Поэтому-то и находили себе отклик и сочувствие в сердцах славянских пылкие речи Вадима.
– Веди нас! Все за тобой пойдем, – слышались восторженные возгласы.
– Будь нам князем, дай нам правду не варяжскую, а родную, ильменскую.
Вадим, конечно, знал цену этим словам. Понимал он, что, свергнув одного князя, ильменцы не задумаются прогнать и другого, но какое ему было до этого дело?
Он чувствовал, что идет на отчаянное дело, что очень и очень мало у него средств для борьбы, но все-таки шел, шел напролом.
А в Рюриковом городище были беспечные пиры. Руар окончательно позабыл, что он не на родимых ему скандинавских берегах, а среди буйного, не смирившегося еще окончательно народа.
Эфанда более сознавала всю опасность положения, чем беспечный воин. До нее дошли уже слухи, что на Ильмене далеко не все спокойно. Те самые женщины, которым она всегда оказывала милость, и принесли первые тревожные вести.
Они сами были перепуганы за своих сыновей, служивших в варяжской дружине.
Что, как придется им идти смертным боем по приказанию князя на родимые селенья? Проливать кровь своих отцов и братьев? Ведь все они пойдут за князем, потому что преданы они ему, не оставят они его в дни тяжелого испытания.
– Мутит всех Вадим! Снова на Ильмень вернулся, проклятый! – передавали Эфанде. – Как бы какого греха не вышло, ты бы князю-батюшке весточку послала.
Эфанда припомнила рассказы своего супруга о том, какую роль играл Вадим в судьбе Рюрика, и поняла, что опасность действительно существует.
Она пробовала говорить Руару, но тот только рукой махнул.
– Да разве посмеют они вздохнуть громко? – говорил он в ответ на все доводы княгини. – Узнал я их довольно! Трусы они, и больше ничего! Чуть что – пятерых наших воинов достаточно, чтобы весь Ильмень с лица земли стереть!
Жестоко ошибался беспечный норманн. Волнения на Ильмене становились очень опасны для князя.
Вадим был настолько дерзок, что не задумался явиться даже в Нов-город и ударил в вечевой колокол.
В Нове-городе, конечно, знали об его появлении, поняли, зачем он и вече собирает. Горожане были всегда народом более благоразумным, чем полудикие обитатели берегов старого славянского озера, а потому, хотя и явились на вече, но с опаской, в очень небольшом количестве.
Самому Нову-городу, как торговому центру, новое правление доставляло такие выгоды, о которых раньше новгородцы и мечтать не могли. Прежде всего, благодаря сильной дружине Рюрика и прекратившимся неурядицам, отовсюду стали собираться в Нов-город люди торговые. Приходили часто и норманнские гости, теперь уже не опасавшиеся вероломного нападения. Происходивший при этом обмен товаров был очень выгоден новгородцам, а потому они с большим неудовольствием узнали о возвращении Вадима. Кроме того, новгородцы прекрасно понимали, что сила все-таки остается на стороне их князя.
Дружина Рюрика не уменьшилась, а напротив, возросла; благоразумных людей, сочувствующих князю и новой власти, все-таки было много, и люди эти смотрели на затею Вадима как на новую попытку завести распри.
Поэтому и мало собралось новгородцев на собранное Вадимом вече. Пришли только отчаянные крикуны, любители смуты да распри, которым терять в них было нечего.
Но Вадим явился не один в Нов-город; вместе с ним пришла толпа его единомышленников, готовых теперь следовать за ним, куда бы он их ни повел.
Его отряду, очень плохо вооруженному, совсем не дисциплинированному, и не под силу была борьба со стройными варяжскими дружинами. Но Вадиму и не нужен был успех, он по-прежнему жаждал только одного – отомстить своему врагу.
Он заговорил с новгородцами так, как прежде говорил с ними с вечевого помоста: вкрадчиво, несколько униженно, с поклонами. Это понравилось, но особого впечатления не произвело. Новгородцы начали уже забывать такие речи, а привыкли к другим, более твердым, более внушительным.
Кроме того, они понимали, что говорил с вечем не властный величавый человек, наделенный всеми знаками высшей княжеской власти, человек, по одному только слову которого двинулась, куда бы ей ни указали, могучая дружина, а бедняк, изгнанник, жизнь которого ровно ничего не стоила, мало того, враг правителя.
Среди благоразумных все-таки нашлись и такие, на которых не действовали никакие доводы, кроме показной силы. Поэтому и в Нове-городе Вадим все-таки имел некоторый успех.
Беспорядочная толпа его приверженцев увеличилась прекрасно вооруженной новгородской молодежью, а это что-нибудь да значило. Стоило подняться Нову-городу, за ним пошли бы и другие.
На Рюриково городище немедленно пришли вести обо всем происходившем в Нове-городе. Теперь встрепенулся и беспечный Руар.
Встрепенулся, но было уже поздно.
20. ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
Рюрик ничего не знал о том, что происходило на Ильмене. Он был далек от мысли о возможности мятежа и спокойно устраивал дела кривичей, пришедшие в беспорядок после смерти Синеуса. У веси и мери все было хорошо, и кончина Трувора не вызвала среди них никаких волнений.
Сам Рюрик был очень огорчен кончиной братьев.
В их преданности он никогда не сомневался, теперь же у него оставался один Олав, а Олав нужен был ему и на Ильмене.
Как ни удачно начал свое правление Рюрик, а существовало нечто такое, что мучило его и заставляло тревожиться за дальнейшую участь избравшего его народа. Эфанда была бездетна и в будущем некому было передать великого дела объединения всех славян.
Некому, кроме Олава.
Поэтому-то Рюрик не отпускал от себя своего названного брата, желая приучить ильменцев к мысли, что после него их правителем явится Олав, и никто другой.
Молодой викинг знал о намерениях своего князя, понимал их значение для славянского народа, а потому и готов был принять на себя трудное дело правления.
Весть о возникшей на Ильмене смуте, как громом, поразила и Рюрика и Олава. Это Эфанда, потерявшая всякую надежду на благоразумие Руара, решила самостоятельно отправить гонца к своему супругу.
Снова пришлось Рюрику услышать о Вадиме.
То, что он всеми силами старался забыть, изгнать навсегда из памяти, снова встало, как неумолимый упрек минувшему.
– Вадим, Вадим! Опять он встал на моем пути! – воскликнул Рюрик, получив весть от Эфанды.
Рюрик и Олав поспешно собрали дружину. Они даже взяли с собой тех, кто должен был бы оставаться с наместниками князя, но дело выглядело настолько серьезно, что мог пригодиться каждый человек.
Действительно, Ильмень взволновался не на шутку.
Возликовал бывший старейшина. Он не сомневался, что теперь исполнится задуманный план, тем более, что среди его сторонников царило полное воодушевление.
– Прогоним князя, не бывать над нами ничьей воли, кроме нашей! – кричали сторонники Вадима.
– Пусть Вадим будет нашим князем, его хотим!
Но главной целью Вадима был не Нов-город, а Рюриково городище. Там жила Эфанда, ставшая недавно предметом всех его мечтаний. Никто в толпах мятежников и не подозревал о затаенной цели своего вождя.
Для всех он являлся поборником прежних вольностей. За ним шли не только те, кому терять было нечего, но также люди, действительно помнившие старый порядок и дорожившие им.
Собралось достаточное количество воинов, и Вадим решил начать мятеж.
– Что мы будем делать, братья, – говорил он, – так это пойдем и прежде всего разорим гнездо хищного сокола, не оставим там камня на камне, а тогда уже легче станет докончить остальное.
– Идем! Идем все за тобой!
Мятеж вспыхнул.
Руар понял теперь, что дело нешуточное. Приходилось уже думать не о том, чтобы подавить восстание, а как бы сохранить свою жизнь и продержаться до прибытия свежих дружин во главе с князем.
Рюриково городище, по тем понятиям, являлось хорошо укрепленной крепостью, и взять ее трудно было, но охраняла ее лишь небольшая дружина, а вольница Вадима была многочисленная, и воодушевлена жаждой норманнской крови и грабежа.
Медлить Вадим не любил. Он быстро окружил Рюриково городище. Руар, Эфанда и все варяги были отрезаны от Нова-города, где они могли бы искать защиты.
А Нов-город повел себя странно, что, впрочем, вполне объяснимо. Он не примкнул к мятежникам, но и не пошел против них. Это был достаточно ловкий ход: победит Вадим – и горожане ничтоже сумнящеся переходят на его сторону, одолеет князь – они, вроде бы, и не при чем.
Таким образом, осажденным неоткуда было ждать помощи. Положение их было почти критическое. Съестных припасов осталось очень мало и не приходилось думать о том, чтобы отсидеться за крепкими стенами городища.
Да и осаждающие не ждали. Вадим понял, что борьба с княжескими дружинами ему не под силу, и торопился кончить свое дело до прибытия Рюрика.
Темной ночью повел он своих людей на приступ. Один за другим гибли защитники крепости.
Вадим вышел из боя победителем. С несколькими самыми отчаянными из своих воинов ворвался он в княжеские хоромы. Там, окруженная толпой беззащитных женщин и детей, ждала врага Эфанда.
Она готова была умереть. Смерть не пугала ее, а на случай позора в складках одежд припасен был острый кинжал. Но Вадим так быстро кинулся на нее, что она не успела выхватить свое оружие. Один миг, и обезумевший старейшина подхватил несчастную женщину и с диким ревом выскочил с ней из княжеских хором.
Отчаянный крик Эфанды на мгновение заглушил вопли других несчастных.
21. КОНЕЦ ЗЛА
Предчувствие чего-то ужасного не оставляло Рюрика во все время обратного пути. Как он жалел теперь, что не оставил на Ильмене Олава, но сделанной ошибки уже нельзя было исправить.
Но еще более он был перепуган, перепуган первый раз в жизни, когда, совсем уже близко от Нова-города, узнал о дерзком нападении Вадима на его городище.
Некогда было раздумывать о том, виноваты или не виноваты новгородцы в этом мятеже, а приходилось спешить туда, где так необходима была его помощь.
Появление князя со свежими силами сразу же нагнало ужас на мятежников. С громкими криками кинулись они было к Волхову, ища на его волнах спасения, но оттуда подоспели ладьи с остальной дружиной князя.
Никому не дали пощады, всех истребили ожесточенные дружинники. Как раненый лев, со стонами и проклятьями Рюрик искал Эфанду. Искал и не находил.
– Эфанда! Эфанда, откликнись! – напрасно звал он ее.
Наконец от одного из мятежников удалось узнать, что их вождь с лишившейся чувств княгинею переправился через Волхов и на лихом коне умчался по направлению к дремучему бору,
– Он увез ее к Малу, – воскликнул Олав, – там живет этот проклятый чаровник! Скорей туда!
Рюрик и Олав, не дожидаясь даже дружинников, вихрем помчались туда, где надеялись найти Эфанду.
Олав не ошибся. Вадим, действительно, увез похищенную им княгиню в лачугу Мала. Там он рассчитывал быть в полной безопасности.
Мал как будто ждал его.
– Видишь ты, старик, – кричал ему Вадим, – судьба еще не совсем оставил меня! Победа на моей стороне и в моих руках то, что заставит моего врага смириться предо мной.
– Да, ты быстро идешь к своему концу!
– Скажи – к моей мести! – захохотал Вадим и направился к Эфанде.
Но та как будто ожидала этого и быстро отскочила в сторону.
– Прочь от меня, презренный убийца! – воскликнула она. – Погляди, на тебе кровь беззащитных женщин и детей. Будь проклят!
– Пусть так! Но все-таки я отомщу врагу!
– Никогда – гляди!
Перед глазами Вадима сверкнуло лезвие кинжала. Он не успел удержать руки Эфанды, и она ударила им себя в грудь.
– Я в самом деле проклят! – дико закричал Вадим. – Судьба и тут помешала моей мести.
Он кинулся к телу Эфанды и, как малое дитя, разрыдался.
– Проклят, проклят! – говорил он. – О, хотя бы смерть теперь!
– Ты зовешь смерть, сейчас придет к тебе, – прохрипел на ухо безумца Мал, – слышишь?
Конский топот и бряцание оружия раздались совсем близко.
– Кто это? – с ужасом вскричал Вадим.
– Это орел спешит на помощь к своей орлице, – ответил Мал. – Готовься, настало твое время, ты сейчас умрешь.
– Да, да! Я умру, но умру не от руки его! – исступленно закричал Вадим и схватил кинжал, которым ранила себя Эфанда, и высоко взмахнул им,
В этот миг двое всадников вихрем внеслись на прогалину.
– Вот она! – закричал Рюрик и, забыв о Вадиме, кинулся к Эфанде.
– А я к тебе, ты не уйдешь теперь от меня, презренный убийца! – бросился с поднятым мечом Олав на мятежного старейшину.
– Поздно! – крикнул тот и что было сил ударил себя ножом в левую сторону груди. – Ты на самом деле опоздал, проклятый враг, я умираю не от чужой руки.
Удар нанесен был верно.
– Прав ты, Мал, – произнес Вадим, – они сильнее.
– Добро всегда сильнее зла, – сказал Мал и обратился к Олаву: – Оставь его, витязь, для него все кончено на этом свете. Он был злом для народа славянского и заслужил свой конец.
– Собаке собачья и смерть! – закричал Олав.
– Все-таки он умер как храбрец, – возразил Мал, – но вместе с ним кончено и мое дело! Высшие существа связали его судьбу с моей судьбой. Он умер, теперь и я могу отдохнуть. Прощай, Вадим! Воля судьбы свершилась.
Мал наклонился над трепетавшим телом Вадима и нежно поцеловал его. Потом поднял голову и с радостной улыбкой устремил взор на небо.
– Да, да, сладкий миг наступает. И для меня все кончается здесь. Все, все. Как хороша смерть, как отрадна после стольких лет!
Он снова взглянул на Вадима.
Тот в последний раз вздрогнул всем телом и вытянулся.
– Все кончено, – прошептал Мал и опустился, уже бездыханный, на труп последнего поборника ильменской вольности.
Рюрик, между тем, пришел в себя. Рана Эфанды оказалась не опасною. Молодая княгиня пришла в себя и открыла глаза.
Быстро соорудили носилки, на которые положили раненую.
Перед уходом Рюрик подошел к трупу своего врага и долго-долго глядел на него.
– Оба умерли и пусть гниют здесь, – сказал Олав, – пусть их тела станут добычей воронов.
– Нет, Вадим был храбр, – ответил Рюрик.
Со смертью Вадима мятеж потерял свою прежнюю силу. Подавить восстание не представляло никакого труда.
Полное, ничем не нарушаемое спокойствие воцарилось на берегах великого славянского озера.
Рюрик до конца своей жизни не мог понять, о каком владычестве над полумиром говорила его ворожея.
Если бы он мог встать теперь из-под своего кургана и оглядеться вокруг, то убедился бы, что ворожея была права. Страна, первым единодержавным правителем которой он был, действительно, занимает полмира, и солнце никогда не заходит в ее пределах.