, и, слава богу, у нее получается, хотя это и нелегко. А вот что касается психики, я не уверена, что тут возможно полное исцеление. По счастью, Майкл человек понимающий. - Она усмехнулась. - Для биокопа. Никогда не думала, что она может выйти замуж за человека такой профессии. Однако они действительно любят друг друга, это по всему видно…
- Разве что-нибудь другое имеет значение? Даже копы влюбляться. Иногда я забываю, что внутри этих костюмов живые люди. Рад, что в последнее время их вроде бы стало меньше.
Когда Джон произнес эти слова, в сознании Джейни вспыхнул вопрос: а может, наоборот, в последнее время их стало больше? Временами складывалось именно такое впечатление.
- Это было суровое испытание - то, через что ей пришлось пройти, - продолжал Джон. - И тебе тоже.
- Да, правда. Думаю, мы обе в некотором роде все еще не до конца оправились.
- Просто не забывай, что все могло быть хуже. Гораздо хуже. Эй, а как тот парень, с которым ты там встретилась? Все еще пытаешься вытащить его сюда?
Джейни опустила взгляд, как будто внимательно изучая ручку кофейной кружки.
- Да, пытаюсь, но пока одни разочарования. Зато мой адвокат, наверное, разбогатеет.
- Том?
- Да.
- Что он говорит, каковы шансы?
- К несчастью, не очень велики. Главная трудность в том, что Брюс гражданин США. Прожил в Англии двадцать лет, но паспорт у него все еще американский.
- Не пойму, в чем тут проблема?
- Когда сканировали его паспорт, все у них там зазвенело и засвистело.
- А с твоим все было в порядке.
- Да. Невероятно, но факт.
- Везет же длинноногим. Ну, кто знает? Все еще может измениться, и он пробьется сюда.
- Не сказала бы, что жду быстрого успеха.
- Сейчас никто не ждет быстрого успеха. Да, ты сказала, когда звонила, что тебе нужны мои мозги…
Джейни села прямо; лицо у нее прояснилось.
- И твой компьютер, если не возражаешь.
- Меньше чем за миллион баксов я к компьютеру не прикоснусь.
- Я не имею в виду, что ты должен буквально прикасаться к нему, Джон, в смысле, пачкаться сам. Просто мне нужно узнать, куда обратиться кое за чем, вот и все.
- Что я такое знаю, имеющее отношение к компьютеру, чего не знаешь ты?
- Мне нужно узнать, как раздобыть денежную субсидию. По-моему, ты всегда имел неиссякаемый их источник, а я какое-то время была лишена доступа к этой информации… Ты ведь у нас Король Субсидий, правда? Или растерял свои связи?
- Ох, перестань, Джейни.
- Нет, в самом деле. Ты всегда умел достать деньги, притягивал их, как магнит.
- Для чего тебе деньги?
- Одного парнишку направили в наш фонд с тяжелой травмой позвоночника, но мой начальник не желает брать его. И есть еще один схожий случай в Бостоне, который мне тоже хотелось бы включить в наш проект. Но, по-видимому, у фонда нет денег.
Джон с любопытством взглянул на нее.
- Конечно есть. С такими-то пожертвованиями? Вы бы в жизни столько не имели, если бы были прибыльной компанией. - Он размешал кофе и постучал ложечкой по краю чашки. - Они просто не хотят тратить их. Надеюсь, тебя это не удивляет.
- На самом деле нет… Разочаровывает, конечно, но не удивляет.
- Хорошо. Мое высокое мнение о тебе слегка упало бы, если бы дело обстояло иначе.
- Однако есть и другая причина… - Она рассказала, что Том говорил о возобновлении лицензии. - Чем больше я узнаю об этом несчастном мальчике, тем больше мне кажется, что его случай в чем-то уникален.
- Но у него же сломана кость… это не неврология.
- У него сильно травмирован позвоночник. Это неврология. Послушай, я знаю, это не твоя сфера, поэтому ты, возможно, не видишь того, что я. Однако поверь, здесь точно есть что-то уникальное. Может, достаточно уникальное для того, чтобы я смогла вернуться к медицинской практике - если хорошенько постараюсь.
- Это так валено для тебя?
- Я терпеть не могу то, чем занимаюсь теперь. Совершенно бессмысленно. Я что-то вроде доярки, честное слово: выкачиваю информацию из одного места и переношу в другое, давая возможность нашим деятелям продемонстрировать, насколько эффективны их препараты.
- Ну и как, эффективны?
- Отчасти. Пара-тройка сулят серьезные перемены. А теперь, когда у них есть деньги и персонал, главная задача - чтобы все продолжало вертеться, не то получится, что уже сделанные вложения вроде как потрачены впустую. Ну что им стоит подключить моего парнишку?
- Никто не знает, почему такого рода организации делают то, что делают. У них, как и во всякой большой компании, есть совет директоров. Фактически это и есть большая компания, только заявляющая, что их цель не прибыль. По какой-то причине правительство позволяет им действовать таким образом. Слишком много политики, слишком мало науки.
- Эта идея заставляет меня чувствовать себя… ну, почти шлюхой. Однако, наверное, все так и есть. Я связалась с этим фондом, потому что мне нужна работа, все равно какая, лишь бы занять голову и не думать обо… всяком; но не только. Мне казалось, что там присутствует… совесть, что ли? По крайней мере, вначале. Теперь я, конечно, сомневаюсь.
Джон иронически усмехнулся.
- Когда я начинал здесь, у меня было такое же чувство, но теперь я смотрю на все иначе. Башня из Слоновой Кости… Нет, я не хотел быть просто еще одним наемным служащим, бредущим к пенсии. Но, увы, таков я и есть. Что поделаешь? Так уж устроен мир в наше время. - Он с улыбкой пожал плечами. - Мы можем делать только то, что можем, верно?
- Правильно. И ты можешь поискать для меня грант.
Как всегда по вечерам, когда Брюс уже спал в Лондоне, а она еще бодрствовала в Массачусетсе, чувствуя себя в особенности одинокой, Джейни страстно желала, чтобы он каким-то образом сумел перебраться сюда. Год назад в Лондоне она провела вместе с ним всего несколько спокойных вечеров, и, не считая самого начала, на пути их встреч одна за другой вставали бесконечные трудности. Однако она удивительно быстро приобрела вкус к таким вечерам и постоянно вызывала в воображении безопасные, трогательные картины того, как они проводили время, словно возлюбленные, которые прожили вместе не один год, хорошо знали и прощали друг другу все слабости. На самом деле между ними пролегала огромная неизведанная территория, на которой еще многое предстояло обнаружить.
И хотя Том не раз повторял Джейни, что для нее всякая связь с возникшей в Англии "проблемой" закончена, для Брюса эта опасность все еще существовала. Он жил там и по-прежнему находился под расследованием, хотя никаких обвинений ему не предъявляли и, скорее всего, не предъявят - британские биокопы пока не придумали ничего более страшного, чем держать проклятого янки при себе, не выпуская его из поля зрения. Однако они совершенно точно знали, что он причастен к одному очень запутанному делу, и старались всячески осложнить ему жизнь - видимо, компенсируя таким образом собственную некомпетентность.
Для Джейни это было странное, незнакомое ощущение - барахтаться во вредных испарениях жалости к себе. Глядя на опускающееся за ее обожаемый сад солнце, она приказала себе: "Прекрати. Ты выдержала и не такое". И это была правда - ее психика оказалась достаточно гибкой и сумела найти источники новых сил для возрождения. Просто в последнее время возникало чувство, что эти вновь обретенные навыки самозащиты отчасти стали утрачиваться.
Мелькнула мысль, что, возможно, у нее депрессия.
"Ничего удивительного - я ненавижу свою работу, а человек, которого я люблю, по ту сторону огромного океана".
Она сделала упражнения, очищающие дыхание, и переключила внимание на лежащий на коленях предмет. Хотя дневник совсем не пострадал, когда пересекал океан, завернутый в пропотевшую тенниску Джейни, его древность и хрупкость не вызывали сомнений. Судя по растрескавшемуся кожаному переплету и загрязненности пергаментных страниц, он, по мнению Джейни, представлял собой рабочую тетрадь, из тех, которые постоянно берут в руки, может, даже ежедневно. И делали это множество владельцев, которым тетрадь принадлежала на протяжении долгих лет. Каждый оставил на ее страницах свой след - записи, переводы, пометки здесь, пятна там, - начиная с фотографии последней перед Джейни владелицы и заканчивая выцветшими, истончившимися каракулями человека, для которого изначально и была переплетена эта тетрадь.
Интересно, спрашивала себя Джейни, сколько стоило изготовить такой переплет в те времена, шестьсот дет назад? И какой монетой какого королевства заплатил за нее отец молодого человека, для которого она предназначалась? Гордясь успехами сына, он, скорее всего, пошел к переплетчику и заказал ему тетрадь, чтобы Алехандро Санчес, покидая дом и отправляясь на учебу, имел возможность заносить в нее свои наблюдения по мере того, как расцветал его интеллект. Юноша учился в Монпелье и, делая там заметки, временами переходил с иврита на французский. В особенности тяжело Джейни давался перевод последних; она постоянно консультировалась с помощью Интернета с группой франкофилов, которые получали наслаждение, погружаясь в la langue française ancienne. До сих пор она не показывала дневник никому, кроме Кэролайн.
Она уже много раз открывала тетрадь, читала и перечитывала ветхие страницы, и все равно немало вопросов оставалось без ответа. В последние месяцы, располагая массой свободного времени и имея острое желание отвлечься, она все чаще и чаще обращалась к дневнику, и постепенно очарование древних текстов завладевало ею.
- Почему ты так внезапно исчез из поля зрения? - вслух спросила она.
"В тысяча триста сорок восьмом году половина жителей Лондона умерли", - тут же всплыла в мозгу подсказка.
- А может, ты сбежал, как я?
"Но если он сбежал, то почему расстался с этой тетрадью, которая, несомненно, была очень важна для него?"
Почему-то этот древний врач не казался ей человеком, который мог с легкостью бросить или просто забыть нечто столь для себя драгоценное.
"Ну, во всяком случае, теперь ты точно мертв, так что покойся с миром".
Старое деревянное кресло-качалка ритмично поскрипывало, когда Джейни раскачивалась в нем с открытой тетрадью в руках.
"Я тоже рассталась с Брюсом, а ведь он очень важен для меня.
Но то были совсем другие времена.
Или нет?"
Три
В другие времена наверняка под рукой нашелся бы более подходящий материал, однако сейчас Кэт пришлось пойти на жертву, чтобы сделать то, что требовалось. Она с болью смотрела, как Алехандро разорвал одну из двух оставшихся у нее сорочек на длинные полосы, чтобы надежно закрепить раненого на столе.
- Мы купим тебе новую, - заверил он ее.
- И ты, конечно, уверен, что солдаты не тронули портних и те продолжают трудиться над женскими нарядами, - с горечью ответила она. - Раздобыть новую будет не так-то просто, père.
- Знаю, - с извиняющейся улыбкой сказал он. - Будь у меня лишняя рубашка, я использовал бы ее.
- А почему не одежду с мертвеца?
- Неужели мы допустим, чтобы он предстал перед Господом обнаженным? - запротестовал Каль. - Еще со времен Адама люди прикрывали перед Господом свою наготу.
Она тяжело вздохнула.
- Лучше было бы использовать что-то вроде веревки. Тут поблизости растет много виноградных лоз, которые еще не успели сжечь. - Она посмотрела на раненого в полубессознательном состоянии, который сейчас был надежно привязан к столу. - Во всяком случае, моя сорочка послужила благой цели.
- Да, - согласился Алехандро. - Если бы он начал вертеться, у него могло бы открыться кровотечение. - Он наклонился к раненому и прошептал ему на ухо, хотя и сомневался, что тот в состоянии его услышать: - Мы скоро вернемся. Здесь ты будешь в безопасности. Постарайся не кричать.
Он от всей души надеялся, что, вернувшись, они застанут этого человека живым, хотя и не был уверен в этом. Однако говорить о своих сомнениях не стал.
Когда они понесли волокушу с телом покойного по лесу, рассвет уже наступил, но среди деревьев все еще царил полумрак. Однако спустя некоторое время солнечные лучи пробились сквозь листву и идти стало легче. В кустах ежевики шуршали мелкие зверюшки, а когда маленький караван углубился в заповедную территорию, воздух заполнили протестующие крики птиц, не решавшихся, однако, покинуть верхушки деревьев. Возможно, их отпугивало отвратительное, раздувшееся тело покойника.
- Будь проклят твой конь, - проворчал Карл. - Жалкое, непослушное животное. Будь он мой, я бы отхлестал его как следует и добился своего.
- Ему никогда не нравился запах смерти, - объяснил Алехандро. - Поэтому он и уперся. А я знаю, что может натворить упирающийся конь, если на него давить, и не желаю повторения.
В памяти всплыло зрелище взбрыкнувшего осла и крик молодой испанки, когда из тележки, которую тащил осел, на мостовую выпал труп. То было начало долгого бегства Алехандро через всю Европу, которое закончилось в Лондоне. Он выбросил эти мысли из головы и покрепче взялся за деревянные жерди волокуши.
- Зачем нужно обязательно нести волокушу? - сказал он. - Может, легче тащить ее?
- Ага, и оставить за собой след, который сможет разглядеть даже любой дворянин, - усмехнулся Каль. - Даст бог, Наварра не пошлет своих людей искать меня до того, как мы вернемся за Жаном. Убегая нынче ночью, я, конечно, старался замести следы, но было уже темно, и я очень торопился. Не знаю, хорошо получилось или нет. - Он нервно оглянулся на четко различимую цепочку следов, которую они оставляли за собой. - Не знаю, как замаскировать эти следы.
- По-моему, нужно просто срезать ветку, - ответил Алехандро.
- Что ж, в этом есть толк. Как и в том, что я должен немного передохнуть.