Ни крика, ни стона не вырывалось из побледневших уст бедняжки, лишь слабое, едва заметное дыхание давало знать, что искорка жизни еще тлела в этом молодом теле.
Без чувств, без движения, совсем как мертвая, лежала несчастная на постели.
Само небо послало ей во спасение этого доброго старика, который с отеческой любовью и заботой неутомимо ухаживал за девушкой, делая все от него зависящее, чтобы спасти ее.
Он сменил холодные примочки на ранах девушки, затем вышел в соседнюю пещеру, где горел огонь, и заглянул в котелок, проверяя, готово ли лекарство. Подождав еще некоторое время, он снял котелок с огня и дал отвару остыть, после чего отлил немного темно-зеленой жидкости в плошку с холодной водой. Вернувшись к своей беспомощной пациентке, он принялся осторожно смачивать и промывать полученным бальзамом ее раны.
Как попала эта несчастная, израненная девушка в пещеру старого Вита? Кем, в конце концов, приходилась она ему - дочерью, внучкой?
После той ужасной ночи, когда молодая графиня упала в пропасть, когда свирепствовала гроза и море бушевало с такой силой, что волны проникали в самые отдаленные пещеры, старый Вит, дождавшись, чтобы волнение улеглось, вышел из своего убежища. Горячей молитвой старик возблагодарил Бога за то, что тот не дал ему погибнуть жалкой смертью в полузатопленной пещере. Ему еще рано умирать, говорил он, цель его жизни еще не исполнена.
Поднявшись вдоль ручья, он подобрался к соседнему оврагу, очень глубокому и крутому, склоны которого почти отвесно уходили вверх. Со стороны моря скалы здесь лишены всякой растительности - одни голые известковые утесы. В оврагах же обильно зеленели кустарники и травы.
Старый Вит заглянул в этот глубокий и крутой овраг. Ему хотелось посмотреть, какие опустошения произвели в нем за ночь проникавшие сюда волны.
Неподалеку от себя, на самом дне оврага, он увидел молодое вывороченное с корнем деревце. Возле него что-то белело - как будто кусок светлой материи. Что такое, откуда он тут мог взяться? Может быть, его занес сюда порыв ветра?
Старый Вит подошел поближе.
Рядом с вывороченным и сброшенным в овраг деревцем лежал человек - молодая девушка, вся в крови. Жива она или разбилась до смерти - этого он в первую минуту не разобрал.
Подойдя к бесчувственной девушке, старик опустился на колени, чтобы осмотреть ее.
Ночью волны достигали того места, где лежала несчастная. Они омыли ее раны и намочили платье, но у них, должно быть, не хватило сил унести девушку в открытое море.
Соленая вода только разъела многочисленные глубокие ссадины, и кровь теперь текла так сильно, что побледневшее личико и шея девушки были буквально залиты ею, а платье было покрыто большими, расплывшимися кровавыми пятнами.
Не теряя ни минуты старый Вит проворно встал, осторожно поднял девушку на руки и понес в свою пещеру, где и положил на собственную постель из камыша.
Постель, как мы уже знаем, находилась на возвышении, и даже в самый сильный шторм волны не достигали ее.
С трогательной заботой ухаживал с тех пор старый Вит за бедняжкой, делал все, что в его силах, для спасения молодой жизни, но сознание не возвращалось к девушке.
По всей вероятности, она получила какие-то серьезные внутренние повреждения и наверняка - сотрясение мозга.
Несмотря на старания и заботу старого Вита, она уже несколько суток находилась на грани жизни и смерти: ни разу не пошевелилась, не издала ни стона, временами, казалось, даже не дышала, - одним словом, не видно было никаких признаков ее возвращения к жизни.
VIII. АРЕСТ ЛЕСНИЧЕГО
На следующий день после допроса свидетелей из города к Варбургскому замку, точнее, к домику лесничего, двигалась довольно неуклюжая наемная карета. В ней сидели Бруно и некий господин весьма приличного вида в черном, наглухо застегнутом пальто. Напротив разместились два полицейских чиновника.
- У вас есть дело там, внизу, в деревне, доктор Гаген? - спросил Бруно своего спутника.
- Да, потому-то я и рад был воспользоваться вашим любезным приглашением, - ответил тот, кого Бруно назвал доктором Гагеном.
Это был красивый мужчина лет пятидесяти, с тонкими правильными чертами смуглого лица южного типа. Он был одет в темный костюм простого, но элегантного покроя.
- Я мог бы отправиться в рыбачью деревеньку морем, - продолжал он, - но не очень-то люблю водные прогулки и, сказать по правде, немного побаиваюсь этой стихии. Но вернемся к нашему разговору, господин асессор. За время моего краткого пребывания в городе я много слышал о вас. Говорят, вы искусный криминалист?
- Оставьте комплименты, доктор, - отвечал Бруно. - Я убежден, что мне еще многого недостает для этого. К тому же я слишком прост в обращении и добродушен. Опытный криминалист во всяком человеке подозревает преступника или, в крайнем случае, лицо, способное совершить преступление, я же здесь пошел по ложному пути, хотя налицо были многие улики, - продолжал он довольно самоуверенно. - И только случайный, добровольный свидетель по-настоящему раскрыл мне глаза.
- И теперь вы, как я вижу, намерены арестовать беднягу? - спросил доктор Гаген.
- Да, сегодня утром, по прочтении протоколов, господин прокурор дал санкцию на арест лесничего. Дальнейшее следствие решено проводить в городе, и тогда уже выяснятся все обстоятельства.
- Странно… - заметил в раздумье доктор Гаген. - В любом случае об убийстве можно с уверенностью говорить только тогда, когда найден труп.
- Поверьте, господин доктор, были предприняты все меры для того, чтобы отыскать тело, но поиски оказались безуспешными. Не забудьте, что в ту ночь был сильный шторм, волны наверняка проникли в ущелье и унесли труп в море.
- Но тут, господин асессор, возможен и другой случай: молодая графиня при падении могла зацепиться за какой-нибудь выступ и не упасть на самое дно пропасти.
- Мы обыскали все вокруг, но ничего не нашли. Возможно, вы и правы относительно того, что девушка не упала на самое дно ущелья. В этом случае лесничий мог опередить нас: найти труп и закопать где-нибудь в лесу. Недаром он все время крутился поблизости и, вообще, вел себя крайне подозрительно.
- Но вы, помнится, рассказывали, что шляпа с вуалью и платок, а также брошь нашлись?
- По всей вероятности, он не успел подобрать их, в противном случае следствие не располагало бы никакими уликами, и молодая графиня исчезла бы бесследно.
- Но что могло побудить лесничего к такому злодеянию?
- Это и для меня пока еще тайна.
- Следовало бы хорошенько разузнать, не был ли он подкуплен и не совершил ли преступление за деньги?
- Подкуплен? - удивленно переспросил Бруно. - Что вы хотите этим сказать, господин доктор?
- Я имею в виду только то, что сказал. Мало ли причин может толкнуть человека на преступление?
- Вспомните тот разговор, который удалось подслушать пастуху.
- Несомненно, это очень важное обстоятельство, - согласился доктор Гаген.
Человек этот говорил с легким акцентом, выдающим в нем иностранца, но слова произносил очень правильно - местные жители так не говорят.
Доктор Гаген поселился в городе совсем недавно и пока еще имел весьма ограниченную практику. По всей видимости, он собирался стать так называемым "врачом для бедных", так как пациентами его постоянно оказывался неимущий люд.
- Вот еще что, - продолжал доктор Гаген. - Вы, я слышал, знакомы с владелицей замка?
- Не только знаком, но и прихожусь дальним родственником графскому Варбургскому дому.
- Вот как? Это со стороны нынешней графини?
- Нет, господин доктор, я был в родстве с покойной графиней.
- Значит, не с фрейлейн Камиллой фон Франкен… - как бы про себя заметил вполголоса Гаген. - Потому-то вы и в трауре. Теперь я понимаю. А скажите, - произнес он после некоторого молчания, - графиня Варбург сама управляет своим имением?
- Нет, у нее есть управляющий, который занимал эту должность еще при жизни графа.
- И вы знаете имя управляющего?
- Да, его зовут фон Митнахт.
Непроницаемое, бесстрастное лицо доктора передернула легкая судорога.
- Так-так. Значит, фон Митнахт, - повторил он. - Странное имя, необычное. Его трудно забыть… Покойный граф Варбург был, конечно, очень богат?
- Пожалуй что так, - согласился Бруно. - Он завещал теперешней графине замок и все имение, а дочери - миллион.
- Вот как! Целый миллион? - Гаген покачал головой. - Весьма порядочная сумма.
- Вы только что назвали девичью фамилию графини, господин доктор. Вы знали ее раньше?
- Странный случай! - усмехнулся Гаген. - Только недавно, перед самым моим переездом сюда, в город, я совершенно случайно узнал это имя. Мне в руки попала старая газета, и я прочел там объявление о бракосочетании графа Варбурга с фрейлейн Камиллой фон Франкен.
- Газете этой, должно быть, верных два года. Именно тогда состоялась свадьба покойного графа, - сказал Бруно.
- Потому-то я и назвал это случайностью.
- И вы так хорошо запомнили имя?
- Да, представьте себе, - все с той же усмешкой отвечал Гаген. - Наверное, потому, что я собираюсь поселиться здесь. Кроме того, я обладаю в некотором роде замечательной памятью.
Вскоре после этого разговора оба путника расстались: карета подъехала к развилке дорог. Одна из них вела к замку, другая спускалась вниз, в деревню. Доктору пришлось выйти из экипажа и дальше идти пешком. Он еще раз любезно поблагодарил Бруно за то, что тот подвез его. Асессор дружески пожал протянутую ему руку - новый врач-иностранец очень понравился ему. Карета, покачиваясь из стороны в сторону, двинулась дальше, и Бруно молча продолжил свой путь.
Через полчаса карета остановилась у домика лесничего. Бруно, в сопровождении обоих полицейских, вошел в дом. Карета же двинулась к конюшням - дожидаться там асессора, которому предстояло сегодня же вернуться в город.
Едва Бруно успел войти в комнатку наверху, где он выслушивал показания свидетелей, как в дверь тихо и торопливо постучали, и на пороге показалась старушка, вся в слезах.
- Вы хотите увезти его?! О, Боже! - рыдала старушка. - Неужели его арестуют? Мне не пережить такого горя! Проявите сострадание хотя бы к бедной старой матери.
- Успокойтесь, пожалуйста, и выслушайте меня, - обратился растроганный Бруно к вдове лесника, которая в отчаянии заламывала руки. - Бедная женщина, я глубоко сочувствую вашему горю. Вижу, как вы страдаете, и могу себе представить, что происходит в вашем материнском сердце. Относительно вашего сына ничего еще не решено. Приказано только арестовать его, чтобы верней провести следствие.
- Раз уж он арестован, вы его не выпустите, это конец! - рыдала старушка, а появившаяся в дверях София бросилась перед Бруно на колени, умоляюще протягивая к нему руки.
Бруно был глубоко потрясен этой сценой, но ничто не могло помешать ему выполнить свой служебный долг.
- Встаньте, прошу вас, - ласково обратился он к Софии и подал ей руку, чтобы помочь подняться. - Если брат ваш окажется невиновен, я первый вступлюсь за него. А пока что на нем и только на нем лежит подозрение в совершении этого злодейского убийства.
- О чем вы говорите? - рыдала старая женщина. - Как он мог убить молодую графиню, когда он так сильно любил ее. Да, любил, я это знаю, и в этом его несчастье.
Бруно удивленно посмотрел на мать Губерта.
- Что вы сказали? - спросил он. - Ваш сын любил молодую графиню?
- Теперь незачем скрывать, - продолжала старушка, всхлипывая. - Мы с Софией убедились, что он любил ее.
Бруно опешил: показания Губерта приобретали теперь совсем иной смысл.
- Почему вы так думаете? - строго спросил он.
Вдова старого лесничего подала ему фотографическую карточку, которую принесла с собой и все это время держала в руках.
Бруно взял карточку. Это был портрет Лили. Но как попал он к Губерту?
- Мы нашли портрет внизу, в комнате сына, - пояснила старушка, немного успокаиваясь. - Он так любил ее, что в ту ночь, когда погибла молодая графиня, сам хотел лишить себя жизни. Хорошо, что я подоспела вовремя и успела вырвать у него пистолет. Пуля ударила в зеркало… Теперь вы все знаете.
Этот новый оборот дела произвел действие, совершенно противоположное тому, на которое рассчитывала старушка. Материнское сердце надеялось, что любовь Губерта к Лили послужит доказательством его невиновности. Бруно же думал совсем наоборот. Теперь он находил еще более вероятным, что именно Губерт был убийцей - признание старушки лишний раз подтверждало это: убийство на почве ревности.
Итак, Губерт любил Лили. Он знал о свидании. Наверняка подслушал их разговор и подкараулил девушку, когда она возвращалась домой. Странные слова, которые слышал пастух Гильдебранд, становились теперь вполне понятными. Так, значит, ревность побудила Губерта к отчаянному, ужасному поступку. Совершив его, он едва ли не в беспамятстве слонялся по окрестностям, пока наконец не оказался у себя дома, где, мучимый раскаянием, и совершил попытку самоубийства.
- Сжальтесь! Освободите его! - умоляла старушка. - Он и так глубоко несчастлив. Можно ли осуждать его за то, что он осмелился поднять на нее глаза? Только в этом и заключается его вина. Разве мог бы он, любя, решиться на такое страшное преступление? Теперь вы и сами должны понимать, что он невиновен.
- Успокойтесь, бедная женщина. Вы - мать, и это делает понятной вашу скорбь. Но я не могу отменить решение прокурора по вашему сыну. К сожалению, то, что вы считаете доказательством его невиновности, еще более усугубляет лежащее на нем подозрение…
- Господи, Боже мой! Неужели ты совсем покинул меня? - в невыразимом отчаянии твердила старушка. - Клянусь вам, Губерт невиновен.
- Я вынужден исполнить свой долг и отвезти его в город, - ответил Бруно. - Мне искренне жаль вас и вашу дочь, но тут я ничего не могу поделать. Если ваш сын невиновен, это обнаружится на следствии.
- Неужели нет никакого спасения? - бормотала старушка, закрыв руками мокрое от слез лицо.
- Уйдем отсюда, матушка, - обиженным, негодующим тоном сказала София. - Ты видишь, тут не помогут ни слезы, ни мольбы. Но Господь докажет невиновность нашего Губерта.
И она насильно повела безутешную старушку из комнаты.
В эту минуту в дверях показался Губерт.
- Что вы тут делаете?! - сердито воскликнул он. - Что это такое? Вы, кажется, вздумали просить за меня? Ни слова больше! Теперь я и сам желаю быть арестованным. Я требую следствия!
Смело вошел он в комнату. Твердая решимость была написана на его бледном, расстроенном лице. В эту минуту он выглядел почти страшным. Глаза его дико сверкали. Волосы были растрепаны. Рыжеватая бородка всклокочена. Губы судорожно подергивались, а голос дрожал от волнения.
Бруно пристально взглянул на вошедшего. Вид у Губерта был далеко не добродушный. Дикой страстью горели его глаза, дерзкое, вызывающее выражение не сходило с лица.
Он любил Лили. Бруно казалось, что каждый взгляд, каждая черточка этого человека говорили ему: я твой смертельный враг. Но ничто уже не могло повлиять на решение асессора, оно было принято.
Обе женщины вышли из комнаты. Лесничий и следователь остались вдвоем. Вид Губерта только укреплял уверенность Бруно в его виновности.
Лесничий не был удручен горем, не склонялся под бременем своей вины. Он был полон неукротимой злобы и не мог смириться с тем, что находится теперь в полной власти человека, которого Лили предпочла ему.
А он, Губерт, так любил молодую графиню! Образ ее витал перед ним, как святыня. Мысль об обладании ею никогда не приходила ему в голову. Видеть ее, говорить с нею было для него высшим наслаждением, большего он и не желал. Зачем, зачем она оттолкнула его? Почему его любовь обрела такой ужасный конец?!
Бруно пристально смотрел на него.
- Вам было бы лучше сознаться во всем, Губерт. Думаю, это смягчило бы вашу участь. Вы были тогда в возбужденном состоянии, в пылу страсти. Вы любили потерпевшую, но не могли обладать ею, и потому решили убить сначала ее, а потом и себя… Все это судом может быть признано смягчающими обстоятельствами, а значит, и приговор будет не столь суровым. Необходимо только ваше чистосердечное признание.
- Мне не в чем признаваться. Я невиновен. Это единственное, что я могу сказать вам. И несмотря на это, я теперь опорочен, мое честное, незапятнанное имя опозорено. Меня считают убийцей. Именно поэтому я требую расследования.
- Но только вы подозреваетесь в убийстве.
- Поэтому я и хочу, чтобы вы меня арестовали! - выкрикнул Губерт с гневом. - И хватит об этом! Нам не о чем больше разговаривать!
В эту минуту в дверь постучали, и вошел доктор Гаген. Быстрым взглядом окинул он присутствующих и сразу смекнул, что происходит.
- Прошу прощения, господин асессор, если помешал, - обратился он к Бруно.
- Отправляйтесь вниз - к тем двум чиновникам, - сказал Бруно леснику. - И пусть подадут карету.
Губерт молча вышел.
Доктор Гаген посмотрел ему вслед.
Этот смуглый господин в черном производил какое-то странное, почти загадочное впечатление, особенно в эту минуту здесь, в доме, где царили скорбь и отчаяние.
- Я, вероятно, помешал вам? - спросил он.
- Нет, нисколько, - сказал Бруно. - Наш разговор с арестованным как раз закончился.
- Я пришел просить у вас разрешения ехать в город вместе с вами, - сказал Гаген. - И само это темное, ужасное дело, и ход следствия, и личность подозреваемого - все это живо интересует меня. Мне хотелось бы, если позволите, дорогой понаблюдать за ним, изучить его физиономию.
- Сколько угодно, доктор Гаген.
- За этим-то я и явился сюда, господин асессор. Меня очень интересуют характерные лица, такие, как у этого лесничего. Они так хороши для изучения. И еще я хотел спросить у вас, дорогой господин асессор, не обнаружили ли вы чего-нибудь такого, что говорило бы в пользу молодого человека? Ведь это он был здесь сейчас, не так ли?
- Да, он. К сожалению, в оправдание его ничего не нашлось, а вот против - наберется порядочно.