Куда они шли? Он знал одно: они направлялись на юг, к морю, а оттуда – в западные провинции. Западная часть Внутреннего моря являлась территорией, принадлежащей клану Такаши со дня его образования. Здесь они завоевали первые владения и построили первые жилища. Здесь же дед Согамори сражался с пиратами, наводнившими затем Внутреннее море, и таким образом положил основание могущества Такаши. Проезжая Расёмон, Ацуи обернулся и бросил последний взгляд на город. Даже на таком расстоянии он мог видеть три башни Рокухары, расположенные на востоке. Его взгляд привлекло мерцание какого-то предмета красного цвета на ближайшей башне. Сначала он подумал, что это, должно быть, отражение заката солнца в золотистом орнаменте башни, но потом он понял, что это огонь. Рокухара горела. Его сердце замерло, а затем сжалось от огорчения. "Лучше бы я не оглядывался", – подумал он, видя, как замок, который в течение восьми лет был его домом, скрылся в дыму и пламени. Красные знамена находились на Рокухаре до конца. Сейчас над другими частями города появились столбы дыма, похожие на стволы огромных деревьев.
– Они сожгут весь город? – крикнул Ацуи.
– Нет, – ответил молодой воин, ехавший рядом с ним, – только наши дворцы. Зачем оставлять их этим собакам Муратомо?
Вновь обернувшись, он увидел стену пламени и дыма, поднимающуюся прямо на севере на противоположном конце улицы Красной Птицы. Он содрогнулся от ужаса.
– Но ведь не императорский же дворец?!
– Почему? Разве он не принадлежал нам?
– Но там осталась моя семья – принцесса Садзуко и мой сын!
На лице молодого воина отразились симпатия к юноше и тревога.
– Я уверен, что они увели оттуда всех, прежде чем предали его огню.
Он слегка похлопал Ацуи по руке и отъехал в сторону. Трагедия спутника была слишком тяжела, чтобы сочувствовать и разделять его горе.
"В императорском дворце находилось много родственников и сторонников Такаши, – подумал Ацуи. – Конечно, они вывезли оттуда всех". Однако уничтожить работу стольких лет за один час было злобным, порочным делом, и его охватил стыд при мысли, что именно его род отважился это сделать и осуществил свое решение. Императорский дворец принадлежал Священным Островам, богам, а не роду Такаши.
Теперь огонь перебросился на соседние кварталы. Тысячи маленьких домиков и больших особняков были охвачены пламенем. Должно быть, до наступления ночи весь город превратится в пепел, если огонь будет и дальше продолжать распространяться. Как только паланкин пронесли через ворота, Ацуи услышал ровный, тяжёлый, монотонный звон, доносящийся откуда-то издалека. Оглянувшись, он увидел пагоду храма Гион, расположенного в центре города, окутанную дымом. Он не знал, был ли это сигнал тревоги или прощание с Такаши, но в горестном звуке колокола он услышал жалобу на то, что было совершено.
Так беженцы шли по дороге Судзяку, по направлению к Внутреннему морю. Они продолжали двигаться всю ночь без остановки, несколько групп носильщиков, сменяясь, несли паланкин. На рассвете Нотаро и его персональная охрана подъехали к паланкину, над которым развевались вымпелы с изображением Красного Дракона. По приказу Нотаро носильщики поставили паланкин на землю и простерлись ниц, в то время как зевающий маленький император, его мать и несколько нянек вышли из паланкина и пошли прогуляться по близлежащему лугу.
После того как, вернувшись, они вновь скрылись за шторами паланкина, Нотаро собрал сто молодых самураев из императорского эскорта.
– Кто из вас командир?
После Тонамиямы Нотаро сильно похудел, и его глаза глубоко запали. Он нервно переводил взгляд с одного на другого, но ни на ком не останавливался, подобно мухе, пытающейся вырваться из комнаты.
Через некоторое время один из молодых воинов робко произнес:
– Мне кажется, что у нас нет командира, господин Нотаро.
– Как же, во имя Принцессы острова, вы можете надлежащим образом сопровождать императора, если среди вас нет командира? Об этом следовало доложить мне! Разве в этой армии нет ни одного начальника? Неужели я должен все выяснять сам? Взгляд Нотаро упал на Ацуи:
– Ты будешь командиром! Ты – сын Кийоси и, кроме того, имеешь боевой опыт. Ты будешь командовать от имени его высочества императора, ожидая следующих указаний. Заставь носильщиков бежать, пусть даже это убьёт их. Мы должны доставить императора в Хиего и отправить его на корабле на запад.
Нотаро приказал своему помощнику подвести коня. Ацуи подошел к нему вплотную, чтобы никто не слышал, о чем он будет с ним говорить.
– Пожалуйста, достойный дядя, моя жена принцесса Садзуко и мой сын Саметомо остались там, в императорском дворце. С тех пор как я увидел, что дворец сгорел, я беспокоюсь об их безопасности.
Нотаро пристально посмотрел на него.
– Беспокоишься о своей жене? Тебе должно быть стыдно! Я не представляю, где сейчас находятся мои жена и дети, но я озабочен более важными проблемами. Ты же самурай!
– Извините меня, достойный дядюшка, – прошептал Ацуи, его лицо пылало. – Как дедушка?
Нотаро опустил глаза, заговорил еле слышным голосом:
– Я не хочу, чтобы об этом знали. Великого господина Согамори больше нет с нами.
– Нет! – прошептал Ацуи.
Он знал о том, что Согамори умирает, но слова Нотаро явились для него ударом. Почему у него все отнимают? Власть Такаши исчезла, Хэйан Кё и Рокухара – тоже. Садзуко и Саметомо остались в руках врага. Его отец давно умер, теперь умер и дед. Ацуи хотел знать, жива ли еще его мать.
– Он умер от жара? – спросил Нотаро.
– Меня там не было.
– Когда состоятся похороны, дядя?
Нотаро молчал. Ацуи повторил свой вопрос.
– У нас нет его тела, – выдохнув, произнес Нотаро.
– Вы имеете в виду, что тело деда попало в руки врага? – Ацуи был ошеломлен. – Как мы могли позволить этому произойти, дядя?
Нотаро покачал головой и закрыл глаза. Слёзы заструились по его щекам.
– Он был среди тех, кто последним покидал столицу. Необходимо было найти особую повозку – большую и достаточно прочную, чтобы довезти его и короб с водой. К тому времени, когда все подготовили, в Рокухаре осталась лишь тысяча самураев, готовых сопровождать его. Мы думали, что этого будет достаточно. Я возглавлял шествие в течение нескольких часов езды. Ночью воины Юкио напали на нас к югу от Такацуки и отрезали хвост колонны. Я узнал об этом лишь через несколько часов. Было уже поздно для того, чтобы вернуться и попытаться спасти их.
– Был ли дед мёртв, когда напал Муратомо?
Нотаро взглянул на Ацуи. Никогда ещё Ацуи не видел такого выражения стыда и боли на человеческом лице.
– Я не знаю…
Ацуи захотелось кричать. Он почувствовал внезапную непреодолимую тошноту. Мог ли враг взять в плен живого деда? Нотаро следовало вести всю армию так, чтобы попытаться спасти Согамори, даже если это было невозможно. Все Такаши до последнего человека, даже император, должны умереть во имя спасения Согамори! Ненавидя Нотаро, Ацуи подавил желание высказать всё, что хотел. Нотаро был его господин и вождь, ибо занял место его отца и деда. Выражение неуважения к главе клана сейчас лишь добавило бы пятен к отвратительной репутации Такаши. Сделав над собой болезненное усилие, Ацуи лишь сказал:
– Как печально, что величайший человек в его возрасте, одержавший в своей жизни столько побед, должен встретить унизительную смерть в одиночестве от рук своих врагов!..
Нотаро открыто рыдал.
– Ты не понимаешь, Ацуи! Ты никогда не поймешь! Я теперь глава нашего клана, Я должен составлять планы и принимать решения. После Тонамиямы я хотел умереть, но отец запретил мне это. Он сказал, что больше нет никого в таком возрасте, имеющего опыт и заслуги, кто занял бы его место. Я должен жить и властвовать, хотя и доказал, что не подхожу для этой роли…
Содрогаясь от рыданий, Нотаро отошел от Ацуи, забрался на лошадь и ускакал через луга. Гордость красных знамен подверглась огромному унижению, которое претерпели Такаши. Ацуи молчал, пытаясь взять себя в руки перед тем, как вернуться к воинам, которыми ему предстояло командовать.
Но когда он подумал о старике, умирающем в одиночестве среди врагов, слезы хлынули у него из глаз. Если бы Такаши оказался в безопасности в западных провинциях и Ацуи переложил ответственность за императора на чужие плечи, он кончил бы жизнь самоубийством. Только так он может высказать свой протест против катастрофы и высшей степени унижения, постигших его. Он присоединился бы к деду и отцу на том свете. Вот до какой степени он горевал по ним…
Глава 12
Рисовые поля на юге Такацуки были покрыты трупами людей и лошадей. Из большинства трупов торчали пучки стрел. Везде валялись обгоревшие части повозок. Во время атаки предыдущей ночью монголы использовали зажигательные стрелы, чтобы освещать цели. Проезжая по узкой, грязной дороге, Дзебу заметил, что кто-то шевелится в ближней канаве. Воин, утыканный таким количеством стрел, что стал похож на морского ежа, был, к его удивлению, ещё жив. Ни одна из стрел не вошла глубоко и не задела его жизненно важных органов. Издавая стоны, он поднял голову и потянулся израненной рукой к мечу, лежащему рядом с ним. Тумен-баши Торлук также увидел этого человека и подал знак группе фуражиров, собирающих оружие и занимающихся поисками вещей, которые не заметили войска из авангарда. Монголы склонились над самураем, сорвали с него доспехи, спасавшие его от смерти, и покончили с ним своими короткими ножами. Дзебу отвернулся. Ничтожная смерть.
– Это место! – сказал Торлук, показывая на небольшой храм, расположенный на полпути от вершины холма.
Группа монголов расположилась у входа в здание, построенное в китайском стиле. Ехавшие рядом с Торлуком Дзебу и Тайтаро составляли странную пару. Дзебу был в полном боевом облачении, за исключением шлема, вместо которого он носил головной убор, выдающий в нем монаха. На Тайтаро не было ничего, за исключением серого кимоно зиндзя и белого шнура настоятеля вокруг шеи. Юкио послал Дзебу к монголам, как своего представителя. Дзебу не находил приятным общество Аргуна и Торлука, но он был единственным человеком, который мог на должном уровне представлять Юкио.
– Возможно, мы сможем получить вознаграждение за это, – сказал Торлук на монгольском языке. – Я вам скажу, что люди нуждаются в какой-либо награде после того, как им сказали, что монголам запрещено входить в Хэйан Кё. Ведь это мы завоевали столицу для Юкио! А теперь нам запрещено участвовать в его победной процессии и грабеже города!
– В столице не будет грабежа, – сказал Дзебу. – Она уже достаточно пострадала после того, как Такаши покинули ее. Господин Юкио выплатит вам возмещение за кое-что более ценное, если вы простите меня за то, что я об этом говорю. По распоряжению его бывшего высочества Го-Ширакавы Юкио назначен главнокомандующим и посланцем бывшего императора. Юкио больше не мятежник. Задача по приобретению сторонников и набору самураев решается сейчас гораздо проще. В свою очередь, Юкио не мог не согласиться с требованиями Го-Ширакавы о запрете введения в Хэйан Кё иностранных войск…
Они подъехали к нижней стене, окружающей земли храма. Как только они спешились и направились к дверям храма, три бритоголовых монаха в желтых сутанах буддистских священников загородили им дорогу. Знаком велев Дзебу и Торлуку подождать, Тайтаро сделал шаг вперёд и, улыбаясь, поклонился им.
– Это ваш храм, святые отцы?
– Нет, сенсей, – сказал монах, стоящий посередине, – это храм Кваннон города Такацуки. Мы нашли его опустевшим. И решили, что это будет самым безопасным местом для нашего господина, – монах указал головой в темноту храма. – Мы следим за ним в течение всей его болезни. Его охрана погибла. Мы не сражались, так как у нас нет оружия, но если вы хотите причинить ему вред, то вам придется сначала убить нас.
– Хорошо сказано, Судзуки-шике! – улыбаясь, сказал Тайтаро. – Но сейчас, когда его жизненный путь подходит к концу, вы можете переложить всю ответственность на нас.
Судзуки вновь улыбнулся:
– Вы официально освобождаете меня от моих обязанностей, Тайтаро-сенсей?
– Да, – поклонился Тайтаро. Двое остальных священников взглянули на Судзуки, затем отошли от него.
Тайтаро усмехнулся.
– Извините нас, братья, за то, что в обличии буддистского монаха скрывался один из членов нашего ордена из храма в Наро. Мы посчитали необходимым держать нашего представителя около канцлера.
– Вы отравили его! – воскликнул один из священников.
– Нет, – сказал Тайтаро. – Судзуки-шике – прекрасный врач. Его процедуры, возможно, продлили жизнь господину Согамори. Я признаюсь вам, у нас была прекрасная возможность совершить покушение на канцлера, но мы лишь хотели заранее иметь информацию о готовящихся нападениях на наши храмы. А теперь пойдёмте, взглянем на него.
Торлук остался ждать у входа, в то время как Тайтаро и Дзебу вошли в тёмный зал. Дзебу вспомнил о своем намерении убить Согамори при первой возможности, чтобы отомстить за смерть своей матери Ниосан. Теперь человек, по чьему приказанию уничтожались храмы зиндзя и чьё слово являлось законом по всей Стране Восходящего Солнца, лежал, тяжело дыша, и издавал стоны у ног Дзебу на кедровом полу холодного пустынного храма, и у Дзебу не было желания ускорить его отбытие в мир иной. Смерть подкралась очень близко к старику и, возможно, сейчас была бы для него благодеянием.
В свете горящих свечей алтаря спокойное лицо Кваннон – богини милосердия молча взирало на лежащего Согамори. Он не мог найти для своей смерти лучшего места, чем здесь, перед глазами Кваннон. Согамори лежал на спине, руки его были брошены без сил, его огромный живот подымался и опадал под мокрой одеждой, в которую он был укутан. Хныча, он повторял: "Жарко! Жарко…" Тайтаро опустился на колени рядом с ним, положил руки на бритую голову Согамори и быстро наклонил её назад. Затем он достал из-под своего кимоно шелковый кошелек с золотыми иглами и начал втыкать их в обнаженные плечи и руки старика. Один из буддистских священников протестующе крикнул.
– Я не издеваюсь над ним, – сказал, улыбаясь, Тайтаро. – Это китайский способ лечения болезней. Я установил иголки так, чтобы снизить жар. Я не могу спасти ему жизнь, но в состоянии облегчить его смерть.
Почему, во имя ивового дерева, Тайтаро хочет облегчить смерть Согамори? Дзебу был удивлен. Зиндзя были врачами только потому, что воин должен уметь лечить свои раны и раны своих друзей. Сейчас Тайтаро размешивал порошок, который носил с собой, в воде.
Капля за каплей Тайтаро вливал жидкость между толстых, потрескавшихся губ Согамори. Постепенно патриарх рода Такаши перестал стонать. Тайтаро опустил руку на его лоб. Через мгновение Согамори открыл глаза и взглянул на Тайтаро.
– Ты принес мне голову Юкио? – прошептал он.
"Он ещё галлюцинирует", – подумал Дзебу, а Тайтаро сказал:
– Время падения Юкио еще не пришло. Сейчас наступило ваше время, господин Согамори. Все, кто поднялся высоко, должны упасть низко.
– Кто ты? – оживился Согамори. Его глаза теперь выражали тревогу. Лечение Тайтаро явно подействовало.
– Я бывший настоятель Ордена зиндзя Тайтаро, господин Согамори.
– Зиндзя! Я запретил подпускать ко мне зиндзя, за исключением, конечно, того монаха Судзуки, который думал, что провел меня, облачившись в одежды буддистского монаха. Я держал его рядом для того, чтобы водить за нос зиндзя, – слабо засмеялся Согамори.
Дзебу улыбнулся Судзуки, который пожал плечами, пряча взгляд.
– Послушайте, господин Согамори, – сказал Тайтаро. – Вы на пороге смерти. Я могу сказать, что вам осталось жить не больше часа. Поэтому предлагаю вам провести время с пользой. Если вы хотите, мы вынесем вас наружу и оставим в покое. Эти два буддистских монаха, которые преданно остались с вами после того, как воины охраны были уничтожены, будут следить, чтобы вам было удобно.
Глаза Согамори расширились. Он находился в бессознательном состоянии со времени бегства из Хэйан Кё и не знал о положении, сложившемся за много дней после этого. Теперь он задавал тактически быстрые наводящие вопросы. Он узнал, что Такаши потеряли столицу, что он находится к югу от Такацуки, в буддистском храме, во власти Муратомо. Его реакция на это известие была спокойной и мужественной.
Дзебу не мог не почувствовать восхищения им. Согамори принял новости как истинный зиндзя.
– Почему ты не убил меня? – спросил он, глядя в глаза Тайтаро.
Тайтаро процитировал выдержку из наставлений зиндзя:
– "Если нет необходимости что-то делать, то необходимо не делать этого!"
– Ты прав, я умираю, – сказал Согамори, – но Такаши выиграют эту войну. Вся империя поддерживает нас. У нас есть император. Армия Юкио – варвары – иностранцы. Мы уйдем на запад, где нас поддержат. Все великие самурайские кланы присоединятся к нам в борьбе против мятежников. Мой внук – монарх, благословенный небом, и мой великий внук и все мои потомки будут занимать императорский трон до скончания веков. В этом мире мне нечего желать. Единственное, о чём я сожалею, это то, что я не смог увидеть голову Юкио.
Тайтаро вздохнул.
– Господин Согамори, хотите ли вы предстать перед Господом, говоря ложь, для того чтобы защитить себя, или вы хотите освободиться от иллюзий?
– Вы, зиндзя, говорите о проницательности, – сказал Согамори. – Может ли кто-нибудь, кто не является зиндзя, достичь её?
– У вас есть сейчас последняя возможность в этой жизни, чтобы почувствовать это, – сказал Тайтаро.
– Кем я буду в моей следующей жизни? Ты знаешь, зиндзя?
– Нам не нужно знать, что последует за смертью.
– Год назад святой монах пришел ко мне и рассказал, что во сне он посетил царство мёртвых. Эмма-О, король потустороннего мира, сказал ему, что я являюсь перевоплощением знаменитого Дзие Содзе, который жил триста лет назад. Эмма-О сказал, что даже моя злая карма поможет человечеству. Если это так, то я не простой человек и моя будущая жизнь не будет обыкновенной!
– Будущего не существует, – сказал Тайтаро. – Существует лишь настоящее. Пока я здесь, позвольте мне помочь вам.
– Я не боюсь умереть! – прошептал Согамори.
– Я собираюсь не просто освободить вас от страха – сказал Тайтаро. – Я собираюсь сделать вас снова ребёнком, свободным от владений, ранга, родственников, знаний, прожитого, будущего, даже от языка, – так, чтобы вы предстали перед Господом, как ребёнок, идущий в руки к матери.
"Согамори – человек, убивший мою мать", – подумал Дзебу. Но то, что сказал Тайтаро, волновало его в большей степени, чем ненависть к главе Такаши.
– Вы – не Согамори, – продолжал Тайтаро. – Вы должны проститься с Согамори, забыть о нём. Согамори был лишь карнавальной маской, которую вы носили, но танец уже окончен.
– Я надену другую маску для другого танца! – голос Согамори, казалось, ослабел. Тайтаро наклонился вперед и внимательно посмотрел в глаза Согамори.
– Другого танца не будет. Перед этим тоже не было танца. Всё время в прошедшем, настоящем и будущем вы носили эту маску, но она никогда не была вашей. Сбросьте ее. Сейчас!
Он щелкнул пальцами перед лицом Согамори, – громкий внезапный звук, похожий на треск кости. Последовала тишина, а затем Согамори сказал:
– Я вижу!
– Что вы видите?
В позе, в которой Тайтаро склонился над ним, сквозило нетерпение.