Чем дальше они уходили от Браги, тем хуже становилась дорога. Между колеями, вырытыми колёсами тяжёлых повозок, появилась трава. Так далеко французы, видимо, не заходили, поэтому им встретились несколько гуртов грязных и мокрых овец и небольшие стада коров, но пастухи, завидев солдат, отгоняли животных подальше от дороги. Так и не дождавшись от товарищей ответа на вопрос, Висенте решил попробовать ещё раз:
- Я действительно не понимаю, зачем ирландцу воевать за английского короля.
Харрис набрал в грудь воздух, чтобы что-то сказать, но, натолкнувшись на свирепый взгляд Шарпа, передумал. Харпер принялся насвистывать "Далеко через холмы…". Напряжённую тишину прервал смех Хогана:
- Голод, бедность и отчаяние, мой друг. Хорошему человеку дома трудно найти приличную работу. Кроме того, мы любим добрую драку.
Висенте ответ заинтересовал:
- Вы поэтому пошли служить, капитан?
- Нет, - ответил Хоган. - Моя семья всегда была небогата, хотя нам не приходилось пахать тощую землю, чтобы заработать на хлеб насущный. Нет, я вступил в армию, потому что мне нравится быть инженером. Я практик, и армия даёт мне возможность заниматься тем, что я люблю. Но такой парень, как сержант Харпер, смею сказать, находится здесь, потому что иначе ему пришлось бы голодать.
- Верно, - заметил Харпер.
- И вы ненавидите англичан? - спросил Висенте у Харпера.
- Осторожнее, - проворчал Шарп.
- Я ненавижу землю, по которой гуляют чёртовы ублюдки. - бодро заявил Харпер и, заметив, что Висенте с удивлением посмотрел на Шарпа, добавил. - Я не сказал, что всех их ненавижу.
- Жизнь - сложная штука, - заметил Хоган. - Я слышал, что во французской армии есть португальский легион?
Висенте смутился:
- Они верят во французские идеи, сэр.
- Ах, эти идеи… Они гораздо опаснее больших и мелких соседей. Я не верю в войну ради идей, - сказал Хоган и покачал с сожалением головой. - И сержант Харпер тоже не верит.
- А я не верю? - спросил Харпер.
- Нет, чёрт вас возьми, не верите! - рявкнул Шарп.
- Тогда во что же вы верите? - настойчиво добивался своего Висенте.
- В Троицу, сэр, - величественно ответил Харпер.
- Это винтовка Бейкера, штык и я. - пояснил Шарп.
- И в это тоже, - со смехом согласился ирландец.
- Понимаете, это всё равно, что задать несчастливым в браке супругам вопрос о супружеской преданности, - попытался прояснить ситуацию Хоган. - Вы попадёте в затруднительную ситуацию. Никто не хочет говорить об этом.
- Харрис! - одёрнул Шарп рыжего стрелка, который снова открыл рот.
- Я только собирался сказать, сэр, что на том холме группа всадников, - заметил Харрис.
Шарп обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть всадников, исчезающих за гребнем холма. За струями дождя и при пасмурном освещении было невозможно рассмотреть, какая на них форма. Хоган предположил, что французы послали вперёд конные патрули:
- Они должны проверить, заняли ли мы Брагу. Если бы мы её не взяли, они свернули бы сюда и попытались отступать к Понте-Ведра.
- Шарп пристально смотрел на далёкие холмы:
- Если у них есть чёртова кавалерия, я не хочу, чтобы нас застали на дороге.
Эта местность - за исключением дороги - была настоящим кошмаром для кавалерии, поэтому они свернули на север. Воспользовавшись глубоким бродом, они пересекли Кавадо и пошли по тропе, котрая вела к высокогорным летним пастбищам. Шарп непрерывно озирался, но признаков кавалерии не видел. Вокруг раскинулись совершенно дикие места: глубокие долины, крутые холмы, на голых вершинах которого росли только кусты утёсника, папоротники и редкая трава. Огромные, обточенные ветром и дождём валуны были навалены друг на друга и, казалось, достаточно ребёнку дотронуться, как они покатятся вниз по крутым склонам. Трава давала пропитание небольшим стадам овец со спутанной шерстью и множеству диких коз, которыми, в свою очередь, кормились горные волки и рысь. Единственная деревня, через которую прошли, была вместе с крохотными огородиками зажата между отвесных скал. Козы теснились на пастбище размером с двор гостиницы. Тощие коровы провожали солдат взглядами. Они поднялись ещё выше, слыша только звон козьих колокольчиков среди скал. Проходя мимо увитого цветущим утёсником надгробия, Висенте перекрестился.
Они снова повернули на восток, двигаясь вдоль горного хребта, где среди больших круглых валунов никакая конница не смогла бы развернуться в боевые порядки и атаковать. Шарп продолжал поглядывать на юг, но врага больше не видел. Но один раз они уже наткнулись на всадников и наткнутся снова, потому что они шли навстречу армии, которая всего за один день скатилась с вершины кажущейся несомненной победы в пропасть позорного поражения и находящейся в отчаянном, безнадёжном положении.
Идти по холмам было трудно. Каждый час устраивали привал, потом двигались дальше. Все промокли, устали и замёрзли. Дождь не прекращался, ветер теперь дул с востока, прямо им в лица. Ремни винтовок натёрли плечи через мокрую ткань. К концу дня дождь прекратился, но продолжал дуть пронизывающий холодный ветер. В сумерках, чувствуя себя таким же уставшим, как во время жуткого отступления к Виго, Шарп привёл свой отряд к приютившейся у подножия горного хребта оставленной жителями деревушке, состоящей из горстки сложенных из камня хижин под торфяными крышами.
- Прямо как дома, - со счастливой улыбкой заявил Харпер.
Самым сухим местом оказались два длинных, похожих на гробы, ящика для хранения зерна, которые для защиты от крыс были поставлены на грибообразных каменных столбах. Большая часть солдат угнездилась там на ночлег. Шарп, Хоган и Висенте заняли наменее разрушенный дом. Шарп, поколдовав над сырыми дровами, вскипятил чай.
- Это для солдата самый главный навык, - заявил Хоган, когда Шарп принёс ему дымящуюся кружку.
- Какой? - нетерпеливо спросил Висенте, стремившийся постичь новые жизненные правила.
- Разжечь огонь при сырых дровах, - пояснил инженер.
- Разве вам не положено иметь для этого слугу? - спросил Шарп.
- И мне, и вам, Ричард.
- Мне слуги не нужны.
- И мне, - согласился Хоган. - Но вскипятить чай в такой сырости, Ричард - это подвиг. Если Его Величество когда-нибудь решит, что лондонский жулик не должен быть его офицером, я найму вас своим слугой.
Посты были расставлены, чай кипел, сырой табак тлел в глиняных трубках. Хоган и Висенте начали страстный спор из-за неизвестного Шарпу типа по имени Юм, который оказался уже покойным шотландским философом. Этот мёртвый шотландец заявлял, что ничего нельзя утверждать с определённостью. Шарп поинтересовался, зачем вообще читать его бредни, не говоря о том, чтобы спорить из-за них, но Хоган и Висенте не приняли во внимание его точку зрения. Диспут Шарпу надоел, он оставил спорщиков и пошёл проверять посты.
Дождь полил снова, раскаты грома встряхнули небо, молния ударила в высокие скалы. Шарп задержался у Харриса и Перкинса в превращённой в часовню пещерке, где букетик засохших цветов лежал перед статуей печальной Девы Марии.
- Прямо Иисус плачет кровавыми слезами, - этими словами заявил о себе Харпер, буквально "выплыв" из-за стены ливня и втиснувшись в пещерку. - А мы могли бы забавляться с теми леди в Опорто… - Я не знал, что вы здесь, сэр. Принёс мальчикам немного горячего молока с печеньем, - он показал флягу с горячим чаем. - Иисусе, вы не видели, что там, чёрт бы его побрал, делается.
- Погодка, как дома, сержант? - спросил Перкинс.
- Много ты знаешь, парень! В Донеголе постоянно светит солнце, женщины всегда говорят "да" и обе ноги у егерей - деревянные. - Харпер передал Перкинсу фляжку и всмотрелся в мокрую тьму. - Как мы среди этого безобразия найдём вашего приятеля, сэр?
- Бог знает, найдём ли.
- Это важно?
- Я хочу вернуть свою подзорную трубу.
- Иисус, Мария и Иосиф! - воскликнул Харпер. - Вы собираетесь пролезть в гущу французской армии и попросить его вернуть украденное?
- Что-то вроде того, - сказал Шарп.
Весь день он думал о том, что зря старается, но подобные рассуждения - не причина, чтобы взять всё и бросить. Он считал, что Кристофер заслуживает наказания. Шарп верил, что долг, присяга - это для человека основа всего, что их нельзя поменять по собственной прихоти, а Кристофер, очевидно, полагал, что всегда можно договориться. Конечно, подполковник был человеком умным и искушённым во всяких хитростях. Вступи на подобный путь Шарп, он недолго бы оставался в живых.
Наступил сырой и холодный рассвет. Из окутанной туманом долины они поднялись на усыпанную валунами вершину. Дождь шёл мелкий, но противно сёк лицо. Шарп вёл отряд почти вслепую. И даже когда громыхнул мушкетный выстрел, и возле скалы расцвело облачко дыма, он так и не увидел противника. Он приник к земле. Пуля ударилась о камень и с визгом срикошетила в небо. Все остальные спрятались, кроме Хогана, который сидел на спине мула. Не потеряв присутствия духа, он закричал:
- Огонь! Огонь!
Опасаясь нового выстрела, он наполовину соскользнул с мула, надеясь, что это не французы, и, признав в них англичан, нападавшие прекратят пальбу.
Из-за скалы появился ухмыляющийся во весь беззубый рот человек, одетый в рваные козлиные шкуры, с огромной бородой. Висенте переговорил с ним и пояснил:
- Его зовут Джавали. Говорит, что не признал в нас друзей, сожалеет и просит прощения.
- Джавали? - переспросил Хоган.
- По-английски - "Кабан", - вздохнул Висенте. - В деревне у каждого есть прозвище, и каждый ищет и убивает французов.
- Он один? - поинтересовался Шарп.
- Один.
- Тогда он или чертовски глуп, или чертовски храбр, - ответил Шарп, терпеливо снося объятья Джавали и противный запах из его рта.
Поразительно, как настолько древнее оружие могло стрелять! Деревянное ложе, к которому ствол, как это делали в старину, присоединялся железными обручами, было расколото, а обручи проржавели и разболтались, но в холщовом мешке у Джавали пересыпался порох и целый ассортимент разнокалиберных пуль, и он настаивал, что будет сопровождать их и убивать встретившихся на пути французов. Ещё у него был зловеще выглядевший кривой нож на поясе и маленький топор, висящий через плечо на истёртой верёвке.
Они двинулись дальше. Джавали ни на минуту не умолкал, и Висенте перевёл кое-что из того, что он рассказал. На самом деле крестьянина звали Андреа, он был пастухом из Боуро. Осиротел он в шесть лет, теперь, как он считал, ему было двадцать пять, хотя смотрелся он гораздо старше. Парень батрачил на состоятельных хозяев, защищал скот от рысей и волков. Он гордо заявил, что жил с женщиной, но, когда его не было дома, приехали драгуны и изнасиловали её. Андреа сказал, что у его женщины характер был упрямый - хуже, чем у козы - и она, должно быть, напала на насильников с ножом, потому что они её убили. Джавали не выглядел сильно расстроенным смертью своей женщины, но собирался мстить за неё. Чтобы показать, как именно, Джавали похлопал ножом у себя промеж ног.
По крайней мере, Джавал знал тропы, по которым можно было быстро пройти через горы. Они двигались к северу от дороги, на которой Харрис заметил всадников. Дорога шла по широкой долине, которая постепенно сужалась в восточном направлении. Кавадо вилась возле дороги, иногда скрываясь в рощицах; с холмов стекали питаемые дождём ручьи, и вода в реке поднялась и бурлила. Погода перечеркнула планы Висенте добраться до Понте Ново за два дня. Следующую ночь они провели на вершине холма, пытаясь укрыться от дождя за валунами, а утром двинулись дальше. Долина реки стала совсем узкой. В середине утра они миновали Саламонде, и когда в долине рассеялись последние клочки утреннего тумана, они увидели французскую армию, словно пчелиный рой, облепившую саму дорогу и обочины по обе её стороны. Орда солдат и лошадей, не соблюдая никакого строя, отступала из Португалии, торопясь оторваться от британской армии, которая преследовала их, двигаясь из Браги.
- Нам надо спешить, - сказал Хоган.
- Потребуется несколько часов, чтобы прошли. - заметил Шарп.
Сейчас французы двигались по долине широким фронтом, но в районе деревни Саламонде долина сужалась, и в проходе между холмами, вдоль берега реки изрытая глубокими колеями дорога вилась по склонам. Шарп взял хорошую подзорную трубу Хогана, чтобы рассмотреть французов. Некоторые подразделения шли строем, соблюдая порядок, но большинство передвигалось вольно. Шарп не увидел ни пушек, ни фургонов, ни телег. Если маршалу Сульту всё же удастся убежать, ему придётся ползти в Испанию и объяснять своему хозяину, как он потерял всё это добро.
- Там двадцать или тридцать тысяч. - удивился Шарп, прикинув количество французов, и вернул трубу Хогану. - Они до вечера будут тащиться через деревню.
- Им дьявол наступает на пятки, а это хороший стимул поторопиться. - напомнил Хоган.
Им пришлось поднажать. Слабый солнечный свет, наконец, озарил вершины холмов, хотя на севере и юге стояля серая дождевая завеса. Позади них французы тёмной массой вливались в узкий проход между холмами и, как песчинки в песочных часах, текли через Саламонде. Над разграбленной деревней поднялись столбы дыма.
Дорога постепенно поднималась в гору вдоль ущелья, прорытого меж холмов пенящимися водами Кавадо, которая прихотливо петляла и кое-где обрушивалась в пропасти окутанными туманом брызг водопадами. Впереди отступающих французов ехал эскадрон драгун, высматривая партизан, которые могли бы устроить засаду. Если они и видели отряд Шарпа на высоких склонах холмов к северу от дороги, то ничего не предпринимали: слишком далеко и высоко. К тому же у французов было о чём волноваться: к концу дня они, наконец, достигли Понте Ново.
Здесь, возле деревушки, цепляющейся за скалы у моста, французское отступление могло быть остановлено. Бросив взгляд на мост с вершины холма, Хоган вначале обрадовался, заметив толпу людей, ощетинившуюся оружием.
- Мы сделали это! - повторял он. - Мы сделали это! - но, когда он направил на мост подзорную трубу, его ликование угасло. - Это ополченцы. На них нет формы. Ни одной, чёрт её дери, пушки. И проклятые дураки даже не разрушили мост!
Шарп позаимстововал у Хогана трубу, чтобы рассмотреть мост. Между двух массивных каменных опор - по одной на каждом берегу - через реку были перекинуты две балки. Ополченцы, видимо, не желая полностью уничтожать мост, чтобы его можно было восстановить после победы над французами, просто сняли деревянный настил между ними. На восточном берегу, у околицы деревни, они вырыли окопы, засев в которых надеялись остановить противника мушкетным огнём.
- Это может сработать, - проворчал Шарп.
- А что сделали бы вы на месте французов? - спросил Хоган.
Шарп оглянулся на запад, на французскую армию, тёмной змеей извивающую по дороге в ущелье, но не заметил признаков британского преследования.
- Подождал бы до темноты и перешёл реку по балкам.
Ополченцы были настроены патриотично, но представляли собой неорганизованную, плохо вооружённую и малообученную толпу; их можно легко напугать. Самое главное - ополченцев было мало. Конечно, если бы мост полностью разрушили, их хватило бы с лихвой, но эти балки служили прямо-таки приглашением для французов.
Шарп снова направил трубу на мост.
- Балки довольно широкие. Они нападут ночью, надеясь застать ополченцев спящими.
- Будем надеятся, что они не заснут, - заметил Хоган, слезая с мула. - А мы будем ждать. Если их остановят здесь, то это место ничуть не хуже любого другого, чтобы поймать мистера Кристофера. А если им удастся перейти… - он неопределённо пожал плечами.
- Я должен пойти туда и сказать им, чтобы они обрушили балки, - сказал Шарп.
- И как они сделают это под огнём драгунов с другого берега? - поинтересовался Хоган.
Драгуны тем временем спешились, рассеялись вдоль западного берега, и Хоган видел белые облачка дыма из стволов их карабинов.
- Уже поздно пытаться помочь, Ричард, - сказал он. - Слишком поздно. Вы останетесь здесь.
Они наскоро разбили лагерь среди камней. Быстро стемнело, потому что снова начался дождь, и облака скрыли заходящее солнце. Шарп разрешил своим людям разжечь костёр, чтобы вскипятить чай. Французы, наверное, видели огонь, но это было неважно, потому что в окутавшей холмы темноте мириады огней зажглись на склонах гор. Это со всей Северной Португалии собирались партизаны, чтобы помочь разгромить французскую армию.
А французская армия была насквозь промокшей, замёрзшей, голодной, уставшей настолько, что ломило кости, и попавшей в западню.
Майор Дюлон всё ещё тяжело переживал своё фиаско в Вила Реаль де Зедес. Синяк сошел с лица, но память о том, при каких обстоятельствах он был получен, всё ещё причиняла боль. Француз иногда думал о том стрелке, который нанёс ему поражение, и жалел, что он не служит в его 31-м полку. Ещё он сожалел, что его 31-й вооружён не винтовками, но это было всё равно, что мечтать о звезде с неба. Император слышать ничего не хотел о винтовках. Слишком сложные, слишком медленно заряжаются, в общем - женское оружие. Так сказал Император. Да здравствует фузея! Возле старого моста, который назывался почему-то Понте Ново, Дюлона вызвали к маршалу Сульту, потому что маршалу сказали, что он - самый лучший, самый храбрый солдат во всей его армии. Именно так он и выглядел - в рваной форме, с разбитым лицом. Яркий плюмаж из перьев Дюлон снял со своего кивера и, обернув клеенкой, привязал к ножнам сабли. Он надеялся вернуть плюмаж на место, когда его полк будет входить в Лиссабон, но не вышло. Не этой весной, по крайней мере.
Сульт с Дюлоном поднялись на небольшую возвышенность, откуда был виден мост - вернее, протянувшиеся между берегами две балки - и слышны насмешливые выкрики ополченцев с того берега.
- Их немного, - заметил Сульт. - Триста?
- Больше, - проворчал Дюлон.
- И как вы с ними разделаетесь?
Дюлон внимательно рассматривал мост через подзорную трубу. Каждая балка была примерно метр шириной. Более чем достаточно для переправы, хотя из-за дождя они, несомненно, скользкие. Он видел траншеи, вырытые португальцами, чтобы обстреливать тех, кто попробует воспользоваться балками. Однако ночь будет тёмной; луну застилают тучи…
- Я бы взял сотню добровольцев. - сказал Дюлон. - По пятьдесят на каждую балку. Вышел в полночь.
Дождь усилился, вечер был холодный. Дюлон понимал, что мушкеты португальцев отсыреют, а сами ополченцы заледенеют.
- Сотня, - пообещал он маршалу. - И мост будет ваш.
Сульт кивнул:
- Если у вас получится, майор, сообщите мне. А если нет… Я не хочу об этом слышать.
Он развернулся и ушёл.
Вернувшись в свой 31-й полк, Дюлон собрал солдат и не удивился, когда весь полк шагнул вперёд, вызываясь идти добровольцами. Он выбрал дюжину толковых сержантов, поручил им подобрать остальных и предупредил, что драться придётся в грязи, холоде и сырости.
- Пойдём в штыковую, потому что мушкеты не будут стрелять в такую погоду. - сказал он. - К тому же, выстрелив один раз, вы не будете иметь времени на перезарядку.
Майор хотел напомнить, что они должны продемонстрировать ему свою храбрость, после того, как не смогли под винтовочным огнём взять штурмом Холм Сторожевой Башни в Вила Реаль де Зедес, но решил, что его люди и без того понимают ситуацию.